Соратник

      Осенняя мерзкая морось загнала их ночевать в трактир. Дождь лил неделю, почти не переставая, и Алистер, хоть и был неприхотлив, изрядно устал ходить мокрым, спать мокрым — даже костер не особо спасал — и есть похлебку вперемешку с холодной дождевой водой. Кусланд стал осунувшимся и злым. Хоть он и не показывал вида, но Алистер, научившийся различать настроение второго стража, замечал, что тот изо всех сил старается не сорваться на ком-нибудь из-за сущей ерунды.       Так что трактир оказался очень кстати. Ведьма, правда, заворчала про клопов в постелях и мышиные какашки в похлебке, едва зайдя в дверь, но Алистеру впервые было наплевать на её ворчание. Да и на клопов, если уж совсем начистоту. Не в первый раз и не в последний. Зато можно, наконец, просушить вещи и запасы до того как в мешках все-таки заведется плесень.       Кусланд не преминул захватить отдельную комнату, впрочем, не поскупившись еще на две для остальных. Алистер привередничать не стал: за последние десять лет ему ни разу не доводилось ночевать одному. Пожалуй, сейчас он бы и не смог уснуть, не слыша чужого храпа и не зная, что рядом дышит и ворочается кто-то живой. Так что Стэн будет даже кстати… когда вернется. Поужинав со всеми, великан пошел «посмотреть, что тут, да как» и пока не появлялся.       Стены между гостевыми комнатами оказались почти символическими — решетки, обтянутые гобеленами— поэтому Алистер прекрасно слышал, как Кусланд расхаживает туда-сюда, словно мало сегодня находился, как зашуршало покрывало и бухнули об пол сапоги.       Скрипнула дверь. Алистер словно воочию увидел, как Айдан подхватился с постели.       — Заходи. Что-то случилось?       — Трактирщик — жадный негодяй.       Алистер успел повидать ведьму во многих ипостасях — надменной, разгневанной, уставшей, в пылу боевого безумия… Но сейчас выражение ее голоса больше подошло бы капризной девочке, пожелавшей новую ленту в волосы. Странно…       — Жаровня в моей комнате…       «Моей», — хмыкнул Алистер, как будто Лелианы не было вовсе.       — ...едва теплится. Я замерзла.       Алистер оторопел. Ведьма расхаживала полуголой, когда они натягивали шерстяные рубахи и, казалось, вообще нечувствительна к холоду.       За стеной стало тихо. Алистер представил, как Кусланд смотрит на ведьму своим обычным манером — чуть наклонив набок голову и с ничего не выражающим лицом.       Шаги. Шорох. Тишина.       — Так лучше?       Тишина. Шорох. Скрип. Вздох.       — Да. Так… намного…       Стон?       Что там у них такое? Алистер, не выдержав любопытства, нашел щель между гобеленами, прильнул глазом и едва не рухнул там, где стоял. Ведьма и Кусланд, сидя на кровати, целовались и, судя по всему, останавливаться на этом намерены не были. С плеч Морриган сползло накинутое одеяло, вслед за ним медленно опустилась на постель и сама ведьма. Айдан отставать не стал.       Алистер шарахнулся от гобелена, стремительно заливаясь краской и молясь, чтобы его не услышали.       Но Морриган? Что он нашел в этой гадюке?       Воображение, как на грех, подкинуло вид упругой груди, которую повседневный наряд ведьмы почти не скрывал, гибкую талию, белую кожу — к ней совершенно не лип загар — пухлые губы...       Алистера бросило в жар, низ живота стал тяжелым и горячим.       К вздохам за стеной добавился ритмичный скрип. Алистер рванулся к кровати и накрыл голову подушкой.       Помогло так себе.       Он вовсе не собирался спрашивать о том, чему оказался невольным свидетелем, но утром, едва стало понятно, что волчий аппетит стражей вытащил их в трактирный зал куда раньше остальных, язык оказался быстрее разума.       — Во имя Создателя, что ты в ней нашел?!       Кусланд приподнял бровь.       — Преподобная мать не учила, что подслушивать нехорошо?       — Я не подслушивал! — Алистер в который раз покраснел. — Но я не глухой! А стены здесь…       Щеки Айдана порозовели, но выражение лица осталось спокойным.       — Вовремя промолчать тебя, тоже, видимо, не учили?       — На себя посмотри! Кто недавно Грегора до кондрашки довел? А еще, говорят, благородных учат вежливому обхождению.       — Учат, — хмыкнул Кусланд. — Но я был нерадивым учеником. Как, видимо, и ты. Впрочем, беречь репутацию дамы меня научили.       — Репутацию? — возопил Алистер. — Дамы??? Да она тебе голову открутит и…       — Именно поэтому я предпочту промолчать.       — Угу. Скажи еще, что испугался.       — Нет. — Айдан помолчал. — Учитывая, что иначе ты не отвяжешься… Она не ноет сама и не выносит чужого нытья.       — Это я заметил. А еще то, что язык у нее острее кинжала.       — Именно.       Кусланд замолчал, подбирая слова, и Алистер вдруг понял, что сейчас видит его настоящего, без, казалось бы, намертво въевшейся в лицо маски хладнокровного, полного достоинства аристократа.       — Если я не выдержу и раскисну, любой из вас начнет сочувствовать… и от меня останется только лужа соплей. Морриган — поднимет на смех.       А раскиснуть очень хочется, понял Алистер. Он сам побоялся думать за других и решать за других. Айдан — нет, и никто не стал спрашивать его, по плечу ли ноша. И если ведьма с ядовитым языком делает ее хоть чуть-чуть легче...       — А я, видишь ли, очень не люблю быть посмешищем, — закончил Кусланд.