Пустая трата времени

Поцелуи Лютика — хрупкое стекло: невесомые, осторожные. Геральт отчего-то боится, что каждый из них может стать последним: что Лютика снова накроет, что он выставит его за дверь или вдруг больше не подпустит к себе. Но поцелуи не заканчиваются. Лютик ненавязчив, но ненасытен. Он изголодался по человеческому теплу, и каждое его редкое касание — мольба: только не отпускай меня, только не разрывай поцелуй. Ещё хотя бы секунду. Геральт сжимает в руках его ладони, скользит по предплечьям. Проводит носом по его шее, вдыхает запах кожи. Лютик прерывисто и неровно дышит, подставляясь его губам. День клонится к вечеру. Безумный день, который изменил всё. За который они успели обсудить многое. Сложно осознать, что теперь всё не будет как прежде. Что Лютик будет говорить с ним. Смотреть фильмы. Возможно, даже гулять. И целовать его. Что Геральт больше не будет один. Он, конечно, и так был не один — с тех самых пор, как принял из рук Трисс очередную непримечательную папку. Но теперь… Теперь всё станет другим. Геральт сидит на диване. Лютик неуклюже, но вполне уверенно перебирается из коляски к нему, снова отвергнув уже машинальную попытку помочь. Он молча притягивает его к себе, заставляя уложить голову на своё плечо. — Тебе хорошо? — тихо спрашивает Лютик. — Да, — честно отвечает Геральт. И мягко ведёт ладонью по его плечу и руке, обнимая его и касаясь губами макушки. — Мне… давно не было так спокойно, — хрипло говорит Лютик. Его дыхание всё ещё неровное. Это видно: ему до сих пор тяжело открываться. — Можно остаться с тобой на ночь? Геральт не улавливает момента, когда этот вопрос сам собой срывается с его губ, но мгновенно напрягается в ожидании ответа. Он не думает ни о чём большем. Ему просто хочется быть рядом. Но Лютик тоже напрягается — и качает головой. — Нет. Нет, прости. Я… не готов к этому. — Если ты думаешь, что я намекаю на… — Нет, не думаю, — Лютик бросает на него чистый пронзительный взгляд. — Правда. Но… я не могу. Геральту остаётся лишь кивнуть и постараться унять скребущихся на душе кошек. — Расскажи мне ещё о себе, — просит Лютик. — Что угодно. Мне просто хочется тебя слушать. «Мне просто хочется сбежать от реальности, в которой я настолько сломлен, что не могу поверить ни во что», — прекрасно слышит Геральт сквозь эти слова. Но, сдерживая тяжёлый вздох, целует его в висок. И рассказывает. Он говорит о том, что любит ходить по выставкам, но никогда не встречал того, кто согласился бы делать это вместе с ним. Он говорит о том, что однажды видел гнездо аистов, откуда выглядывали головы птенцов. Лютик улыбается. Его дыхание постепенно выравнивается. Геральт рассказывает о своей семье. О военной службе. О своей первой любви. О забавных случаях на основном месте его работы — в нотариальной конторе. О том, как в детстве подрался с другом, потому что они поймали ужа и решали, кому он достанется, но, пока они дрались, уж выполз из банки. — Я как-то собирал одуванчики, — говорит Лютик осоловевшим голосом. — Мне было пятнадцать, это было за год до побега из дома. Я сказал Эсси, что надо провести по подбородку одуванчиком, и, если останется след, то… — Это значит, что ты влюблён, — с понимающей улыбкой заканчивает за него Геральт. — Я знаю. — А Эсси не знала, — Лютик тоже улыбается. — Я Брэдбери ещё в одиннадцать начал читать. — «451 градус по Фаренгейту» я уже взрослым прочёл. А «Марсианские хроники» любил ещё подростком. — Какие ещё книги тебе нравятся? Геральт ещё долго говорит: о книгах, о фильмах, о всякой чепухе. Лютик размеренно дышит у него на плече: тёплый, домашний, намного более живой, чем обычно. Дышит — и медленно засыпает. Тихий, бархатный