Дневники Ричарда Горика

— Эр Рокэ, не лучше ли отойти от обрыва, здесь небезопасно? Ворон взял его с собой после Дарамского сражения, значит, скорее всего, Эмиль ему о том разговоре не рассказал. Или рассказал, а Алва отмахнулся — по нему не поймёшь. «Злодейства, причём неслыханные», Первому маршалу больше по душе, чем вынюхивающие о его прошлом оруженосцы, и тем не менее вчера Ричард не смог сдержаться, глядя на стоящего на самом краю эра. Ворон — заговорённый, говорили о нём, и пули, и холодное железо, всё мимо, но смотреть на высокую фигуру на фоне приближающейся бури было страшно. Рокэ, конечно, рассмеялся, и, конечно, сам потом зажёг фитиль — Дик даже не видел этого, и что случилось с долиной внизу и людьми, что там жили, не видел тоже, но не был уверен, что это хорошо. Конечно, Рокэ Алва творит, что хочет, и никого не слушает, но Ричард даже не попробовал возразить, а значит, всё равно что согласился. Всегда нужно видеть последствия своих поступков, чтобы заметить, когда ты переступил черту. Нет, нет, всё не так, дело не в безоглядной жестокости, Рамиро-младший сжёг и разрушил Агарис, в котором жили тысячи невинных людей, но граф Горик не осуждал его, потому что это положило конец нападениям и внутренним смутам, рвущим юный Талиг на части. Тебе стало легче, Рамиро? Нет, не стало. Рокэ Алве, надо думать, тоже. Ричард приблизился к водопаду, надеясь, что монсеньор всё ещё там, и не обманулся — Ворон сидел на обрушенном стволе высоченной когда-то сосны и с преувеличенным вниманием слушал генерала Вейзеля. Дик знал это выражение лица — ему неприятно и надоело, но пока он терпит. Потому что Курт — его друг? — Мне жаль вас, — вздохнул Вейзель, смиряясь, как всегда после споров с Алвой. Может, это было его способом успокоить совесть? — Сейчас вы и впрямь победили, но потом… — Потом мы все умрём, и хватит об этом, — отрезал Рокэ, поднимаясь с дерева и оборачиваясь к вышедшему из-за поворота узкой тропинки оруженосца. — Ричард, а вот и вы, как раз к концу очередной душеспасительной лекции. Кстати о спасении душ — вы не передумали по поводу расхожего мнения о моём безумии? Синий взгляд был жёстким и тяжёлым. Ещё говорили — у Ворона нет ни совести, ни души, именно поэтому он вчера вместо Вейзеля поджёг фитиль? — Никак нет, монсеньор, — сквозь стиснутые челюсти протолкнул ответ Ричард. — Разрешите доложить? Генерал Шеманталь приказал передать, что задержится. Они нашли тварь, что таскала людей. Это самка, сейчас они ищут детёнышей. Рокэ смотрел на него, будто и не слыша, что Дик говорит о таможенниках, потом лениво и подчёркнуто небрежно произнёс: — Вы не умеете лгать, юноша. Мой совет вам на будущее — не стоит и пробовать. Дик почувствовал, как кровь отхлынула от лица, дёрнул рукой, чтобы поправить ворот, потом выпрямился, сжимая пальцы в кулак: — А вы, монсеньор, не умеете верить. И советы давать я вам не в праве. Могу я быть свободен? Мне нужно напоить Сону. К кошкам нелепость предлога, ему просто нужно сбежать от Алвы подальше и прямо сейчас, пока он не наговорил чего похуже, пока не сорвался на бессмысленные обвинения и не менее бессмысленные оправдания. И в самом деле, о чём здесь говорить? Ричард — сын мятежника и протеже Штанцлера, Ворон его терпит, вот и всё. — Идите, сударь, — отмахнулся от него Первый маршал, Дикон с облегчением развернулся, уходя от водопада, и ещё успел услышать укоризненный голос Вейзеля: — За что вы так с мальчиком, Рокэ? — Вы можете поучать меня, что я могу и чего не могу взрывать, но мой оруженосец — только моё дело, Курт. Мне казалось, я объяснил это предельно ясно на примере маркиза Сабве. Ответ Алвы прозвучал одновременно грубо и устало, и Ричарду захотелось разбить кулак о ближайший камень — как вообще можно понять, что он на этот раз сделал не так, если Ворон не даёт ни единой подсказки? * * * Конечно, Белый Лис и кагеты поверили ультиматуму — кто бы не поверил после Биры? Эта война была выиграна, выиграна так, как никто и представить не мог, бакраны ждали посольства, торжественные и полные достоинства, варастийцы во главе с Шеманталем радовались, восхваляя Прымпердора, а Ричард не мог понять, что он чувствует — то ли гордость, то ли непонятную печаль. После того разговора наутро после вызванного взрывом селя Рокэ почти не обращал на своего оруженосца внимания, обходясь порученцами и вездесущими адуанами, и поэтому Ричард удивился, когда перед встречей с Адгемаром Алва небрежно бросил ему, глядя на лиловые верхушки гор: — Вполне возможно, что сегодня вы