Пустая трата времени

Геральт появляется у Лютика раз в три-четыре дня: как и установлено у него в расписании. Вот уже полторы недели. И сегодняшний день — не исключение. Тот всё так же холоден и отстранён, правда, одет уже не в костюм, как в первое его появление здесь, а в дорогой домашний джемпер и синие свободные брюки. Здороваясь с ним, Геральт замечает, что их цвет очень подходит к его глазам. А ещё — он запрещает себе называть его Юлианом. В мыслях, само собой, — в реальности он вообще никак его не называет. Просто… Геральт уверен, что Лютик ещё жив. Что эта его сущность не погибла в той аварии. И что её ещё можно разбудить. Он снова сидит на диване в его гостиной, сам Лютик, как обычно, работает у себя в кабинете. Чем он занимается, интересно? Геральт не знает. Они не общаются. Но именно сегодня Геральт намерен прервать это глупое молчание. Он морально готовился к этому всю неделю: осматривал гостиную, перелистывал Ютуб, отмечал для себя, какие темы могут ранить Лютика, о чём, по-видимому, упоминать не следует. И он заговорит с ним, как только тот покинет кабинет. Только… с чего начать? Он снова оглядывается вокруг. В гостиной множество фотографий, висящих на стенах и стоящих на полках: с концертов, с пикников, вечеринок. Ни одной фотографии с родителями или семьёй, зато остальные — с друзьями. Теми же людьми, что были с Лютиком на тех видео. Вероятно, это члены его бывшей группы. И бывшей ли? Распалась ли эта группа или существует до сих пор? Геральт хотел бы знать это, но боится нарушить явно шаткую и напускную холодность Лютика. И тема находится как-то сама собой. «Захотите чаю — сделайте его сами», — сказал ему Лютик в его первый день здесь. И этим он и занимается сейчас, в тот самый момент, когда Лютик наконец появляется в дверях кабинета. Всё в том же джемпере и синих брюках. Какой-то такой… уютный. Даже в этой чёртовой коляске. — Вам с бергамотом или классический? — как бы между прочим интересуется Геральт. — С бергамотом, — машинально отвечает Лютик, потом спохватывается и хмуро добавляет: — Напоминаю, что мы не разговариваем. И чай я могу сделать себе сам. Геральт прячет слабую улыбку. — Да бросьте, — пожимает он плечами. — У меня же в руках чайник. Могу и вам налить. А что касается разговоров — мне скучно, вам тоже скучно. Почему бы не поговорить? — По душам? — язвит Лютик. — Будете рассказывать мне, как прекрасен этот мир, и как много в нём того, ради чего ещё стоит жить и не замыкаться в себе? А может, покажете пять самых вдохновляющих фильмов столетия? Или попытаетесь затащить в религию? Что вы там ещё делаете в ваших агентствах? — Вообще-то, — хмыкает Геральт. — Я хотел сказать, что ваш чай с бергамотом — редкостное дерьмо, и я не понимаю, как вы его пьёте. Губы Лютика изгибаются в короткой, почти незаметной усмешке, и это не ускользает от внимания Геральта. Впрочем, он быстро возвращается в прежнее непроницаемое состояние. И на его выпад не отвечает, но, помедлив, всё же принимает чашку чая из его рук. И едва заметно морщится, делая первый глоток. Лютик не благодарит за чай и вскоре удаляется обратно в кабинет, так и не сказав больше ни слова, но Геральт улыбается: пока всё идёт по плану. И вечером того же дня, уже у себя дома, он разваливается на кровати и включает один из каверов Лютика. И для чего он это делает?.. Лютик — всего лишь подопечный. Один из четырёх. Тех, к кому Геральт приходит два-три раза в неделю. Так почему он пялится на его ролики сейчас, даже в нерабочее время? И всё-таки, что-то в этих роликах его притягивает. Не то, чтобы это был второй раз, когда он открывает его канал. Это, наверное, уже десятый. Потому что