Дневники Ричарда Горика

*два месяца спустя* Звёзды выцветали на быстро светлеющем небе — утро в Сагранне наступало быстро — разбитые Барсовы Ворота ещё дымились, молчаливые, мёртвые, и Дикону хотелось убраться от них подальше. Конечно, это была победа, грандиозная, великая, безумная, как всё, что делал Ворон, но одновременно напомнившая, почему им вообще приходится воевать. — …мы вас, барич, обыскались уже, — продолжал говорить незнакомый адуан. — Господин Прымпердор за вас спрашивает давно уже. Мы всё ждали, когда Марьян вас приведёт, ему ж наказано было, да, кажись, он вас тоже потерял. Ох и получит он на орехи… — Не получит, — не выдержав, оборвал его Дик. — Он… его убили. И, не дожидаясь ответа варастийца — он не был уверен, что сможет говорить дальше — пришпорил Сону, подъезжая ближе к монсеньору. Алва обсуждал что-то с Вейзелем, и видно было, что артиллерист взволнован. — Рокэ, я, как никто другой, понимаю, что у нас война, ваш способ донести до Адгемара ультиматум — неоправданная жестокость! — Неоправданная жестокость — это отправить к Лису Понси, всё остальное — военная необходимость. Это сделаете вы, либо это сделаю я. Доброе утро, Ричард. Рад видеть вас в добром здравии. — Взаимно, монсеньор, — выпалил Дик первое, что пришло ему в голову, и поспешил продолжить, видя, что Вейзель ещё свой спор с Первым маршалом не закончил: — Мне нужно с вами поговорить. — Вот как, — Ворон не выказал удивления. — Не вам одному, юноша. Что ж, идите в лагерь, и ждите меня в моей палатке. Заодно прикажите, чтобы приготовили воды для умывания, и налейте вина. Итак, Курт, какой вариант выбираете вы? Милый вашему сердцу порох или сколько-то там тысяч шумных казаронов? — Сотня, Рокэ, сотня тысяч! И ещё двадцать бириссцев… — донёсся до Ричарда возмущённый голос генерала, и юноша поёжился. Сто тысяч? Да будь они хоть пастухами и крестьянами, перевес в силах всё равно двадцать к одному. Рокэ Алва только что взял самый неприступный перевал Саграннских гор, и, кажется, ему предстоит совершить ещё один подвиг. Долго Ворона ждать не пришлось — видимо, Вейзель всё же смирился с тем, что ему — им всем — предстояло совершить. О чём шёл спор, Ричард спросить не решился. Молча дождался, пока Рокэ снимет повязанный на голову на кэналлийский манер платок, умоется, подал бокал «Чёрной крови», помялся, не зная, что ещё ему сделать. — Благодарю, — Алва зевнул и изящно опустился в кресло, как будто не он всю ночь участвовал в штурме крепости. — Налейте себе тоже, юноша. Ричард мотнул головой: — Я не хочу, эр Рокэ. Первый маршал пожал плечами: — Тогда вы можете сесть и начать уже говорить. Не топчитесь на месте, сударь, это утомляет. Что такого важного вы хотели сообщить? — Эр Рокэ…. Монсеньор, я… — Дик примостился на краешке софы, вздохнул, собираясь с духом. — Сегодня ночью, в Барсовых Вратах, я встретил Робера… маркиза Эр-При, он младший брат Мишеля, а Мишель… — Я совершенно точно представляю себе, кому в данный момент принадлежит титул наследника Повелителей Молний, сударь, — сухо прервал его Алва, с силой проводя ладонями по глазам. — И что же, эта встреча так поразила вас, что вы решили поведать о ней мне? — Он спас мне жизнь, — тихо продолжил Дикон, не обращая внимания на привычные насмешки Первого маршала. — Застрелил бириссца, с которым я сражался. В спину. А потом… подошёл Марьян, Робер стоял к нему спиной, я не видел, кто это, только заметил движение, и Робер… он выстрелил. Эр Рокэ, вы ведь отправили Марьяна, — он проглотил почему-то неприятное «охранять», всё также глядя на свои колени, — чтобы он присмотрел за мной? — Чего вы