Механизмы сердца

      На пиратском судне всё устроено причудливо, но, на удивление, логично. Эллиот с трудом представлял, сколько человек состоит в банде, ещё меньше имел представлений о том, сколько только готовятся стать её частью. За сменившиеся шесть Солнц он насчитал порядка сорока самых разных по крови и масти лиц. Около дюжины из них мелькали у Хоррора чаще остальных, порядка шести-восьми златоглазый знал по прозвищам, которые скандально принимали за свои имена.       Собственной клички парню так и не дали — это особое право закреплялось лишь за капитаном, который мог принимать варианты или снизойти до собственных, затем утвердить один из них. Столь  долгая задержка случилась из-за того же главы, который к утру после его, мулата,  пленения слёг. Никто не заикался об этом, но парень и сам это понял по чрезмерным метаниям Хоррора, который в обычные дни редко покидал рабочее место. Громила не врал —  он действительно являлся местным врачом и поваром. Людей в подчинении он не имел, но ему стабильно выделяли двоих помощников в сутки. Всегда разных.       Уютное помещение кухни было нарушено ворчанием и шумным балаганом. Последнее происходило лишь в участившееся отсутствие кока. Удалялся он не только к капитану, но и в чрезвычайных ситуациях к механикам на нижних ярусах, но те редко создавали проблемы. Но так получилось, что с этим «редко» столкнулся и Эллиот, и теперь терпит создаваемый этим недоразумением шум.        Это произошло на второй день плавания, когда усилиями Хоррора мулата уже не тревожила тошнота. В лазарет, находившийся так удачно возле самой кухни, поступил один юнга-механик — Фреш. Имечко под стать хозяину — броское и яркое. Светлый русый паренёк неумолимо резал уши своей болтовнёй, рассказывал о людях, здесь живущих, о брате, занимающего место клерка на корабле — должности весьма не низкой, — да и в целом обо всём на свете, стоило только задеть. А Эллиот задевал. Молчанием, скупым интересом и необыкновенным внешним видом. «Потасканным и побитым, как у собаки» — думал сам о себе мулат, вылавливая редкие минуты тишины. Фреш руками не трогал, да и не мог — сломанная нога сильно ограничивала, но мальчику казалось, что даже так его вертят, крутят из стороны в сторону и нагло разглядывают.       В голове мулата уложилась некоторая информация об этом пареньке, оказавшимся, к изумлению, старше его, пусть и незначительно. Во-первых, Фреш — идиот, какого и при желании не найдешь. Во-вторых, он побаивается Хоррора, впрочем, небезосновательно. В-третьих, его брата зовут даже для этого места странновато — Гено. По объяснениям надоедливой язвы, это всего лишь сокращение от «Геноцида». Легче от этого не становилось, он виделся человеком жутковатым и никак не тем, кто просто ведёт судовой журнал, различные подсчёты и составляет пиратские соглашения и завещания. Разве может клерк носить столь устрашающее прозвище? Кудрявый сомневался.        После определения всех пожитков и самого Фреша под крыло лекаря, помощников присылали ещё дня два, а после перестали, ведь они вполне справлялись с простой и в то же время нелёгкой работой. Это радовало, потому что  чаще присылали людей Киллера, чем Кросса. Если у второго это были достаточно бравые и трудолюбивые пираты, входившие в состав абордажной команды, то у первого… Эллиот затруднялся ответить, что в них не так, а чем те занимаются, так и подавно. Дела их, мутные и неопределённые, как и сами они, как и старпом. Мышцы рядом с ними не расслаблялись ни на миг, словно в ожидании опасного выпада. Фреш тоже предпочитал помалкивать в их присутствии, но даже долгожданная тишина не приносила должного удовольствия, что невероятно нервировало.       