Геральт смотрит эти видеозаписи почти каждый раз после того, как возвращается от Лютика. Он совершенно уверен, что делает это лишь для того, чтобы получше его узнать и наконец найти к нему подход: в конце концов, Лютик совершенно не похож на остальных его подопечных, которые действительно рады его видеть. Геральт предпочитает не замечать, что с каждым разом его всё больше притягивает улыбка Лютика на этих роликах. Да и он весь выглядит как-то так, что на него хочется смотреть. Геральт так и засыпает, пока из динамика телефона доносится его мягкий, бархатный голос. Голос, который хочется слушать. А на следующий день, в обеденный перерыв на основном месте работы, — в нотариальной конторе, — Геральт снова листает Ютуб. Но немного с другой целью. Он находит тот ролик, где Лютик болтает что-то про гастроли вместе с друзьями, позволяет себе секунду полюбоваться на живой взгляд его глаз, затем вслушивается в его болтовню: ему нужно название его группы. «Jaskier». Отлично. Кажется, это означает «лютик» на польском. Уже после работы он быстро разыскивает имена участников, а знакомый из ФБР помогает найти их адреса. Первая, к кому он приходит домой — Эсси Давен. Красивая блондинка с голубыми глазами. Её чёлка всё время падает ей на лицо, прикрывая один глаз. Она недоумённо смотрит на Геральта, пока он стоит на пороге и пытается объяснить, что он вообще здесь делает. — Юлиан Леттенхоф, — наконец выговаривает он. — Он мой… подопечный, если можно так сказать. Я из агентства, которое помогает инвалидам. Пришёл поговорить о нём. Есть минутка? — Конечно, — Эсси пропускает его в квартиру и кивком приглашает на кухню. Они садятся на диван, она предлагает ему кофе. Он благодарит и отказывается, ссылаясь на то, что у него ещё много дел. А дел действительно много: уже шесть вечера, а Эсси — лишь первая в списке тех, к кому он собирается заглянуть сегодня. — Вам не вытащить его, — вдруг задумчиво произносит она, качая головой. — Никак. Не тратьте время и нервы. — Почему вы так думаете? — Потому что я слишком хорошо его знала. С самого детства. Мы росли вместе. Как брат и сестра. Мечтали о своей группе, где он бы солировал, а я играла бы на струнных. В институте к нам прибавились ещё ребята. Вальдо, Прис… Мы словно были одной семьёй. С самого первого курса. Группа была создана в январе того года. Лютик горел этим. У нас были концерты, гастроли. Небольшие, правда: мы катались по стране и выступали в барах разных городов. Но мы были счастливы. А потом… в общем, после аварии, когда мы пришли к нему, он был сам на себя не похож. Будто бы другой человек. И он тогда сказал, что это конец. Что группа распадается. И что больше мы не будем общаться. Как бы мы ни пытались его поддержать, это не удалось. Я приходила к нему ещё несколько раз потом, пробовала поговорить с ним, убедить вернуться к занятиям музыкой. Убедить не рвать наши отношения. Он сказал только, что к музыке вернётся. Уже один. Эсси замолкает, отводя взгляд куда-то в сторону. Геральт задумчиво закусывает губу. — А где его родители? — наконец спрашивает он. — В больнице нам сказали, что они ни разу не приходили к нему. — Он сбежал из дома ещё в шестнадцать. Больше не возвращался. У них были проблемы. Не могу вам рассказать. Сами понимаете… Личное. И, кивнув, Геральт вдруг понимает: у Лютика на самом деле никого нет. У него могли бы быть друзья, но он сам отказался от них. И от музыки. — Есть ли какие-то темы, которые могут разжечь в нём интерес? — Я пыталась, — Эсси снова качает головой. — Это бессмысленно. Он вообще разговаривает с вами? — Вчера ответил мне впервые за полторы недели, — кривовато усмехается Геральт. Эсси понимающе