Убей меня

Заснуть не удалось, как и утихомирить свои мысли. Я на ватных ногах прошел лабиринт пещер под городом Хал, вышел к озеру. Опустившись на берег, попытался унять бушующие чувства, бросив беглый взгляд на водную гладь. Луна скрылась за серыми облаками, погружая меня в темноту. В ней не было ничего пугающего. Сегодня я бросился в самую пучину ада и вернулся обратно. Ни один ночной кошмар не сопоставим с тем ужасом, который я испытал, заглянув в бездонные, переполненные болью глаза Гадриэля. На протяжении нескольких десятилетий я жил собственной местью. Представлял, как проткну его гнилое сердце; как засмеюсь, слушая жалкие мольбы о пощаде. Теперь я уверен в одном — он не станет этого делать. Улыбнется, поблагодарит. Не от эгоизма и чувства собственного превосходства, но почему? Потому что потерял нечто ценное? Нет, он бы бросился мстить вслед за мной. Ему осточертели собственная корона и власть? Все не так. Наш мир никогда не был добрым и невинным. Каждый, кто ходит по этой покрытой кровью земле, терял близких. Терял все, но боролся до конца. Почему ты перестал бороться? Руки дрожат, сердце наполняет смятение. Увиденное в одночасье перевернуло весь мой мир. Я не могу найти этому оправдание. Где-то в глубине души зарождалось неясное сомнение. Что-то в этой гребаной истории не хотело складываться. Я принял заказ на собственную месть и, только добравшись до цели, когда лезвие клинка нацелилось на несопротивляющуюся жертву, осознал ошибку. Однако, несмотря на то, что я видел в Гадриэле подростка, а не взрослого мужчину с закаленным сердцем, мне не удавалось отделаться от мысли, что передо мной убийца. Я отчаянно хотел в это верить, ведь не мог найти оправдания ужасающему настоящему. Из собственных мыслей меня вырывает шорох травы. Оборачиваюсь и вижу темную фигуру, которая опускается рядом. — Что ты здесь делаешь? Тебе надо отдыхать! — тянусь к главе, который опускается на сырую траву, пытаюсь поднять парня и отвести обратно в комнату. Как он вообще пришел в себя? — Все в порядке. Перестань, я не умру. Прошу, хватит. — он выдергивает холодную руку, бледные губы приникают к горлышку бутылки с вином. Замираю, не зная, что делать дальше. Стоит оттащить его обратно, но меня останавливает разящий холодом и одиночеством взгляд. — Зачем ты это сделал? — едва слышные слова вырываются из горла. — Это ты спас меня? — Да, я был в комнате, когда ты… свое горло. Зачем? — Зачем ты меня спас? — жесткий голос главы подпольного мира ломается, ушей доносится надрывный голос подростка. В нем столько отчаяния, что я теряюсь. Застываю, не сумев найти ответ. Зачем? Чтобы после лишить жизни самому? Чтобы отомстить за смерть семьи? Потому что никто, кроме меня, не имеет права забрать твою жизнь? Я так долго готовился к этому, тренировался с мыслями, как убью тебя. — Неважно, забудь. Не все имеют право ходить по земле. Моя жизнь была дарована не мне, я безжалостно отобрал ее у других. Теперь я не смогу вернуть похищенное, но смогу покинуть этот мир, чтобы больше никто не страдал. — Все совершают ошибки. Это эгоистично — уйти, не искупив своих грехов. — Такие ошибки нельзя исправить. Мое существование — уже ошибка. Так не должно было случиться. — Ты не понимаешь? Играешься? Ты можешь исчезнуть, но кого устроит такой исход? — в каждом слове Гадриэля сквозит боль, а я не могу понять, откуда она взялась. — Разве не замечательно? Навсегда исчезнуть, раствориться в пыль. Жаль, я не сделал этого раньше. Тогда он был бы счастлив. — Кто был бы счастлив? Кто вбил мысль, что ты должен страдать? — Как думаешь, вода сможет забрать меня? Тонкая фигура встает и, не дождавшись ответа, разрезает острую гладь воды собственными коленями. Соскакиваю с места, хватаю промокшего