Дневники Ричарда Горика

В приемной Проэмперадора Варасты было жарко, но на улице — ещё жарче, Оскара вызвал к себе Манрик, Эмиля беспокоить Ричард стеснялся, а поэтому всё, что ему оставалось — это сидеть с Жилем Понси в разных углах комнаты, считать лениво жужжащих мух и умирать со скуки. В Тронко не было не только войны — здесь не происходило ровным счётом ничего интересного, Алва вечно был занят чем-то и с кем-то, про своего оруженосца вспоминал только, когда тот выполнял обязанности дежурного порученца, и поэтому мыслей в голове Дика было больше, чем надо бы, и состояли они, в основном, из сомнений. Он думал о Катари, об Эстебане, о Совете, о Штанцлере и Дораке, и всё это не добавляло юноше спокойствия. Только о войне он старался не думать — потому что здесь все верили в победу и в Рокэ, потому что здесь война казалась уже выигранной, и Ричарду хотелось верить в это вместе с ними. Шум в прихожей заставил Ричарда отвлечься от невесёлых мыслей, а когда в приёмную ввалился епископ Бонифаций с двумя незнакомыми мужчинами, юноша поднялся, приветствуя его, и тут же направился к буфету, откупоривая бутылку Чёрной Крови и выливая её в кувшин. Епископ одобрительно отозвался о рвении сего отрока, достойного быть оруженосцем Первого Маршала, и Ричард с трудом сдержал улыбку: о том, что Бонифация будет «мучить жажда», догадался бы даже Понси. Вот только Понси совершенно не умеет обращаться с южными винами, путает Чёрную Кровь с Тёмной, не говоря уж о том, что никак не может запомнить, как именно любит пить монсеньор, и… — А где же предводитель благочестивого воинства? — поинтересовался успевший плюхнуться в маршальское кресло Бонифаций. — Почивает, — не удержавшись, буркнул себе под нос Ричард, тут же мысленно обругал себя и исправился. — Жиль, вы дежурный порученец, ступайте и сообщите монсеньору о посетителях. Жиль посмотрел на него так, будто Ричард отправил его на другой берег Расанны сражаться с бириссцами в одиночку, но, вздохнув, медленно поплёлся к двери. Дикону хотелось то ли тоже вздохнуть, то ли сквозь зубы выругаться, и Бонифаций его поддержал бы. И с чего вдруг Рокэ, никогда и никому не угождавший и нетерпимый ко всему, что его не устраивало, согласился взять Понси себе порученцем? Не иначе как тайное оружие против барсов… Судя по всему, Его Преосвященство мучил тот же вопрос. Дик вполуха слушал его разглагольствования о конях, ягнятах и мечах из глины, разливая вино епископу и адуанам, когда громче дозволенного хлопнула дверь, и на пороге образовался очень сердитый Жиль Понси. Без Рокэ Алвы. Ричард нахмурился, но Бонифаций опередил его с вопросом: — Что с тобой, чадо, и где Проэмперадор? Чадо поглядело на епископа ещё более сердито, возмущённо засопело, и, так и не произнеся ни слова, вышло в прихожую. Ричард посмотрел ему вслед со смесью злости и беспокойства — конечно, от Понси всего можно ожидать, но он не выполнил данное ему распоряжение и покинул свой пост, служи Жиль у Манрика, не избежать ему наказания. Но почему нет монсеньора? Дик торопливо извинился, поставил кувшин на столик рядом с пустым камином и выскочил в коридор, ведущий к комнатам Алвы. Там остановился, пытаясь понять причину поведения порученца. Может, герцога нет у себя, или он не в духе и в своей обычной манере послал Понси к закатным кошкам? Всё равно… Юноша тряхнул головой и неторопливо пошёл вперёд. Не съедят же его, в самом-то деле. У двери — запертой, что само по себе было нехарактерно для Первого маршала, — Ричард помедлил в нерешительности несколько мгновений, да так и замер с поднятой рукой, услышав тонкий женский смех и хриплый довольный шёпот, от которого спину прошила дрожь, больше похожая на судорогу. Монсеньор был очень занят. Дикон прикрыл глаза, в два вдоха выравнивая дыхание, тихо отошёл от двери на приличное расстояние и, собравшись с духом, отчаянно