Королева отверженных

      Когда Азхар и Жанду покинули поместье, Винсент бесцеремонно ввалился в покои Марселана и растолкал его.  — Ну что, бухарик, вставай, работать надо.  — А чего сразу бухарик…  — Потому что надрался вчера, как сволочь, и мы в итоге так ни до чего и не договорились.  — Я не надрался! — Марселан, казалось, был обижен. — Я сделал вид, что пьян, чтобы ты отстал и не делал мне мозги.  — Да-да, рассказывай, — бросил Винсент. — Серьезно, надо придумать, что мы будем делать, где эту бабу искать. Как ее?  — Кус… Кас…  — А говоришь, не надрался.  — Да иди ты, сволочь. Каурария?.. Карусария?  — Дай угадаю, по кличке «Карась».  — Да пошел ты, — Марселан кинул в Винсента подушку, и тот доблестно поймал ее лицом. — Давай по старинке работать, а? Я в поместье, а ты на помойке побираешься.  — Ну ты и тварь.       Бретонец, облаченный в ночную рубашку, кое-как поднялся на кровати.  — Надо пожрать.  — Что-то ты размяк совсем. В Даггерфолле тебя можно было пнуть после двух часов сна, и ты бы тут же придумал достойный план ограбления.  — Слушай, еще одно слово, и я выкину тебя в окно вниз головой. Хочешь, чтобы я начал думать? Сгоняй на кухню и принеси чего-нибудь похавать. Ты сегодня подозрительно борзый, Винсент. Что, обрадовался, что девки из дому ушли?  — Я на кухню, — коротко бросил он, выйдя из комнаты. Марселан громко заржал.  — Да что у тебя за проблемы с женщинами-то? Чем они тебе не угодили?  — Всех самых красивых мужиков забирают себе, приходится с тобой общаться, — ответил Винсент из-за двери, заставив своего друга чуть ли не разрыдаться от смеха.  — Между прочим, я вполне себе ничего!  — Ага. Ничего хорошего.       Винсент, судя по звуку шагов, все-таки отправился на кухню. Вернувшись через пару мгновений, он замахнулся на своего друга душистой, только что из печи, лепешкой, сделав вид, что вот-вот кинет ее ему в лицо.  — Придурок, отдай сюда, — Марселан отжал у Винсента свой хлеб и чашку с кофе. — С тобой невозможно ни работать, ни общаться.  — С тобой тоже.       Бретонец откусил большой кусок хлеба и бодро запил все это дело.  — Вот, уже лучше. Так, давай вспоминать — что мы знаем про эту самую Кус… Кас… Я буду звать ее Кукусь.       Винсент заржал.  — Кукусь — двоюродная бабка Азхар. Сбежала от Сефира к эш’аба. Нам надо ее найти и спросить, что там вообще происходило. Я без понятия, что Азхар собирается делать с этой информацией, но это будут уже ее проблемы.  — Так, — Марселан снова откусил внушительный кусок от лепешки и теперь говорил с набитым ртом. — Тифто теоретитефки, мы мовем тупо пойти к Ра’Кемиру и дать ему денег.  — Прожуй сначала, задолбал.  — А ефо ты мовеф пойти в Обливион, — ответил ему Марселан, хлебнув кофе из чашки. — Но с каджитом часто работать нельзя, а то он борзеть начинает. Так что, возможно, стоит пообщаться с теми, кто видел ее в последний раз.  — Идея на миллион. А как мы узнаем, кто видел ее в последний раз?  — Я так понял, что Кукусаря очень любит путешествовать по задворкам Хаммерфелла, возвращаться, устраивать скандал Джафира’джаду и снова отчаливать за горизонт. Логично предположить, что ее знают во дворце, куда она приходила, в страже, которая ее из этого дворца выталкивала, и в местных архивах, которые все это дело записывали и зарисовывали.  — Если мы заявимся во дворец, нас арестуют.  — Хм-м… — Марселан дожевал свой завтрак и широким движением залил в себя остатки кофе. — Знаешь, у меня есть идея.  — Она мне заранее не нравится.  — Давай прикинемся художниками.  — Мы? — Винсент с привычным ему каменным выражением лица вскинул левую бровь. — Единственное, что мы можем нарисовать — это жопу на заборе.  — Это неважно! Смотри, в чем смысл: мы с тобой пойдем во дворец, скажем, что мы художники, и хотим запечатлеть саму великую и ужасную Карусарию, но для этого нам надо ее найти.  — А они там все сразу такие обрадовались и нам помогли.  — Слушай, в сознании людей человек любой творческой профессии — это какой-то неадекватный придурок, которому проще позволить плюнуть в морду медведю и сказать, что это был «перфоманс», чем полчаса объяснять, почему это плохая идея. Тем более, что мы с тобой оба бретонцы! Кто у нас самые поехавшие художники? Мы, Винсент, мы!  — Или альтмеры.  — Альтмеры поехавшие в другую сторону. Эльфы будут скорее все свои работы по линеечке выверять и каждый цветочек с сверять с образцом. Помнишь Эмиля?       Винсент прыснул в кулак. Разумеется, он помнил этого придурка, главного фрика Даггерфолла, который пришел во дворец голый, перемазался краской прямо перед королем, рухнул на пол и начал дергаться, как будто у него припадок; получившееся пятно назвал пафосным названием «Агония», поставил дату и свою подпись, после чего потребовал с короля золота.       Его Высочество смеялся так, что не смог ему отказать.  — Во-о-от. О том и речь. Или, может, тогда лучше писателями представимся? Вдруг нас попросят что-то нарисовать, а мы только…  — Да-да, жопу на заборе. Но в таком случае и писатели из нас никакие. Мы же ни одной книги не родили.  — А есть ли тут, в Сентинеле, какая-то местная газета?  — Я не знаю.  — Если она есть, мы можем сходить туда, сказать, что у нас есть возможность поговорить с самой Коксусарией, получить какой-нибудь опознавательный знак, что мы из газеты, а там уже с этим самым знаком идти туда, куда нужно.  — Но у нас нет возможности поговорить с ней.  — Будет!  — Ты такой самоуверенный, честное слово.  — Я знаю. Очень удобно, рекомендую.  — Ладно, плана получше у нас нет, поэтому предлагаю для начала поспрашивать среди слуг, есть ли в Сентинеле нечто подобное.       Когда Марселан оделся и привел себя в божеский вид, он и его друг вышли из комнаты и отправились окучивать работников поместья. Первым на пути им попался Камияс; не очень понимая, зачем бретонцам это нужно, он назвал им два самых крупных издания здесь, в городе, и еще несколько поменьше. Решив не мелочиться, они направились в самую внушительную газету, понадеявшись на авось.       На подходе к самому изданию Марселан натянул на лицо самое непринужденное, самое самоуверенное выражение лица, которое у него только было в запасе. Он нагло ввалился в здание, спокойно прошел мимо охранника и кивнул ему, и тот даже не стал его останавливать, видимо, решив, что это кто-то из работников, потому что нормальные люди так спокойно в чужое помещение не заходят. Он забрел в какой-то первый попавшийся коридор, остановил случайно встретившегося ему женщину и небрежно бросил ей:  — Директора не видела?  — Видела, — немолодая, уже немного седеющая редгардка, которую бретонец и поймал, ответила как-то немного неуверенно. — Где-то тут ходит, надо искать.  — Отлично, спасибо.  — А ты кто?.. — спросила она, но Марселан уверенно развернулся и бодрым шагом ушел в другую сторону.  — Поймают нас, как пить дать, поймают, и вышвырнут отсюда, — зашипел ему на ухо Винсент. — Ты как всегда, по лезвию ножа ходишь.  — Да нормально все будет.  — Вот поэтому тебя в Даггерфолле и ловили всем городом!  — Да ладно, весело ж было.       Винсент вздохнул и закатил глаза.       Они прочесали все этажи в поисках того самого директора; наконец, добравшись до его кабинета, Марселан без стука ввалился в него. Управляла изданием приятная редгардка средних лет, которая была очень удивлена появлением перед собой двух бретонцев: одного — с самоуверенной улыбкой, а второго — почему-то немного напуганного.       