Дневники Ричарда Горика

Ночная тьма казалась почти осязаемой, степь — бесконечной, приглушённые голоса людей Оскара — далёкими и нереальными. Впрочем, не такими нереальными, как лагерь Первого маршала. Первой мыслью Дика было бежать — лошадь под ним была хорошая, и даже если она выучена слушаться голоса Оскара, Дик наверняка мог бы её переупрямить. Стрелять они в него вряд ли будут — в такой темноте немудрено промахнуться, да и не может же Феншо в самом деле считать, что ему сойдёт с рук убийство Повелителя Скал? Но его невольные сопровождающие крепко держали поводья, и, пока Ричард выбирал подходящий момент, ему в голову пришла ещё одна мысль — он совершенно не знает, куда ехать. Повсюду, куда ни глянь, темно и пусто, слышен только шелест высокой травы, писк мышей-полёвок да редкое тявканье степных лисиц. Он даже не мог разглядеть отблесков лагерных костров, как ни вертел головой. Даже если его не догонят, куда он в итоге попадёт? К своим или прямиком к разведывательным отрядам бириссцев? Или вообще никуда — будет ехать хорну за хорной и не встретит ничего, кроме выцветших под жарким солнцем трав и редких деревьев — как корабли плывут дни, недели, месяцы, не видя суши. От таких мыслей становилось совсем не по себе, и Ричард сосредоточился на том, что происходило в отряде, с которым он ехал. По крайней мере, останавливаться они точно не собирались — даже когда взошло солнце и стал виден стеклянный блеск реки вдалеке. Двигались они достаточно быстро, и в то же время тихо — Оскар, в конце концов, был хорошим генералом и умел задать своим солдатам правильный настрой. Они гнались за разведывательным отрядом бириссцев, а за ними… гнался ли кто-нибудь за ними? Думать о том, что сейчас происходит в лагере, было и стыдно, и как-то странно приятно — хватились ли они Дика или ещё нет. Эмиль думает, что он дрыхнет в палатке для порученцев, остальные порученцы — что он у Алвы, Алва… Алва, конечно, вряд ли вообще думает о своём оруженосце, но если — то есть, когда, — когда они поймут, что Дика нет, как нет и людей Феншо, что будет тогда? Маршал наверняка может поверить в то, что Дик ушёл с Оскаром добровольно — они ведь дружили, это всем известно! А Эмиль? Если несколько часов назад Ричард мечтал о том, чтобы Савиньяк не понял смысла их разговора, то сейчас он страстно желал обратного. Но даже если Савиньяк понял всё правильно, даже если он сумел убедить Алву в своей правоте — что это меняет? Если бы эр Рокэ хотел, чтобы людей Оскара вернули — они были бы под стражей ещё до полудня. Тем не менее, Ричард не видел позади них ни намёка на талигойскую армию, да и Феншо, к которому то и дело подъезжали с докладом разведывательные отряды, выглядел не только не встревоженным, но и очень довольным. Они остановились всего на сорок минут — быстро пообедали сухим пайком, даже не стали разводить костров и ставить палатки — и двинулись дальше. Ричард, не спавший всю ночь, начал сонно моргать и клевать носом, но сверзиться с лошади в присутствии солдат Оскара было бы ужасным позором, поэтому он старательно вздёргивал подбородок и сосредоточенно рассматривал местность, пытаясь найти и запомнить какие-нибудь ориентиры. Но степь всё ещё оставалась степью, и ничего, кроме однообразного пейзажа и реки вдали, видно не было. Ричард дёрнулся в седле, даже проснувшись от внезапного озарения. Река, ну конечно же! Здесь всего одна река, они шли вдоль неё с армией Ворона, они не отходят от неё слишком далеко и сейчас! Всё, что ему нужно — это дождаться момента, когда почти все уснут, добыть себе лошадь и скакать к реке, а потом вдоль неё, только в обратном направлении! Рано или поздно он наткнётся на своих или на следы их стоянки, или его заметят разведчики и часовые… Конечно, его также могут заметить «барсы», но их всё-таки меньше, чем талигойцев, да и Ричард бежит один — как-нибудь ускользнёт. Значит, самое главное — не уснуть самому, когда полк Феншо станет лагерем на ночь. Дикон, исполняя обязанности порученца, не раз дежурил в приёмной Проэмперадора, и знал, что сложнее всего приходится в предрассветные часы, когда солнце ещё не встало, но небо уже начинает светлеть тонкой бледной жёлто-голубой каймой на востоке — непонятное время, не утро и не ночь. Они же тут не Вороны, продолжал размышлять воодушевлённый Ричард, они не