Убей меня

Уснуть у меня так и не получилось. Уставший организм требовал отдыха, но спокойно спать, когда малыш рядом сходит с ума от собственных кошмаров, я не смог себе позволить. На дрожащих ногах спускаюсь в таверну заказать завтрак. Малыш приводит себя в порядок к моему возвращению, а я лишь с болью в глазах смотрю, как он тихо, едва слышно, собирается. Если не смотреть на него в эти мгновения, покажется, что в комнате нет никого, кроме тебя. И от этого только хуже. Не думал, что находясь рядом с таким потерянным человеком, ты и сам начинаешь терять нить жизни. Яркое, слепящее солнце в окне кажется блеклым, словно догорающая свеча. — Я готов, — тонкие пальцы касаются плеча и я вздрагиваю, выходя из омута своих мыслей. — Давай зайдем к лекарю? Он даст тебе травы, чтобы легче спалось. — НЕТ! Не надо, со мной все хорошо. — Малыш, они тебе помогут. — Мне не нужна помощь. Выдыхаю, смиряясь с очередным поражением. День за днем я пытаюсь подобраться к его разбитой душе, но не могу приблизиться ни на шаг. В деревне покупаю лошадь, пора бы уже ускориться. Будь я один, добрался бы через тень. Но с Темой я боюсь лишний раз входить в нее. Поля сменяют друг друга и к вечеру мы пересекаем границу Иргата. Тема сидит передо мной с вытянутой в струну спиной и каждый раз, когда он устает и на секунду облокачивается на меня, отскакивает, беря себя в руки. Не выдерживаю этих манипуляций и, притянув парня к себе, обхватываю одной рукой. Хорошо было бы остановиться на привал, но я слишком долго был в неведении и лучше поскорее добраться до города. — Устал? Если хочешь, можем сделать привал? — Я в порядке. Ты далеко не в порядке, мысли в очередной раз бушуют в голове, но стоит услышать учащенное сердцебиение в узкой груди, я успокаиваюсь. Даже если ему и правда плевать на весь мир и малыш не хочет никому доверять, с каждым днем, что мы проводим вдвоем, он привыкает ко мне. И мне хочется верить, что однажды он полностью примет меня и доверится. — Мы заедем по дороге в одно место, я хочу узнать почему, несмотря на твои попытки, твое тело излечивается. — Хорошо, может, они знают способ избежать этой регенерации, — очень надеюсь, что не знают. И даже если они его знают, я тебе о нем не расскажу. Несмотря на обилие всевозможных магических техник, я еще не встречал людей, кто не мог умереть от физических травм. Да, эльфы чемпионы в продолжительности жизни, но если проткнуть их сердца, они умрут. Состояние малыша смахивает на божий дар, но мне это больше напоминает проклятие. Вздыхаю и ускоряю лошадь. До Играта еще день пути, но Никет гораздо ближе, если поторопится, успеем добраться туда к ночи. Заодно будет небольшой перерыв. Солнце еще не успело скрыться за горизонтом, а мы уже подъезжали к гильдии магов. Массивная крепость, расположившаяся на холме и окруженная рекой. Во главе гильдии стоял Дравос Тарнаг. Старый эльф, который отделился от своего народа и остался с людьми. — Арлетт Фоглан! Мы рады видеть вас в наших стенах. Я предупрежу главу о вашем прибытии, — нас встречает юный ученик и провожает во внутренний двор крепости. — Спасибо, я буду ждать его в своей старой комнате, — пару лет назад я сам был его учеником и весьма одаренным, так что мой голос был достаточно весомым в этих старых стенах. Нас провожают в мои старые комнаты, которые до сих пор пустуют. На мгновение проскальзывает мысль, что лучше бы оставить Гадриэля здесь, пока я не узнаю, что происходит в Играте. Но оставить малыша одного я не в силах, так что появившаяся мысль сразу покидает сознание, не успев закрепиться. — К тебе хорошо относятся. — Можно и так сказать. Во всяком случае, на территории Иргата я смогу защитить тебя. — От кого? — Бывший владелец тела неплохо поднагадил всему материку. Верховный Король наконец, не выдержал и теперь за твою голову объявлена награда. И я бы был осторожен, несмотря на твою особенность, тебе не стоит быть слишком безответственным со своей жизнью. — Значит, мы оба были не достойны своих жизней. — Это не… — Арлетт? Какими судьбами? Давно ты не бывал у нас, — мне не дают договорить, Дравос заходит в комнату заканчивая наш разговор. — Это случайность, но не стану