Пустая трата времени

— Какую ты любишь музыку? Лютик приподнимает бровь, поворачивая голову в сторону Геральта. — То, что мы внезапно перешли на «ты», не означает, что мы начали общаться, — холодно отвечает он. И удаляется в свой кабинет. Геральт закатывает глаза и тихо матерится. Где-то он просчитался. Та улыбка… Она ведь была. Он ясно видел её. Ему действительно казалось, что вот теперь-то всё будет по-другому. Что всё изменится. Но он ошибся. Прошло уже несколько встреч с того дня, когда Лютик не позволил ему помочь себе, упав с коляски. И ничего не изменилось. Разве что сам Геральт начал осознавать, что Лютик постепенно становится для него… чем-то большим. Большим, чем просто подопечный. Чем просто человек, которому хочется помогать. Однако настроение Лютика всё то же. И обстановка та же. Стоп. Обстановка. Идея приходит в голову внезапно, и Геральт тут же начинает думать о том, как бы её осуществить. Просто… надо сменить обстановку. Не сегодня, само собой: сегодня он явно никуда не пойдёт. И через день тоже. Но через неделю… *** — У тебя ужасная духота, — говорит Геральт, когда Лютик появляется в гостиной, чтобы забрать какие-то папки с нотами. — Открой окно, — безразлично пожимает плечами тот. — Прогуляться было бы лучшей идеей. — Дело твоё. — Видишь ли, — Геральт цокает языком. — Есть проблема, — он дожидается, пока Лютик наконец посмотрит на него, затем продолжает: — Нас часто мониторят. Ну, отслеживают качество нашей работы, так сказать. Если я пойду в одиночку в то время, когда должен быть с тобой, меня могут засечь. — Скажешь, что ходил в магазин. Я никуда с тобой не пойду. — А я ведь за месяц ни разу не вытащил тебя отсюда. — У нас был уговор, Геральт. — Я помню. Но… — Никаких но. Лютик разворачивает коляску и собирается покинуть гостиную, но Геральт останавливает его лишь одним словом: — Каштаны. Лютик замирает на месте. Долго молчит, глядя в одну точку, потом тяжело выговаривает: — Откуда ты знаешь? — В смысле? — удивлённо поднимает брови Геральт. — О чём ты? — Откуда ты знаешь, что я… — Ты тоже их любишь? — он быстро перебивает его. — Я хотел сказать, что в местной кафешке очень вкусные жареные каштаны, и предложить тебе прогуляться до неё. Лютик никогда не узнает, что Геральту это известно. Ему рассказала Присцилла: каждую осень Лютик собирал каштаны возле своего дома. Всегда. Без исключения. Это было что-то вроде его личной традиции. Каждую осень, кроме этой. Но, конечно, жареные каштаны в кафе — неплохое прикрытие. А слово «каштаны» — неплохой способ заставить Лютика обратить внимание. Тот, бросив изучающе-подозрительный взгляд на Геральта, всё-таки заметно расслабляется. Потом не говорит ни слова несколько минут, очевидно, думая о чём-то своём. Геральт терпеливо ждёт. — Ладно, — наконец произносит он. — Но не смей даже прикасаться к моей коляске. Я передвигаюсь самостоятельно. *** Когда они выбираются на улицу, Геральт внезапно ощущает, как неправильно смотрится Лютик в этой ненавистной коляске. Он должен быть лёгким, свободным, счастливым. Живым. Он должен идти сейчас рядом с ним и засыпать его какой-нибудь нелепой болтовнёй, от невнимательности рискуя врезаться в какое-нибудь дерево, но… Не всё вот это. И, тем не менее, Лютик… обворожителен. Он одет в тёмно-синий свитер крупной вязки и серые брюки, на его ногах — кожаные ботинки, на плечи небрежно наброшено тёплое осеннее пальто. Каштановые волосы треплет ветер. Геральт, разумеется, не помогал ему одеваться. Он всё это делал сам, за закрытой дверью комнаты, и Геральта поражают две вещи: его сила духа и его небывалое упрямство. Он безумно хотел бы помогать ему, поддерживать, быть рядом, укутывать теплом, но… Что?.. Быть рядом? Укутывать теплом? Геральт трясёт головой, отгоняя ненужные мысли. Только не это, нет. Только не это. Хватает ему уже и того, что Лютик начал ему сниться. Что слишком часто во сне он подходит к нему — на своих абсолютно здоровых ногах, — и целует в шею, в губы, в кончик носа, и прижимается всем телом, и окутывает своим запахом… И Геральт понятия не имеет, что со всем этим делать. Потому что Лютик уж точно не… Не такой. А если бы даже и был таким, то никогда бы не посмотрел в его сторону. Особенно сейчас. Особенно когда он так сломлен. Лютик, плавно передвигая коляску с помощью кнопок на подлокотниках, внимательно смотрит по сторонам. Точно впитывает всё вокруг. Оно и понятно: он наверняка слишком долго не был на улице. Возможно, с тех самых пор, как его выписали из больницы. А это было почти полгода назад. Прогуливаясь, они оказываются у небольшого пруда, который находится недалеко от того кафе с каштанами, о котором говорил Геральт. Лютик долго смотрит на нахохлившихся спящих на берегу уток, на рябь на воде, на то, как облетают деревья, и листья опускаются на воду и траву. А потом прикрывает глаза и будто забывается, едва заметно улыбаясь и подставляя лицо прохладному ветру, черты его разглаживаются, и Геральту так чертовски хочется, чтобы он всегда был таким, но… спустя пару мгновений он открывает глаза, а ещё через несколько секунд — его взгляд становится осмысленным — и пустым. Таким же, как и всегда. Он смотрит не на пруд, а будто бы сквозь него. Куда-то в себя. — Зайдём за каштанами? — предлагает