железные. Когда-нибудь все устанут. И если увидят, что он тоже устал, то наверняка расслабятся и не будут стеречь так тщательно. Да и, ну в самом деле, куда он денется из этой степи? Принявший окончательное решение Дик повеселел, даже сонливость мучила не так сильно. Он направил коня ближе к Оскару, сделав вид, что смирился со своим положением. В конце концов, коротать время за разговором будет куда легче. * * * Спать хотелось отчаянно. Ричард урвал себе пару-тройку часов — между установкой лагеря и неприлично позднего ужина в палатке генерала Феншо — но эта короткая передышка только сняла лихорадочное беспокойство, но никак не помогла ему чувствовать себя бодрее. То, что юноше приходилось делать вид, что он действительно спит, тоже не облегчало задачу. Дикон прочитал про себя все драмы Дидериха, что помнил наизусть, составил у себя в голове карту Золотых Земель, повторил историю Талигойи, и, когда от отчаяния решил было приняться за Барботту, ему наконец-то хоть чуть-чуть повезло: часовые, не меньше его умаявшиеся за день, перестали заглядывать в его палатку и договорились дежурить у входа по очереди, сменяя друг друга через два часа. А одному бодрствовать гораздо сложнее, чем вдвоём, уж это-то Дик отлично прочувствовал на собственной шкуре. Он нащупал рядом с собой перевязь, не рискуя пока что надевать её — звон легко можно было услышать — и наконец сел, скидывая с себя одеяло. Оставалось терпеть совсем немного: либо уснёт тот, кому выпало дежурить первому, либо второй, ещё не проснувшись толком, будет не слишком внимателен, и… Дикон зажмурился до вспыхнувших под веками кругов, украденным у монсеньора жестом надавил ладонями на глаза. Лошадь стоит совсем рядом, она очень смирная, Ричард успел убедиться сам, и это хорошо. Его палатка не в центре лагеря, зато ближе к степям, а не к реке, но это меньшая из его проблем. Если всё сделать правильно… Ричард, кажется, всё-таки уснул, и проснулся от того, что земля как-то странно качнулась под ним, и он уткнулся носом прямо в собственные колени, едва не завалившись на стоящие рядом сапоги. Вокруг стояла звенящая, непонятная тишина, и Дик поспешно отогнал возникшее было дурное предчувствие. Он не рискнул проверять, спят часовые у входа или нет — Эмиль рассказывал, что можно сесть так, чтобы отодвинутый полог будил тебя, пусть и несколько конфузливым способом. Юноша не имел никакого желания узнавать, насколько находчивы в этом солдаты Оскара. Ещё раз прислушавшись и не услышав ничего необычного, он сначала попытался выдернуть вбитые в землю колья, держащие шатёр, и только через несколько минут безуспешной возни отупевший от недосыпа и переживаний мозг предложил иное решение — перерезать верёвки, привязывающие колышки к ткани шатра. Жалея, что выругаться пока что можно только мысленно, Дик занялся тяжёлыми, потёртыми шнурами, в любую секунду ожидая чьего-нибудь изобличающего возгласа. Пока что, хвала Создателю и всем эсператистским святым, ему везло. Всё ещё не рискуя надеть перевязь, держа её в левой руке, а обнажённый кинжал — в правой, герцог Окделл выполз из-под собственной палатки, отчего-то особенно радуясь тому, что не давал Оскару слова не бежать. Учитывая, в каком положении он сейчас находился, это мало что меняло, но иметь за душой одной нарушенной клятвой меньше было приятно. Пожалованная ему Феншо-Тримейном Литания тихо и беспокойно фыркнула, когда Дикон, свирепея от отчаяния — он не подумал, что лошадей на ночь расседлают! — затягивал подпругу, но не заржала и не пыталась увернуться от его рук. Беззвучным шёпотом вознося молитвы — Дик не поручился бы, что понимал тогда их смысл — он взял её под уздцы и, держась подальше от палаток, повёл к границе лагеря. Вымотанные долгим маршем солдаты спали как убитые, даже костры едва тлели. Видимо, подумал Дик, Оскар решил установить часовых только по периметру, давая большинству отдохнуть. И в самом деле, что им может угрожать, кроме Алвы, который решит настигнуть их посреди ночи, проверяя готовность лагеря… Юноша тоскливо вздохнул. Нет здесь никакого Алвы, кажется, ему вообще плевать, что из его армии исчезли триста человек, включая одного генерала и собственного оруженосца. Лошадь внезапно остановилась, да так резко, что Дикон споткнулся, и тоненько, неуверенно заржала. Ричард испуганно огляделся, ожидая увидеть