Спасением должен был становиться Даст, который был частым гостем на территории кока, но тот приходил только тогда, когда Здоровяк был на месте, а если карты падали так, что тот отсутствовал, то мигом терялся и мог отреагировать по-разному: разозлиться, огорчиться, громко хлопнуть дверью, показать язык и рассмеяться, или же вовсе промолчать. С лекарем его поведение не отличалось предсказуемостью, зато оставалось более или менее стабильным. Русак входил в состав таинственной группы Киллера на должности подчинённого, но имел явный ряд привилегий. Почему — неизвестно, мальчик мог только строить догадки по длинным и долгим, часто огорчённым на те или иные выходки Даста взглядам Хоррора. — Твою уж! Новичкам везёт! — досадливо вскрикнул Киллер, с силой хлопая по столу ладонью, да так, что послышался подозрительный хруст. Громила, сидящий напротив, скривился наряду с мулатом, но сказать ничего не успел, перебитый взвинченным Дастом:   — Ха! Держи себя в руках, неудачник, — парень в дурашливом жесте показал язык, а после обиженно добавил, вертя между пальцев два резных кубика, — так и знал, что что-то с этими костями неправильно. Сколько смен было мной проиграно из-за них! — Ты не выигрываешь, — не оценил энтузиазма Крест, уверенно удерживающий с Дастом среднюю позицию, пока старпом отнимал у русого деревянные изделия. — Но и не проигрываю, — заговорщически глянув на мулата, потёр ладони Мёрдер, на что Эллиот поёжился, ему не хотелось привлекать внимание, однако всё с самого начала пошло наперекосяк. Брюнет тяжко вздохнул, почёсывая новое тату на запястье в виде трёх чёрных звёзд.  — Прекрати. Заразу занесёшь. — Произнёс лениво, но настойчиво Громила, получая возглас, что это за него сделал сам кок, когда привёл в столовую Даста. Несмотря на сказанное, Киллер как-то напряженно замер, голубые глаза остекленели, будто совсем лишаясь и без того бледного цвета, а рукав мигом скрыл новую обновку. — Что-то не так? — Нет, — улыбка быстро озарила лицо, — просто немного побаливает.       Эллиот ощутил явственный и неожиданный толчок в бок. Кросс, сидевший по левую руку, механически извинился.  — Кстати, откуда такой сентиментальный порыв? Звёздочки? С какого перепуга? Вы всё же решились на мателотаж? Мог бы и предупредить, — Даст насупился. Здоровяк согласно кивнул. — С чего это вы взяли? — насмешливо спросил брюнет, опасливо поглядывая на слишком говорливого сегодня русака. — Я видел у Оутер такую же татуировку. Нет, буду честным, это действительно нечестно. Мы же не посторонние друг другу люди, а вы…- парень всё сетовал, как Эллиот почувствовал второй толчок, ещё более сильный, чем прежде. Квартирмейстер выглядел напряженно. Взгляд карего глаза устремлён на слабо кровоточащую губу старпома. Мулат поморщился. Такая рана, пусть и маленькая должна причинять неприятную боль, а заместитель, казалось, и не замечал ничего. — И-и-и — торжественно протянул Даст, — снова дежурит Киллер!       Инк, сидящий в молчаливом недоумении, повертел головой: — Мы проиграли?       Взвыв, Киллер ударился головой о стол. Эллиот стремился добиться полного игнорирования Художника, он помнил тот раз в пабе, после которого теперь существовали риски прослыть среди Убийц, Ужасов, Геноцидов и т.д., какой-нибудь «Шоколадкой». Найтмеру, к ужасу, вроде даже нравилась эта кличка, и это напрягало. — Да кто же знал, что тебя будет так сложно даже обычному шулерству обучить! Чёрт с ними, костями, но карты, мать твою! — Последовало два смачных удара, — Хоррор, давай меняться. — Катись в ад, — спокойно, не отрываясь от сбора карт, оставшийся ещё с позапрошлой игры, ответил названый, — тебе делать нечего, если хватает времени всякой ересью заниматься? — Кто бы про ересь говорил, — пробубнил старпом, так и не поднимая головы, — на следующей неделе обязательно отыграюсь. — Ничего не будет на следующей неделе, — аккуратно сортируя оставшиеся игровые принадлежности, оповестил Крест, — да и завтра тоже.       