Довакин: Легенда об Аанге

      В жизни огненного мага запах испепелённого дерева, жжёной травы или подпаленной кожи был настолько привычен, что порой было странно, наоборот, не чувствовать его. Зуланкару казалось, что этот запах, запах огня, впитался в него до самых костей, что он навсегда отпечатался на нём, что его невозможно будет смыть, как и шрам.       Сегодня этот запах был всюду, и эльф был уверен, что ему снова пару недель придётся учиться не замечать его, как тогда, после Агни Кая.       Зуланкар сидел на развалинах сторожевой башни, недалеко от уцелевшей (весьма относительно) таверны, где выжившие собрались, чтобы выпить за тех, кому повезло меньше них. Закатное солнце не слепило глаза, и он смотрел, смотрел на него, буквально видя, как дюйм за дюймом оно уползает за черту. Прямо как его надежда очистить своё имя от бесчестья.       Всё шло замечательно. Его план сработал. Он схватил Ульфрика и практически подвёл его к плахе. Почему? Почему боги так не хотят, чтобы у него хоть что-то получилось? "Тебе повезло вообще появиться на свет". На этом удача решила, что с него достаточно, и с изуверским самодовольством стегнула его по носу, показав, что все его усилия были бесполезны, потому что он с самого начала охотился не на того человека.       Вместо того, чтобы праздновать победу и предвкушать путь на Саммерсет, он целый день покорял пламя и вытаскивал из-под обломков тела, живые и мёртвые. Пожар был потушен, но некоторые дома всё ещё дотлевали; тут и там временами громыхали проваливающиеся полы или падающие стены, но альтмер уже не обращал ни на что внимания, чувствуя только, как его медленно затягивает в чёрный, пустой сон, не приносящий отдыха. Перед усталостью отступали все картины и звуки, которые он видел и слышал сегодня; тогда у него не было времени на испуг или отвращение, а теперь не было сил. Только запах никуда не уходил, пеплом оседая в легких.       Должно быть, это особенность драконьего огня.       Сначала эльф думал, что именно монах с татуированной стрелой на бритой голове призвал то огромное чернокрылое чудище, но вряд ли мальчик ждал помощи от кого-то, кто в первое же мгновение решил сжечь его до тла. Зуланкар сам не помнил, как выскочил вперёд, рассекая пламя; только безумно горячее дыхание на руках и лице ощущалось до сих пор, а перед глазами стояла рыже-чёрная стена огня. Тогда ему снова показалось, что над ним занесла руку смерть.       Но на этот раз он не обжёгся. Последним эльфом, видевшим дракона вживую, был дядя; Зуланкар не мог, как Айромар, похвастаться тем, что убил дракона, но он всё-таки выстоял...       "Дешёвые оправдания. В следующий раз этот дракон должен быть уничтожен, кем бы он ни был".       Испугалась бы Азула? Стёрла бы эта встреча вечную усмешку с её лица? Азула боялась только отца, но и Зуланкар раньше думал, что лишь отец способен вселять истинный страх. Прожгло бы её голубое пламя драконью чешую, пронзила бы её молния драконье сердце? Он не знал, на какой ответ надеялся.       А что делать со вторым драконом, на котором улетели из Хелгена жрец с его дружками-босмерами?       "Что это вообще за команда такая? Норд, дракон и два лесных эльфа? Анекдоты моряков на корабле и то начинались лучше".       Хотя Зуланкар не мог не признать, что у монаха в родословной наверняка встречались или эльфы, или бретоны — у него не было твёрдого прямоугольного подбородка или светлых бровей, как у типичных северян, да и полагался мальчик не на грубую силу, а на ловкость и магию.       "В сравнении с Ульфриком — и близко не Довакин. Но я не мог ошибиться. Именно это сказал чёрный дракон. Довакин. Драконорождённый. Тот, кто мне нужен".       — Воды? — спросил детский голос под левым ухом, и Зуланкар отшатнулся, только теперь замечая рядом светловолосого мальчонку-норда. Из-за них с сестрой, спрятавшихся в подвале горящего дома, принцу пришлось отпустить Довакина. В дыму эльф едва нашёл люк, наполовину перекрытый попадавшими с крыши балками, а когда ему удалось расчистить доступ к нему и спуститься в подвал, дети встретили его перепуганным криком.       — Ты не боишься меня? — насмешливо спросил альтмер, видя, как чуть-чуть подрагивает рука, протягивающая флягу. "Как его там? Хрок? Фаргис? Кто эти нордские имена разберёт..." Мальчик смело посмотрел ему в глаза, но ответил не сразу, зато так, будто умел читать мысли:       — Я никого не боюсь! Меня зовут Фракки, это значит "бесстрашный".       Эльф фыркнул. "Бесстрашный" нордёнок панически брыкался, когда Зуланкар попытался взять его и затихшую от растерянности девчонку на руки, чтобы вынести из подвала; пришлось схватить его за шкирку и почти силком волочить на улицу. Единственное, что помешало Фракки орать всю дорогу "Отпусти нас, поганый талморец!" и "Живыми не дадимся!" — гарь, которой пацан тут же надышался и потом откашливался минут десять под обеспокоенно-счастливое кудахтанье матери и тихие всхлипы его сестры.       Промолчав, Зуланкар взял флягу в руки и принюхался, пытаясь уловить ноты какого-нибудь яда. Вода как вода. Так даже не интересно.       — Ваш дядя просил Вас прийти, — сказал мальчик, теребя испачканный в саже рукав, — Там разливают последний можжевеловый мёд.       "Чхать я хотел на ваш можжевеловый мёд".       Не дождавшись ответа, Фракки убежал, наконец оставив его одного. Люди всегда были для него непостижимыми существами, и пусть Зуланкар прекрасно понимал слова, порой ему казалось, что они говорят на другом языке. Можжевеловый мёд? Разве не у них погибли друзья и родственники, разве не им дракон разнёс целую крепость? Что за традиция, скорбеть в таверне?       Мысли о питье заставили эльфа вспомнить, что он с утра ни разу не вернулся к своей фляге, которая наверняка так и осталась в конюшне, привязанная к седлу. В горле запершило, и он всё-таки сделал глоток. Никакого привкуса, только холодная свежесть, от которой будто ссохшиеся лёгкие раскрылись.       Лёд. Даже ему нашлось место в огненном Обливионе, в который превратился Хелген. Второй, белый дракон не дышал огнём, а выпускал из пасти ледяной поток. Ещё и та босмерка, неуклюже отражавшая атаки в их первую встречу, примчалась драконьему жрецу на помощь и смотрела так гордо, будто за пару дней в ней пробудилась мощь тысяч поколений магов льда. Подобным мог похвастаться только он сам: его семья на протяжении нескольких эр хранит дар огня. Ещё не было случая, чтобы ребёнок рождался без этого дара, разве что...       — Ваше Высочество, мне велели доложить, что генерал Туллий с рассветом отправляется в Солитьюд.       Его снова потревожили. Зуланкар повернул голову и увидел Хадвара, квестора, который всегда хвостиком ходил за Туллием и за которого всегда ручалась легат Рикке. Возможно, потому что он был норд, как и она.       Ничего неожиданного Хадвар не сообщил. Теперь, когда Хелгену ничего не угрожает (кроме перестройки), Туллию совершенно незачем было здесь задерживаться. Леди Эленвен уехала сразу после появления дракона: один легионер имел смелость при нём шепнуть "Смылась, как только запахло жареным", но болтуну повезло, что и сам Зуланкар был слегка недоволен малодушием Первого Эмиссара, и его недовольство перевешивало эльфийскую солидарность. Генерал же остался, чтобы спасти хоть что-то от единственной крепости Фолкрита на главной дороге в Сиродил. Форт Нойград, что стоял южнее, воины местного ярла уже второй год не могли отбить у бандитов, а Легион был занят делами поважнее.       — Мы выезжаем с вами, но задержимся в Вайтране, — зачем-то сказал высокий эльф, снова хлебнув из фляги: на самом деле он ещё не думал, куда двигаться дальше. Что вообще делать дальше. Хадвар кивнул и остался стоять, полагая, видимо, что ему дозволено смотреть на солнце в компании принца Доминиона.       "Хоть обсерваторию устраивай, только вне пределов досягаемости моего огненного кнута".       — Что ещё? — спустя несколько секунд странного молчания спросил Зуланкар, чувствуя, что нервы вот-вот сдадут. Русый норд, ждавший этого вопроса, прочистил горло и заговорил.       — Вы... не обязаны были этого делать.       Легионеру пришлось бы постараться, чтобы начать разговор ещё туманнее.       — Делать что?       — Участвовать в тушении пожара. Вытаскивать пострадавших. Это долг граждан Империи, а вы на наших землях... — тут Хадвар замялся, явно желая вставить опасное, не сулящее ему ничего хорошего слово, — ...