бегущих к нему солдат, но все по-прежнему спали. Тусклая луна на горизонте казалась слабым оттиском самой себя, на востоке тоненькая бледно-золотая полоска медленно наливалась алым, и в этом неверном предутреннем свете Дик каким-то чудом заметил движение на линии часовых — бритые головы и серый с белым мех — и, действуя на голых инстинктах, оказался верхом на Литании гораздо быстрее, чем осознал, что означает увиденная им картина. Бириссцы действовали со свирепой молчаливостью, которая пугала юношу до дрожи. Литания попятилась, то ли почувствовав страх седока, то ли услышав что-то ещё, а в следующее мгновение Дика оглушили выстрелы мушкетов, слившиеся в один. Было непонятно, откуда они, из лагеря или со стороны бириссцев, но размышлять оказалось некогда — принявшая какое-то своё решение лошадь сначала встала на дыбы, громко заржав, а потом понесла сквозь пороховой дым, шарахаясь от криков и попадающих под копыта людей. Они выскочили из лагеря каким-то чудом — Дикон видел пеших и конных талигойцев, не понимая, откуда взялись вторые, — и, не останавливаясь, что устраивало обоих, неслись дальше в степь, и тут удача, решив, что с неё довольно, покинула юного герцога. С характерным звуком подпруга лопнула, и всё, что Дик успел сделать — это вцепиться в гриву лошади. Его резко мотнуло вперёд и вбок, Литания рассерженно всхрапнула, ударяя передними копытами о землю, и в следующий момент голову взорвало вспышкой боли. Ричард медленно приходил в себя, чувствуя, как кобыла уже вполне миролюбиво фыркает у него под ухом, толкая его в плечо тёплой мордой. В затылке будто долбили кузнечным молотом, но не вставать было нельзя — Дик не знал, сколько он пробыл без сознания, где он находится и видели ли его «барсы». Ответ на первый вопрос отыскался легко — восток всё ещё пылал малиново-алым, словно заря из утренней превратилась в вечернюю. Дик отвёл на секунду взгляд, щурясь от яркого сияния, а когда взглянул на солнце снова, поражённо ахнул — на фоне почти поднявшегося из-за горизонта огненного круга чётким, словно отпечатанным силуэтом виднелась высокая чёрная башня. Не обращая внимания на пульсирующую боль и не отрывая взгляда от восхода, Ричард поднялся, цепляясь за лошадь. Башня была далеко, но он хорошо видел и острые зубцы, и кружащих над ней воронов. Он должен попасть в неё, должен до неё добраться! Это так важно — Дик не знал, почему, но важнее этого не было ничего, башня манила его к себе, то ли обещая раскрыть какую-то тайну, то ли утаскивая за собой в багровый огонь, и это не имело никакого значения, потому что… Литания переступила с ноги на ногу, встревожено встряхивая мордой, юношу шатнуло вслед за ней, и морок спал, уносимый новой вспышкой боли. Ричарда вывернуло горькой, жгучей желчью, и, когда через несколько минут он рискнул поднять голову, вытирая рот пучком травы, не было алых следов зари, ни башни на них. Дикон не знал, что падение с лошади и удар головой может сопровождаться подобными видениями, но сейчас он был рад, что башня исчезла, и всё вокруг было… нормальным? Если не принимать во внимание то, что он находится совершенно один в степи, в которой не умеет ориентироваться, а где-то неподалёку от него — лагерь, на который было совершено нападение бириссцев. Нападение! Ричард с силой сжал зубы, чувствуя, как всё внутри скручивается в тугой ледяной узел. Он бежал с поля боя, он дезертир! То есть, конечно, изначально он бежал совсем не с поля боя, а из, скажем так, плена в условно вражеском лагере, и у него не было с собой никакого оружия, кроме отцовского кинжала, но всё равно, он мог бы сделать что-нибудь, а не позволить спятившей лошади увезти его как можно дальше от сражения! Хотя Дикон плохо представлял, что именно произошло на рассвете, он понимал, что должен туда вернуться — ну, если не туда, то хотя бы к Расанне, а оттуда он как-нибудь выйдет. Или, что более вероятно, он наткнётся на разведывательные отряды Алвы. Герцога Окделла, к его искреннему сожалению, не обучали определять своё местоположение по солнцу, а после падения он совершенно потерял направление движения, поэтому просто развернуться и поехать в обратном направлении тоже не получится. Оставался ещё вариант остаться на месте и ждать, пока его кто-нибудь не найдёт, но пить хотелось очень уж сильно, да и «кем-нибудь» могли оказаться