от меня хотите, юноша? — слегка прищурившись, посмотрел на него Рокэ. — Отпущения грехов? Убеждений в том, что смерть адуана не на вашей совести? Объяснений по поводу присутствия маркиза Эр-При в стане врага? Ричард нахмурился, обдумывая вопрос. И в самом деле, чего он хотел, когда просил эра о разговоре? Он знал, что война началась подло и будет такой до конца, знал, что смерть следует с ней рука об руку, и не только смерть врагов и незнакомцев. Он не ждал, что Первый маршал будет успокаивать его, будто потерянного ребёнка, или рассказывать, как Робер попал из Агариса в Кагету. Кажется, ему не стоило отказываться от вина. — На самом деле, я хотел услышать от вас две вещи, если это возможно, монсеньор, — хмелея от собственной наглости, начал он, поднимая голову. Синие глаза, кажется, смеялись. По крайней мере гнева в них точно не было. — Так спрашивайте, юноша, пока я склонен удовлетворить вашу просьбу. — Ещё в Олларии, монсеньор, вы сказали мне, что мы едем побеждать. Мы всё ещё… мы здесь всё ещё с этой целью? Рокэ улыбнулся — не насмешливо, не презрительно, не зло — и от этой улыбки у Дика перехватило дыхание. — Ричард, это ваша первая война, как мог бы я сделать её не победоносной и разрушить мечты и идеалы юности? — мягко произнёс он, и это не прозвучало обидно. — Что напугало вас? Войско Адгемара? Скептицизм генерала Вейзеля? Поверьте, ему положено, он считает своим долгом напоминать мне о моём безумии и спускать с небес на землю. — Вы не… — Ричард понял, что почти кричит, нахмурившись, раздражённо, и сделал вдох, чтобы успокоиться. — Вы не безумны. И я ничего не испугался. Если вы так говорите, то я вам верю. — Полно вам, герцог, не принимайте всё так близко к сердцу, — а вот сейчас монсеньор точно смеялся. — Не хватало мне ещё, чтобы вы Курта на дуэль вызвали по обвинению в клевете. Дик хотел было возразить, что не собирается драться с генералом Вейзелем, но смолчал, чувствуя, что звучать это оправдание будет ещё более глупо. Ворон посмотрел на него почти заинтересованно: — Что же второе, юноша? Дикон почувствовал, что краснеет: — Если вы не устали, эр Рокэ, монсеньор… Нет, точно стоило выпить. — Ну же, герцог! Не убью же я вас, даю слово Человека Чести! — Рокэ отставил бокал, выпрямился: — Чего вы хотели? Ещё одного урока фехтования? Не думаю, что вы настолько неутомимы. Ричард помотал головой: — Нет. Я просто вспомнил, что вы давно не… — он сжал зубы, мысленно отвешивая себе пощёчину — кому захочется слушать этот невнятный лепет? — Вы давно не играли, монсеньор. Брови Алвы взлетели, теперь уже в не наигранном — Дик это чувствовал — удивлении, а потом он хмыкнул, словно пряча новую улыбку. — Подайте мне гитару, юноша, — мурлыкнул он. — Налейте ещё вина, скажите часовым, что я приказал меня не беспокоить, и возвращайтесь. Пожалуй, из вас ещё получится вырастить ценителя прекрасного. Не оценишь тут, подумал Дик, вскакивая с софы, если прекрасное постоянно перед глазами. От собственных мыслей стало жарко и немного стыдно, как будто он приравнял Алву к сонетам Веннена. Но сонеты Веннена не берут несокрушимые крепости и не играют так, что теряешь последний разум. Так что, наверное, то, что хотел, Ворон из Ричарда уже вырастил. * * * Как оказалось, то утро было последней передышкой, которую Рокэ позволил и себе, и своему оруженосцу. В тот же день они попрощались с Вейзелем, полковник Бадильо и бакраны почему-то тоже отправились с ним, но Ричард не спрашивал. А вот кагетское золото из Барсовых Врат погрузили в обозы, которых получилось очень много, и взяли с собой, но удивляться решениям Первого маршала стало