Киллер искал подтверждение у Хоррора, и тот кивнул.  — Ладно, так и быть. В следующий раз можете выбрать игру сами, но кудрявый за меня.       Обнажив зубы, Даст жалобно протянул: — Какая прелесть. Пожалел старушку, подарив телегу без коня. Паши, родимая, сама. Вот узнает Найт, притихнешь.       Киллер снисходительно фыркнул. График корабля подрывать при Найтмере не смел никто, но когда бразды правления попадали в руки брюнета, как это было сейчас, делались некоторые вольности. Кросс, чьё мнение имело значительный вес, не препятствовал, довольствуясь и таким малым развлечением.       Столовая пустовала — время близилось к часу пик, поэтому вскоре помещение должно заполниться множеством людей. На судне придерживались строгих правил и порядка, что помогало держать в узде такое огромное число человек. В одной абордажной команде состояло 50 человек. Только в их числе Эллиот был уверен. Фреш говорил, что умелая группа членов пиратской банды способна разгромить имперский флот свыше 120 человек. Даст с гордостью подтверждал этот факт и в красках описывал мастерство рядового юнги. Это и ведение ближнего и дальнего боя, фехтование, рукопашное сражение, использование холодного и огнестрельного оружия. Освоение этих качеств являлось ключом к успешному подъему по иерархической лестнице.        Понемногу все разошлись. Хоррор и Даст последовали наверх, предоставляя Эллиота самому себе, чего делать не боялись — вокруг простиралось солёное море, а на корабле толпой бродили самые сумасбродные личности. Не то чтобы подростка кто-то трогал, напротив, влияние Хоррора действовало поразительно пугающе и помогало избегать неприятностей, как если бы пираты имели дело напрямую со Здоровяком, но шумные компании заставляли не нарочно искать пути отступления. Великана боялись даже самые отпетые негодяи.        Дверь тяжело скрипнула, но ещё тяжелее стало ушам и янтарным глаза мулата, когда голос радостного парня, разодетого в самые странные и яркие одежды, достиг Эллиота. Поразительно, откуда только у него столько по-детски цветных вещей.  — Знаешь, братишка, оставлять меня здесь одного жестоко, — манера называть темноволосого «братишкой» появилась именно в тот несуразный и глупый момент, когда парень с раздражением неосторожно проговорился о возрасте.  — Во-первых, не называй меня так. Во-вторых, не то чтобы я выбирал.       Это было правдой. Просто в один момент, день на третий или четвертый, Хоррор выпер его наверх, «подышать свежим морским воздухом». Между делом, дышалось здесь намного легче, чем в городских закоулках. Потом Даст, подхватив его под подмышки, причём совсем не фигурально, унёс в столовую. На все вопросы шикал, пока не пришёл раздражённый врач и, мрачно скрипнув зубами, примостился на узкую лавку. Русак выглядел беспричинно победившим. Почему, мальчишка не пытался понять, личность пирата вызывала слишком много вопросов, его поведение вводило в откровенный ступор, но, как ни странно, не раздражало. Не могло. Только не глядя на грузные вздохи кока.  — Не упрямься, — звонкий голос Фреша выдернул парня из потока мыслей почти привычно, — всё равно без прозвища шастаешь, а по имени воспрещается величать.       «Ах, да. Этот странное табу.» Невольно вспомнилось новое услышанное слово. — Что обозначает «матеотаж»? — А?  —  изумлённо глянул собеседник,  — Тебе зачем? Неужели птенчики улетают из гнезда настолько быстро? — рука смахнула невидимую слезу, — Честно говоря, я не уверен, что ты готов так скоро принять все прелести пиратской жизни. Почему интересуешься?       