Она отложила все бумаги, какие у нее были в руках, и с интересом уставилась на своих гостей.  — Добрый день, господа. Вы кто?  — Доброго дня, госпожа, я — Эмиль Дюбуа…  — О, я тебя знаю. Ты — тот самый художник из Даггерфолла, верно?  — Все верно, госпожа. А как мне обращаться к тебе?  — Ниладия, — она сдержанно улыбнулась. — Рада встретить тебя лично, хоть и не очень понимаю, зачем ты здесь. А твой спутник?..  — Это мой личный писарь.       Винсент уже открыл рот, чтобы представиться.  — Простите, что он молчит, он абсолютно нем.  — А-а-э-э-ы, — протянул бретонец, дабы не выглядеть глупо с открытым ртом.  — Вернее, он парадоксально нем и разговорчив одновременно.  — А-э-э.       Редгардка улыбнулась. Похоже, общество бретонцев ее веселило.  — Хорошо, приятно познакомиться. Так что тебе нужно здесь?  — Видишь ли, госпожа, я хочу добраться до пропавшей сестры Сефира ат-Павиа…  — Госпожи Каусарии? — редгардка заметно заинтересовалась. — А при чем здесь мы?  — Я подумал, что этот поразительный человек способен многое поведать о своей жизни, а мне как раз нужна эмоциональная встряска. Что-то пронзительное, что-то горькое и терпкое… Госпожа ат-Павиа как раз подходит под это определение. Есть одна проблема — большая часть дверей, за которыми она прячется, для обычного бретонца закрыты. Но что открывает их? Правильно. Значок работника газеты.       Ниладия засмеялась.  — Как интересно. А зачем газете выдавать свой значок непонятно кому?  — Ну, как же? Много ли у тебя работает художников из Даггерфолла? Много ли тех, кто может добраться до самой госпожи ат-Павиа?  — Во-первых, мы уже много лет пытаемся достучаться до Каусарии, с чего ты взял, что у тебя получится? А во-вторых, не уверена, что газете стоит связываться с человеком, который в творческом порыве облизал королевскую корону и назвал это дело «поучительным представлением».  — «Перфоманс», в Даггерфолле это называется «перфоманс». И я этого не делал, госпожа, ко всему прочему. Не знаю, кто такую ерунду тебе сказал, но он бессовестно соврал.  — Правда? А про твое лежание голым в краске на полу дворца? Тоже вранье?  — Нет, вот это как раз была правда.  — И это был тот самый перфоманс?  — Именно.  — Интересно. И что же он значил?  — Ай-ай-ай, госпожа, магия искусства пропадает, если начинаешь ее разжевывать.       Редгардка покачала головой. Видимо, она все-таки сдалась и приняла на веру, что перед ней тот самый Эмиль.  — Хорошо, предположим. Но это не отменяет того факта, что госпожа Каусария никогда не общается с работниками слова. Ни с какими. Даже когда она в городе, что бывает довольно редко, она гонит всех от себя прочь.  — Да, но у меня есть кое-что, что способно ее заинтересовать, — довольно улыбнулся Марселан.  — А-э-а-а-о, — подтвердил это дело Винсент.  — И что же?  — Например, благословение ее двоюродной внучки, другой госпожи ат-Павиа.       Ниладия замерла.  — Какой еще другой госпожи…  — Разве вы не слышали, что Гасана ди-Дарри недавно повесили?       С лица редгардки исчезло насмешливое выражение.  — Он был женат на Шарафе ат-Павиа, и у них есть дочь, Азхар, которая теперь тоже носит фамилию ат-Павиа. Милейшая девушка, я имел честь общаться с ней; ее желание обрести другую семью велико, так что она без каких-либо сомнений благословила меня на общение со своей тетушкой.  — Удивительный вы народ, художники, — кажется, редгардка была искренне восхищена. — Хорошо. Я дам вам — и тебе, и твоему писарю — значок газеты. Однако ты должен будешь принести мне все, что удастся о ней разузнать.  — Разумеется, это будет честно.  — Э-а-о.       Женщина встала со своего места и подошла к шкафу в углу. Она повернулась к бретонцам спиной и не увидела, как растерянно смотрит на нее Винсент и как нагло улыбается Марселан. Бретонец был невероятно доволен собой. Кажется, еще чуть-чуть, и он сможет самого Джафира’джада убедить покинуть трон и отдать его ему.       Ниладия взяла из шкафа два блестящих значка и протянула их своим гостям.  — Берите. Буду с нетерпением ждать от вас новостей.  — Ну, а мы — я, то есть — буду с не меньшим нетерпением ждать нашей следующей встречи, — Марселан взял значки, повесил их себе и Винсенту на рубаху, на самое видное место, и отправился прочь, потащив за собой своего друга.  — Ы-у-а-а-а! — попрощался «писарь».       Как только они вышли из здания, Винсент потащил друга куда-то в сторону, на задворки, где развернулся к нему и недовольно спросил:  — Какого даэдрота сейчас было?!  — А что тебе не так? Как по мне, все по красоте прошло.  — С какого такого ляда я оказался нем?!  — Мне не хотелось, чтобы ты сболтнул лишнего. Ты же знаешь, что разговоры — это по моей части, и при этом все равно упорно лезешь вперед!  — Ну ты и падла, — надулся Винсент. Марселан улыбнулся и добродушно обнял его.  — Да будет тебе. Главное — у нас есть значки, а значит, можно идти и окучивать и дворец, и стражу, и архивы.  — Уф-ф-ф… — Винсент облокотился спиной на стену и медленно сполз по ней на землю. — Как вообще сработала вся та фигня, которую ты наговорил?  — Как-как… Магия, — Марселан самодовольно улыбнулся. — Я же говорил, что затея с художником проканает, хотя эта мадам и пыталась уличить меня во вранье.  — Каким образом?  — Помнишь, она сказала про облизывание короны?  — Ну?  — Эмиль этого не делал. Никогда. Если бы я согласился, что да, было дело, я бы сдал себя с потрохами. Ниладия явно интересовалась его, э, творчеством… Вот только есть одно ма-а-аленькое «но». Она интересовалась, да, а я с этим придурком бухал.       Сидящий на земле бретонец устало вздохнул.  — И почему я не удивлен…  — Периодически бегал ему за вином, а там и за чем похуже. В общем, мужик потрясающий. Правда, у него есть один существенный недостаток — это скума. Фишка, впрочем, тоже в ней.  — Избавь меня от своих рассказов, Ноктюрнал тебя побери. Дальше-то куда?  — Я полагаю, во дворец. Там должны знать, когда Кукур… Кукус… Карус… баба эта, короче, появлялась в последний раз, откуда она пришла и куда ушла.  — Пошли. Но если я и дальше буду с тобой так работать, я сам забухаю.  — Тогда ты должен был спиться лет десять назад.  — Я держусь, чтобы случайно не избавить тебя от своего противного общества.       Марселан усмехнулся и протянул своему другу руку; когда тот схватился за нее, он поднял его на ноги, и вместе они отправились во дворец.       Все-таки Сентинель прекрасен, особенно центральные его улицы. Архитекторы, кем бы они ни были, постарались на славу: широкие, прямые проспекты, усаженные пальмами, выглядели впечатляюще в любое время дня и ночи; сам же дворец Его Светлости Джафира’джада поражал воображение еще сильнее. Жители Хаммерфелла смотрели на его украшенные орнаментом стены, невероятных размеров входные ворота и башни со смесью восхищения и трепета, но для большинства бретонцев — что местных, родившихся здесь, что приезжих — главное здание города было не более, чем вольной фантазией на тему большого сарая. При всем изяществе своей росписи, королевская резиденция почему-то была просто квадратной формы. Жителей того же Даггерфолла, привыкших к сложным переходам, высоким окнам, балконам, галереям и колоннадам, архитектурные изыски редгардов впечатляли мало.       