голос Геральта туманом расползается по комнате. Если закрыть глаза и просто утонуть в ощущениях — создаётся впечатление полной безмятежности. Будто бы Лютик сейчас откроет глаза, потянется сонно, поднимется с дивана и лениво поплетётся в душ, а после — влезет под тёплое одеяло в спальне. К Геральту под бок. Но утонуть в ощущениях не выходит. Потому что Геральт постоянно открывает глаза, желая убедиться в том, что Лютику удобно. И каждый раз его взгляд натыкается на эту чёртову коляску. — Ты говорил про выставки, — уже совсем сонно бормочет Лютик. — А я так давно нигде не был. Ни в музеях, ни в театрах… Геральт говорит что-то о том, что они обязательно выберутся куда-то, если Лютик захочет, и медленно перебирает пальцами его волосы. Он бы предложил ему выпить глинтвейна или пунша, но для его приготовления нужно будет встать с дивана, а этого так не хочется делать. Лютик всё-таки засыпает. Его голова на плече Геральта тяжелеет, он сильнее наваливается на него, и Геральт вдруг осознаёт, что всё это время он был напряжён, как натянутая струна, будто был готов в любой момент отпрянуть, встать и уйти. Пусть даже и не может этого сделать. Защитить. Отогреть. Укрыть. Геральт не может думать ни о чём больше. Он решает не будить Лютика: бережно берёт его на руки и относит в спальню, каждую секунду проверяя, не проснулся ли. Заходит внутрь, укладывает его на кровать, укрывает одеялом. Лютик в какой-то момент приоткрывает глаза, неосознанно хватается за его рубашку, собирается что-то сказать, но всё-таки снова засыпает. Геральт позволяет себе полюбоваться на него, проводит ладонью по его волосам, потом поднимается и идёт в гостиную — за коляской. Когда он привозит её в комнату, Лютик уже находится в глубоком и ровном сне. Геральт укрывает его одеялом, предусмотрительно оставляет на тумбочке стакан воды, принесённый с кухни, бросает на него внимательный взгляд и уходит в гостиную. Несколько минут просто сидит с закрытыми глазами, прокручивая в голове весь этот странный день и чувствуя, как волнами сходит с него напряжение. Ему должно было стать легче сегодня, должно было, но… При мысли о том, сколько всего предстоит сделать, чтобы справиться с панцирем на душе Лютика, ему становится не по себе. Но отступать он не думает. Ни на секунду. После возвращения со службы он плыл по течению. Да, устроился на работу и подработку, да, начал общаться со многими людьми, но жизнь будто утратила смысл. Теперь же… Его обретённый смысл жизни спит в своей постели, как Геральт надеется, здоровым и глубоким сном. Что-то показалось ему важным в тот первый день, когда Лютик выставил его за дверь. То ли было нечто в его глазах, то ли — в голосе. Но Геральт знает — так его ещё никогда и никто не мог зацепить. Лютик — сложная, запутанная, тёмная, — и в то же время светлая загадка. И Геральту хочется её разгадать. Сколько бы времени и сил на это ни понадобилось бы. Но это всё — после. Потому что именно сейчас Геральт силится поднять потяжелевшие веки, собираясь взбодриться, встать и наконец покинуть дом: вот, сейчас поднимется с дивана и уйдёт, он же обещал Лютику, он же… Дрёма накрывает его с головой. — Лукас, нет! Стой! Геральт вздрагивает и просыпается от громкого крика — и, не вполне понимая, что происходит, сразу же бросается в спальню, готовый на всё, молясь про себя — только бы не то, что он подумал, только бы не… Не то. Но другое — едва ли менее жуткое. Лютик сидит на кровати, обняв себя руками и раскачиваясь вперёд-назад, глаза его зажмурены, по щекам бегут слёзы, губы искусаны в кровь. Он тяжело и надсадно дышит, его колотит мелкая дрожь. — Лютик… — осторожно зовёт Геральт. — Что стряслось? Он