Цветастый парнишка нередко мог завалить Эллиота расспросами, доходящими до самого настоящего допроса, да такого, что даже в имперских тюрьмах за него не брались так основательно. В другой ситуации все вопросы можно было бы пропустить мимо ушей, но сейчас интерес мулата превосходил недовольство.  — Даст говорил, что Киллер решился на какой-то «матеотаж». — Ммм… — понятливо протянул Фреш, — всё понятно. Оутер — милая девушка. Гено с ней часто работает, она штурман. Я слышал, что они со старпомом близки, но не думал, что настолько.       «Зачем же так долго тянуть. Сразу бы сказал, что это брачный договор» — Отвечая на твой вопрос, — «уже не надо, спасибо», — матеолотаж — это договор двух пиратов, согласно которому они заботятся друг о друге во время болезней, делят имущество, ну и… — глаза светловолосого забегали, — ложе? Хотя последнее не обязательно, конечно. В целом почти всем известный брак, разве что не берущий во внимание пол партнёра. Я удовлетворил твою тягу к знаниям, мой неговорливый птенчик? — Пусть лучше останется «брат», — отвёл взгляд Эллиот, ощущая жар, обжегший пламенем щёки. Ему никогда не приходило в голову мысли о подобных связях. Он сам едва ли думал о чём-то запретном, его сердце долгое время лелеяло образ славной подружки Китти.       Жаль, понял поздно. Эллиот не знал, была ли это простая привязанность или влюбленность, но с девушкой было хорошо, спокойно и уютно. С ней он никогда не робел, шутил много и порою злобно, иногда они и вовсе шуточно дрались. Это было совсем не похоже на ту любовь, которую описывала Китти в своих рассказах. — Ты чего стал такой застенчивый? — с интересом заглядывая в лицо кудрявого, пролепетал яркий парень. Эллиот отшатнулся в неприязненном жесте, но вовсе не нарочно, а от неожиданности. Фреш смолчал, будто ничего и не заметил. Это было странновато: парень улыбнулся шире, мотнул небрежно светлой шевелюрой и поглядел на младшего долгим неясным взглядом. — Что? — не выдержал Эллиот, не в силах понять, что именно его смутило. — Ты испугался? — спросили мирно и без усмешки, чему парень удивился. Ответить захотелось честно, и он почти так и сделал, но вовремя опомнился, смолчал. Глаза, полные загадки, смотрели всё так же решительно. — Нет. — Честно-честно, братишка? Врать нехорошо. Я же не спрашиваю ничего такого. — Эллиот, не уверенный, что понял мысль правильно, кивнул. В горле пересохло. — Я почему-то решил, что ты побоялся чего-то. — Да какого чёрта ты вообще… — Фреш прервал его совершенно неожиданно, ведь обычно он не имел привычки перебивать собеседника. Конечно, говорил он всегда много, однако, когда разговаривал другой человек, слушал внимательно. — Здесь все изгои. Не скажу, что можно судить всех по одному какому-нибудь качеству ведь, знаешь, Найтмер собрал воедино самых разных людей, и каждого из них здесь держит что-то своё. Гено считает, что… — светловолосый покосился на дверь, за которой нарастал шум, и продолжил несколько тише, — Киллер никогда не сможет заменить капитана на постоянной основе из-за этого, как бы умён и хитёр не был. Кошмар семи морей переиграл его ещё задолго до того, как тот ступил на борт судна.       До слуха Эллиота донесся необычный звук, который, казалось, был слышен только ему. То проворачивался ключ в двери, за которой крылась ещё не облечённая в плоть и кровь тайна. Сколько проворотов должен сделать ключ, прежде чем вход будет открыт? Явно больше того одного, что был только-только сделан, ведь дальше дело не шло: заржавевший замок не поддавался. — Ты не выглядишь тем, кому приходилось несладко.  