Lost Soul

      Шли годы, кошмарам, как и шрамам, не было конца. Виттория понимала, что постепенно сходит с ума, но не было никого, к кому можно было убежать. Ни друзей, ни ближайших родственников. В Неаполе она осталась совсем одна. Поддержку и помощь от матери Ви уже не пыталась искать — бесполезно. Марино вела тайно тетрадь, в которой писала свои мысли и эмоции. Это помогало хоть как-то держаться на плаву и не сойти с ума окончательно. Всё чаще девушка удивлялась, что своеобразный дневник так до сих пор никто и не нашёл, хотя Ви не особо-то удосужилась как-то его прятать — не было нужды и смысла.       Старые шрамы и ожоги от сигарет всё ещё отдавали фантомной болью, напоминая о себе, и потому даже учёба постепенно превращалась в настоящий ад. Виттории приходилось лгать, что с ней всё в порядке, лишь бы не вызывать подозрений у других. Ей всё равно никто не поверит, какие бы доказательства она ни предоставила. Карло Бонмарито имел репутацию образцового гражданина в районе Понтичелли, где и жила вся семья, потому никому бы и в голову не пришло подозревать его в чём-то противозаконном. Налоги платит, соседям помогает даже с мелочами, к примеру, заменить лампочку в доме, коллеги на работе души в нём не чают. «Только не хватало, чтобы он старушек через дорогу переводил», — закатывая глаза, бормотала Марино, осознавая своё положение. Её быстрее сочтут сумасшедшей падчерицей, чем человеком, который говорит правду. «Не верьте мужу, если он плохо говорит о тёще, не верьте пасынку, который ругает свою мачеху, и не верьте всем тем ужасам, которые рассказывает падчерица о своём отчиме», — это высказывание Виттория запомнила очень хорошо, читая «Записки о Шерлоке Холмсе». Ей казалось, что Ватсон вполне неплохо описал ситуацию, в которой сама Ви оказалась.       А голову день ото дня атаковали не самые приятные мысли. Доходило даже до того, что Тория всерьёз продумывала варианты уничтожения своего отчима, но бросала эту затею. И дело было даже не в брезгливом «Не хочу марать руки об этого ублюдка». Виттория думать даже боялась насколько сильно это ударит по ней, по матери. Даже в ситуации, когда ставки были на психическое здоровье и жизнь в целом, Ви всё ещё думала о матери, которой не особо-то было важно знать всё ли в порядке в жизни у Ви. Она была сама по себе, с одной стороны, ничего плохого в этом нет, если речь не идёт об обратной стороне «идеальной семьи». Виттория не виделась со своей тётушкой с того дня, как покинула Сицилию, хотя очень этого хотела. Ей было запрещено отправлять ей письма, причину не озвучивали, но где-то глубоко внутри Марино понимала в чём причина.       Кармина и Клаудия никогда друг друга не любили. Старшая сестра Данте не одобряла выбор своего брата, уверовав в слова своей бабушки. «Алая змея вокруг древа», — так перед смертью говорила Альба, и, ох, как же она была права. Кармина старалась сделать всё от неё зависящее, чтобы Данте был как можно дальше от своей семьи. И это работало, однако Клаудии всё равно ничего не мешало приезжать к своей племяннице два раза в год. Виттория подрастала очень похожей на неё и своего отца, что нравилось Кармине всё меньше. Тёмные волосы, серые глаза, бледная кожа и прямой нос — все черты семьи Марино, которые передавались поколениями, и не изменялись ни на грамм. «Возможно, это причина, почему она меня ненавидит», — задумывалась Тория, глядя на себя в зеркало. Как же тошно. Серые глаза потеряли привычную яркость, став больше похожими на два куска льда, кожа стала белой, больше походящей на лист бумаги, небольшие синяки под глазами из-за ночных кошмаров. «С ней всё в порядке», — уверяла синьора Марино школьного психолога, пока сама девушка вздрагивала от каждого резкого громкого звука. «Папа, дай мне сил. Прошу тебя», — молила Ви каждый раз, надеясь наивно, что ей хватит мужества пережить этот кошмар, достичь совершеннолетия и сбежать из дома. А пока ей всего пятнадцать, пока её желание стать юристом постепенно рушится, осыпаясь осколками ей перед ногами, хотя подросток всё так же упорно готовится к экзаменам.       