Волна и камень

Понять, что это такое произошло в коридоре, Чуе так и не удалось, хотя он очень старался, прикладывал максимум усилий и вообще напрягал извилины. Даже лекции бессовестно прослушал, совершенно не вникая, пока мыслями кружился вокруг идиотского Дазай-сана, которому неизвестно что в голову взбрело. Нет, серьезно, Чуе казалось, что у них взаимная неприязнь, учитывая слова лектора в первый же день, а тут вдруг такие резкие повороты. Задумчиво поглаживая пальцами едва теплый стаканчик, он невольно вспоминал произошедшее, смущался, злился, мысленно расчленял бедолагу, а потом все опять сначала. И так по кругу, пока кофе не остыл настолько, что стал пригоден только для глотания его залпом исключительно, чтобы не выбрасывать. Хорошо, хоть Тачихары сегодня опять нет – чем только занимается – и у Чуи есть прекрасная возможность порефлексировать в одиночестве где-нибудь на подоконнике в коридоре, с трудом, как обычно, дотягиваясь до открытой форточки, дабы выпустить в нее густой сигаретный дым. Отбрасывая в сторону и забывая на время все изощренные оскорбления, которыми рыжий наградил уже Дазай-сана в своем воображении, то он не понимал не только утреннюю ситуацию, но и в целом особое отношение лектора. Мори как-то говорил, что всегда нужно находить первопричину, так стоит ли Чуе искать проблему в их первом разговоре? Ох, это одна сплошная проблема, если подумать. Похоже, они друг другу сразу не понравились, а Накахара, как водится, подлил масла в огонь юношеской несдержанностью. Что ж, он никогда и не отрицал, что его манера общения оставляет желать лучшего, этого не отнять, но не настолько же, чтобы мстить потом за это, как Дазай-сан? Да и Накахаре всегда казалось, что профессия судьи так или иначе вынуждает контролировать свои эмоции и порывы, тщательно следить за каждым действием, чтобы, упаси Ками-сама, не навредить тщательно и годами выстраиваемой репутации. Судьи должны быть холодны и рассудительны – никаких ребячеств, никаких забав. Что же до Дазай-сана, то его без натяжки можно назвать большим ребенком, который отвечает на удар ударом и других способов не приемлет и знать не хочет. Обидели – отомсти, потом догони и отомсти еще раз, чтобы наверняка. Сигарета закончилась, потом вторая и третья, и в какой-то момент, меланхолично наблюдая за сгущающимися за окном тучами, Чуя решил, что слишком долго думает об этом. У Мори вот уходило полчаса от силы, чтобы ознакомиться с ситуацией, проанализировать, придумать план и еще посмеяться над глупостью врагов пару минут оставалось. Чуя так не умел, к сожалению, поэтому, когда проблема появлялась на горизонте, он предпочитал решать ее грубой силой напрямую или игнорировать. Лектора так просто не побьешь, уважаемый человек все же, а вот игнорировать – запросто. Поэтому последняя пара прошла даже относительно спокойно и сосредоточенно, если бы не въевшийся в перчатки тонкий аромат кофе. Но вот учебный день подошел к концу, а возвращаться в наполненный детскими голосами и вечной шумихой дом желания как-то не появилось. Вечное «Чуя, давай играть», «Чуя, почитай нам сказку» малышни выводило иногда из себя, особенно вот в такие вот дни, когда Накахара почти захлебывался от собственных мыслей. Он предпочитал не появляться в доме до отбоя, чтобы ненароком случайно не сорваться на детях – они же совсем еще крохи, и Чуя солгал бы, сказав, что не любит их. Нет, конечно, как их можно не любить? Экран телефона слабо замерцал в хмурой тени коридора, пока Чуя стоял, отстраненно кивая уходящим одногруппникам, ища невыполненные задания в заметках. Если найти спокойное место для отдыха не выйдет, то он хотя бы проведет время с пользой. Библиотека всегда в распоряжении студентов. Что там самое срочное надо сделать? Философия. Мда, без выпивки не обойтись. *** Слава тому, кто придумал непрозрачный термос, благодаря которому Накахара вот уже который год беспрепятственно проходил с алкоголем всюду, где только пожелает. Скучная лекция в актовом зале? Вино поможет. Нужно расслабить нервы, чтобы без лишнего шума и пыли сдать устный зачет? Незаменимая винная поддержка всегда под рукой. А задания по некоторым предметам вообще редко когда обходились без алкоголя. Философия вот как раз один из таких предметов – хорошо хоть домашку выдавали раз или два в семестр, иначе Чуя спился бы еще на первом курсе. Максимально дружелюбно кивнув старенькой библиотекарше, проводившей его подозрительным взглядом, Накахара тут же завернул за первый попавшийся стеллаж, спиной чувствуя ее взгляд. Профдеформация, ничего не