Фреш согласно кивнул, наконец отворачиваясь. Конечно, не от того, что его чувства как-то трепыхнулись, а просто от уставшей шеи. Эллиот терзался всё больше, в то время как исполинское простодушие светловолосого всё росло. — Я, если так сказать можно, — парень закашлялся, — вырос здесь. Мы живём здесь только благодаря Гено. Когда стало опасно, брат сразу подался в этот приют убогих, потому что я точно такой же. Видите ли не чувствую себя в пространстве.       Эллиот задержал взгляд на сломанной ноге молодого юнги."Не ощущает себя в пространстве, да?»   — Я слышал, что со дня на день глава вернётся к делам. Нам предстоит совершить что-то невероятное, — с энтузиазмом подначил любопытство Фреш, — вероятно, тебе придётся пройти ускоренное обучение. Интересно, какую кличку утвердят за тобой, как думаешь? Мы пираты, знаешь ли, гордимся нашими званиями намного больше, чем именами, но оно и ясно, ведь…       Болтовня парня прервалась весьма громким возгласом совсем рядом с кухней. — Ах ты, сукин сын, я тебе говорил, чтобы ты не думал напиваться! Ты понимаешь, что Найтмер тебя выгонит взашей, если ты будешь вести себя подобным образом?! А если бы я вас не остановил…! — Да плевал я на всё это! И на Найтмера, и на пресловутые сокровища, и на жизнь вашу сладкую! Разве не ясно, что… — Речь говорившего становилась бессвязной и яростной. Эллиот отчётливо разбирал слова, но сложить их воедино никак не выходило. Казалось, будто он перестал понимать человеческую речь и не мог осознать, то ли это он обезумел, то ли стоявший за дверью. Фреш больно ущипнул его.       Второго спорящего, — а это был без сомнений Хоррор, — перемены собеседника не волновали, так как их. Он молчал, сурово и тяжело, и чем дольше, тем несуразнее произносились звуки, сотрясаемые его собеседником, и тем громче затем потряс его голос всех слышавших этот разговор. «Сумасшествие, — думал кучерявый, — ещё немного и я бы свихнулся.» Всё это время опознать второго человека чудилось невозможным. Может быть, они и смогли бы отгадать его позднее, но дверь глухо распахнулась, поддавшись тяжести атмосферы. Впрочем, вряд ли одной атмосферы.       Тяжёлая рука подтолкнула Даста в глубину теплой кухни. Она объяла его своим дыханием, а мышцы его, напряжённые от бессильной злобы, расслабились. Русак согнулся в три погибели, и со временем стало заметно, что парня потряхивает в беззвучном плаче.  Всё нутро Эллиота похолодело, когда в поиске ответов он наткнулся на ошалелый взгляд Фреша, устремлённый прямо на скрюченное тело. Он был жутким и пронизывающим, прямо как тогда, когда мулат испугался его касания. — Ему плохо? Нехорошо тебе, да? — прерывисто проговорил светловолосый. Лицо Мёрдера не было видно, но мальчишка готов поклясться, что выглядел он не лучше Фреша. — Очень-очень плохо. Нехорошо. У-у-у, — сжался Даст, жалостливо подвывая, — а он сказал, что понимает! Понимает, слышишь, глыба каменная!       Яростный огонь глаз устремился на Здоровяка, который с осторожностью обхватил Фреша, помогая ему встать так, чтобы не беспокоить ногу, и повёл к лазарету. Увидав, что Верзиле нет до него дела, русак засопел, а после отвернулся и горестно зарыдал. — Не помогут мне никакие сокровища, никакие богатства и связи. Сладкой жизни мне не надо, не поможет она, таким как я. Сдохну даже слезы не пустишь. И на мясо пустить пожалеешь, вдруг заразитесь бешенством! — остервенело бросил парень прежде, чем широкая ладонь легла на его спину. Тело русоволосого словно огнём ошпарило. Он взвыл снова, однако быстро стих. — Иногда понимания мало, чтобы решить проблему. Бывает и такое, что оно мешает. Ты считаешь, что остальные пьянчуги, тебе подобные, не догадываются о том, что алкоголь — не лекарство от всех болезней. Думаешь, от них скрывают, что от них смердит, что скоро, а, может, и не скоро, но они станут бесполезным мусором никому, даже своим собутыльникам ненужным? Проспись, придурок. С твоими приступами даже мне сложно справиться, когда ты такой. — Хорёк? Я же умру, да? — с испугом и обреченностью зашептал Даст, — я совсем плох. Мне мерещатся тени. — То, что ты понимаешь, что они только лишь «мерещатся» — уже хорошо. К тому же ночью всякому может и не такое привидеться.        