Гадриэля. — Отпусти, — нежный, бархатный голос переполнен обидой. Будто бы я забрал у ребенка любимую игрушку. Теперь в глазах бедняги стоят слезы. Все бы ничего, но игрушка этого ребенка — его собственная жизнь. Тело каменеет. Брюнет пользуется моей заминкой и, сорвавшись с места, рвется в озеро. Худощавое тело едва ли может противостоять толще воды, но чужой несгибаемый силуэт устремляется в глубину. По спине бежит липкая рябь мурашек, мне становится страшно. Ненавижу его. Он ублюдок, убивший мою семью. Но сейчас мне страшно. Очередная попытка этого идиота покинуть сей бренный мир может оказаться удачной. Арлетт, что ты пытаешься сделать? Он убил твою семью, так пусть сдохнет, раз так сильно хочет. Не от твоей руки, но сейчас страдания его души куда страшнее любых пыток, что ты рисовал в своем сознании. Но, стоит тонкой фигуре скрыться под толщей воды, и я не выдерживаю. Выдыхаю могильный воздух, заполнивший легкие, и срываюсь за исчезнувшим под прозрачной гладью Гадриэлем. Обессиленная оболочка сопротивляется и ненамеренно тянет меня ко дну. Собираю разлитую по телу энергию и вытаскиваю слабое тело на берег, наваливаясь сверху. — Какого дьявола творится в твоей голове! Прекрати пытаться прикончить себя! Никто, кроме меня, не смеет этого сделать! — искалеченное тело вздрагивает в моих руках, из серых потухших глаз вырывается поток прозрачных слез. — Ну так убей! Если у меня не получится исчезнуть, забери мою душу! Может, если ты проткнешь мое сердце, я наконец смогу перестать мучить людей своим присутствием. Я больше не хочу дышать, не хочу чувствовать! Я устал. Так почему я не могу просто умереть, если желаю этого всем сердцем? Разве это справедливо? Почему те, кто должен жить, умирают, а такой как я продолжает топтать землю, отравляя воздух. Слезы, похожие на аквамариновые камни, скользят по бледной коже и скрываются в черных волосах. Их поток не прекращается ни на секунду, мое сердце сжимается от боли. Ненависть, что его наполняла, растворяется, стоит увидеть боль в серых глазах. Кажется, сама душа трепещет от нахлынувших чувств, а единственная оставшаяся в сознании мысль кричит, что я не хочу видеть страдания этого человека. — Путь так, но, раз ты топчешь эту землю, то должен продолжать ее топтать! Если грехи так давят на тебя, исправь их! — Убей меня сейчас. Я больше не могу видеть презрение в чужих глазах. — его слова бьют хлыстом по открытой ране. Что творится в твой поехавшей голове? Что ты пытаешься сказать? Не выдерживаю напора переполнивших чувств, что сменяются каждую секунду. — Тогда посмотри в мои! Что ты в них видишь? — мое тело дрожит. Начиная с груди, по телу разливается жар, захватывая каждую клетку и заставляя кожу плавиться, словно в пожаре. — Пожалуйста, хватит. Не мучай меня, — Гадриэль зажмуривает серые бездонные глаза и отворачивается. — Посмотри на меня. — голос вздрагивает, наполняется рычанием загнанного в ловушку зверя. — Отпусти. Прошу. Как это может быть один и тот же человек? Как вырезавший города и семьи разбойник, единственной целью которого была нажива, может смотреть такими глазами? — Я найду того, кто сделал тебя таким. Разорву его тело на части, заберу все, чем он дорожил, а потом брошу его голову к твоим ногам. Гадриэль распахивает глаза. В них на секунду скользит страх вперемешку с ужасом, но вскоре и они сменяются болью, ненавистью к самому себя. — Все к оружию! На нас напали! Найдите главу и защищайте его! — мельком оборачиваюсь в сторону наполненного чужими криками города. Над гильдией поднимается столб дыма, военные в стальных доспехах убивают каждого, кто попадается на пути. — Пошли! — помогаю Гадриэлю встать, но он тут же вырывается из объятий, несется навстречу приближающейся страже. Рычу