Соратник

      Когда-то ухоженная деревня пахла гарью, дерьмом и кровью. Повсюду стояли, сидели, лежали люди: грязные, оборванные, кое-кто — окровавленный. Под ногами путались собаки и дети. Так что еще на одного мальчишку Алистер не обратил бы внимания, подумаешь, сидит на мостике через овражек. Но он сидел там и днем, и в вечерних сумерках…       Алистер уже решился к нему подойти, но его опередила сестра церкви… Лелиана.       — Я жду маму, — сказал мальчик. — Пришли какие-то люди с мечами, и мама велела бежать со всех ног в деревню, и я побежал…       Кусланд, мазнувший было по мальцу равнодушным взглядом, стремительно развернулся.       — … А ее все нет, и нет…       Отец у ребенка, как выяснилось, ушёл какое-то время до того… К Остагару, решил Алистер. Не свезло мальцу.       Кусланд вытащил из кошелька монетку, дал мальчику.       — Лелиана, проводи его в церковь, и попроси сестёр приглядеть…       — Но я обещал маме…       — Когда мама придет, и не найдет тебя здесь, — сказал Айдан, и Алистер оторопел, увидев на его лице мягкую улыбку, — она сразу поймёт, что ты мог уйти только в церковь, и заберет оттуда. Ступай с тетей.       Сребрушка, конечно, для знатного дворянина не деньги. Но с чего бы этот надменный говнюк так расщедрился? Не из жалости же. Жалость и милосердие были ему неведомы, в этом Алистер убедился не далее как сегодня утром, когда Кусланд хладнокровно зарубил просивших пощады людей Логейна. В бою и у самого бы Алистера рука не дрогнула, но… Вот это уж точно было хладнокровным и расчетливым убийством.       — Его родителей хорошо здесь знали, – сказала Лелиана вернувшись. — Добрые прихожане. Преподобная мать позаботится о мальчике.       Прямая дорога в священники или в храмовники, — подумал Алистер. Не позавидуешь. Впрочем, порождения тьмы придут задолго до того, как он успеет вырасти. Не свезло…       Тело молодой женщины они нашли на следующий день посреди пшеничного поля, недалеко от деревни.       — Мама сказала, чтобы я бежал со всех ног, — медленно повторил Кусланд, бесстрастно глядя на разорванные юбки и синяки на запястьях мертвой. — И я побежал…       — Думаешь, это его мать? — спросила Лелиана.       — Похоже на то. Неужели жизнь сопляка стоила… вот этого?       — Что ты несёшь? — не выдержал Алистер. — Она мать. Она думала не о себе!       Сам он материнской любви не помнил, но должно же быть в мире хоть что-то святое?       — А зря. Его бы всего лишь убили.       На теле не нашлось ни одного украшения, чтобы показать тем, кто мог знать эту женщину. Даже амулет церкви сорвали с шеи. Кусланд отхватил ножом прядь волос с головы мёртвой, завернул в обрывок ее же юбки.       — Надо бы позаботиться о теле.       Морриган фыркнула.       — Зачем? — спросил кунари, которого Кусланд невесть зачем вытащил из клетки. — Пустая оболочка. Мертвым все равно.       И даже если ей не все равно, где посреди бескрайних полей найти дрова? Где-то ведь их брали местные, но не спросишь, и так косятся.       — Мертвым все равно, — медленно произнес Кусланд, точно пробуя слова на вкус. Отвел глаза от тела. — Хорошо. Возвращаемся.       Мальчишка носился со сверстниками во дворе церкви. Кусланд обошёл резвящихся детей, исчез за дверями. Вернувшись, едва заметно кивнул с крыльца. Не свезло пацану, в который раз подумал Алистер. Он сам лишился единственной оставшейся от матери вещи по собственной глупости, о чем и до сих пор отчаянно жалел. А этому и вовсе ничего на память не останется.       Кусланд отозвал мальца в сторону. О чем они там говорили, слышно не было, но, увидев в руках чужого тряпицу, мальчонка разрыдался. Айдан опустился рядом, и глядя, как тот, стоя на коленях, обнимает чужого плачущего мальчишку, Алистер окончательно перестал что-нибудь понимать.