скрывать, что очень приятная. Дравос, мне бы очень пригодилась твоя помощь. — Я с радостью помогу своему ученику. — Спасибо, это большая честь для меня, — старик довольно своенравный и больше всего любит, когда его заслуги расхваливают, что не всегда вяжется, стоит узнать его возраст. — Ну, что ты! Как могу не помочь нуждающемуся! Аха-ха. Так чем я могу тебе помочь? Кстати, ты пришел с гостем? Представишь нас? — Да, конечно! Прости мне мою бестактность, мы несколько дней в пути. Это Гадриэль Мейлан, бывший глава гильдии в Хале. — Дравос удивляется, но виду не подает. — Очень приятно, много о вас наслышан, молодой человек. — Тема теряется, но все же кивает старику. — Дравос, не мог бы ты осмотреть его? Мне кажется, на нем лежит проклятье или что-то похожее, — специально не говорю старику, что в теле Гадриэля другой человек, я уверен, он это поймет, но станет осторожнее. Я бы не хотел, чтобы он подсказал малышу новый способ собственной смерти. — Конечно, но я удивлен, что мой лучший ученик не смог разобраться, — старик перестает разыгрывать наш маленький спектакль и подходит к Гадриэлю, — молодой человек, не могли бы вы прилечь. Тема слушается и ложится на кровать, а Дравос начинает осматривать малыша. Вижу, как меняется выражение на его всегда спокойном лице. — Что же с вами случилось, раз ваша душа в таком состоянии? — С Гадриэлем что-то не так? — кажется, я не зря переживал о его состоянии. — Я не уверен, кажется, очень давно я сталкивался с подобным, мне нужно убедиться. Арлетт, ты поможешь мне? А вам, молодой человек, придется дождаться нас, даже не смотря на все заслуги моего ученика, будет не очень хорошо, если глава подпольного мира будет разгуливать по нашей гильдии, — киваю старику, благодаря за осторожность, и поворачиваюсь к Теме. — Малыш, подожди меня, я ненадолго. — Хорошо, — Артем кивает, но в его взгляде я вижу маленькое сомнение. Игнорирую его и выхожу вслед за Дравосом. — Что ты увидел? — стоит закрыться двери и я задаю мучивший меня вопрос. — Ты стал очень нетерпеливым и, кажется, слишком сильно привязался к «Гадриэлю». Смотри, как бы это не принесло тебе проблемы. Пойдем, поговорим у меня в кабинете. — Как ты узнал, что там другая душа? — задает свой вопрос старик стоит войти в наполненную книгами комнату. — Ввел его в гипноз, хоть парню и досталось весьма сильное тело, кажется, он не умеет пользоваться магией и ставить защиту. — Поэтому ты отказался от своей мести и так сильно привязался к нему? — Да, наверное. — Ты и дальше намерен защищать его? — Старик, к чему эти вопросы? — чем больше Дравос интересуется Темой, тем неспокойнее становиться моя душа. — Сначала ответь? — Да, я намерен и дальше его защищать. То, что натворил первый владелец тела никак не относится к Теме и он не должен нести ответ за чужие грехи. — Хорошо, а теперь слушай. И прекрати называть меня стариком, я выгляжу моложе тебя! — закатываю глаза, прекрасно зная его настоящий возраст. — Ты уже догадался, что парень из другого мира? — Да. И то, что он не может умереть, я тоже знаю, но не могу понять почему. Я собственными глазами видел, как он перерезал себе горло и уже через несколько часов спокойно пил вино. — Я не знаю, откуда он, но точно могу сказать, что его судьбы была ужасающе жестокой. И это, к сожалению, отразилось на его душе, поэтому он не может умереть. Но это ненадолго, если он не прекратит свои попытки, однажды очередная его глупость окажется успешной, — старик, заканчивает свою речь, а меня накрывает волной холодных мурашек. — Как это возможно? Разве то, что не может умереть, не значит, что он теперь бессмертный? — Мне интересно, как ты себе это представляешь? Но нет, это не так. Попробую объяснить проще. — Когда мы умираем, наша душа стучится во врата Царства Света или Царства Тени, о втором ты и без меня хорошо знаешь. О том, в какое Царство нас пустят, решают наши поступки в жизни, но мало кто знает, что чтобы пройти через так называемые «врата» надо, чтобы твоя душа была цельной. Как думаешь, что разрушает нашу душу? — Ненависть? Агрессия? Не знаю. — Кажется, ты зря получил звание лучшего ученика. Нет, душу разрушают боль и страх. Ненависть