Вот и сейчас Марселан и Винсент, лавируя между редгардами, верблюдами, лошадьми и их повозками, уверенно шли ко дворцу, презрев обычай останавливаться перед ним; они легко заскочили внутрь, где их остановил стражник.  — Стой! Куда идете? По какому вопросу?  — Мы из газеты. Эмиль Дюбуа и Мишель Моро.  — Отлично, из какой газеты?       «Проклятье!.. В каком издании мы только что были?!» — панически подумал про себя Марселан. Он вдруг понял, что напрочь забыл его название, поэтому просто показал стражнику значок.  — А что, ты сам не видишь?!       Стражник посмотрел на него с плохо скрываемой смесью усталости и раздражения. Он мельком посмотрел на подсовываемый ему под нос значок, вздохнул и покачал головой.  — Вас в «Сентинельский вестник» специально таких отбирают, что ли?  — Каких «таких»? Желаешь это обсудить?  — Нет, спасибо, это был риторический вопрос, — буркнул стражник. — Эмиль Дубу…  — Дюбуа.  — …и Мишель Моро. Цель визита?  — Мы ищем госпожу ат-Павиа, и нам нужен кто-то, кто видел ее в последний раз.       Стражник замер, задумавшись. Наконец, он медленно поднял голову, уставившись на Марселана.  — Какая еще госпожа?..  — Добрый человек, ну что ж ты так, их же не так много, — улыбнулся бретонец. — По крайней мере, живых.       Стражник все еще не понимал, о ком идет речь.  — Я про сестру Сефира ат-Павиа.  — Сефи… А, так сказали бы сразу, что вам Каусария нужна, — буркнул он. — Спросите у секретаря в приемной. Она в последний раз на него орала.       Он лениво махнул рукой в направлении нужного кабинета, и Марселан, шутливо поклонившись, отправился туда, а его верный «немой писарь» посеменил за ним.       С некоторым трудом найдя необходимую дверь — все-таки дворец был неприлично велик — бретонцы бесцеремонно и без стука открыли ее, встретив с другой стороны усталого седого редгарда.  — Добрый день, добрый день, — непринужденно поздоровался Марселан, поклонившись мужчине. — Я — Эмиль Дюбуа, «Сентинельский вестник», мы разыскиваем госпожу ат-Павиа.       Редгард закатил глаза.  — От нее никакого покоя не было, а теперь еще и от вас не будет.  — Ни к чему так переживать, добрый человек, мы ненадолго, — улыбнулся бретонец. — Я лишь хочу узнать, когда она появлялась здесь в последний раз и куда после этого исчезла.  — Она приезжала три или четыре месяца назад из Танета. Ругалась на нас, что мы ничего не делаем для жителей тамошних окраин. Провела здесь три дня, поставила всех на уши и укатила обратно, но где именно она сейчас, сказать сложно — либо она снова в Танете, либо вовсе в Проклятии Хью.  — Мишель, пишешь?  — А-о-э-э! — выдал Винсент, карябая на украденной бумаге украденным пером украденными чернилами какие-то непонятные загогулины, игравшие роль букв.  — Так, хорошо. Где останавливалась госпожа ат-Павиа?  — Откуда я знаю? Вам, газетчикам, лучше должно быть известно, кто из трактирщиков не стесняется заселять к себе эш’аба.       «Ну, это, скорее всего, где-то в порту, — подумал Марселан. — Вряд ли остальные примут под свое крыло практически отступников».  — Ладно… С какой частотой она обычно приезжает? У нее есть какой-то график?  — Ага. Утром восхититься Хаммерфеллом, вечером обругать меня, как будто я могу ей чем-то помочь, — угрюмо бросил редгард.  — То есть, до Его Светлости она не доходит?  — Было пару раз, достучалась она до него. Он предложил ей уговорить ее на тот момент еще живого брата дать ему золота на улучшение жизни людей, о которых она заботится, и повелел ей без денег не приходить.  — И теперь она ходит только к тебе?       Секретарь устало кивнул.  — Любопытно, любопытно, — Марселан улыбнулся и задумался.  — Что-то еще?  — Существуют ли где-то записи ее обращений? Какие-то бумаги или…  — Да. Несколько копий лежит в архиве.  — Даже несколько?  — Ага.  — А что она обычно говорит, когда приходит?  — Ну, кидает мне на стол очередное обращение с подписями жителей, начинает орать, что я — дармоед, Джафира’джад — дармоед, она нас уже столько лет атакует, а мы ничего не делаем.  — Неплохо, — Марселан покивал головой.  — Раз вы ее все равно ищете… — усталый секретарь вытащил из какого-то из шкафов не то брошку, не то порванный браслет, и протянул бретонцу. — Когда она приходила в последний раз, она так руками размахивала, что у нее от рукавов отвалилось вот это.       Марселан ловким движением взял украшение в руки и опытным взглядом осмотрел его. Небольшая нашивка из золота и жемчуга. Какое-то время назад знать Хаммерфелла носила многослойные одеяния, к рукавам которых либо пришивались золотые цепи, либо вот такие нашивки, похожие на пуговицы; сейчас в гардеробе благородных господ что-то подобное встретишь нечасто, поэтому такие нашивки частенько оседали у скупщиков краденого. Ворье регулярно забиралось в богатые дома, владельцам которых больше пятидесяти лет, и вместо того, чтобы скрывать сейфы и сундуки, работники отмычки и теней шарились по пыльным гардеробам, которые чаще всего никто не запирал. Это было проще и не менее выгодно.       Нашивка определенно осталась у Каусарии с тех времен, когда она была знатной госпожой.  — Что ж, спасибо, добрый человек, мы обязательно ей ее вернем, — кивнул Марселан. — И спасибо тебе за помощь.       «Вернем, ага, смешно», — подумал про себя Винсент, но вслух выдал лишь невнятное «А-о-о-э».  — Не за что, — со вздохом бросил секретарь и снова углубился в свои бумаги.       Бретонцы бодрым шагом вышли из дворца, снова зарулили в какой-то переулок.  — Мне кажется, нам совершенно необязательно идти в архивы, — немного хищно улыбнулся Марселан. Винсент, знавший его много лет, немного напрягся — его друг вошел в раж и мог забыть об осторожности, а там и попасться недолго. — У нас есть ее вещь, с которой Кукусь ходит уже много лет. Леонина помнишь?  — Помню.  — Он сможет найти ее для нас.  — И заломит за это неплохую такую цену.  — Да ладно, расплатимся, если что, Азхар нам возместит. Ей же надо Каусарию найти, не нам.  — Ты впервые правильно назвал ее имя.  — Опа.       Они засмеялись.  — И все же в архивы стоит сходить, хотя бы ради того, чтобы понимать, что там вообще происходило, — бросил Винсент. — А еще я пойду туда один.  — Э?  — Ты вошел в раж, того гляди, наживешь себе лишних приключений на задницу. Иди к Леонину, пусть поколдует над брошкой, мы хоть будем знать, куда ехать.  — Это нашивка.  — Да хоть портки Джафира’джада. Как думаешь, к Ригурту надо с медом идти или достаточно значка газеты?  — Я бы прихватил бутылочку, на всякий случай, — Марселан цокнул языком. — Ею можно, если дело пойдет совсем плохо, его вырубить.  — Вот поэтому в архивы пойду я, — буркнул Винсент.       Марселан усмехнулся, добродушно похлопал своего товарища по плечу и отправился к магу, а его товарищ — в трактир «Печаль Морвы» с ее превосходным выбором контрабандных товаров.       Бретонец шел на встречу к Леонину и едва сдерживался, чтобы не начать посвистывать. Все складывалось как нельзя лучше. Договориться с этим босмером не составит особого труда — вопрос лишь в деньгах, а деньги для него не проблема, при этом маг был способен найти кого угодно и где угодно, лишь бы был в руках какой-то предмет, носимый хозяином.       