зашагал вперёд, изо всех сил гремя сапогами и жалея, что на нём нет кавалерийских шпор. Для верности совсем рядом с дверью он спотыкнулся об ковёр, помянул кошек и Леворукого и только тогда постучал. — Из всех моих порученцев только вы, Ричард, с завидным упорством пытаетесь пропахать носом этот многострадальный губернаторский ковёр. Что там случилось? Пожар, наводнение? Может быть, господин кансилльер решил покаяться в своих грехах и удалиться в монастырь? — Нет, монсеньор, — к удовлетворению Ричарда, его голос звучал почти как обычно. — К вам приехал Его Преосвященство, привёз двух таможенников. Говорит, это важно. — Ну что ж, видимо, и впрямь важно. Распорядитесь подать епископу вина и соберите совет. — Его Преосвященство и адуаны уже пьют. — У Бонифация есть все основания полюбить вас, юноша. — Нет, он ещё шутить умудряется!.. Ричард возмущённо выдохнул, но возразить не успел, Рокэ продолжил как ни в чём не бывало: — Ступайте, Ричард, передайте, что я скоро буду. И, если вас не затруднит, проследите, чтобы в ближайшие полчаса меня не беспокоили. — Меня не затруднит, монсеньор, — сдавленным голосом ответил — а стоило бы промолчать, конечно же, — Дикон и, развернувшись, едва ли не побежал обратно к приёмной. Вопреки ожиданиям Ричарда, Алва на собственный совет не опоздал, напротив — раньше него явился только генерал Вейзель. Епископ всё ещё сидел в кресле Первого маршала, но того это, видимо, ничуть не беспокоило — он быстро оглядел комнату и спокойно уселся на подоконник рядом со столиком порученцев. Дикон уловил едва заметный аромат тубероз, когда Алва прошёл мимо него, жестом приказав налить вина себе и гостям. Юноша подчинился, злясь одновременно и на Алву, и на себя — ну в самом деле, ему-то какое дело, с кем спит монсеньор? Слухи по армии не ходят, да и плевать Рокэ на слухи, ему на всех плевать, даже на рыжую свояченицу губернатора, что была сегодня у него в постели. А Дикон — его оруженосец, а не нянька и тем более не духовник. «Меньше, чем оруженосец, мне нужен только духовник, которого у меня, к счастью, не имеется», — некстати вспомнилось давнее заявление Рокэ, и юноша не сумел сдержать смешка. Ну, по крайней мере, оруженосец может позаботиться о том, чтобы монсеньора не беспокоили, пока он развлекается с прелестницами, так что он всяко полезнее духовника. Ричард поймал насмешливый и внимательный взгляд герцога, вспыхнул, сам не понимая, отчего, и, вылив в кувшин очередную бутылку вина, отошёл и встал к буфету, подальше от широко распахнутого окна и стола для порученцев. Так оно безопаснее. * * * Они всё-таки перешли Расанну, но для Дика особой разницы между двумя берегами не было. На том остался Манрик с двенадцатитысячной резервной армией «для охраны губернатора», на этом вроде бы были бириссцы, но на деле Алва вот уже три недели вёл людей необременительным маршем вдоль реки, а на сопровождающих их в некотором отдалении барсов не обращал никакого внимания, и другим советовал поступать также. Ричарду было всё равно, Эмилю и Вейзелю тоже, а вот Оскар места себе не находил, словно находящиеся на расстоянии мушкетного выстрела бирисские разведчики наносили ему смертельное оскорбление. Возможно, так оно и было. — Нас почти девять тысяч! — бушевал генерал Феншо-Тримейн. — Девять тысяч, и что мы делаем? Любуемся окрестностями и слушаем лягушачьи концерты! Да с этим и Манрик бы справился! Дик знал, что друга не успокоить, но всё равно пытался, словно эти упрёки предназначались ему, и молчать было стыдно: — Ты же говорил с монсеньором… — Говорил, и не один раз! Если командир перестал отличать хороший план от плохого, то к кошкам такого командира! Рокэ Алва не проиграл ещё ни одного сражения, как-то смущённо повторял Ричард Оскару, и Оскар отвечал на это, что никто не вечен, что Ворон стареет, что он годен разве что на то, чтобы