Дневники Ричарда Горика

Ричард едва успел умыться, переодеться и оставить в комнате свои нехитрые пожитки; Хуан поймал его на лестнице, и теперь на его лице ясно читалась тревога: — Дор Рикардо, к вам господин Ларак, и с ним ещё трое. Они пришли с чёрного хода. Ричард нахмурился: — Ещё трое? Реджинальд никогда не заходил в особняк Ворона — даже во двор! — чтобы дождаться там Ричарда, а теперь привёл с собой кого-то? — Они в плащах и масках, дор Рикардо. Я проводил их в нижнюю приёмную. Если вам понадобится помощь — мы в соседней комнате. Дик не думал, что всё настолько плохо, но Хуан не станет тревожиться зря. Он поблагодарил кэналлийца, сбежал вниз, толкнул дверь и вошёл, с тревогой и интересом разглядывая незваных гостей. Ну, в самом деле, не господина же кансилльера приведёт ему кузен! — Дик, — Наль выглядел смущённым и растерянным, но решительно выпятил подбородок, начиная говорить. Видно, и впрямь что-то серьёзное. — Прости, что втягиваю тебя в это, ты, конечно, можешь отказать, но нам больше некуда пойти. Сюда… в дом Алвы… они не сунутся. Я подумал… Ричард тряхнул головой, прерывая его: — Кто не сунется? Наль? Что происходит? Одна из серых фигур выступила вперёд, снимая капюшон, держа маску в руках, и Дик с любопытством уставился на неизвестного. — Ричард Окделл, мы взываем к вашему милосердию. Нас преследуют, — произнёс человек, и мелькнувшая в уме догадка подтвердилась, когда Наль, будто очнувшись, торопливо представил своих спутников: — Ричард, это Его Преосвященство, епископ Оноре. А это брат Пьетро и брат Виктор, они сопровождали преподобного в его путешествии. Дети, которых благословлял Его Преосвященство, умерли, воду отравили, а Авнир и его черноленточники обвинили… — голос Наля сорвался, и он прочистил горло, прежде чем продолжить, опустил блестящие глаза. — Если ты не спрячешь его здесь, они убьют его, Ричард! Они ищут его по всей Олларии, громят, поджигают, убивают всех, кого подозревают в укрывательстве. В эсператизме… Мой хозяин — черноленточник, я не рискнул, и я подумал, я надеялся… Дик ещё раз посмотрел на Оноре — высокий, светлоглазый, мягкий, он выглядел мирным человеком. Ричард не знал, могут ли быть добрыми руки, черты лица, морщины, но Его Преосвященство производил именно это впечатление; он не был похож на отравителя и убийцу детей, он вообще не был похож на убийцу. Дик прервал отчаянный лепет Наля взмахом руки — он не знал, кто такие черноленточники и кто такой Авнир, и как столица Талига превратилась в место, где можно жечь и убивать из-за одних только подозрений, но выставить епископа на улицу он не мог: — Оставайтесь. Вам приготовят комнаты, и, если для ужина не слишком поздно… — Мои братья погибли или погибают, — Оноре покачал головой. — Могу ли я думать о телесной пище? Если в обители герцога Алва есть часовня… — Она закрыта, святой отец, — и Ричард не мог припомнить, открывалась ли она вообще. — Но я могу спросить слуг… — Не утруждай себя, сын мой. Молитва может быть вознесена отовсюду, если она вознесена от чистого сердца, — Оноре не улыбался, но Дик каким-то образом всё равно знал, что преподобный благодарен ему. Он впервые в жизни встретил человека, от простого присутствия которого становилось не легче, нет — но светлее на душе. Ричард повёл их вперёд, раскрыл дверь, передавая гостей на попечение Хуана, и только тогда заметил, что Наль нерешительно топчется поодаль. Перехватил взгляд Дика, он проговорил: — Ричард, я сейчас уйду. В Старом городе пока спокойно, я пройду тихими улочками. Я — никто, и никому не нужен, у меня получится выбраться из Олларии. — Выбраться из Олларии? — Дик не верил своим ушам. — Наль, оставайся, снаружи опасно, ты сам говорил! Если ты переживаешь из-за монсеньора… Наль помотал головой: — Нет. Ричард, я должен предупредить эра Августа. Двор в Тарнике, я попробую туда добраться. — В Тарнике Их Величества, Штанцлеру там ничего не грозит, — попробовал переубедить его Ричард, но Наль был непреклонен: — Меня никто не заметит. Я выгляжу так же, как тысячи в городе. Я должен идти, Ричард. — Будь осторожен, — неловко напутствовал его Дик, чувствуя себя так, будто совершает ошибку, отпуская кузена, но что он мог сделать, запереть его в особняке? — Я осторожен, — смущённо ответил Наль, обнял Дика на прощание, суматошно отодвинулся, натягивая обратно капюшон на лоб и плотнее запахивая плащ, развернулся, уходя, и Дик, кляня неизвестных черноленточников, двор в Тарнике и упрямство Наля, нагнал его, провожая до задней калитки. Вернулся в дом, отправился на поиски Хуана, но тот уже ждал его на широком пролёте второго этажа. — Я проводил ваших гостей в их комнаты, дор Рикардо. Они отказались от пищи и вина, но могут отдохнуть. — Епископ Оноре молится?.. — произнёс, наполовину спрашивая, наполовину утверждая, Ричард, подошёл к окну; Хуан за его спиной, наверное, кивнул, и последовал за ним. Где-то в темноте, за Данаром, отсвечивало малиново-алое зарево, запах дыма, наверное, относило ветром, но Дику казалось, он всё равно может почувствовать его прямо здесь, в особняке. Медный колокольный звон окружал их, дрожал в воздухе, стискивал виски, изводил ощущением паники, погони, которую нельзя заметить, нельзя остановить. — Мы закроем ставни, — проговорил Ричард, и Хуан тут же подхватил, согласный с ним: — И не будем зажигать свет. Мы спим, и в отсутствии соберано в его особняке не происходит ровным счётом ничего. Ричард хмыкнул, не сдержавшись, и кивнул; действительно, ничего и не происходило, пока не вернулся непутёвый оруженосец соберано. — Я, — он запнулся, улыбнулся, оборачиваясь к Хуану и повторяя ровно ту же фразу, с которой вошёл в особняк едва ли час назад: — Я буду в библиотеке. Наверное, Хуан понял; коротко склонил голову в знак согласия, и Дик заметил, как блеснули его глаза: — Там всё приготовлено для вас, дор Рикардо. *** В библиотеке и правда пылал камин, прикрытый тяжёлой фигурной решёткой, рядом с любимым креслом Дика стоял поднос с холодным мясом, сыром и свежими овощами, рядом — бутылка «Крови». Вино Ричард решил не открывать — трезвая голова, как он подозревал, этой ночью ему весьма пригодилась бы — а вот мясо умял в считанные минуты, хотя думал, что от волнения не сможет проглотить ни крошки. Где-то в глубине дома постился пресвятой Оноре, но у Дика не было ни его силы воли, ни веры в то, что отказ от пищи чем-то поможет тем, кто остался снаружи. Подкрепившись, Ричард достал с ближайшей полки книгу наобум — томик с переводами гальтарских поэм — и, придвинув поближе свечу, забрался в кресло с ногами, устраиваясь поудобнее. Чтение неожиданно увлекло, хоть и не развеяло тревогу; Ричарда удивило количество иллюстрационных гравюр, выполненных, к тому же, с большим старанием и талантом. Он разглядывал найери, грациозных, длинноволосых, рыдающих над уснувшим у озера путником, огромную армию, на холме поджидающую противника, богато украшенную резьбой каменную арку, ведущую в никуда, и вдруг замер, перевернув страницу — следующий сюжет оказался ему знаком. Башня, возвышающаяся над морем, увенчанная плоским, — будто костяная пластина — диском заходящего солнца, дрожащий воздух и кружащие в нём вороны — всё вокруг в мгновение залило багровым, словно это была кровь, а не закатные лучи, море обернулось степью, и Дик вскинул голову, разглядывая человека, стоящего за широкими зубцами. Непонятно было, во что он одет — чёрное или алое — и Дик не видел лица, но видел усмешку, чужую и знакомую одновременно, и четыре меча, пронзившие запястья. Кровь закапала на плиты башни, камни взвыли, оглушающе, яростно, нетерпеливо, и Дик рванулся вперёд, туда, прикоснуться к стене, утихомирить их, унять — они не должны пить кровь, они… — Дор Рикардо! Дор Рикардо, проснитесь!.. Дик распахнул глаза, дёрнулся, едва не вываливаясь из кресла, вцепился в подлокотники, выравнивая сбитое дыхание. Хуан стоял совсем рядом, в четырёх шагах, и его появление в библиотеке посреди ночи не могло означать