Соратник

      Риордан, кажется, рад ему. В ответ на извинения лишь отмахивается мол, все понимает. Сам он, после пребывания в подвалах Хоу, тоже был не в лучшем виде, но все же смог уйти на своих ногах, и добраться до поместья, а лекарь у Эамона оказался хороший. Перевести разговор на Дункана оказывается так просто — они с Риорданом дружили с самого дня общего Посвящения. Алистер сам не знает, зачем растравляет старую рану, слушая о том, как тот смеялся, сражался, жил... Для него самого Дункан был скорее наставником, чем другом, для Риордана — братом. Алистер велит слугам принести вина, больше делает вид, чем пьет, и слушает. И думает о том, что совсем недавно не мог вспоминать о Дункане без слез, а сейчас смеется вместе с Риорданом, рассказывая как всем отрядом пытались перепить одного парня из Андерфелса, и как хохотал Дункан. Может быть, старые раны иногда действительно надо вскрывать, выпуская скопившийся гной и дурную кровь. Чтобы можно было с теплом и благодарностью, а не скорбью, вспоминать наставника, который уже слышал Зов.       Кусланд появляется как раз вовремя, разговор начал угасать сам собой, а Риордан уже отчетливо клюет носом. Айдан извиняется, забирая Алистера. Тот смотрит на осунувшееся лицо второго стража.       — Шел бы ты спать, никуда не убежит политика.       — Собрание земель послезавтра, — напоминает тот.       В комнате Алистер жестом указывает ему на кровать, мол, падай, и Айдан не отказывается — строить из себя двужильного давно не перед кем. С явным облегчением растягивается на животе, подперев кулаками подбородок.       — Анора предлагает нам поддержку на Собрании земель против Логейна.       — В чем подвох? — не удерживается Алистер.       — В обмен на нашу поддержку ее притязаний на трон.       Алистер хмурится.       — Что ты ей ответил?       — Ничего. Попросил время подумать. Но времени немного.       Времени немного, надо что-то решать уже сегодня, чтобы завтра Кусланд мог что-то ответить. Вариантов тоже немного. Согласиться — но Алистер, прислушавшись к себе, понимает, что соглашаться почему-то не хочется, хотя это «не хочется» до сих пор кажется чем-то странным. Отказаться — но Кусланд был прав, когда говорил, что королеву любят. Если она выступит против, они могут проиграть, и тогда в лучшем случае уйдут с Собрания земель под конвоем. Возвращаться в форт Драккон хочется еще меньше. Еще можно солгать — но лгать придется ему самому, Кусланд откажется. Он сможет промолчать, но не солгать напрямую. А самого Алистера королева раскусит моментально. Впрочем, лгать тоже не хочется.       Тупик. О чем он и говорит вслух.       Кусланд садится, проводит руками по лицу.       — Почему же? Во всех этих вариантах есть хорошие и плохие стороны, вопрос в том, с чем плохим ты готов смириться. Впрочем, есть четвертый вариант. Но он тебе не понравится.       Алистер хмыкает.       — Выкладывай.       — Жениться на ней.       Алистер в который раз за время их знакомства хватает ртом воздух. Да как он смеет! Высокородный засранец, играющий чужими жизнями точно пешками. Он едва не выпаливает все это вслух, все же заставляя себя стиснуть зубы. Медленно произносит:       — Ты прав. Мне это не нравится.       — Уговаривать не буду, — говорит Кусланд. — Это все-таки твоя жизнь...       — Как я рад, что ты об этом вспомнил, — не удерживается от шпильки Алистер.       —… но если говорить лишь о благе Ферелдена…       Терпение заканчивается.       — Она дальновидный политик, любима народом и все такое прочее. Но скажи мне, если — я говорю «если» — я соглашусь с этой идиотской идеей, неужели быть марионеткой Аноры лучше, чем быть марионеткой Эамона? В чем разница? Расклад ведь такой же: я — символ, который не мешает тем, кто действительно правит, делать то, что они считают нужным.       — В том, что ей ты не будешь доверять так безоглядно, как доверял бы эрлу. В том, что вы могли бы договориться и разделить сферы влияния.       — А… Лелиана?       — Лелиана — умная женщина. Очень умная.       Алистер вспыхивает. Он хочет сказать, что Лелиана заинтересовалась им только...       — Знаешь что… Засунь себе свои намеки… и сам на ней женись!       Он шарахает дверью так, что мечутся огоньки настенных светильников. Ругается — длинно и грязно. И понимает, что уснуть сегодня не получится.       Когда Лелииана наконец, устраивает голову у него на плече, Алистер думает, что Кусланд, все-таки, редкостная сволочь.       Девушка проводит пальцем по его груди, опирается на локоть.       — Я заметила, как королева на тебя смотрит.       — Как кошка на воробья, — фыркает Алистер. — Думает, сразу сожрать или сперва поиграться.       — Нет. Она к тебе присматривается, это правда. Но пока — не более того. — она вздыхает. — А еще я заметила, как ты смотришь на нее.       — Глупая, — Алистер перебирает ей волосы — я смотрю только на тебя.       Лелиана молчит, вырисовывая пальцем по коже что-то, ведомое только ей одной.       — Ты ведь собираешься заявить права на престол? — говорит она, наконец.       — Ну можно хотя бы сейчас не говорить о политике? — стонет Алистер       Он опрокидывает ее на спину, нависает, собираясь поцеловать, но серые глаза смотрят внимательно и задумчиво, в них совсем не осталось желания, и Алистер замирает.       — Ты мог бы жениться на ней, — говорит Лелиана. — Если уж ты решил ввязаться в Игру, это самый разумный ход.       — Да вы сговорились? — взвивается Алистер. — Ладно, Кусланд, но ты…       — Айдан умный, он тоже все понимает, — она снова опирается на локоть. — Я люблю тебя, но любовь не бывает вечной. Я останусь с тобой, пока не придет время уйти или пока ты сам не прогонишь. Но в Игре — это одно из лучших решений.       Алистер мотает головой. Он не так изумился бы, превратись золотистая от солнца кожа в густо-фиолетовую и пробейся рога сквозь рыжие волосы.       — Ты сошла с ума.       — Я просто хочу тебе помочь.       Безмерно уязвленный, Алистер тянется за одеждой.       — Ещё скажи, что желаешь мне счастья.       — Но это так. — Она садится, прижимается щекой к его плечу. — Брак с Анорой — это всего лишь обязательство. Не любовь.       — Брак, вообще-то, подразумевает супружеский долг. Наследник сам собой не появится.       Он просовывает голову в ворот рубахи и добавляет, зная, что несправедлив, и что тотчас же пожалеет о сказанном:       — Так хочешь стать фавориткой короля, что готова подложить под меня другую?       Он всем телом, не глазами, ощущает, как она вздрагивает, оборачивается. Трогает за руку.       — Прости.       Она молчит, и Алистер снова опрокидывает ее на кровать, сжав запястья над головой, шепчет «прости», словно молитву Пророчице, целует губы, глаза, ключицы, пока она не начинает вжиматься в него всем телом и сама искать его губы и, скользнув между раскрывшихся бедер, любит, самозабвенно и горько, точно в последний раз.