увидите своего старого знакомого, маркиза Эр-При, сударь. Я бы попросил вас не бросаться к нему с благодарностями за спасение жизни прямо посреди переговоров. Уверяю вас, такая возможность вам ещё представится. Дик обиженно вскинулся, буркнул, что не собирается никуда бросаться, и только потом, когда Лис начал говорить, подбираясь понемногу к самому главному, юноша понял суть предупреждений эра. Он помнил объяснения Первого маршала на Совете Меча — про гайифское золото и как бы самостоятельно действующих бириссцев, — и очень смутно представлял, что среди кагетов делает Робер, но то, что сейчас происходило, было бесчестно! Адгемар вывернется, откупится и останется на троне, а умирать из-за него опять будут другие. Когда Эпинэ толкнули к ногам монсеньора, Ричард бросил на него отчаянный взгляд — он говорил вести себя сдержаннее, но Робер даже не может подняться… Рокэ усмехнулся одними губами, коротко кивнул, и Дик кинулся к мужчине, помогая встать на ноги, поддержал, подставляя плечо. — Эр Рокэ?.. — Усадите маркиза, Ричард. И развяжите ему руки, не сбежит. Дик послушался, поймал удивлённый взгляд Эпинэ и запоздало смутился, поняв, что опять назвал Алву эром. Старая привычка, которая никуда не уходит. Робер дрожал от пронизывающего холодного ветра и выглядел бледным, Ричард огляделся, но тёплый плащ остался там же, где и Сона. И касеру он с собой на поясе не носит, не Его Преосвященство, а жаль. — Спасибо, Дикон, — проговорил Эпинэ, на мгновение прикрывая глаза. — Не стоило… — Монсеньор… — Дик запнулся. — Вы сами слышали, это приказ монсеньора. Эр Робер, это невозможно, вы не умрёте! Робер грустно усмехнулся, становясь вдруг совсем молодым: — Сомневаюсь, что суд Талига оправдает меня. — Но вы — последний из Повелителей Молний! — горячился Дик. — Нельзя просто… всем понятно, что Адгемар откупается от нас, чем может! — Я сам согласился, Дикон, — тихо произнёс Эпинэ, опуская взгляд. — Никогда не верь мерзавцам, даже если кажется, что они раз в жизни решили сделать доброе дело. Не повторяй моих ошибок. — Эр Робер… — потерянно, почти как капризный ребёнок, протянул Ричард. Что он скажет? Эпинэ сделал свой выбор, как Дик, как все они, его обманули, но платить всё равно придётся, неясно только, по чьим счетам. Высокий бакран подошёл к ним, чтобы увести пленника к Бакне Первому, и фраза осталась не законченной, повиснув в воздухе. Робер попытался ободряюще улыбнуться Дику, но сморщился от боли, пытаясь подняться самостоятельно. Вот она — наша Великая Талигойя, подумал Ричард, чувствуя, как сжимается горло. Вот как она заканчивается, Эпинэ умирают, не склоняя голов, а Штанцлеры продолжают продавать страну тому, кто даст больше. Детское, наивное желание зажмуриться и попросить, чтобы всё это закончилось сию же минуту, заставило его посмотреть на своего эра. Тот стоял, невозмутимый, спокойный, глядя на разворачивающееся перед ним действо так, будто это был ещё один скучный королевский приём в Новом дворце, а не суд по древним варварским обычаям. Поинтересовался, можно ли использовать пистолет вместо лука, предложил своему оруженосцу помолиться — будто мысли прочитал! — примерился, засмеялся чему-то, Ричард уже не мог сосредоточиться на чужих словах, шагнул в сторону со словами «Да свершится чья-нибудь воля», перекидывая оружие в левую руку, и нажал на курок. Дик выдохнул, только сейчас понимая, что до крови закусил губу, медленно разжал кулаки. Робер Эпинэ сидел очень прямо, по его лицу стекал сок проклятой ягоды, название уже успело вылететь из головы, а позади, среди расступающейся свиты, лежал мёртвый Адгемар Кагетский. Шёпот перерастал в нестройный, взволнованный гул, Рокэ непонятно улыбался, держа пистолет в опущенной руке, а Ричард смотрел на него, впервые, может быть, понимая, как сильно можно ненавидеть этого человека. — Да свершится ваша воля, монсеньор, — хрипло и тихо пробормотал он, но Алва, наверное, услышал — всё ещё не глядя на него, дёрнул коротко уголками губ и передал разряженное оружие: — Мне предложили прелюбопытнейшую прогулку на этот вечер, юноша. Не изволите присоединиться? *** … — Я, впрочем, с ним согласен, от Адгемара вреда не в пример больше, чем от моего друга Эпинэ. Ричард открыл глаза, не понимая, где находится. Это был голос эра Рокэ, он узнал, но что произошло? Он мчался, смеялся и пел, была злость и пьяное, страшное веселье, а потом? Кто-то задал вопрос, то ли Коннер, то ли Шеманталь, Алва светским тоном ответил, потом парусина, на которую глядел Дик, исчезла, и монсеньор