Дневники Ричарда Горика

Катарина Ариго была прекрасна, словно святая с древних церковных фресок. Ричард медленно приближался к ней, боясь разрушить очарование этого летнего утра и представшей перед ним картины — хрупкая, задумчиво склонившая головку юная женщина с веткой акации в руках, сияющие на солнце пепельные волосы, короной обрамляющие высокий лоб, пьянящий аромат цветущих деревьев. — Ваше Величество?.. — несмело окликнул королеву он, остановившись у скамьи и не зная, что делать дальше. Катарина обернулась, торопливо и испуганно, — Дик запомнил этот жест ещё со времён памятной сцены в будуаре. — Герцог Окделл, — она мягко улыбнулась, — садитесь же. Я слышала, вы почти не участвуете в столичных развлечениях? Ричард смешался на мгновение, не понимая, что она имеет в виду: — Я сопровождаю Первого маршала на приёмах и смотрах, Ваше Величество, когда он считает, что моё присутствие необходимо… — Но кроме этого, похоже, Алва предпочитает держать вас под рукой, в особняке… — под внимательным взглядом Катарины Дик почувствовал себя неуютно, смешался ещё сильнее и неизвестно с чего начал защищать своего эра, словно Её Величество сказала что-то плохое: — Однажды эр Рокэ взял меня с собой к баронессе Капуль-Гизайль, а сейчас он велел отыскать в его библиотеке книги о Гальтаре, мне там интересно. Я сам… — он на секунду замолчал, подбирая слова. В конце концов, почему бы и не процитировать Штанцлера? — У герцога Окделла в Олларии не может быть много друзей, вы же понимаете… — Конечно, Ричард, — торопливо перебила его королева. — Вы умный молодой человек, если понимаете это. Но всё же… я беспокоюсь о вас, герцог Окделл. Дикон непонимающе воззрился на неё. Похоже, этот разговор с каждой секундой становился всё более странным: — Я не понимаю вас, Ваше Величество. — Ричард Окделл, — голос Катарины внезапно стал выше и жёстче, — во имя памяти вашего отца, во имя Чести… Я требую, чтобы вы говорили мне только правду, какой бы она ни была! — Я клянусь, Ваше Величество, — отчего-то тихо и чуть хрипло ответил Дик, но королева не выглядела успокоенной: — Герцог Окделл, я требую, чтобы вы сказали мне, какие отношения связывают вас с Первым маршалом, — почти выдохнула она, и тонкие пальчики мяли в руках цветы акации, и глаза казались темнее из-за расширенных зрачков. — Отношения?.. Он мой эр… монсеньор, Ваше Величество. Я дал клятву служить ему. Мы почти не видимся, он отдаёт мне распоряжения, и… я уже говорил, Ваше Величество… — Это всё, герцог Окделл? Вы не лжёте? — Клянусь Честью, Ваше Величество, но я не понимаю… — Простите мне мою настойчивость, Ричард, — внезапно устало ответила Катарина, виновато и грустно улыбаясь, — но я боюсь за вас. Эгмонт Окделл был моим героем, а вы так похожи на него, и вот теперь убийца вашего отца стал вашим эром, а Рокэ Алва никогда и ничего не делает просто так. Я боюсь за вас, Ричард, потому что не представляю, что маршал задумал в отношении вас, и… Я боялась, что Ворон… что он, — королева сжала губы, но всё же договорила: — Что он развратит вас, также, как развратил Джастина Придда. — Джастина… — в ушах зазвенело, Дикон нахмурился, наморщил нос, пытаясь понять, осознать свалившуюся на него информацию. Штанцлер говорил о каком-то юноше из благородной семьи, когда предупреждал о Вороне, но… — Брата Валентина? С ним произошёл несчастный случай на охоте прошлой весной?.. — Не было никакого несчастного случая, Ричард, — печально покачала головой Катарина. — Юный Джастин впал в грех, став любовником маршала, и не просто любовником — мальчик влюбился в Ворона, да и кто в шестнадцать лет не влюбляется по глупости!.. Наследник дома Волн был очередной игрушкой в руках Алвы, а когда игрушка