Люди с автоматами

— Володя! Володя, мать твою! — кричит Есенин через всю квартиру. Кажется, не хватает совсем немного до возникновения резонанса и треска всех стеклянных предметов в доме Маяковского. А точнее уже в их с Серёжей доме. — Что такое? Война? Кремль переносят? Выборы? — бубнит сонный полицейский, подходя к окну, возле которого и стоял младший. Есенин с его гиперактивностью зачастую был не к стати занятому мужчине, но он никогда не возражал против вмешательств в рабочий процесс. Слишком много он позволял этому мальчишке, слишком многое спускал с рук. Но как можно не поддаться чарам этого, воистину, очаровательного создания, когда он так мило и невинно ковыряет ботинком асфальт, при этом секунду назад закинув снег тебе за шиворот. — Про выборы смешно было. — усмехается парень и с восхищением смотрит на небо, переминаясь с ноги на ногу. — Окно надо было закрыть, простудишься же. — снова ворчит старший, накидывая на плечи блондина плед, лежащий неподалёку. — Ну ты что, не видишь? — наконец возмущается Есенин, будто полицейский действительно слепой и не замечает чего-то потрясающего, происходящего под носом. Тот устало вздыхает и становится рядом с младшим, смотря в ту же точку в небе. — Не вижу чего? — У тебя сколько, минус двадцать? Как ты комиссию проходишь? — Перестань язвить и скажи нормально, в чём дело. У меня ещё много работы. — Есенин виновато прикусывает губу, понимая, что он действительно перегнул с сарказмом, и аккуратно пристраивается под бок к мужчине, обнимая его поперёк талии. — Там снег идёт… — И что? Ты в Москве снега никогда не видел? — приподнимает бровь брюнет, но поглаживает Серёжу по спине, давая понять, что он не обижается. — Видел… Но не с такого этажа точно. Я как будто какой-то великан. — Теперь понимаешь, как я ощущаю себя рядом с большинством людей. — усмехается Маяковский и опирается локтем на макушку Серёжи. — Эй! В этом доме мы не шутим про рост! — Ладно-ладно, активист ты наш. Ты позвал меня, чтоб посмотреть на снег? — Ну... Не только. — и вот всё начинается снова. Блондин опускает глазки в пол и мечтательно улыбается, обнимая старшего за руку. — Может... Может выйдем погулять? — Сейчас? Почти полночь. — А мы что, Золушки? Ну пожааалуйста, завтра ведь суббота. Неужели работа тебе дороже меня? — Ты же знаешь, что это не так. — вздыхает Владимир, понимая, что Есенин точно решил всё без его участия. — Только недолго. А то простудишься ещё. Серёжа счастливо взвизгивает и сразу несётся в комнату, по пути сбрасывая с себя плед. Потом, правда, возвращается, чтоб чмокнуть старшего в щеку, и снова скрыться в бесконечной веренице комнат огромной квартиры. *** — Шапку надень. — в очередной раз ворчит мужчина, еле как поспевая за восхищенным Серёжей, который не мог оторвать взгляда от темного неба и белых снежинок. — Ты что, мой отец? — В какой-то степени... — В смысле? — младший непонимающе хмурится и даже разворачивается, чтоб посмотреть на усмехающееся лицо. — Ну, с утра ты вполне по доброй воле называл меня папочкой, так что... — Ты не понимаешь, это другое! — юноша моментально вспыхивает и ускоряет шаг. — Шапку всё равно надень. Удивительно, но хватило всего лишь выйти во двор, чтоб увидеть ещё идеальный, ровный снег без каких-либо следов. Видимо, нормальные люди спокойно спали в кроватях, пока Есенин, а значит с ним и Маяковский, шли к сугробам побольше, чтоб младший из них мог сделать снежного ангела. *** — Володь? — Ммм?.. — Кажется, я заболел... — стоило ожидать, что одним снежным ангелом всё не закончится. Скорее всего, он положил начало часовой битве в снежки, затем лепке нескольких снеговиков и наконец просто лежанию в сугробах и в объятиях друг друга. Собственно, в такой позе они и находились до сих пор. — Ты... Что?! — Маяковский мигом отвлекается от разглядывания хлопьев снега, падающих с неба, и кое-как поднимается, увлекая за собой и младшего. — Вот же блять, ну Серёж. Ну как так? — ворчит мужчина и тащит шмыгающего носом, но вполне довольного Серёжу домой. Лечить его чаем с малиной и тёплыми поцелуями.