пить, развратничать и играть в карты, и тогда Дикон спешил сменить тему, потому что то, что говорил ему Оскар, было хуже, чем речи матушки и Штанцлера. Матушка ненавидела Алву, Штанцлер боялся его, но у них в голосах не было той злобной зависти, которая каждый раз безотчётно пугала Окделла. Феншо говорил, что не будет нарушать прямой приказ маршала, но Ричарду всё равно было тревожно. Если Оскар сделает, как хочет — возьмёт небольшой отряд, погонится за бириссцами, возьмёт их в плен и допросит, — Рокэ, может быть, ничего не сделает, он ведь сам не раз делал прямо противоположное тому, что ему говорили. Но если Оскар потерпит неудачу… Нет, конечно, Оскар хороший стратег, ему двадцать шесть и он уже генерал, но и Ворон никогда и ничего не делает просто так. Ну что Оскару стоит ещё немного потерпеть!.. * * * В тот день барсы подошли особенно близко, — словно дразнились, — их было не больше трёх десятков, и Феншо в очередной раз не выдержал. — Если Ворон разрешит атаковать разведчиков, ты пойдёшь с нами? — спросил он, решая что-то для себя. — Оскар, я оруженосец маршала, я обязан исполнять его приказы. И потом, он не разрешит. — Тогда я уйду сам, и тогда у Алвы не останется выбора. — Герцог вышел из палатки, направляясь куда-то с адуанами, и Оскар решительно вскинул подбородок. — Сейчас или никогда! Ты идёшь? Ричард покорно кивнул, надеясь только на то, что эр своими словами не разозлит Феншо ещё больше. Ничего хорошего от этого разговора он не ждал. — Эр Эмиль… граф, можно задать вам вопрос? — неуверенно спросил Ричард, подходя к Савиньяку. Тот только что вышел из палатки Проэмперадора и ещё не успел присоединиться к офицерской компании, и юноша поспешил этим воспользоваться. Брат Арно весело улыбнулся ему: — Конечно, Дикон. И мы вроде уже решили, что я не вызову тебя на дуэль, если ты обратишься ко мне по имени. Да, конечно, решили, но Дик всё равно упрямо называл генерала от кавалерии «эр Эмиль», не смея перейти на более простое обращение. — Так что ты хотел спросить? — Как поступить, если… — Ричард замялся. Сложно объяснить, чего он хочет, и не выдать себя, но ему так нужен совет… — Как поступить, если что бы ты не сделал, ты всё равно кого-нибудь… что-нибудь предашь? Эмиль остановился и повернулся к юноше, его лицо стало серьёзным. — О чём ты? — Ну, допустим, если я сделаю… что-то, то предам доверие своего друга. Друзей ведь нельзя предавать, даже если… даже если ты считаешь, что они неправы. А если поступлю по-другому — предам доверие… — Дикон опять смешался. Какое доверие, о чем он? Ричард Окделл для Рокэ — друг Штанцлера и сын мятежника, — предам клятву другому человеку. Как ни пытайся, всё неправильно. Савиньяк помолчал немного, как будто собираясь с мыслями, а потом начал говорить, и его голос звучал как-то по-особенному мягко: — Дикон, ты знаешь, как умер мой отец? Это было во время восстания Борна. Они с Карлом когда-то были друзьями, и отец поехал к нему, чтобы уговорить сдаться, поехал без оружия, потому что верил в чужое благородство. Его предупреждали, но никто по-настоящему в это не верил — ни мы с Ли, ни даже мать — никто не боится смерти по-настоящему, пока она не приходит в твой дом. Я столько раз думал о том, что этого можно было бы избежать… Всё что угодно сделать — поехать вместе с ним, устроить без его ведома засаду, отговорить, напоить, в конце концов — ты бы знал, Дикон, сколько вариантов я успел придумать! — но сделать что угодно, лишь бы он остался жив. Мало что стоит больше жизни, Ричард. А тем более — нарушение обещания человеку, который собирается совершить ошибку. Ричард зажмурился, блики пламени ночных костров плясали за плотно зажмуренными веками. — Я не знал, что Арно Савиньяк… — он не договорил. Что Арно Савиньяк был безоружен, что Карл выстрелил в спину другу, что у людей Чести этой самой чести осталось слишком