ничего хорошего. — Что случилось? — хрипло после сна спросил Дик, откашлялся, прочищая горло. — Лигисты, — ответил Хуан. — Черноленточники. У особняка. Около полусотни у ворот, столько же со стороны Данарского проезда, с факелами. — Они что-то хотят? — копируя интонации Хуана, Дик тоже заговорил тише. — Пока нет. — Его преосвященство и монахи спят? — Они у себя, и я их не беспокоил. Дик кивнул: — Хорошо. Я сейчас спущусь. Ничего хорошего, конечно, в этом не было. Черноленточники, конечно, пришли за Оноре, другой причины не было, но как они нашли его? Ни герцога Алву, ни герцога Окделла с епископом не связывало ровным счётом ничего, Дик даже не видел его до сегодняшнего вечера; если бы за Налем следили, они были бы здесь гораздо раньше, но почему сейчас? Ричард отогнал дурную мысль о том, что Наля всё-таки схватили и заставили рассказать о том, где скрывается Оноре. Нет, Наль жив, здоров и невредим, его сложно узнать и так же сложно заподозрить в связи с Первым маршалом или эсператистским епископом. Может, за домом следили? Ричард тряхнул головой — толку в этих раздумьях не было никакого. Он быстро заглянул к себе в комнату, надел пояс и колет, прицепил шпагу, и спустился вниз. В прихожей сидел Хуан и с ним ещё трое кэналлийцев. Рядом у стены стояли мушкеты — четыре по четыре, не меньше, — на скамье были разложены пистолеты. Ричард нервно скривил губы, стараясь спрятать неуместный нервный смешок — в самом деле, как он не подумал, у Ворона в доме наверняка целый арсенал. — Мы их зарядили, дор Рикардо, — сказал Хуан, поймав его взгляд. — Думаете, полезут? — спросил Ричард, стараясь звучать равнодушно, но, похоже, у него не очень-то вышло. Хуан нехотя пожал плечами, не собираясь гадать, но всё равно ответил: — В дом соберано без разрешения не войдёт никто. Ричард кивнул, это было правильно. Пришла и ушла неожиданно лестная мысль о том, что Хуан, видимо, считал его человеком, у которого было право давать это разрешение, но времени на то, чтобы думать об этом, не было. — Неужели придётся защищаться? Это же дом герцога Алвы! — всё-таки не выдержал Дик; авторитет монсеньора казался ему непререкаемым. Даже Люди Чести, и те никогда не атаковали Алву открыто. Хуан снова хмуро пожал плечами: — Может быть. Но я бы ещё послал слугу в казармы. Антонио готов… Если столичный гарнизон ничего не сделал до сих пор, может, нападение на особняк Первого маршала приведёт их в чувство? — Пусть идёт, — согласился Дик, благодарный Хуану за идею. — Если не поможет гарнизон… — он закусил губу, задумался: — Нужно будет посылать в Тарнику. Если Их Величества до сих пор ничего не знают, то должны узнать. И полки генерала Савиньяка сейчас ближе всего. Хуан взглянул на него, и в его взгляде Ричарду почудилось что-то новое. — Подождём возвращения Антонио, — он обернулся к стройному смуглому парню — Ричард знал его в лицо, но не помнил имени, кажется, тот был то ли сыном, то ли племянником главного конюха, — приказал что-то коротко по-кэнналийски, Дик узнал только названия и имена, Антонио улыбнулся, одновременно и Ричарду, и Хуану, склонил голову и исчез. Ричард открыл было рот для нового вопроса, но тут в прихожую ворвался запыхавшийся привратник: — Дор Рикардо, они стучат! Требуют… Хуан не дал Бернардо договорить, не дал Ричарду ответить — как будто он знал, что отвечать, — выругался по-кэнналийски, что-то рыкнул, потом взлохматил себе волосы, расстегнул рубаху, смяв в кулаке ворот, и старательно потёр глаза. — Я спал, — внушительно произнёс он. — А этот олух поднял меня посреди ночи. Я спал после кувшина хорошего вина и зол, как закатные кошки. Дор Рикардо спит, и будить его я не собираюсь, будь там лигисты, эсператисты, сам кардинал — я выскажу всё, что думаю о тех, кто по ночам стучится в ворота особняка соберано. — Вы так им ответите? — Ричард нахмурился, пытаясь понять, что тот имеет в виду. Хуан кивнул: — Если в доме спят и ругаются, значит, скрывать им нечего. Бернардо — осёл, он испугался, они