Судорожный вздох и лицо отчаявшегося расслабляется. — Точно. Я иногда забываю, что призраки невидимы. Даже если бы один был бы здесь, я б его никак не разглядел, правда?       Хоррор устало уселся на скамью, кивая. Было видно, что ждал он иного ответа, но и этот причудливый его удовлетворял. — Завари-ка чаю.       Эллиот уверенно двинулся к стойкам. — Твоё счастье, что Найтмер, как истинный британец, жить не может без чая. — Я не знал, что он британец, — удивлённо протянул Даст — Да чёрт его знает. Я только предположил. — Из-за чая? — не выдержал и засмеялся русак. Кротко усмехнувшись, Громила пожал плечами. — Хей, а твой подопечный справится? — Я учился, — мрачно возразил мулат, хмурясь от воспоминаний. — Ты разлил кипяток. — Я… — На пол, на себя. — Это… — Перепутал травы. — Мхн. — Нас, конечно, после опытов Хоррора ничто не возьмёт, — парня знатно тряхнуло, на что кок громко хохотнул, — но вот Художника едва ли на изнанку не вывернуло. — Я исправил свою ошибку, — Эллиот невольно улыбнулся, со мстительностью припоминая лицо так не взлюбившегося ему мужчины. — Не будь так в себе уверен Даст. Единственный, кто действительно может с достоинством перенести моё баловство — это Найтмер. Если бы чашка с ягодами плюща вместо бузины оказалась у тебя, а не у Инка, уверен, отравление — не самое худшее, что ожидало бы твой организм.       » Не оказалась бы она у него» — с озорством глянул на старшего кока парнишка, закидывая аккуратные дольки лимона в напиток. — А что может быть хуже? Ну кроме смерти. — Ощущать водопад не изо рта, а из дыры в заднице.  — Твою мать! Хоррор, ты нарочно сказал это так мерзко? — Это ты размяк, тупица. Себе тоже наливай, попугайчик, — мимоходом скомандовал кок, — в море легко заболеть цингой. — О-о-о, да, — важно утвердил русый. — Наш клерк чуть было не представился как-то. Жуткая картина: кровавый кашель, глаза красные, опухшие, а зубы выпадают с такой лёгкостью, как если бы они были хлипкой веточкой старого сохлого деревца. Тонкого-тонкого такого. По итогу пришлось отправить его к знакомому Хорька. Как его? Рип? Дез?  — Рипер. — Верно-верно. Ты на громкое имя не смотри. Смертью его прозвали за то, что с ней он часто дело имеет. Люди к нему только такие и приходят, отчаявшиеся, для которых выбор не велик. Выздоровление Гено — чудо. Его с тех пор Полумёртвым называют.        Внезапный стук заставил обратить внимание на пришедшего Креста. Один лишь Даст продолжал свой рассказ, несмотря ни на что.  — Хоррор, можно тебя? С тоской поглядев на остывающий отвар, лекарь нехотя отправился к квартирмейстеру. — Сделай, дружок, ещё немного чая. Порций так на шесть-восемь. С бузиной. — Не перепутай с плющом, — хохотнул Мёрдер, разваливаясь в своё удовольствие на лавке.       В коридоре стали слышны вопросы от Креста о том, зачем коку ядовитые ягоды на кухне. Эллиот задумчиво провертел их в голове, прежде чем вернуться к работе: — Я не повторяю ошибок дважды.  — Но-но! Тот случай с Инком был вторым. Мне Хорёк рассказал. Эллиот с сомнением глянул в искрящиеся глаза пирата.       