как талигойцы, так и бириссцы, а последних Дик предпочёл бы увидеть раньше, чем они его. Поэтому юноша взял под уздцы Литанию — садиться в ставшее опасным седло он решил только в крайнем случае — и медленно поплёлся туда, где, по его понятиям, был запад. Хотя бы в этом везение его не оставило, он помнил, что, когда мчался из лагеря, мог видеть восходящее солнце. Но проходило время — Дик не мог подтвердить свои ощущения, но ему казалось, что не один и не два часа, — а реки всё не было видно. Жажда мучила его всё сильнее, да и головная боль сползла с затылка на виски, наверное, усилившись от жары и обезвоживания. Искушение забраться на лошадь было велико, но Ричард не был уверен, что не сломает себе чего-нибудь при повторном падении, а потому пока что терпел. На равнодушном светло-голубом небе не было ни облачка, а солнце поднималось всё выше и выше, приближаясь к зениту — Дик видел, как уменьшается его тень. Словно она тоже была живой и жалась к его ногам, пытаясь спрятаться от зноя. — Создатель… — раздражённо выдохнул юноша, облизывая пересохшие губы. Ну и мысли лезут ему в голову, так недолго и с ума сойти. Он ещё раз огляделся в тщетной надежде увидеть какой-нибудь ориентир, и неожиданно ему показалось, что кроме привычных звуков он услышал кое-что новое. Очень похожее на собачий лай. * * * Ричард никогда в жизни не радовался так адуанам, как теперь. И никогда не был так напуган при виде отряда кэналлийцев. Правда, они не сделали ему ничего плохого — наоборот, дали воды, осмотрели его голову и усадили на коня позади одного из них, коротко ответив на все его вопросы, что соберано дал приказ привезти ему герцога Окделла живым или мёртвым. Усмешки, которыми обменялись при этих словах Коннер и Шеманталь, тоже не добавили Ричарду душевного равновесия. Что думает Рокэ? За что его будут судить? За то, что он ушёл вместе с Оскаром, изменив клятве оруженосца, или за то, что бежал с поля боя, сделавшись дезертиром и опозорив себя, свой род и — Леворукий и его кошки, как же стыдно! — своего эра? Ничего дельного в голову не приходило, но за этими невесёлыми размышлениями Дик не заметил, когда они успели доехать до лагеря, и очнулся только, когда услышал, как кто-то зовёт его по имени. — …Ричард! — Эмиль Савиньяк не стал дожидаться, пока Окделл спешится, и почти вытащил его из седла. Схватил за плечи, сжал до боли, встряхнул и тут же отпустил, увидев выражение лица юноши: — Прости! Ты ранен? Ричард скривился: — Не совсем. В самом деле, он не только не участвовал в бою против бириссцев, но даже сбежать оттуда нормально не мог! Ворон, несомненно, обрадуется. Эмиль тем временем бросил кэналлийцам «Я провожу», и, придерживая для верности Дика за плечи, повёл куда-то вглубь стоянки, уверенно лавируя между кострами, палатками и телегами с провиантом. — Ты бы видел лицо Рокэ, когда он узнал, что тебя нет среди людей Феншо, — тихо произнёс Савиньяк, улыбнувшись при этом так, как будто сообщил что-то хорошее. Ричард недоуменно нахмурился. Значит, то, что он сбежал — это не плохо, или… Или он как всегда ничего не понимает в Алве. — О, я так и знал, что он до сих пор здесь. Нам сюда. Рокэ! Дик сбился с шага, увидев знакомую фигуру, но Эмиль тянул его за собой, не давая оступиться. Первый маршал стремительно обернулся, отыскивая их взглядом, и Ричард увидел, как что-то ломается в его глазах, как будто треснувший от неимоверного напряжения металл. Ричард даже представить не мог, что это, просто шёл, будто рыба, подцепленная на крючок, пытаясь выровнять внезапно сбившееся дыхание. — Рокэ, твои адуаны и… — начал Савиньяк, но Ворон прервал его не жестом даже — кивком головы: — Можешь идти, Эмиль. Голос Рокэ был чуть хриплым, как будто от усталости, и страшно спокойным. Ричард опустил глаза, когда генерал Савиньяк без единого возражения отступил в сторону, и приготовился принять наказание, мысленно поблагодарив монсеньора за то, что Эмиль этого не увидит. И вздрогнул, когда на шею ему легла узкая ладонь. — Вы, юноша, обладаете феноменальной способностью меня удивлять, — произнёс герцог Алва, и Дикон ощутил, что у него начинают дрожать губы. — Расскажи мне, что случилось. В Варасте, охваченной войной с бириссцами, после более чем суток без сна и падения с лошади, Ричард внезапно почувствовал себя так, как будто вернулся домой.