Худшее произошло спустя полгода после её дня рождения. Очередной «разговор» с Бонмарито, Виттория всё так же наивно надеялась сбежать, однако была загнана в угол. Ухватив первое, что попалось под руку, Ви приняла твёрдое решение защищать свою жизнь. Внутренний голос зазывал её прервать, наконец, череду кошмаров собственными руками, хотя иногда этот же голос ласково шептал ей закончить свою жизнь в ванной. «Ну же, вскрой вены, наглотайся таблеток. Твои кошмары кончатся, и этот ублюдок своего больше не получит. Обвини его в записке, расскажи всем, что он сделал», — навязчивая мысль, но это было не в её духе, она не хотела, чтобы отец на том свете осуждал её за поступок.       «Оружие» в руке оказалось тяжёлым, и только спустя полминуты пришло осознание, что в руках Марино держала настольную лампу, которую на годовщину Кармина подарила своему второму мужу. «Как интересно», — пропел внутренний голос, и Ви попыталась пригрозить Карло, но не рассчитала своих сил. Она переоценила себя, и потому зелёный плафон из стекла пришёлся аккурат в правый висок, разбиваясь на осколки. — Сука! — Бонмарито отшатнулся, но лишь для того, чтобы вновь приблизится, чего ему не дала сделать сама Виттория. Она смутно помнила происходящее, однако её руки и всё тело двигалось по инерции, а всё внутри просто пело и ликовало. Вот оно! Вот то, чего она хотела больше всего на свете! Она хотела заставить его испытать ту же боль, что испытала она сама, хотела заставить его страдать, и теперь под крики и сдавленные хрипы удар тяжёлым металлическим корпусом настольной лампы наносился с каждым разом всё с большим энтузиазмом. Кровь была повсюду: на полу, на лице Марино, на углу стола, даже персиковое покрывало на кровати получило свои новые краски. А Ви не думала останавливаться, чертыхаясь на все лады, проклиная Карло на своём сицилийском диалекте, не стесняясь в выражениях. Она чувствовала себя свободной, свободной говорить так, как ей удобно, свободной делать то, что хочется.       Мужчина на полу перестал двигаться вовсе, и, когда пелена ярости и гнева спала с глаз, Ви поняла, что сотворила. Лампа с грохотом рухнула на пол, следом, отползая назад, на пол рухнула и сама девушка, судорожно поворачиваясь в сторону двери, откуда слышала крик матери. Это конец. Конец всему, конец нормальной жизни, конец всему, что любила Ви. — Что ты натворила?! — кричала Кармина, судорожно осматривая уже бездыханное тело Карло, кровь на полу и саму Витторию. Женщина бросилась к телефону, вызывая полицию. Оные прибыли быстро, хватило и пяти минут ожидания. Виттория не сопротивлялась, когда её вели в полицейскую машину, закованную в наручники. Ей не было смысла что-либо отрицать, она и сама до конца не отошла от произошедшего. Внутри всё перемешалось; часть Виттории, желавшей прервать кошмары, была довольна тем, что случилось, часть была напугана до ужаса. Страх с ликованием смешались, пока Тория, словно марионетка, шла под конвоем полиции.       Поздний вечер. В полицейский участок прибыла машина, из которой силком вытащили едва сопротивляющуюся темноволосую девушку-подростка в грязно-голубом летнем платье. Местами оно было покрыто кровью, как и сама девушка.       В тот день в отделе всё так же было суматошно, как и обычно. Коллеги передавали друг другу отчёты, ориентировки на воров и других преступников. Показавшаяся из-за угла девушка, руки которой были все в крови, привлекла внимание некоторых, кто был в коридоре. — Пострадавшая? — задал вопрос один из полицейских, бросая взгляд голубых глаз на своего сослуживца, что вёл подростка, подталкивая ладонь в спину. — Если бы, — мрачно выдыхает мужчина, хмурясь. По его лицу было видно, что это вызов был не из самых приятных. Мужчина удивился ещё больше. — А что тогда? — звучало как-то взволнованно, будто бы полицейский старался выведать у своего коллеги не начался ли конец света внезапно. — Отчима она своего замочила, — как-то резковато вырвалось, но исправляться офицер уже не думал. Мужчина с голубыми глазами окинул взглядом хрупкую девушку, из глаз которой текли слёзы. — Она-то? — сказать, что офицер полиции был в шоке — ничего не сказать. Ему слабо верилось, что такая, с виду слабая, девица могла кого-то убить. — Я бы и сам не поверил, если б не видел это своими глазами. Да наши криминалисты в обморок попадали! — всплеснул руками мужчина, откровенно сам не веря, что его такие смелые и храбрые сослуживцы, повидавшие много всякого, потеряли сознание от увиденного, — я всякое за десяток лет повидал в своей жизни, но… Там от мужика только слово осталось. Его без экспертизы не опознаешь! — офицер подтолкнул девушку, — чего встала?! Иди давай!