надоела… — Ричард не хотел слышать продолжения, но королева, вздохнув, продолжила: — А когда игрушка надоела Первому маршалу Талига, Придды получили картину, изображающую Марка и Лакония. Любовники были воспроизведены во всех подробностях. Полководец был изображён со спины, а вот Марк… У Джастина был небольшой шрам, и родинки, и на картине… Голос Катарины дрогнул и прервался, и Дик не выдержал: — Ваше Величество, это невозможно, — Рокэ Алва не мог, не мог, Алва не такой, он насмешливый, он жестокий, у него неприятная, злая улыбка и высокомерный, презрительный взгляд, но он не мог, такое — не мог! — Эр Рокэ — всё-таки Человек Чести, он Повелитель Ветра, он не мог опуститься до такого… Это же может быть кто-то другой? Кто-то, кому выгодно было бы… выгодно… — Вы очень добрый юноша, Ричард, добрый и… наивный, — Катарина глядела на него едва ли не с жалостью, и эта жалость почему-то была Дикону неприятна, и запах акаций вызывал смутно неприятные ассоциации, и сад уже не казался уголком Рассветных Садов. — Может, Рокэ Алву и ненавидят многие, но я не знаю никого, кто осмелился бы так над ним подшутить. И позже… он сам всё рассказал мне. Рокэ никогда не отказывается от своих поступков, какими бы жестокими и безумными они не были. Спросите его об отце и Ренквахе, герцог Окделл, он расскажет вам всё. Я спрашивала его, и… Лучше бы я не делала этого, лучше бы я промолчала, Дикон. Иногда отсутствие совести и сострадания очень легко спутать со смелостью. Ворон… Катарина говорила ещё что-то, рассказывала об Алве, о Джастине, о себе, но Дик почти ничего не слышал. Грудь словно что-то сдавило, и разум метался между верой в Ворона и верой в Катари. Она не лжёт, зачем ей лгать о таком, но тогда как же его клятва верности, как же дневник, как же… Рамиро таким не был, Рамиро был другим, неужели Ворон Дика не такой, как Ворон его предка? Или Дик просто не заслуживает большего?.. * * * Давно закончилась встреча с Её Величеством и, наверное, нужно было возвращаться в особняк Ворона — вдруг Ричард Окделл понадобится своему эру — но юноша никак не мог заставить себя сделать это. Мысли теснились в голове, и непонятно было, какая из них — правильная, на какую можно опереться, с чем можно… с чем ему придётся жить дальше. Побродив немного по городу, Ричард зашёл в первую попавшуюся таверну, заказал там кагетского вина — есть не хотелось совершенно, а вот от выпивки он бы не отказался, — и попробовал разобраться во всём, что услышал сегодня. Предположим, Катари права, и Алва правда заказал… заказал эту отвратительную картину. Дик поморщился, одновременно замечая, что сам факт греха Джастина Придда и уж тем более Первого маршала его не очень-то и волнует — возможно, потому, что жестокая шутка с Марком и Лаконием потрясла его гораздо больше. Катарина сказала, что Ворон сам признался ей, но ведь Её Величество могла не так всё понять, ведь Алва, как Ричард уже успел понять, не самый лёгкий в общении человек. Может, он пошутил, или выразился слишком резко, или… Или можно искать сколько угодно оправданий, но он это всё-таки сделал, и тогда его эр… его эр… Большой глоток сладкого и крепкого кагетского обжёг горло, Дикон торопливо сделал ещё несколько глотков, чтобы не закашляться, и тут услышал рядом с собой голос, обладателя которого ему сейчас хотелось увидеть меньше всего. — Ричард Окделл! — с зашкаливающей радостью и радушием произнёс Эстебан Колиньяр, стоя рядом с Диконом в компании своих приятелей. Очевидно, Дик настолько задумался, что даже не заметил, как в таверне появились новые посетители. — Какая приятная встреча. Вас нечасто можно встретить в подобных заведениях, но, кажется, несколько недель назад я мельком видел вас в «Острой