поделаешь, наверняка старушка думает, что каждый уважающий себя студент считает своим долгом варварски уничтожить хотя бы одну книгу из ее ненаглядного арсенала. Кончики пальцев задумчиво скользили вдоль запыленных, месяцами никем не тронутых корешков, бессовестно собирая с них пыль, будто стирая память, оседающую тут с каждым новым поколением желторотых детей, мнящих себя вершителями чужих судеб, как минимум. Чуя от подобных мыслей избавился давненько, не без помощи Мори, конечно же. До сих пор кривая улыбка наползала на лицо, стоило вспомнить, как «крестный» высмеял его наполеоновские порывы. Хватило одного лишь взгляда, чтобы заставить Чую почувствовать, насколько глупы и далеки от реальности все его амбиции, и насколько легко их разбить. Словно стекло. Они и были стеклом. Все мечты, которые Чуя придумывал в детстве, дабы легче переносить одиночество. Сначала мнил, будто родители одумаются, придут за ним и заберут под кров теплого родного дома, но годы шли, а он так и оставался среди всеми брошенных детей, нужных разве что Мори Огаю, да и то не просто так. Помнится, когда Накахара впервые оказался с директором наедине, то чуть было не расплакался в попытке отстоять свое право ходить в обычную школу, а не в интернат. Ему было лишь семь, подумать только, но Огай тогда улыбнулся и пожал плечами, уступая, но с одним лишь условием – Чуя безоговорочно слушается всех учителей и не нарывается на неприятности, и уже через неделю забирал побитого воспитанника из кабинета завуча. На все вопросы мальчик лишь отворачивался и изо всех сил старался сдержать злые слезы, но куда ребенку утаить что-то от такого человека, как Мори. Вот и выяснилось в итоге, что Чуя подрался с местными задирами, стоило тем упомянуть отсутствие у него родителей. Было обидно и стыдно, ведь Накахара проиграл, а значит не защитил своих метафорических несуществующих маму и папу, но Мори все равно потрепал его тогда по голове и проронил скупые слова похвалы. Молодец, мол, что не испугался. Свое мнение всегда надо защищать. Чуя остался учиться в обычной школе. С того и начались их околосемейные отношения, Накахара точно помнил, что подумал тогда: «было бы неплохо, если бы Мори-сан оказался моим папой». Точно, дословно. Слишком яркая мысль, чтобы когда-нибудь забыть. Отняв пальцы от старых корешков, оборвав вместе с тем поток бессвязных воспоминаний, Чуя снял с плеча сумку и бросил ее на один из свободных стульев, попутно включая мигнувшую неприветливо лампу под мутным зеленоватым плафоном. Вероятно, ей столько же лет, сколько самой библиотеке. Рука сама взметнулась к голове, растирая виски и взъерошивая рыжие пряди – все равно прическе конец. Чуя ослабил галстук и расслабленно потянулся – складывалось впечатление, что за день его тело превратилось в камень, а мышцы стали тугими железными прутьями, пронизывающими бетон. Хотелось встать и пробежаться куда-нибудь, но работа сама себя не сделает, а реферат из воздуха не появится. Извлекая из сумки термос и наливая в крышку-чашку немного красного вина, он думал лишь о том, что в его вечерних посиделках наедине с самим собой в библиотеке есть все же какой-то особенный неповторимый шарм. Было бы прискорбно, обнаружь кто-то еще это место. Поглазев в окно долгих десять минут, собираясь с мыслями во время наблюдения за суетящимися работниками офиса напротив, Чуя наконец обратил свой взгляд на тему, которая станет сутью его философских рассуждений на ближайшие часа полтора. «Есть ли вина жертвы в насилии?» Это они про тех размалеванных в пух и прах девиц с улицы, чьи юбки недостойны даже звания пояса? О да, конечно, они так и напрашиваются на нечто неправомерное, а потом кричат, словно подбитые куры о том, как сильно их обидели. Часто даже сами нарываются, Чуя не раз встречал такие вот аморальные кадры, слетающиеся на его смазливую внешность, словно мухи на мед, и не отлипающие, пока Чуя не предложит им денег за гипотетические услуги. Тогда они оскорбляются - как можно было принять их за ночных бабочек? – и, зазывно виляя бедрами, уходят в ночь, ни разу не обернувшись. Каждый раз по одной и той же схеме, причем не важно, девушка то или парень – выражения на их наштукатуренных личиках совершенно одинаково отвратительное. Виноваты ли они, что кто-нибудь не особо сдержанный в конце концов поддастся на провокации и присунет им? Определенно. Глотнув вина, Чуя с тихим с щелчком выдвинул острие ручки, приготовившись излить свои неоднозначные мысли в формате красивого полухудожественного произведения, как их философ любит величать студенческие опусы.