гости, и это Легион обязан обеспечить вашу безопасность.       Если так северяне благодарят, то в следующий раз он присоединится к дракону. Может быть, они даже договорятся о союзе, почему нет? У монаха ведь получилось оседлать дракона, чем он хуже?       — Действительно. Позор той стране, которая не может сама защитить свой народ и своих гостей.       Похоже, это возымело эффект; альтмер не смотрел на Хадвара, но чувствовал, как сменилась атмосфера между ними.       — Вы правы, — выдавил квестор севшим голосом, — Жители Хелгена, как и мы, Легион, признательны Вам за помощь.       Кажется, до слов эльфа норд планировал выразить свою признательность гораздо... мягче(?), но теперь получилось очень сухо. Суше, чем в носоглотке после целого дня на солнцепёке посреди пожарища. Хадвар и сам это почувствовал, поэтому поспешил уйти в сторону непонятно как уцелевшей цитадели, где, помимо расквартированных легионеров, теперь обитали и погорельцы.       Люди — непостижимые существа. "Брось, у нас же мир". Мальчишка и правда так думал? С чего он это взял? Некоторые вещи просто выше понятий войны и мира, неужели не всем дано понять?       Запах снова начал проникать в голову, и альтмер допил всю воду, что была в фляге — отпустило. Хорошо, наверное, водным магам...       Не помешало бы и проучить другого босмера, с бумерангом. Без огня, раз уж он не маг, но и мечи не стоило использовать без крайней нужды — мало ли, кто узнает стиль Синего Призрака. Остаётся только рукопашный бой: вариант приемлемый, потому что до Азулы этому лесному эльфу, как от Солитьюда до Алинора.       "Алинор..."       Зуланкар запустил флягой далеко-далеко, так, что даже не слышал, где и как она приземлилась. Какая же это ерунда, Ауриэль! Как он может думать о таких глупых вещах, когда Драконорождённый на свободе? Когда драконы снова летают в небе? Когда его честь снова мелькнула перед ним и исчезла? Когда дорога домой для него снова закрыта?       Ульфрика хотя бы можно было отследить. Как отследить дракона? Как угнаться за ним? На суше ещё можно было использовать порталы, но в воздухе?..       Дядя наверняка знает, но идти к нему в таверну не хотелось. Потом, когда солнце сядет. Солнце для всех было едино, что в Скайриме, что на Саммерсете; Зуланкару хотелось думать, что хотя бы так он связан с домом.       Закаты очень любили мама с Азулой. Закаты ненавидела Мэйв. На закате было принято проводить Агни Кай. На закате их "Морской змей", едва державшийся на плаву, причалил к докам Солитьюда, — как сейчас он помнил тот вечер, полный и стыда, и надежды. Год прошёл с тех пор...       Он не может отвлекаться, останавливаться, опускать руки, у него на это нет права! Он опять позволил слабости вытянуть его шанс из-под носа. Он опять подумал не о себе, он...       За спиной послышалась уверенная поступь: пусть Зуланкару и надоело, что его никак не хотят оставить одного, зато на этот раз к нему не подкрадывались исподтишка.       — Ну и день, — сказал дядя, усаживаясь рядом и ставя между ними кружку с каким-то пойлом, — Кто бы мог предположить ещё утром, что всё так обернётся?       Зуланкар не стал отвечать, потому что всё было очевидно: утром он держал в руках своё прощение, а к вечеру ему осталось пепелище. И этот запах, почему он не исчезает...       — Должно быть, Ульфрик вернётся в Виндхельм...       — Пусть хоть в Блэклайт! У нас теперь другая цель.       — Кто? — искренне удивился дядя.       — Тот жрец, которого я схватил вместе с Ульфриком. Чёрный дракон обратился к нему, как к Довакину.       Дядя на секунду задумался, а затем его лицо вытянулось от осознания.       — Так это был Пожиратель Мира...       Зуланкар сперва опешил ("Кто Пожиратель Мира? Мальчик?"), но потом вспомнил легенды:       — Пожиратель Мира? Тот самый, которого Довакин должен победить?       — Да, в Скайриме его ещё называют Алдуин, — Айромар задумчиво почесал бороду, — Священнослужители до сих пор спорят, считать ли его тёмной ипостасью Акатоша-Ауриэля, или же это его сын...       