А что если?

Геральт тяжело вздохнул, проклиная собственный язык. И все потому, что они застряли в Каэр Морхен до весны, заняться особо было нечем, а вариант «не вылезать из кровати» Лютик отмел. Геральт с Лютиком стали первыми, прибывшими на зимовку. В этом сезоне зима запаздывала, так что у остальных ведьмаков было еще время. Геральт не собирался брать с собой Лютика, но в итоге так и не смог оставить его в оживленном городе. Весемир и слова не сказал на такое самоуправство Геральта. Только довольно усмехнулся и неожиданно нашел с Лютиком общий язык. Теперь почти каждый день Геральт видел их в одном из залов. Лютик рассказывал обо всем и обо всех, Весемир что-то уточнял и продолжал слушать. Сегодняшний день же пошел абсолютно не так. И все потому, что за ужином Геральт неосторожно фыркнул, когда Лютик рассказывал, как учился игре на лютне. Его бард моментально взвился. — Это ничуть не легче, чем сражаться на мечах, — заявил он. — Нужно терпение, усердие и слух. — Вот давай проверим, — сгоряча выпалил Геральт. — День ты учишь меня играть на своей лютне, день я тренирую тебя отражать простейшие удары. Лютик подпрыгнул прямо там, где сидел, не веря своему счастью. А до Геральта дошло, что он сморозил только сейчас, когда Лютик его растолкал, так ему не терпелось начать урок. Но позавтракать своему ведьмаку он все-таки дал. Весемир захотел посмотреть — Геральт стиснув зубы, согласился и теперь страдал молча, держа в руках лютню и пытаясь запомнить, какой звук издавала каждая струна. — Геральт, это точно не музыка, — всплескивал руками Лютик и под усмешки Весемира принялся объяснять, где Геральт ошибся. — Лютню надо чувствовать, она нежное создание. Геральт пробовал снова и снова, но что-то приемлемое удалось извлечь к обеду. — Ты не безнадежен, — радостно объявил Лютик, объявляя первый перерыв и позволяя Геральту размять ноги. «Завтра я отыграюсь в полном объеме», — мысль была приятной и поддерживала Геральта. Пусть сейчас у него болели пальцы и Весемир развлекся за его счет на всю зиму вперед, это того стоило. Лютик так искренне объяснял, так светился, что Геральт прикусил язык и просто запоминал, стараясь не ворчать, чтобы не спугнуть странное теплое умиротворение, поселившееся в груди.