и, подхватив хрупкое тело на руки, растворяюсь в темноте кустов. Ускоряю шаг, ускользая от звуков боя, все глубже погружаясь в лес, окружающий город. Верховному Королю надоело терпеть скрытную гильдию, которая заправляет всеми темными делами материка. Кажется, он решил раз и навсегда избавиться от проблемы. Сейчас это даже хорошо. Я смогу забрать Гадриэля и самостоятельно разобраться, что с ним произошло. Я не могу завершить месть, пока не пойму, что с ним произошло. Не могу смириться с таким исходом! Кидаю беглый взгляд на несопротивляющегося Гадриэля, в горле застревает ком. Из серых глаз все еще текут слезы, его обессиленное тело дрожит в моих руках. Малыш, потерпи, я обязательно найду причину таких колоссальных изменений. И убью того, кто это сотворил. Гадриль в свои восемьдесят лет, всегда выглядел на тридцать, но смотря сейчас на него я видел только подростка. До Иргата несколько дней пути пешком, брать повозку в ближайшем городе не лучшая идея. Парня сейчас разыскивают, будет опасно входить с ним в город, а оставлять одного слишком неосмотрительно. Я все еще не понимаю, что творится с моими мыслями, но от прежней ненависти ничего не осталось. Смотря на главу, я вижу не ублюдка, уничтожающего все на своем пути, а ребенка, загнанного в угол и лишенного даже маленьких крох любви. И, чем больше боли я вижу в этих глазах, тем сильнее хочу спрятать его от внешнего мира, защитить хрупкое тело и восстановить разлетевшуюся на осколки душу. А после забрать себе, спрятать так, чтобы никто, кроме меня, не смог до нее добраться. Солнце начинает медленно вытеснять луну с небосвода. Оглядываю лес и, в тени листвы, замечаю небольшую пещеру, скрытую плющом. Передвигаться днем небезопасно, лучше переждать до наступления темноты и отправиться в путь дальше. Гадриэль уснул несколько часов назад. Я осторожно осматриваю пещеру и опускаю ношу на землю. После, нарвав веток, делаю подстилку и перекладываю брюнета на нее. Тот не просыпается, лишь вздрагивает во сне. Между черных бровей забирается маленькая морщинка, а лицо покрывает испарина. Я не знаю, что ему снится, но сомневаюсь, что что-то приятное. Прокручиваю образы в голове, раз за разом убеждаясь, что человек, убивший моих родителей, и тот, кто сейчас вздрагивает от каждого шороха и жаждет смерти — разные люди. Я мог бы сомневаться, если бы не следил за этим человеком на протяжении долгих лет. Только месяц назад, когда вступление в гильдию официально подтвердилось, я притаился, с головой погрузившись в навалившиеся заботы. Пришлось подготовиться. Я не мог предположить, сколько времени здесь проведу. Сколько времени мне понадобится, чтобы убить этого ублюдка. Еще месяц назад этот подонок точно трахал шлюх в таверне и брал заказы на убийство очередного несчастного. Еще несколько месяцев назад он без разбора убивал вставших на пути бедняг и выглядел полным жизненных сил, буквально искрился мерзким счастьем. Спустя лишь месяц он пересмотрел планы на жизнь? Понял, сколько дерьма совершил, и решил покаяться? Не верю. Не верю, что сжавшийся передо мной в холодный комок человек может причинить кому-то вред. Он бы убил меня вместо того, чтобы молить отпустить. Конечно, парень мог догадаться о моих планах и разыграть спектакль, но я видел рану в его груди. Видел порезы на тонких запястьях, видел, как холодное лезвие разрезало горло, и из него фонтаном брызнула кровь. Как бледные, дрожащие ноги ступали по стеклу, словно по полю цветов. Дыханье Гадриэля учащается, с губ срывается стон, полный боли. Подхожу к сжавшемуся телу и, опустившись рядом, захватываю главу гильдии в объятья. Он вздрагивает, напрягается всем своим существом, но не пытается отползти, наоборот, прижимается ближе, поглощая исходящее от меня