лишь заставляет ее почернеть, выстилая ковровую дорожку в Царство Тени. Любовь, наоборот, наполняет душу светом и в этом случае ты с легкостью войдешь в Царство Света. Но если твоя жизнь была наполнена болью и страхом, душа начинает трескаться и распадаться на части. Если эти куски большие, они могут соединиться и пройти, но если они настолько крохотные, что не в силах отыскать друг друга, то и пройти ни в одно Царство они не могут, следовательно, и переродиться душа не может. Эти части просто отшвыривает обратно в тело. Душа твоего малыша разбита не просто на осколки, она практически стерта в пыль и восстановить ее не выйдет ни у кого. — Разве это не значит, что после каждой смерти его душа будет обратно возвращаться в тело? — Да, так бы и было, если бы это было его настоящее тело. Но он занял чужое и его душа связана с этим телом тонкими нитями, которые рвутся каждый раз, когда он умирает. И однажды, когда все нити будут порваны, его душа растворится и перестанет существовать. — Сколько у него попыток, перед тем как порвутся все нити? — голос дрожит, а паника медленно подползает к горлу. Я погорячился, когда поспорил с малышом, давая себе только месяц. — Две, может, три или не одной. Я не всесилен и не могу знать ответы на все вопросы, но я знаю, что попыток осталось очень мало. А учитывая тело, в которое он попал, рано или поздно его найдут и одна из пыток окажется для него последней. — Разве нет способа восстановить его душу? Или хотя бы часть этих нитей? — Нити это просто искусственная привязка души к телу и их нельзя усилить без влияния на душу. Но насчет самой души я не могу с уверенностью сказать. Если что-то сможет перекрыть боль, что его наполняет, тогда да. Но я хочу, чтобы ты знал, надежды на это практически нет. Представь, что на одной чаше весов у тебя лежит солнце, что ты сможешь положить на другую? Но мне интересно другое, почему ты не захотел, чтобы он это знал? — Потому что он сам хочет умереть и, думаю, если узнает, что его душа может просто раствориться, он только обрадуется. — Может, стоит принять его выбор и отступить? Как бы сильно ты не хотел его спасти, он обречен на исчезновение. К тому же, если будешь держать его рядом, навлечешь на себя неприятности. До меня дошли слухи, Верховный Король связывался с Барнардом (Барнард Етеор — действующий король Иргата). Несмотря на всю мою любовь к нашему владыке, не думаю, что он будет долго противостоять влиянию Анцелума Елайя (Верховный Король). — Что еще ты знаешь? Он уже подписал договор? — Пока нет, но если Грис сдастся, боюсь, у него не будет выбора. Сам понимаешь, эльфы не станут нам помогать, а в Биграфе нет устойчивой власти, он уже разбил Хал, вывел из строя Гадриэля. Хочешь или нет, но кольцо сжимается. И бродить с Гадриэлем не лучшая идея, а тем более вести его в столицу. — Знаю, но я не могу оставить его здесь. Прошу, не сообщай о нем никому. Я буду осторожен. — Отправляйся в Иргат пока один, я присмотрю за ним некоторое время, после пришлешь за ним. — Нет. Не думай, я доверяю тебе, но не доверяю Гадриэлю. Уверен, если я оставлю его одного, он тут же попытается убить себя. — Я бы на твоем месте не доверял никому. Подумай хорошо, стоит ли твой «малыш» того, чтобы его защищать? — Стоит, — шепчу себе под нос, но в голосе сквозит сомнение. Дравос оставляет меня наедине с мыслями и покидает свой кабинет. Я же сижу, придавленный грузом навалившейся на меня информации. В глубине своего сердца я уже знаю ответ, давно принял для себя то, что, несмотря на предстоящие беды, я не оставлю этого ребенка одного. Но одно дело это понять своим сердцем и совсем другое заставить себя сделать этот шаг, когда ты прекрасно осознаешь, какие последствия повлечет за собой принятое тобой решение. Сейчас я готов согласиться с Темой, что если тебя не просят о помощи, лучше не лезть, ведь больно от этого будет не только тебе. Отгоняю от себя все наваждения и страхи, что раз за разом терзают мою душу. Делаю глубокий вдох и выхожу из комнаты. Небольшие коридоры кажутся бесконечными, а стены давят на ум. Знай я, что скажу малышу и мне было бы легче дышать, но я не знал. — Что тебе сказал твой