Долгий экскурс в проблему определения места Алдуина в иерархии богов был нужен Зуланкару меньше всего, поэтому он прервал дядю:       — Алдуин будет преследовать Довакина?       Айро покачал головой.       — Драконы слишком горды. Нет, Пожиратель Мира будет занят тем, за чем пришёл — возрождением драконов и возвращением мирового господства.       — Тогда мальчишкой займёмся мы.       — Получается, что так, — вздохнул дядя, — Хоть я и сомневаюсь, что...       — Я понял всё правильно! — процедил Зуланкар, — Отец сказал о Драконорождённом. Это ты сначала предложил поискать среди бастардов Септимов, а потом подумал на Ульфрика. Мы с самого начала искали не там и не того.       Айро развёл руками:       — Что ж, никто не мог предположить, кем окажется Довакин. Только если Ульфрик, понятное дело, нам не друг, то какую угрозу моему брату несёт этот несчастный монах, которому до наших войн нет дела?       — А разве не очевидно?       — Не очевидно что?       — То, что его дружки-босмеры пришли за ним вместе с Братьями Бури! — воскликнул принц, — Допустим, они не были союзниками, но после сегодняшнего точно ими станут!       Иначе и быть не могло. После того, как с мальчишкой обошлись Доминион и Империя, Братья Бури не упустят свой шанс завербовать его вместе с драконом. Если мальчик будет колебаться, его могут подговорить лесные эльфы — эти предатели всегда рады подпортить дела альтмерам.       "Пустоголовые. Как будто Буревестник позволит им остаться на своей земле".       Их дракон был ранен Алдуином, но смог улететь на своих крыльях, а значит, оставался опасен...       — Зуко... — неуверенно начал Айромар, опять пользуясь этим несносным сокращением. Зуланкар хотел сделать дяде замечание, но его не настолько волновали глупые клички. Пусть зовёт хоть уткочерепашкой (не при всех), плевать, ведь ему снова захотелось жить. Он оступился и чуть не отчаялся, но теперь он чётко видел свою путеводную звезду. Свою новую цель.       — Предлагаешь подождать, пока он подрастёт, унаследует от бездетного Ульфрика скайримский трон, а затем предъявит права на корону Императора? Тогда он будет достаточной угрозой для тебя?       — Сегодня я увидел другую угрозу, куда более достаточную и близкую. И если Довакин — единственный шанс на избавление от Пожирателя Мира, я бы подумал, прежде чем брать его в плен и, тем более, избавляться от него.       — Пока что над Алинором не пролетел ни один дракон. И не пролетит, потому что у нас, в отличие от Легиона, есть, чем ему ответить.       Даже старичок "Морской змей" на закате своей жизни был в разы опаснее любого боевого судна, которое было во флоте Легиона. Империя так и не обзавелась кораблём на паровом ходу за годы после Великой войны. А это — только часть всего вооружения Доминиона.       Старый эльф помолчал, глядя на закат; его подсвеченный профиль напомнил Зуланкару образ из детства, когда они точно также сидели на берегу Угольного острова и смотрели на заходящее солнце.       "Я вернусь туда, мы вернёмся..."       — Если это принесёт тебе успокоение, племянник, — подытоживающе вздохнул Айромар.       — Конечно принесёт! За его поимку отец обещал мне прощение!       Зуланкар не сомневался в этом. Особенно если удастся вместе с Довакином поймать его дракона. Убийство в планы пока не входило: сперва нужно доложить отцу о новых обстоятельствах.       Солнце, мигнув последним лучом, скрылось за горизонтом. Зуланкар взял кружку и залпом выпил до дна всё, что там было.       — Довольно неплохо для нецивилизованных варваров, да? — спросил дядя, наблюдая за ним. Молодой альтмер неопределённо повёл рукой:       — Не сравнить с огненным вином.       Горьковато-сладкий вкус можжевельника прогнал наконец этот мерзкий палёный запах — наверное, единственное достоинство здешнего мёда. С запада подул свежий ветер, и Зуланкар поднялся на ноги, чтобы лучше почувствовать его. Прохлада разгоняла туман в голове.       — Мы не сможем преследовать Довакина напрямую, пока он летит, но ему придётся оставлять дракона перед остановкой в городе, — рассуждал вслух парень, — Как нам поймать его? Даже в самом людном городе сплетням нужно время, чтобы расползтись, нам может не хватить времени, чтобы создать портал. Если Лонкано вообще умеет их создавать.       