поздно ещё на Совете Меча. Благодаря захваченному перевалу небольшая армия Алвы смогла взять с собой и пушки, и лошадей, и стремительным броском оказаться у Дарамы в рекордно быстрые сроки. Рокэ, как и перед подготовкой к войне, почти не спал, носился по всему лагерю, осматривал будущее поле боя, давал поручения, кого-то хвалил, что-то менял, и раскрывать свои планы отказывался. Впрочем, варастийцам это и не нужно было, они по приказу своего Прымпердора пошли бы и в Закатное Пламя, распевая одну из своих неприличных солдатских песен с бесконечным количеством куплетов, некоторые из которых, как подозревал Дик, попросту придумывались на месте. Наконец, когда готовы были не только талигойцы, но и необъятная армия Лиса, Первый маршал изволил сообщить, чем будет занят во время битвы его оруженосец. — Вы будете дожидаться сигнала вместе с отрядами генерала Савиньяка, юноша, — будничным тоном произнёс он. — И когда дождётесь, то отправитесь к брошенным обозам Его Преосвященства. Вот такой, значит, будет его первая война, да? Во время первой и единственной стычки с барсами он оказался в плену, потом, после двух месяцев тренировок, его отправили в хвост отряда скалолазов, да ещё и приставили адуана для пущей безопасности, а теперь он будет отдыхать в тенистой рощице, а, когда кавалерия получит приказ наступать, ему придётся отправляться под надзор воинствующего священнослужителя, в ведении которого — обозы, нашпигованные, Дик знал, таким количеством ловушек, что ему вряд ли случится обнажить свою шпагу! — Могу я… — сдавленным тоном начал Ричард, но Ворон прервал его небрежным взмахом руки, глядя при этом на пёстрый лагерь казаронов: — Не можете. Выполняйте приказ, герцог. — Эр Рокэ, место оруженосца… — …там, где монсеньор прикажет ему быть, — всё также невозмутимо закончил за него Алва. — Вы меня услышали. Выполняйте. Ричард поймал ободряющий взгляд Эмиля и, гордо выпятив подбородок, отрывисто кивнул, разворачивая Сону: — Слушаюсь монсеньора. — Ты напрасно на Рокэ злишься, Дикон, — видимо, Эмиль услышал достаточно и счёл уместным вмешаться, но это Дика не обидело. Если бы не генерал Савиньяк, неизвестно, что подумал бы эр Рокэ об исчезновении своего оруженосца вместе с людьми Феншо-Тримэйна, поэтому он имеет право говорить всё, что пожелает. — Я не злюсь, эр Эмиль, — тихо ответил юноша. — Просто… что тогда толку брать меня с собой? Мог и в Надор отослать, как матушка просила. Эмиль бросил на него острый взгляд при упоминании герцогини Окделл, помедлил, но расспрашивать не стал, перекатился на живот, упираясь локтем в сочно-зелёную траву: — У тебя ещё будут войны, много войн, Ричард, это не последняя. Тебе ещё семнадцать, ты Повелитель Скал и у тебя нет наследника, неудивительно, что Рокэ делает всё, чтобы эту кампанию ты пережил. — У монсеньора тоже нет наследника, — с каким-то непонятным упрямством продолжил Дик. — И он тоже Повелитель. — Да, и ещё Первый маршал в придачу, — весело заметил Савиньяк. — Прикажешь ему идти и вместо Бонифация сторожить приманку? — И вы смеётесь, эр Эмиль, — буркнул Ричард. — А я серьёзно. Вы ведь сами отговаривали его идти со скалолазами на тропу! Взгляд Эмиля стал каким-то печальным — Дик терпеть не мог, когда генерал смотрел так на Рокэ, и не знал, отчего — ведь младший из близнецов Савиньяк был другом монсеньора и наверняка многое знал и на многое имел право. Эта мысль зацепила ещё одну, поднимая со дна воспоминание, не дававшее ему покоя, Ричард поморщился, пытаясь понять, что его так встревожило, и едва не пропустил ответ: — Отговаривал. И переставать не собираюсь. Твой