друг? — Тема нападет с порога, загоняя, словно добычу в угол. — Он сказал, что все хорошо. Не переживай, — голос звучит настолько неубедительно, что я сам не верю в сказанное. — Ты врешь! — малыш хмурит темные брови, а мое сердце в очередной раз обливается потоком из крови и боли. Что я должен ему сказать? Ты обречен на смерть? Жизнь отыгралась на тебе и дальше не ждет ничего хорошего? Солгать? Но ты, как никто иной, видишь ложь лучше меня. Я боюсь говорить тебе правду, боюсь, что она даст тебе надежду, которую я не хочу давать твоей душе. — Тем, иди сюда. Выслушай и попробуй понять, — сажусь на кушетку и притягиваю малыша в свои объятья. Руки дрожат, а сердце сходит с ума от бешеного ритма. Вдыхаю мягкий запах нагретой кожи и мысли проясняются. — Твои попытки покончить с собой были не напрасны, если ты продолжишь пытаться, однажды это у тебя получиться, — малыш ерзает на коленях и, кажется, будто эта мысль его обрадовала, но, поймав мой вздох, замирает, слушая мою речь. — Я знаю, что ты этого жаждешь сильнее всего на свете. Но я хочу, чтобы ты понимал, если ты это сделаешь, дальше не будет ничего. Ни света, ни тьмы, ты просто навсегда исчезнешь из мира и перестанешь существовать. — Я знаю. Прости, тебе лучше уйти. Я не могу принять то решение, что ты так сильно хочешь услышать от меня, — ровный голос разрезает слух, словно плеть бьет по раскрытому сердцу. В нем нет ничего, одиночество и боль. Иллюзия рушится, словно карточный домик. Сильнее сжимаю хрупкое тело. Я не могу позволить малышу исчезнуть. Не знаю, что он со мной сделал, но разжать руки и отпустить я больше не в силах, пусть даже весь мир встанет против. — Я не уйду и не отпущу тебя. У меня есть месяц, нет, даже больше. Я не позволю причинить тебе боль. Даже если это твой выбор. Хочешь ты или нет, тебе остается только смириться, я буду сражаться за тебя раз за разом! Пока ты не сдашься и не согласишься жить. — Прекрати! Мне не нравится! Я говорил тысячу раз: Я НЕ ХОЧУ ЖИТЬ! Почему ты постоянно тянешь меня обратно? Почему не позволяешь уйти, я ведь никто для тебя. — Потому, что ты не заслуживаешь такой жизни! Скажи мне, почему ты каждую ночь просишь прощения вместо того, чтобы ненавидеть этого ублюдка?! Зачем стремишься к смерти вместо жажды отмщения? — наши голоса дрожат, а из янтарных глаз потоком выливаются прозрачные слезы. — Ты ничего не знаешь! Я, как никто, заслуживаю смерти! Я не должен был рождаться, а если мне и дали второй шанс, то не для новой жизни, а лишь для того чтобы я искупил свои грехи! — нежность в моем сердце сменятся яростью и, развернув Тему к себе, бью наотмашь по красивому лицу. Резкий звук пощечины разлетается по всей комнате и малыш перестает всхлипывать, замирая на моих коленях. — Ну и как? Ты ведь этого хочешь? Понравилось? — раздражение вырывается из горящих глаз, а руки тисками сжимают хрупкие ребра, еще секунда и они раскрошатся под натиском моей силы. — Нет. Мне больно. — длинные ресницы вздрагивают, но слезы пропадают в смотрящих на меня глазах. — Разве не ты говорил, что заслуживаешь боли? Разве не ты, ступая по битому стеклу, вспорол себе горло? Не ты ли говорил мне, что рад чувствовать боль, потому что она приносит тебе облегчение? Так почему ты сейчас не улыбаешься? — Прости, — малыш срывается и, вцепившись в мои плечи, прижимается дрожащим телом, — прости, я исправ.исравлюююсь. Я буду тебя слушать, но, пожалуйста, не делай так больше. Когда ты меня бьешь, я чувствую как что-то внутри меня разрывается на части… с такой болью…мне никогда не был. я не чувствовал такой боли никогда. Пожалуйста…не надо. — Все хорошо, я больше не буду. Я не причиню тебе больше вреда. Я поглаживаю дрожающую спину, но поток слез и всхлипов только увеличивается. — Плачь, я рядом. Плачь, пока не выплачешь всю боль, пока не выкинешь ее из своего сердце, оставляя в нем место для новой жизни. — не сразу замечаю что и мои глаза стали влажными. Я знаю, что ему, как никогда, надо выплакаться, отпустить все, что тянет его душу ко дну. И несмотря на подступивший к горлу ком, на мокрые от слез скулы, я радуюсь. Пусть так, но он доверился, приоткрыл израненную душу, давая ее исцелить.