резко вскрикивает и вздрагивает, пытаясь отползти к стене — подальше от двери. — Уходи, — через силу выдавливает он, ещё сильнее закусив губу и закрывая лицо руками. — Нет. — Оставь меня в покое, — задыхаясь, шипит Лютик, зажимая уши. — Тебе здесь не место. Я просил тебя уйти. — И всё же я здесь, — Геральт медленно подходит ближе. — Я не хочу! — Лютик срывается на крик, вжимая голову в плечи. Дрожь накатывает на него с новой силой, он пытается глотнуть воздуха — но не выходит. — Я… Я не хочу, чтобы ты… Видел… — Тише, тише… — Геральт медленно садится на кровать рядом с ним. Он натягивает на себя одеяло, вцепившись в него мёртвой хваткой и так и не поднимая взгляда. — Что ты сейчас чувствуешь? Ты можешь сказать? Лютик только мотает головой и рычит: — Уходи. Геральт осторожно и мягко берёт его за руки. — Всё хорошо, Лютик. Всё хорошо. Я рядом, я с тобой. Ты не один. Дыши. Глубоко и спокойно, давай. Вместе со мной. Вдох и выдох. Ещё раз. — Я не… оставь меня в покое, — резко, неровно, но уже чуть спокойнее отзывается тот. — Не оставлю. Дыши вместе со мной. Геральт делает вдох и выдох — Лютик же дышит загнанно и поверхностно. Его ладони бережно обхватывают чужие — чуть больше и теплее. На следующем вдохе Лютик всё же пытается подстроиться. Выходит с трудом, он всё ещё злится и дрожит, а ещё — Геральт уверен — ему страшно. Пик панической атаки уже позади, но его состояние сейчас немногим лучше прежнего. Ещё вдох. Лютик, спотыкаясь, делает его вместе с ним. — Вот так. У тебя получается. Отлично, — он говорит тихо и медленно, и на Лютика это, всё-таки, действует. Не сразу, но его дыхание всё же выравнивается. Спустя пять или даже десять минут. Он утыкается носом в чужое плечо и старается дышать. Геральт дышит им. Геральт им живёт. Он готов, как губка, впитать всю его боль, всех его демонов и призраков прошлого. Он готов защитить его от всего на свете. Если бы он только мог… — Что ты сейчас видишь? — настойчиво спрашивает он. — Ни-чего, — по слогам выговаривает Лютик. — Темно. — Хорошо. Что ты слышишь? — Зачем… Зачем тебе эта херня? — Отвечай на вопрос. — Тебя слышу, — недовольно бурчит он. Вот сейчас Геральт замечает, что ему уже намного лучше. — Какие запахи чуешь? — Никаких. — И всё-таки? Лютик молчит. Геральт аккуратно треплет его за плечо. — Порошка для стирки, — нехотя говорит тот после явной борьбы с собой. — От постели. И ещё… — Да? — Твой запах. Геральт касается губами его влажного лба. Лютик ещё немного расслабляется. — Я тоже чувствую твой. — Чем… я пахну? — Морем. Вином. Свежестью, — помедлив, отвечает Геральт. Лютик хмыкает. — Вином, морем… Сто лет не пил вина и не был на море. — Ты хотел бы туда поехать? — Геральт, не выпуская его из объятий, поглаживает его по голове. — Не знаю. Я просто… Лютик запинается, молчит, потом вдруг напрягается и закусывает губу. — Что? — обеспокоенно спрашивает Геральт. — Ничего. Неважно, — глухо произносит Лютик. — И всё-таки? — Я сказал — неважно. Геральт понимает, что сейчас из него не вытянешь и слова. Поэтому молча вздыхает и медленно надавливает на его плечи, заставляя опуститься на кровать. — Попробуй уснуть. Если что — я буду рядом. — Нет, — Лютик качает головой, лёжа ровно, как натянутая струна. — Ты уйдёшь. — Я не уйду, — безапелляционно заявляет Геральт. Спустя несколько минут Лютик молчит, но всё ещё не спит. Геральт ложится на свободную половину кровати, легко касаясь чужого плеча ладонью. — Знаешь, что? — обращается к нему Лютик. — М-м? — Пошёл ты к чёрту. Он говорит это совершенно беззлобно — устало, расслабленно и даже тепло. Поэтому Геральт усмехается, гладит его по плечу и произносит: — Тебе тоже спокойной ночи.