шпоре»… Или я ошибся? — Не ошиблись, — коротко ответил Ричард, даже не стараясь выглядеть дружелюбным. Растерянность и страх оказаться обманутым под воздействием вина быстро трансформировались в холодную злость и лютую раздражительность, и какого-то Колиньяра Окделл терпеть был не намерен. — Вы так быстро исчезли тогда… — продолжил Эстебан, будто не замечая замкнутости собеседника. — Но, надеюсь, сейчас вы никуда не спешите, герцог Окделл? Встреча с «однокорытниками» — это так волнительно. Не желаете ли переместиться в, скажем, — он сделал вид, что задумался, — «Руку судьбы» и сыграть в кости? Дик демонстративно медленно поднял на него взгляд, стараясь не выдавать кипевшей в нём злости, которая отчаянно требовала выхода, ответил лениво, подражая Ворону: — Однако, вы удивительно преданы своему монсеньору, маркиз Сабве. Как я понимаю, позорный проигрыш господина коменданта Первому маршалу не даёт вам покоя, но играть в тонто и вьехаррон вы не умеете, и поэтому решили восстановить честь графа Килеана, обыграв в кости оруженосца герцога Алвы? Весьма… достойная вас попытка, Эстебан. Это было и вправду приятно — говорить вещи, которые ещё полгода назад Дик не осмелился бы произнести, не потому, что боялся конфликта, а потому, что не считал себя способным на такие речи. Очевидно, его жадное наблюдение, почти одержимость своим эром пригодилась хотя бы в этом. Лицо Колиньяра пошло красными пятнами, но он быстро нашёлся что ответить: — Сочту за комплимент, герцог Окделл, ведь никто из нас не принял слова клятвы о том, что честь его господина — это его честь, так близко, как вы. Дик не понял, о чём говорит Эстебан, но, судя по мерзким ухмылкам и смешкам его приятелей, остальные прекрасно поняли и не замедлили присоединиться к разговору: — Действительно, герцог Окделл, ваше рвение в служении Ворону переходит все границы — Первый маршал… — И шпага Первого маршала, — добавил кто-то, и за репликой последовал дружный взрыв хохота. — Да, и, конечно же, шпага Первого маршала принадлежит Их Величествам, а не каким-то оруженосцам. — Пусть даже Повелителям. — Да и что с того? Джастин Придд был наследником дома Волн, и всё равно всё закончилось очень быстро. — Ну, что вы, господа, — протянул Колиньяр, — так то наследник, а Ричард у нас — полноправный Повелитель, он не даст Ворону надолго заскучать. — Да, новый Марк получится лучше прежнего! Герцог Окделл, скажите, новую картину ещё не рисуют?.. Ричард не знал, что именно заставило его сделать это — выпитое вино, оскорбления Её Величества, монсеньора, его самого, упоминание о Джастине, картине и ужасном поступке Алвы, — но ледяная злость хлестнула через край, затопила его, сжав горло незнакомым прежде спазмом, и юноша, быстро встав, сделал несколько шагов в сторону компании «навозников», на ходу снимая перчатку, и прежде, чем кто-то — да и он сам — успел опомниться, хлестнул ею по щеке Эстебана и брезгливо отбросил на пол. — Я думаю, вашего образования хватит на то, чтобы понять, что это значит, а вашего красноречия — на то, чтобы сообщить мне место и время нашей встречи. Вы, господа, оскорбили не только меня, но ещё и монсеньора, королеву, — Дик запнулся на секунду, но решил идти до конца, — и короля, не говоря уже о том, что запятнали добрую память умершего. И я намерен научить вас думать прежде, чем говорить. На лице Колиньяра расцветала широкая царапина, оставшаяся от серебряной бляшки в виде ворона, нашитой на перчатке. — Завтра, в Нохе, — почти выплюнул он, морщась и вытирая платком кровь со щеки. — В шесть утра. Ричард кивнул, бросил на стол несколько монет, расплачиваясь за вино, пожелал Эстебану и его друзьям удачи и вышел на улицу, начиная осознавать, что во что-то влип.