Геральт, надеясь хоть как-то прервать эту мучительную паузу. — Мне всё равно, — безразлично бросает Лютик. Ох, конечно, ему всё равно. Иначе и быть не могло. — Ты же согласился прогуляться из-за каштанов, — недоумённо напоминает Геральт. — Какое тебе дело до меня? Тебе надо отрабатывать положенные часы — вот и отрабатывай. А меня оставь в покое, — огрызается Лютик. И на некоторое время абсолютно погружается в себя. Его и без того пустые глаза окончательно затухают, он долго думает о чём-то, очевидно, не решаясь сказать вслух, но Геральт больше не обращается к нему. Вместо этого он всё-таки стискивает зубы и уходит, чтобы зайти в кафе, не сказав ни слова и оставив Лютика одного. Ему надоело. Честное слово, ему надоело возиться с ним, словно с маленьким ребёнком, надоело вести себя подчёркнуто-безразлично, надоело говорить, что в агентстве их контролируют, чтобы иметь возможность быть рядом. Потому что всё это — грёбаное враньё. Никто их не контролирует. Ладишь с подопечным — хорошо. Не ладишь — его спокойно передадут другому сотруднику. Только вот Геральт продолжает делать всё это: лгать, говорить с напускным равнодушием, лишь бы не ранить его, потому что о Лютике на самом деле хочется заботиться. К нему хочется быть ближе. Не из-за его инвалидности. Из-за того, каков он сам. Из-за того, как сильно Геральта к нему тянет. И он, скрепя сердце и засунув своё недовольство куда подальше, продолжает общаться с ним именно так: холодно, чуть насмешливо. Словно бы ему на самом деле плевать. И, признаться, это его порядком изводит. Но другого пути, очевидно, нет. Сегодня Лютик впервые подал хоть какие-то «признаки жизни», и, если это результат его тактики, то Геральт готов идти дальше. Готов сделать всё, лишь бы наконец разбудить его. Даже таким путём. Когда он возвращается с двумя порциями жареных каштанов, Лютик остаётся на том же месте, тем же задумчиво-пустым взглядом глядя на пруд, уток и пожухлую траву между асфальтированными дорожками. — Я не просил тебя покупать мне каштаны, — холодно произносит он, почти не взглянув на Геральта. — Ну, вообще-то, я их и не тебе купил, — хмыкает тот. — Я и две порции съем, не глядя. Но могу поделиться, если хочешь. Лютик, вдруг улыбнувшись самым краешком губ, вдруг едко отвечает: — Нет, спасибо. И, оставив Геральта одного, вдруг отъезжает от берега, разворачивает коляску и удаляется в сторону кафе, откуда тот только что вышел. Геральт успевает подумать лишь о том, что им безумно повезло: в кафе есть пандус, и Лютик без проблем может и подняться, и спуститься. И ему не придётся снова пытаться ему помочь и натыкаться на гневный взгляд. Он появляется на улице спустя пару десятков минут, и Геральт уже успевает встревожиться. Да и разозлиться — тоже. Потому что, блять, не себе он вторую порцию каштанов купил. Ему и правда хотелось сделать Лютику приятное. Не как подопечному. Как… да. Как мужчине, который ему нравится. Геральту потребовалось не так уж много времени, чтобы окончательно признать это. Он делает глубокий и довольно тяжёлый вздох, когда Лютик наконец подъезжает к нему, управляя коляской одной рукой, в другой держа подставку с двумя стаканами кофе и — на коленях — пакет с маленькой порцией жареных каштанов. — А вот я, в отличие от тебя, всё-таки угощаю, — насмешливо говорит он. И протягивает один из стаканов Геральту. — Капучино. — Спасибо, — улыбнувшись, тот принимает стакан. Он ничем не выказывает своего удивления, но на самом деле внутри всё переворачивается. Он, чёрт возьми, понятия не имеет, что это сейчас было. Он угостил его кофе? Что за?.. — Я давно не пил такого вкусного кофе, — как-то между прочим говорит Лютик. — Не то, чтобы он здесь был идеальным, но… Не знаю. Всё-таки, латте из кофемашины совсем не такой. И, пока он делает глоток и едва уловимо морщится от того, что обжёг язык, Геральт не перестаёт удивляться происходящему. И просто молчит, боясь спугнуть. Потому что Лютик говорит. Не бросает пару безразличных фраз, а на самом деле говорит. И так напоминает сейчас самого себя — несколькими месяцами ранее. Такого, каким Геральт видел его на роликах на его канале. — До недавнего времени я вообще не понимал разницы между латте и капучино. А оказалось, что она лишь в последовательности добавления ингредиентов, — продолжает Лютик уже почти невнятно, потому что успевает положить в рот небольшой орех. — Хм, а каштаны и правда неплохие. Я их как-то не любил раньше, потом уже попробовал за компанию… Он резко замолкает. Геральт бросает на него внимательный обеспокоенный взгляд, видя, как на его лице мелькают тяжёлые эмоции, но тот вдруг возвращается в своё прежнее невозмутимо-холодное состояние. И спокойно говорит: — Забудь, Геральт. Тебя это не касается. Геральт чувствует себя так, будто на его глазах снова впал в кому человек, очнувшись всего на пару секунд. И это просто разрывает его изнутри. Но он ничем не выказывает своих эмоций и просто решает сменить тему. — У меня ещё одна порция осталась. Давай пополам? И Лютик, помедлив, всё-таки соглашается. А Геральт, медленно шагая рядом, пьёт уже остывающий капучино из пластикового стаканчика, пытаясь уложить всё случившееся в голове. И ощущает, как в его жизнь постепенно входит что-то безумно важное.