эр, Дикон, считает, что его сам Повелитель Кошек хранит, но лично мне он об этом не докладывался, а коли так, то и осторожность не повредит. Признаться честно… — протянул он многозначительно после недолгого молчания, явно пытаясь начать какой-то неудобный для Дика разговор, но тот наконец поймал нужную мысль и едва не подскочил, поворачиваясь к генералу всем телом: — Эр Эмиль! Вы тогда, перед началом, говорили про неравные бои. Эр Рокэ сказал — четырнадцать на одного, — Эмиль помрачнел, но Ричард говорил всё быстрее, не давая себя прервать, — а вы исправили его, сказали, было в два раза больше. Эр Эмиль, таких поединков не бывает. Это не… когда меня вызвали Колиньяр с приятелями, нас было семеро на одного, и эр Рокэ назвал это убийством, а не дуэлью. Что за Винная улица, эр Эмиль? Савиньяк посмотрел на него тяжело, но после того, как перечишь Первому маршалу, его генералы кажутся гораздо менее страшными. — Вашу бы внимательность, герцог Окделл, да на благое дело… — наконец вздохнул он. — Пойми меня правильно, я не в праве обсуждать это, да если бы и мог — не сказал. Во-первых, десять лет прошло, — Эмиль явно жалел, что вообще упомянул о Винной в разговоре с Вороном, и теперь хотел выставить событие как можно менее значительным. — Во-вторых, ты сам сказал, как называть поединок с таким количеством противников, а о подобных вещах тебе либо сам Алва должен рассказать, а он не расскажет, либо никто. Договорились? Дик машинально кивнул. Десять лет назад кто-то ненавидел и боялся его эра настолько сильно, что попытался убить его — одного — с помощью целого отряда. Почти тридцать человек — да как же это возможно? …Что за Честь позволяет вам опуститься до яда, до кинжала, до арбалетчика на крыше, до якобы случайных нападений разбойничьих шаек, до подкупов, до подожжённых домов и клеветы в спину, яростно звучал в голове как никогда отчётливый голос графа Горик, Ричард отвернулся от Савиньяка, зажмурившись, стиснул в кулаке спрятанное под колетом и рубашкой кольцо. Та самая, что позволяет и четыреста лет спустя. Нужно решать, говорил Карл Борн, не поднимая взгляда на присутствующих, яд, кинжал или арбалет. Старое, детское, по неведомой причине накрепко застрявшее в разуме воспоминание душной волной затопило Дика. Он наощупь поднялся, побрёл к Соне, не слыша встревоженного оклика Эмиля, уткнулся лбом в тёплую шею. У Ворона кошачье чутьё… сделать так, чтоб он был один, и… Убийство при помощи женщины? Да будет так, произнёс отец, Сона жалобно заржала, нервно перебирая ногами, но не двигаясь с места, и Вальтер Придд уточнил — о, он так внимательно, ястребом смотрел на Эгмонта Окделла, он спросил — вы не возражаете больше, и его отец… И его отец ответил «нет». Ричард выпрямился, отпустил кольцо, которое до сих пор сжимал в руках, вдохнул и выдохнул, расслабляя словно судорогой сведённые челюсти, и повернулся к стоящему в шаге от него Савиньяку: — Господин генерал, разрешите остаться с вами, когда адуаны подадут сигнал? Тот посмотрел на него так, что сделалось неуютно, потом коротко кивнул: — Разрешаю. Только от меня — ни на шаг, если что случится — Рокэ мне голову открутит, а потому без глупостей, ты понял, Дик? — Есть без глупостей, господин генерал, — с облегчением произнёс Ричард. Эмиль продолжал смотреть на него, готовый учинить допрос, но тут на поляну наконец выскочил адуан из отряда Шеманталя на взмыленном коне, и Дик, не дожидаясь приказа, взлетел в седло. И офицеры, и простые солдаты у вечерних костров говорили о бешеной горячке боя, заставляющей забыть обо всём, а сейчас именно это нужно было герцогу Окделлу как никогда.