внезапно появился прямо перед ним, немного пьяный, с убранными по-кэнналийски в низкий хвост волосами и распахнутой на груди рубахе. Он что-то проговорил, Ричард не понял, пытаясь унять неприятное гудение в голове, и Алва нахмурился, протянул руку, зачем-то касаясь пальцами шеи Дика у самой линии челюсти, потом потрогал лоб. Ладонь была горячей и сухой, а этот жест напомнил о ночи в бакранской деревне, и юноша опёрся локтями о постель, пытаясь сесть. — Со мной всё в порядке, монсеньор, — собственный голос казался ему глухим и слабым, но пить ту настойку опять не хотелось. — А так и не скажешь, — хмыкнул Ворон, на несколько секунд повернулся к адуанам, и те удивительно понятливо поднялись, прощаясь с Первым маршалом, вышли из палатки. — Выпейте, юноша. Серебро стакана хранило тепло руки Алвы, от вина в голове немного прояснилось, но слабость никуда не ушла. — Ну как, теперь лучше? Дик осторожно кивнул, усаживаясь поудобнее. Рокэ забрал стакан, наполнил его заново, сделал большой глоток: — А теперь расскажите, что так потрясло вас. Вы ведь не от красоты местных закатов сознания лишились. Ричард помедлил, подбирая слова: — Я не знаю, монсеньор. Мне привиделось… вздор, но я слышал ту бакранскую песню, что вы пели, о горном звере, что рождают камни и вода, и потом… — он поднял голову: — Тот сель, эр Рокэ. Я был… — Нужно было оставить вас с Эпинэ, герцог Окделл, — Ворон резко поднялся, будто хотел отойти, но остался стоять на месте. — Чем дольше спят древние легенды, тем лучше, не стоит их будить. И, кстати, об Эпинэ… Как вы относитесь к путешествиям? — Монсеньор?.. — недоумённо протянул Ричард. При чём тут путешествия? — Я отпускаю вашего дорогого Робера, раз уж Бакра его помиловал. И предлагаю вам отправиться вместе с ним. Дик почувствовал себя так, будто давешнее видение вернулось, для верности огрев его по затылку чем-то тяжёлым. — Вы имеете в виду… — медленно, словно слабоумный, начал он, не слыша даже собственных слов, — вы хотите… — Ричард! — Алва опять каким-то магическим образом оказался совсем близко, сунул в руки давешний стакан. — Пей! Право же, — он как-то криво усмехнулся, — вы на все радостные новости реагируете так бурно? На какие ещё радостные новости? Ричард залпом допил вино, не ощущая вкуса, и попробовал ещё раз, понимая, что должен всё прояснить: — Вы отсылаете меня, монсеньор? Это… это приказ? Глаза эра в полутьме палатки казались чёрными, а дрожащее пламя свечей не давало разглядеть выражения лица. — Ричард Окделл, — голос Алвы был ровным и безразличным, — если вас беспокоит данная мне клятва, то уверяю вас… — Вы можете, — выдохнул Ричард, чувствуя, как поднимается в душе колкая, ядовитая злость и обида, — ответить, это ваш приказ? — Почему с вами так сложно, юноша?.. — вздохнул Ворон, отступая назад и почти полностью скрываясь в тени. — Я не позволю вам прикрыться сейчас вашей Честью и возложить на меня ответственность за решение, которое вы обязаны принять сами. Я предлагаю вам присоединиться к Роберу Эпинэ, человеку, который сражался вместе с вашим отцом, а не убивал его. Вы вольны уехать, никто не вменит вам это в вину, но не смейте тогда притворяться, что это я выгнал вас со службы, и ваше благородство не позволило вам ослушаться приказа монсеньора. Вы вольны остаться, но не вините в этом решении данную на Дне Святого Фабиана клятву, потому что я могу освободить вас от неё сию же минуту. Вам всё ясно, герцог Окделл? Рокэ Алва, святой благодетель, освобождающий несчастных юношей от своего присутствия. Ричард усилием воли затолкал обратно в глотку сухой, отчаянный смех. Вот, значит, как? — Вам стоило бы сказать, что это приказ, — хрипло ответил он, — и вы бы избавились от неудобного вам оруженосца, монсеньор. Но раз вы не отсылаете меня — прошу прощения, но разве я уже не говорил, что у вас мне понравилось больше? И снова эта незнакомая, болезненная усмешка: — Я бы не стал сравнивать маркиза Эр-При с прелестной Марианной, герцог Окделл. — Тогда тем более, — Дикон, хмелея больше от необычности, безумия этой ночи, чем от выпитой «Крови», коротко улыбнулся, — эр Рокэ. — В таком случае последнее, — Рокэ наклонился к нему, принимая вызов и чуть ли не впервые не обращая слова своего оруженосца в шутку. — Вы сами выбрали меня, так что не вздумайте забыть об этом в час запоздалого раскаяния. Вы не умеете лгать, юноша, опять вспомнил Дикон, чувствуя, как злость и обида переплавляются во что-то другое, упрямое, невесомое, тёмное. — Могу я хотя бы это счесть приказом, монсеньор?