Нашивка, которую хозяйка носила много лет, укажет к ней путь с точностью до метра. Эльф умудрялся находить пропавших даже по трем ниткам из их трусов.       Правда, в страже Леонина не очень любили — тот заламывал невероятную цену за свои услуги и не гнушался брать заказы даже у тех, у кого не стоило бы; несколько раз по его наводке убивали людей, и мага чуть не посадили за решетку, однако тот отмазался, отделавшись лишь изгнанием из местного объединения магов. Пару раз пытались убить и самого босмера, но тот всегда ускользал — как это часто случается с лесными эльфами, он был весьма шустр и ловок, и среднему редгарду совладать с ним было достаточно сложно.       Дойдя до дома мага, Марселан постучал в его дверь. Ему открыл невысокий, уже немолодой босмер.  — Кто?..  — Надо человека найти.       Леонин слегка нахмурился. Он отошел от входа, пропуская бретонца внутрь, закрыл за ним дверь и отвел гостя в комнату.  — Для начала — ты кто?  — Марселан Ладро, прибыл по поручению госпожи ат-Павиа.  — Я не очень разбираюсь в местных благородных фамилиях.  — Зря. Нужно найти ее родственницу, Кару… Куру… Каурса… Каусарию ат-Павиа, — он продемонстрировал босмеру нашивку.  — Интересно, — эльф взял ее и задумчиво покрутил в руках. — Выглядит потертой.  — Хозяйка носила ее как минимум лет десять, после чего потеряла.  — Вещь точно принадлежала ей?  — Точно. Цена вопроса?  — Хм-м… Говоришь, ты пришел от благородной госпожи?  — Да.  — Хорошо. У тебя два варианта — либо тысяча золотых сразу, либо восемьсот, но ты устраиваешь мне встречу с твоей госпожой.  — Ха-ха, есть еще один, слушай: я не плачу тебе ничего и просто иду к Ра’Кемиру, отдаю ему эту нашивку в качестве оплаты и получаю примерно тот же результат, только более медленный и замороченный.       Босмер недовольно поджал губы.  — Не жадничай, Леонин.  — Хорошо. Семьсот золотых.  — Не больше пятисот.  — Шестьсот.  — Я сказал, пятьсот — максимум.  — Хорошо, пятьсот.  — За твою наглость — четыреста.       Леонин испепелил Марселана взглядом.  — Четыреста и ты устраиваешь мне встречу.  — Хорошо. Но я должен для начала узнать, чего ты хочешь.  — А почему я должен это объяснять? Я хочу покровительства влиятельной персоны, разве это не очевидно?  — Для чего тебе это покровительство?  — А для чего тебе работать с благородной госпожой? От тебя за версту несет воровскими повадками.  — Кто из нас кому покровительствует — это еще вопрос, на самом деле, — улыбнулся Марселан.       Они замолчали. Пока босмер скрипел мозгами, думая, что сказать, бретонец бегло осмотрел комнату и заметил, что часть вещей упакована в рюкзаки и сумки.  — Ой, а что, ты надумал съезжать? — с притворной наивностью спросил Марселан. Эльф побагровел.  — Не твоего ума дела.  — Ха. Дай угадаю, кого-то снова убили по твоей наводке?       Босмер фыркнул.  — Нет.  — А выглядишь так, словно «да».  — Слушай, дело такое. Какой-то гад выследил одного человека и прирезал его. Команда погибшего решила, что выследить их товарища было невозможно, а значит, убийце помог я. Его, кстати, поймали, но я его даже в глаза не видел!  — Ну и на кой ты моей госпоже, с такими-то проблемами?       Леонин задохнулся от возмущения.  — В смысле?! Я — один из лучших ауромантов! Возможно, лучший в Сентинеле!  — Потому что единственный?       Босмер побагровел так, что стал похож на перезрелый помидор.  — Да ты… Да ты…  — Ладно, ладно, успокойся. Я замолвлю за тебя словечко перед госпожой. Решать все равно в первую очередь ей.       Он отсчитал из кошеля четыреста золотых и отдал их босмеру, после чего бросил ему на колени нашивку. — Можешь приступать.