Несмотря на то, что, как ни посмотри, а Хоррора следовало остерегаться больше, Даст пугал несколько сильнее, к тому же он был частью команды Киллера, у которого, как известно, простачки не числятся. Припоминая все моменты с этим парнем, Эллиот всё же чуточку успокоился. Пусть образ и поведение Даста разительно отличались, вводя в ступор, но если прикрыть глаза, то могло даже показаться, что разговариваешь с ребёнком. Очень сложным ребёнком.  — Может быть, это была и не совсем ошибка.       Непродолжительная тишина, долгий взгляд, дикий визгливый смех, затем тоска мулата отступает. Он сам и не замечает, как с тревогой покидают горло невидимые тиски, а его смех впервые разрезает воздух на судне. Выходит именно так, как Эллиот ненавидит больше всего: с заиканиями, которые он не может сдержать, когда повышает голос.  — Вижу, вы поладили.        Веселье в одно мгновение сходит на нет. Даст со злобным рыком бросает тяжелый ботинок, но тот пролетает мимо, но достаточно близко от лица старпома.  — Какие мы до трясучки злые, — Даст возмущено кричит, а Киллер не сводит с Эллиота бледно-голубых глаз, а тот ловит себя на мысли, что заместитель, должно быть, русалка, убийственно красивая и опасная. А ещё ему хочется такую же тату и утонуть немного раньше, чем это сказочное создание утянет его на дно. — Капитан и остальные ждут. Русак резво подскакивает, второпях натягивает обратно обувь и вновь, не интересуясь мнением кудрявого, хватает его загребущими руками к выходу. Эллиот даже почти не кривится от неприятных мурашек. Привык.       Киллер ехидно насмехается и быстро исчезает за дверью. — Ты веришь в привидений? — уже в коридоре интересуется Мёрдер. — А ты - в русалок? — Даст понятливо улыбается, глядя на скрывающегося за поворотом старпома и в тот же миг неприятно корчится. — Значит, нет. Не понимаю. Можешь объяснить почему? — Я их не видел.       Мёрдер захлёбывается возмущением и даже отвешивает мальчику подзатыльник. — Птенцов голубей ты тоже не видел, но это же не значит, что их нет! — Эллиот язвит, причитая, что, может быть, и видел, просто пират об этом не в курсе, но от него отмахиваются. — А видел ли ты когда-нибудь лошадь с вот такущей, — парень потянулся к потолку, приподнимаясь на носочках, — шеей? А они есть! Найтмер видел. — И призраков ваш капитан видел? — досадовал мальчишка, жалея, что вообще ответил. — Это другое, — буркнул пират. — Их нельзя разглядеть. Эллиот почувствовал себя правым победителем, однако русак продолжил: — Странно. Всех нас томит любовь, тоска, жалость и прочее, а мы не верим в такую малость как привидения. А ты не любишь оказываться неправым, — с укором проговорил пират, перекидывая руку через плечо младшего. — Никто не любит. — На ошибках учатся. — Я знаю. Вся моя жизнь — одна ошибка. Большая и нелепая. Стремлюсь её исправить, но пока что не выходит.       Даст смерил его ещё одним продолжительным взором, а после довольно улыбнулся, ничего не объясняя, и ускорил шаг.        Солнце обожгло глаза мулата. Чужая рука всё также тянула вперёд, и, спотыкаясь, мальчишка шёл за ней, пока зрение не вернулось к норме. В ослепительных лучах холодного зимнего солнца предстал перед ним капитан, а за ним и вся палуба с разбросанными всюду пиратами. Все они улыбались, как казалось парню, неприязненно скалясь, но острее всех выходило это у главы. Рядом оказался Художник, выглядевший во сто крат спокойнее его. — Приветствуем новых членов команды, — громко пробасил Найтмер, да так, что Эллиот несколько позавидовал. Не с его заиканием так кричать, поэтому обычно он говорил кратко и по делу. — Инк. Чернила. Проложи нам дорогу к славе! — рёв прокатился по кораблю, и тут-то мулат понял, что происходит.       «Чёрт тебя подери, Радужный засранец, если из-за тебя, чумазого художника, меня прозовут «Шоколадкой», клянусь, убью.»