Simple Man

Клинт курит, и Филу это не нравится. То есть он, конечно, ничего не говорит. Фил просто не был бы собой, если бы начал возмущаться по поводу каждой мелочи. Но Клинт как внимательный мальчик, который совсем не хочет в один прекрасный момент быть выставленным за дверь, быстро учится различать эмоции на его лице. Правда пока они делятся всего на две категории, которые условно называются «одобрение» и «порицание». И если первого приходится добиваться с трудом, то второе, кажется, преследует Бартона постоянно. Вежливая натянутая улыбка, адресованная ему, как будто говорит «я сделаю вид, что не заметил весь этот феерический пиздец, в эпицентре которого внезапно оказался, но только попробуй повторить его ещё раз». И Клинт не повторяется. Каждый раз «пиздец» предстает перед Филом в новых красках. Наверное, это талант, хотя и не очень полезный. Как бы там ни было, когда несколькими пролетами выше на лестнице мелькает знакомая фигура, недокуренная сигарета летит вниз. По закону Мёрфи откуда-то с первого этажа Клинту желают мучительно сдохнуть, как только Фил останавливается рядом. Коулсон едва заметно кривится. Ему не слишком-то нужны объяснения, чтобы знать, кому, а главное за что это было адресовано. Отпираться бесполезно. Но вот так сразу из-за одного только взгляда раскаиваться Клинт тоже не собирается, поэтому быстро переводит тему: – Ты на работу. И хотя сейчас у Фила в руках нет привычного чемодана, Бартон практически уверен, что тот собрался не на прогулку. Не дав мужчине ни малейшего шанса сказать хотя бы слово, он добавляет: – Я с тобой. То ли вопрос его присутствия не принципиален, то ли Клинт оказывается слишком настойчивым, но Коулсон быстро сдается. Из подъезда они выходят вместе. У клиента большой дом, нездоровая любовь к доберманам и просто отвратительная манера общения. Хотя с Филом здесь стараются держаться предельно вежливо. Даже на мальчишку, которого он с собой привёл, никто не смотрит косо. Раз привёл – значит, так надо. Клиент только снисходительно усмехается. – Подрастающему поколению нужно правильное воспитание, – говорит он. В этом Коулсон с ним солидарен. – Партию в покер? А в этом – нет. Но отказываться нельзя, дурной тон. Однако прежде чем он успевает дать согласие на сомнительное развлечение, в разговор влезает Клинт. – Фил… можно мне? Получив колоду в руки, Бартон младший зубасто улыбается. А потом раз за разом начинает методично выигрывать, сохраняя на лице выражение святой невинности. Коулсона его представление явно забавляет. – Ты никогда меня ни о чем не спрашиваешь, – говорит Клинт, когда они уже сидят дома и по традиции пьют чай. Совсем не по традиции Фил поднимает на него глаза и откладывает книгу в сторону. – Хочешь мне что-то рассказать? И я не имею в виду историю о том, как ты стал мелким шулером. Клинт поджимает губы. – Я играл честно. А жиртресту никто не виноват, что он даже не умеет просчитывать ауты. Фил над чем-то задумывается и кивает, соглашаясь. – Когда не задаешь лишних вопросов, это подразумевает взаимное доверие, – объясняет он, уже снова уткнувшись в свою драгоценную книгу. И, наверное, это лучшее из всего, что Клинту когда-либо говорили.