мало. Этого ему, конечно, не говорили, но разве Ричард Горик в своих дневниках писал недостаточно? А Дик всё равно продолжает удивляться. — Спасибо, эр Эмиль. Я… я пойду, мне нужно сделать кое-что. Эмиль не ответил, но Ричард чувствовал на себе его взгляд, пока шёл к палатке Оскара. Наверное, он всё понял, ведь его рассказ… Ну и ладно, Савиньяк ничего не скажет. Оскар как будто ждал его — он не спал и даже не снял походный мундир, а на столе стояло вино, — или он ждал чего-то ещё. — А, Ричард. Я надеялся, что ты зайдёшь. — Он указал жестом на бутылку «Девичьей слезы». — Будешь? Дик покачал головой: — Нет, спасибо. Оскар… — Ты не передумал? — перебил его Феншо. — Я возьму триста человек, мы вернёмся через два дня, и с пленными. — Оскар, это безумие! — воскликнул Ричард. — Ты разве не слышал, что сказал Первый маршал? — Он не посмеет, — отмахнулся молодой человек. — Ну, выговор сделает, ну и что? Я вернусь с победой, Ричард! Эта угроза расстрела — пустой фарс! — Оскар, он убил наследника Колиньяров за то, что тот вызвал меня на дуэль! Он Рокэ Алва, Оскар, он смеет всё, и я не позволю тебе просто взять и загубить свою карьеру и свою… Окделл захлебнулся словами, и Феншо закончил за него: — …жизнь? Дик кивнул, поймал непонятный взгляд Оскара. — А я думал, ты не желаешь убийце своего отца ничего хорошего. Ричард вспыхнул, в груди всколыхнулась боль — это был подлый приём, он не ожидал такого от Оскара. — Ты — мой друг, — напомнил он. — Герцог Алва не имеет к этому никакого отношения. Оскар склонил голову набок, разглядывая юношу, а затем энергично кивнул, улыбнувшись своим мыслям, и весело подмигнул Дику: — Тогда я должен радоваться, что у меня есть такие друзья. Знаешь что… ну её, эту палатку, эти книги, эти карты, мне всё здесь уже осточертело! Поедем, прогуляемся, я тебе кое-что покажу. Это недалеко от лагеря, Дикон. Ну? Ричард неуверенно улыбнулся Оскару в ответ. Угроза миновала? В любом случае, от прогулки вреда не будет. Он всегда будет рядом с Оскаром и не даст ему увести отряд. — Я бы не отказался. Только нужно взять Сону, она… — На другом конце лагеря, да? — Оскар скривился. — Нет уж, пока ты дойдёшь до неё, тебя десять раз отловят и отправят выполнять очередное поручение. Возьмёшь одну из моих лошадей, я всё равно езжу только на Дракко. — Хорошо, поехали. Они вышли из палатки, Оскар подозвал адъютанта, приказал ему что-то — наверное, велел привести лошадей. Лагерь уже засыпал, расходились компании у огня, обычный шум понемногу стихал. Ему подвели коня — высокого и спокойного, Ричард уселся в седло и выжидающе посмотрел на Феншо, улыбаясь: — Ну, едем? Тот кивнул: — Едем. Они поехали мимо часовых — там были люди из полка Оскара, — и устремились вперёд. Феншо беззаботно болтал о всякой ерунде — рассказывал о своих унарских проделках, о лудзейской кампании, о своём родовом поместье и младших братьях, и лагерь быстро остался позади. Ричард очнулся только, когда понял, что не видит ни отблесков костров, ни знакомого холма, и не слышит плеска Расанны и извечных лягушачьих концертов. Он резко натянул поводья, спросил, неприятно поражаясь тому, как напряжённо звучит его голос: — Оскар, где мы? — Не волнуйся, всё ещё в Варасте, — а вот голос Феншо звучал по-прежнему беззаботно. — Из-за тебя мне пришлось выйти на пару часов раньше, чем я планировал, ну да не беда, обойти часовых мои люди смогут. — Оскар, ты же… — Ричард, ничего не случится, — сопровождавшие их солдаты по знаку командира подъехали ближе, становясь по обе стороны от юноши. — Извини, что пришлось тебя обмануть, но ведь, согласись, ты весьма ясно дал понять, что расскажешь о моих планах Ворону. Мы вернёмся уже послезавтра на рассвете, и вернёмся победителями, мой друг! Ричард покрепче вцепился в поводья, стараясь не думать о том, что послезавтра на рассвете сотворит с ними всеми Рокэ.