Сан-Стефано-дель-Сантино.

      Пятьдесят лет назад сподвижники короля американских гангстеров Аль-Капоне, гниющего заживо от сифилиса в меблированной камере федеральной тюрьмы, уверенно осваивали новую сферу деятельности, сулившую колоссальные прибыли. Поднакопив деньжат и опыта на нелегальной торговле алкоголем во времена сухого закона, мафиози, почти поголовно выходцы из Италии, нашли выгодное дельце для вложения и оборота капитала. Спрос на наркотики в разжиревшей послевоенной Америке уверенно рос, а он, как известно, рождает предложение.       Вопрос состоял в одном — где найти стабильные источники сырья. Без белого сока, который выделялся из надреза, сделанного на коробочке спелого мака, и, загустевая, превращался в неприглядного цвета массу, то есть опиум-сырец, предприятия не имели смысла.       Но был бы покупатель, а продавец найдётся. Это правительства разных стран тратят годы, чтобы утрясти какую-нибудь дипломатическую проблему или нормализовать отношения. Преступные сообщества быстро находят общий язык и моментально раскручивают совместные предприятия.       Американские деловитые мафиози навели мосты в Азию, скооперировались с тамошними главарями, контролирующими рынок опиума, и карусель завертелась. Турция первой стала основным поставщиком сырья для героинового конвейера.       Опиомания стала настоящим бедствием для Китая, да и в просвещенной Европе аристократы и писатели любили побаловаться чудодейственным дымком. Курение опиума оставалось экзотическим увлечением, доступным лишь богатым прожигателям жизни. Однако, пока Турки, сглатывая слюну, переживали сгустки макового сока, дотошные европейцы экспериментировали.       Морфинизм процветал в европейских столицах. Богема, художники, артисты сделали его модным увлечением, кое-кто воспел в своих произведениях средства, позволяющие выйти за границы реальности. Впрочем, ради справедливости нельзя не отдать должное морфию, оградившему человека от непрерывной смертельной боли. На операционном столе, в постели, когда неизлечимая болезнь сопровождается ужасными страданиями, в полевых лазаретах, где спасали раненых солдат, на помощь приходил морфий. Такого сильного болеутоляющего средства медицина ещё не знала.        Но человек — удивительное создание, умеющее обратить благо во вред. Для лечения морфинистов путём глубокой перегонки опиума-сырца получили, как казалось, новое лекарство, позднее названное героином. Может, все руководствовались известный русской мудростью: клин клином вышибается, кто знает? Благими намерениями вымощена дорога в ад. Врачи спохватились слишком поздно. Джинн вырвался из бутылки! О новинке, открывающей ворота наркотического рая, узнали и продавцы, наживающиеся на человеческой слабости, и несчастные любители путешествий в мир грёз, для которых реальность слишком суровое испытание скукой или сознанием собственной ничтожности.       Так главарь Восточной Азии первым начал нелегальную скупку опиума-сырца. Дожив до глубокой старости и успев подзаработать на нелегальных поставках морфием в лихие годы второй всемирной войны, мистер Аккерман, завещая сыновьям своим, Морису и Кенни, преступный бизнес, капитал и свою странную славу, отправился держать ответ перед Богом.       Как гласит восточная мудрость: сокол от совы не рождается. Отпрыски бандиты, получившие образование в престижных американских университетах, вернувшись домой, привезли не только знания, но и связи с гангстерскими синдикатами Соединенных Штатов. Проинструктировав обширные плантации опиумного мака и отвалив столичным чиновникам приличные взятки, братья заверили океанских приятелей, что с поставками проблем не будет.       Великий наркотический путь начал функционировать с исправностью фордовского конвейера. За каждый десятикилограммовый пакет опиума-сырца братьям отламывалось семьсот долларов, но при этом они не знали, что за килограмм героина, полученный при переработке содержимого пакета, в Нью-Йорке выложат до шестнадцати тысяч «зеленых», а размешанный с лактозой — молочным сахаром — и расфасованный по порциям, он потянет на триста тысяч.       