Для слежки по всему Скайриму нужны уши, которых у Эленвен в подчинении хоть отбавляй. При желании принц бы мог настоять на том, чтобы посольство выделило ему ещё несколько агентов...       Сейчас Эленвен, скорее всего, не имела стопроцентной уверенности, что мальчик и есть Драконорождённый. Более того, у Эленвен никогда и не было миссии "поймать Драконорождённого". Её номинальной целью, первым противником Конкордата, было конкретное лицо, Ульфрик.       Но когда Эленвен получит информацию (а она её получит, Лонкано точно упомянёт об этом в письмах своей хозяйке), она может среагировать как угодно. В вопросе устранения Буревестника она медлила, потому что гражданская война истощала Легион и северное ополчение; Зуланкар понял это, хоть и не сразу, из намёков Туллия и вполне прямых наводок Рикке.       Другое дело — явившийся из неоткуда монах. Не поддающийся контролю. Непредсказуемый. Неведомый. Довакин мог стать вторым Тайбером Септимом, вторым Талосом. Откровенный вызов, плевок в сторону Конкордата и Талмора. Опасность в сто крат большая, чем простой смертный ярл, чьи амбиции прозрачны, а планы просчитаны на десять ходов вперёд.       Нет, на этом их с Эленвен сотрудничество заканчивается. Нужно добраться до мальчика раньше неё и своими силами.       — Я предлагаю отправиться туда, куда ведут все дороги Скайрима, — сказал дядя, вставая с камня следом.       Вайтран.       Там у Синего Призрака как раз остался невыполненный заказ, и оттуда можно будет отправить письмо в Рифтен...       — Если где в первую очередь и услышат о драконьем всаднике, так это в Вайтране, — рассуждал Зуланкар вслух, — Дракон как раз улетел в этом направлении...       — В Вайтране я смогу кое с кем связаться, кто нам поможет, — подмигнул Айро, — Да и по комнатке в Гарцующей кобыле я искренне скучал.       На секунду Зуланкар забеспокоился, что они оба думают об одном и том же. Но нет, Айромар не имел дел с Гильдией, в этом Синий Призрак был уверен. Дядя в своё время со многими наладил связи, чего и следовало ожидать от эльфа, который проживал свой третий век, но не обязательно его знакомым было быть из числа воров.       — Этот мальчик — наше избавление. Мы так долго шли по ложному следу, но теперь я точно его не упущу.       Старший альтмер усмехнулся:       — Ложному ли? Ведь ты наткнулся на Довакина именно тогда, когда охотился на Буревестника — не это ли судьба?       Зуланкар закатил глаза, и дядя рассмеялся, находя подлинное наслаждение в издевательствах над племянником. Айромару только дай волю, и он бы целыми днями философствовал, попивая чай да играя в пай шо, чем он, впрочем, и занимался во время их плавания. Если бы не тренировки и отслеживание курса (занятие, увлекательность которого он постиг только на второй неделе путешествия), Зуланкар выпрыгнул бы за борт.       Красно-рыжее небо стремительно темнело, от чего звёзды и луны становились ярче. Далеко в вышине мерцала рассеянная полоса, почти неуловимая взглядом. Эльф только сейчас заметил, как оглушительно стрекочут сверчки, но в остальном было очень тихо — даже таверна не шумела, как раньше.       — Жертвовать своими желаниями во спасение чужих жизней и не ждать благодарности — не в этом ли честь? — в тон произнёс вдруг Айромар и, развернувшись, отправился восвояси. Растерявшись, Зуланкар не сразу понял, что услышал.       — Эй! К чему это?!       Не дождавшись ответа, он сжал кулаки, намереваясь отправить дяде пару огненных шаров, — безобидных, для Дракона Запада-то, — однако совсем забыл про деревянную кружку, которая вспыхнула в его руке и осыпалась горкой пепла.       Таков путь огненного мага. Таков путь его народа. Не спасать, а устранять преграды, уничтожать лишнее.       Жизнь была упрямым учителем. Стоило ему на секунду задуматься о ком-то ещё, как жизнь отбирала у него сначала честь, а потом способ вернуть её. Пора бы бросать эту дурную привычку, недостойную сильных. Пора бы привыкнуть к запаху огня.       И уж точно нельзя признаваться себе в желании услышать те слова от дяди ещё раз.