тепло. Кто же ты такой и куда делся ублюдок, убивший мою семью? Чем больше я об этом думаю, тем больше мне плевать на собственную месть. Под тихие всхлипы и сопенье, уставшая от мыслей голова наконец перестает переваривать потоки мыслей, и я проваливаюсь в царство Морфея. Просыпаюсь, когда пещера погружается в ночную темноту, а через листву пробивается лунный свет. Вскакиваю, ошарашенно осматривая пространство вокруг, а сердце начинает колотить по ребрам с такой силой, что, кажется, готово выпрыгнуть из грудной клетки. Но успокаиваюсь, когда замечаю сжавшуюся на другом конце пещеры фигуру. — Почему ты ушел? — подхожу к брюнету, опускаясь на колени, заглядываю в наполненные страхом глаза. Я видел боль, обиду, непреодолимую жажду покинуть этот мир. Но ужас — впервые. Гадриэль не отвечает, лишь отворачивает голову, утыкаясь взглядом в каменный пол пещеры. — Мне страшно, — едва различимо говорит парень, но мой чуткий слух дает возможность разобрать каждый звук. — Чего ты боишься? Я не причиню тебе вреда. На гильдию напали, ты все еще ее глава, тебя будут искать. Надо спрятаться, пока все не утихнет, — хотя сейчас никто не сможет узнать в тебе прежнего главу гильдии «убийц». — Я боюсь тебя, — Гадриэль роняет новую едва слышную фразу и сжимается, как ребенок. Да какого черта с ним творится? Ладно, вчера он пытался покончить с собой, но ведь до этого спокойно разговаривал со мной и даже пожелал удачи в ебучей гильдии! А сегодня, видите ли, уже боится. Даже глаза не поднимает, разве я его обидел? Спас трижды его жалкое тело, а мы теперь боимся?! В сердце закипает ярость, но я стараюсь успокоиться. Пока не буду уверен, что человек, сидящий передо мной, убил мою семью, я не причиню ему вреда. — Почему ты боишься меня? Гнетущая тишина с каждой секундой все усиливает ярость, которую я так тщетно пытаюсь сдержать. Минуты тянутся, но я не сдвигаюсь с места. Жду ответа. — Ты спас меня, нес через лес, укрыл тут. А после, вчера, ты меня обнял. Я не понимаю, что это значит. Я не знаю, зачем ты это делаешь. Мне страшно, потому что, когда ты обнял меня, я чувствовал себя странно. Мне это не нравится. Я просто хочу умереть. — Что ты имеешь виду, когда говоришь «странно»? Пещеру снова наполняет давящая тишина. Малыш кидает на меня короткий взгляд, но до того, как он снова отворачивается, я замечаю плескающиеся в глазах бусинки слез. Хочется сгрести брюнета в охапку, гладить по спине, пересчитывая каждый позвонок, и успокаивающе нашептывать на ухо, что все в порядке, но теперь я уверен, что это напугает его еще больше. Он привык к ненависти и агрессии. Когда я впервые увидел парня, мой взгляд был переполнен ненавистью, он спокойно перенес его. Но теперь, когда злость стихла, а на ее место пришло тепло, он сжимается и прячется от каждого взгляда. — Мне становится тепло. Я боюсь, что привыкну к нему. Боюсь, что захочу больше. — Я дам тебе столько, сколько попросишь, — пытаюсь сделать голос как можно мягче. А мысль о том, что передо мной не мужчина, проживший восемь десятилетий, а маленький ребенок, все больше закрепляется в моем сознании. — НЕТ! Никто не даст тепло такому, как я. Я не заслуживаю этого, я должен умереть. Убей меня, пожалуйста, но не мучай. Вздрагиваю от его слов и срываюсь. Надоело. Поднимаю мокрое лицо и заглядываю в горящие страхом глаза. — Смотри на меня внимательно! Ну же! Посмотри на меня! — серые глаза расширяются от ужаса, но он смотрит на меня, не моргая, — Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Вижу, как в серебряных глазах мыли сменяют друг друга. Как он пытается сопротивляется моему влиянию, но обессиленное тело слабеет, духовная энергия едва трепещется на дне его души. Гадриэль сдается. — Меня зовут Тема. Мне шестнадцать лет.