вздыхает. В течение вечера Геральту удаётся пообщаться и с Вальдо Марксом, и с Присциллой Циран — другими членами группы Лютика. И оба они говорят то же самое: Лютика уже не вытащить. Точно не сейчас. Возможно, лишь спустя несколько лет. Впрочем, сам Геральт, слушая их, убеждён, что сможет что-то изменить. Просто… Нужно время. И терпение. *** Когда он приходит к Лютику в следующий раз, тот встречает его по-прежнему холодно, но не сразу удаляется в кабинет, а долго ещё делает что-то на кухне. — Я принёс чай, — как бы невзначай говорит Геральт. — Зелёный, с клубникой. — Никто вас не просил, — безразлично отзывается Лютик. — И ваши подачки мне не нужны. — А кто сказал, что я его вам принёс? — пожимает плечами Геральт. — Я терпеть не могу ваше дерьмо с бергамотом. Приходится выкручиваться, раз уж я вынужден торчать здесь часами. А вам просто так предложил. Лютик усмехается краешком губ, глядя куда-то в стену, но Геральт замечает это. И, чёрт возьми… Даже в этот короткий момент проявления эмоций Лютик безумно красив. Да и не только сейчас… Лютик вообще красивый. Геральт лишь где-то на краю сознания осознаёт, что любуется им всё больше и больше. — Ладно уж, — бурчит Лютик. — Плесните и мне тоже. И Геральт прячет ухмылку, потому что, да, это сработало. А ещё — потому, что на самом деле он не любит зелёный чай с клубникой. *** На часах — примерно шесть вечера. Лютик делает что-то у себя в кабинете, Геральт читает на диване в гостиной. Всё идёт как обычно: ровно до того момента, пока из кабинета не слышится сперва грохот, а потом тихая ругань. Будто себе под нос. Первый порыв — вскочить с места и помочь. Что бы там ни случилось. Вторым следует осознание, что этот порыв может порушить всё то хрупкое, что он выстраивает последние две недели. Если оно вообще есть. Но когда шум из кабинета не прекращается, Геральт всё-таки срывается. Он мягко стучит в дверь и спрашивает, не нужна ли помощь. Через пару секунд Лютик отвечает чуть сдавленным голосом: — Убирайтесь. И Геральт распахивает дверь. Чёрт. Лютик пытается подняться с пола, коляска лежит на боку рядом с ним: очевидно, он упал с неё после какого-то неудачного манёвра. Он взъерошен и до безумия зол, но, когда Геральт бросается к нему и пытается помочь, отшатывается от него и практически по-змеиному шипит: — Даже не смей подходить ко мне. И, всё ещё матерясь себе под нос, тяжелыми, но явно привычными движениями поднимает коляску и, напрягшись, забирается на неё — в основном с помощью рук. Ноги его совершенно не держат. Геральт, скрестив руки на груди, хмуро смотрит на него, прислонившись плечом к стене. Это, выходит, сколько же раз он падал вот так с коляски, находясь в одиночестве?.. Какой же придурок, честное слово. — И как это случилось? — скептическим тоном спрашивает он, когда Лютик, уже сидя в коляске, шумно выдыхает и отбрасывает со лба взмокшую чёлку. — Неудачно потянулся за гитарой, — машинально отвечает Лютик. А потом вдруг грубо отрезает: — Это вообще не ваше дело. Оставьте меня в покое. — Если ты не заметил, мы успели перейти на «ты», пока ты тут барахтался, — кривит губы Геральт. Он, чёрт побери, прекрасно знает, что ранит его этими словами. Ему самому было бы крайне больно слышать такое. С другой стороны, он буквально не успел затормозить: его самого взбесило то, что Лютик не позволил помочь себе даже в такой момент. Но Лютик только пожимает плечами и отвечает: — Это была стрессовая ситуация. И вдруг — улыбается. Слабо, почти незаметно. Но — не ухмыляется, не усмехается. Улыбается. И на секунду впервые смотрит Геральту прямо в глаза. И именно в этот момент Геральт понимает, что абсолютно точно пропал.