могли что-то заподозрить. Я всё сделаю, дор Рикардо. Ждите. Дику и впрямь ничего другого не оставалось. Хуан зевнул — долго, лениво, во всю глотку, Дик так нарочно бы не смог — и вышел во двор. Колокола, притихшие было, когда Ричард уходил в библиотеку, сейчас снова надрывались вовсю, и запах дыма можно было не придумывать — он отчётливо чувствовался в ночном воздухе, просачивался в приоткрытую дверь. Обманет ли их Хуан? Ричард бы, наверное, поверил, но Ричард и не бродил бы по городу, грабя, поджигая; его смущало, что им хватило духу подойти к дому монсеньора, видимо, они знали, что его нет, и знали, что не будет ещё долго. Дик коснулся рукой мушкетов, успокаивающе холодного ствола, гладкого полированного дерева приклада. Неужели они правда будут воевать? Не с чужой армией, с гражданскими, в столице, со стен собственного особняка? Он не придумал бы подобного безумия, даже если захотел. Хуан вернулся, вошёл незаметно, так что Дик встрепенулся, только когда управляющий оказался рядом и сел на соседнюю скамью: — Они знают, что эсператисты в доме. Кто-то донёс им. — Что вы ответили? — подобрался Ричард. — Что вы спите, и будете спать, пока не соизволите проснуться. Что их никто сюда не звал. Что я не пущу в дом соберано грязных лавочников, в доме одних серебряных подсвечников больше двух сотен… Правильно, когда беспокоятся о богатстве — не беспокоятся о людях, значит, беспокоиться не о ком. Может, это собьёт их со следа. Может, нет. — А что они? — Маленько успокоились, но не уходят. Они уверены, но боятся. В другой дом бы уже ломились, а тут пока поостерегутся. Наверное, пошлют за главным. До света подождут, а там и Антонио вернётся. Ричарду казалось, Хуан хочет успокоить его, но оскорблённым себя не чувствовал. Создатель свидетель, он бы очень хотел, чтобы Хуан оказался прав. — Спасибо, Хуан, — поблагодарил его Ричард, и, наконец не выдержав, спросил: — Кто вообще такие эти лигисты? Черноленточники? Что произошло? И кто такой этот Авнир? Хуан смотрел на него несколько секунд, а потом взял ближайший пистолет и стал неторопливо начищать его: — В четырёх словах не расскажешь, дор Рикардо. Но так и мы никуда не спешим. Хуан пересказал события последних недель, потом они вместе — без нужды, но Ричарду хотелось чем-то занять себя, и, может быть, Хуану тоже — почистили всё оружие, проверили порох. Дик в который раз подошёл к закрытым окнам, выглянул в узкую щель между прикрытыми ставнями — небо медленно выцветало, ночь уступала место раннему утру. Их гости проснулись и вернулись в гостиную, но к завтраку, предложенному управляющим, так и не притронулись; Оноре молился, не переставая. Лигисты никуда не делись, не растаяли в солнечном свете, как надеялся Дик; не вернулся Антонио, не появился красно-белый отряд олларианского гарнизона, и это беспокоило Дика всё больше и больше. Отправить кого-то вслед за Антонио? И ещё людей — в Тарнику и к Эмилю, как они говорили с Хуаном? Но тогда кто останется защищать особняк? Их и так немного. Снаружи раздался шум, заставивший брата Пьетро сильнее сжать сложенные в молитвенном жесте руки, и почти сразу в комнату постучали. — Что случилось? — вопрос сорвался с языка прежде, чем Хуан успел прикрыть за собой дверь и развернуться. — Люди на улице, дор Рикардо, — Хуан был собран и спокоен, и Ричард хотел бы чувствовать себя так же. — Они требуют, чтобы их впустили. Если к ним не выйти, они начнут ломать ворота. Ричард прикрыл на мгновение глаза, спросил дрогнувшим голосом: — Антонио? — Не вернулся, — Хуан чуть помрачнел. — Хорошо, я сейчас спущусь. — Дор Рикардо, их около сотни, и они вооружены, — Дик открыл глаза, как мог твёрдо посмотрел на Хуана, повторил: — Я сейчас спущусь. — Ричард Окделл, я пойду с вами, — Оноре тяжело поднялся с колен, но был настроен решительно. — Нет, Ваше Преосвященство, — Ричарду страшно, но прятаться за спиной святого отца он не будет. — Не хватало только дать им то, чего они хотят. Я выйду, попытаюсь поговорить с ними. Может, их удастся образумить. — Иди, сын мой, — Оноре поднял руку, благословляя его, в глазах светилась благодарность и облегчение. Оноре, может, и правда святой, но не фанатик — фанатики не боятся умирать; Ричард был рад тому, что епископ понимает его. Дик проверил шпагу, сбежал по ступеням вниз, вышел во двор, не давая себе засомневаться в принятом решении; в ворота уже колотили вовсю, толпа за ними глухо, недовольно рокотала, и Дика пробила внезапная дрожь от того, как этот рокот напомнил ему что-то ещё — что-то другое, гораздо более мощное, разрушительное, неистовое, безжалостное. Круглые, ровно подобранные булыжники словно подталкивали его, торопили, но в голове не было ни единой идеи, что делать и что говорить. — Прикажете отпереть? — спросил Хуан так, будто Ричард имел полное право распоряжаться здесь. — Нет, — мотнул головой Дик. — Отопрёте, и они сразу ворвутся, нас намного меньше. — Он глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и распорядился: — Я выйду через привратницкую калитку. Один. Заприте дверь сразу за мной. — Как прикажете, дор Рикардо, — Хуан склонил голову. — Мои люди с мушкетами в окнах, но не рискуйте понапрасну. Если нужно, стучите, я выйду к вам. Мы прикроем. Пойти не так всё равно могло что угодно, но Ричарду стало немного легче: — Спасибо, Хуан. Он отодвинул тяжёлый засов и оказался в тёмной, прохладной привратницкой. Гудели колокола, гудели камни, гудела толпа; Ричарду казалось, что он плывёт в этом гуле, и его воля ему не принадлежит. Он толкнул узкую дверцу, выскользнул наружу и сразу же захлопнул за собой дверцу, пиная её каблуком. Сначала его не заметили; черноленточники пинали ворота так усердно, будто это могло компенсировать им отсутствие тарана. Особенно старался один, высокий и тощий, похожий одновременно на крысу из Лаик и на незабвенного Понси; он же и замер, вытаращившись на Ричарда, когда тот откашлялся, привлекая к себе внимание. — Ваша настойчивость, — заговорил он, стараясь держаться равнодушно и независимо, — из невежливой становится возмутительной. Мой домоправитель сообщил, что вы не оставляете попыток проникнуть в особняк монсеньора ещё с ночи. — Мы исполняем, — начал тощий визгливо и исступленно, заведённый до крайности событиями прошлых часов, — волю Создателя! — Это было спорно, но прервать черноленточника у Ричарда не было никакой возможности. Толпа сжималась вокруг него, разгорячённая, тёмная, и Дик усилием воли заставил себя не отступать к калитке. Тощий размахивал дубиной, которая выглядела обгоревшей и измазанной в чём-то, метался по свободному пятачку, то и дело опасно приближаясь к Дику. — Еретики будут наказаны, даже если мы должны будем… Он не договорил; шум, на который Дик сначала не обратил внимания, не принадлежал толпе, и, когда черноленточник взмахнул рукой, потрясая дубиной и в очередной раз надвигаясь на Дика, голова его взорвалась изнутри, вспухла, разлетевшись осколками черепа, ошмётками мозга, что-то липкое и горячее попало Дику на лицо и колет. Тощий качнулся и упал лицом вниз, и Ричард увидел его развороченный затылок. — Какая наглость, — услышал Дик знакомый голос, заторможенно повернул голову, уверенный, что его внезапно посетили видения. Рокэ Алва верхом на Моро — и отряд кэналлийцев позади него — действительно стоял на мостовой у ворот собственного особняка. В правой руке он держал ещё дымящийся пистолет, и обычно синие глаза его были сейчас совсем тёмными. — Рваться в мой дом, угрожать моему оруженосцу!.. — Монсеньор, — выдохнул Ричард. Неважно, как, неважно, почему, Рокэ Алва вернулся, и шум у Дика в голове наконец утих. Алва не глядя передал Ричарду разряженный пистолет, незаметным движением ног развернул Моро к толпе; ни его взгляд, ни его голос не сулил черноленточникам ничего хорошего: — Надеюсь, у вас есть объяснение, и убедительное, потому что на данный момент я не могу представить ни одного, а у меня, поверьте, господа, на редкость развитое воображение.