Люди Востока мудры. Братья широко рот не разевали, предпочитая хозяйничать на плантациях, задабривать чиновников и пересчитывать дивиденды. Отдыхали они в Штатах и посетили однажды Четырнадцатую-стрит — столичную улицу, прозванную «галереей уколов», пристанище вашингтонских поклонников героина. Из-за океана братья возвращались полными оптимизма, уверенно глядя в будущее. Клан креп. Деловые партнеры не подводили.       Семья процветала и бизнес в том числе. Старший — Морис Аккерман, обзавелся женой, в последствии родился долгожданный сын, которого тот с ранних лет воспитывал своей строгостью и грубостью, намереваясь вырастить достойного главаря. И только спустя время, осознав, что на одном троне вдвоем не усидишь, главой клана был назначен Морис. Братья разделили бразды правления на два лагеря: старший оставался главенствовать на родине, а младшего — Кенни, он отправил в Штаты, дабы и там наживать кошельки.       За весь период правления Мориса не было ни одной проблемы, которую он бы не смог решить. Все поставки были произведены качественно и секретно, а мафиозная семья продолжала расти.       Но ничто не вечно под луной, особенно благополучие. Первый тревожной ласточкой стал арест мафиози, ведавшего поставкой наркотиков на американские военные базы в Европе. Парень раскололся, дав публичные показания об источниках сырья, фабриках, каналах переброски наркоты. Взамен ему гарантировали пожизненное заключение в федеральной тюрьме на границе с Канадой, носящее экзотическое имя — «Сибирь». Болтуна нашли утопленным в отхожем месте. Разгромленные полицией фабрики восстановили. Чиновникам увеличили таксу, но ситуация менялась не в лучшую сторону.       Правительство, разнюхав от куда и куда идет поставка весёлого порошка, решило навестить все известные места скопления мафиозных блаженств. Следом шла и Восточная Азия.       К этому времени, почуяв дальнейшую опасность и возможные раскрытия всех дел, Аккерманы отчалили с берегов родной страны и намеревались отмолчаться сначала в Соединенных Штатах, а после остановиться в Европе.       Но никто из семьи не мог предположить, как их же история обернется против них. ***       Случайность бывает или роковой, или счастливой. Кто тасует карты и раскладывает пасьянс судеб — неизвестно. Может, Бог тоже иногда устает, и тогда дьявол разыгрывает партию. А может, ход событий заранее предопределен, случайность — лишь соединительное звено цепочки закономерностей и усилием воли ее не разорвать.       Последующие события никто предугадать не мог. Эмили целое утро проходила с ужасной головной болью. Решила прилечь и отдохнуть, так и проспала до ужина. Спускаясь в зал, она поняла, что в доме пусто, лишь горничная копошилась с пылью. — Где все, Агнеса? — спросила Эмили. — Мистер Смит спустился в подвал пару минут назад, — она мило улыбнулась девушке и продолжила убираться.       Пересилив свою неуверенность, Эмили отправилась на поиски Смита. Лестницы в подвале почти не было видно, поэтому Кларк на ощупь приходилось спускаться в достаточно проникшейся сыростью помещение. В этой части особняка она ни разу не была, хотя и знала об её существовании. Тихой поступью она шла все дальше и дальше к двери, из которой горел не яркий свет.       Прислушавшись, она остановилась на пол пути. — Мы уладим маленький вопрос и уйдем, а ты отправишься спать… — выдыхая слова, произнес Смита. Его голос Эмили сразу узнала. — …вечным сном, — докончил неизвестный ей голос.       Не намереваясь слушать продолжение, Эмили развернулась и поспешила уйти. Только, когда ей оставалось пройти пару ступенек, перед ней восстал словно по взмаху волшебной палочки Леви с ухмыляющимся лицом. Выглядел он свежим и отдохнувшим. Утром девушке не удалось застать его рядом с собой в постели, чему та была очень рада. Не хотелось натыкаться на неприятности с самого утра. — Голова не болит? — Нет, — остро отреагировала девушка и хотела пройти мимо Леви, но сильная рука её остановила. — Тогда пойдешь со мной.       Он крепко сжимал в своей руке ладошку Эмили, не давая освободиться. Снова она проходит этот путь по подвалу, но теперь доходя до его конца. Зайдя в дверь, девушка остановилась на месте, ноги не давали пошевелиться. Онемели.       Всё внимание её было сосредоточено на коконе, подвешенном к потолочному крюку, на который нормальные люди вешают люстру. Вместо осветительного прибора, раскачиваясь маятником, под потолком болтался человек, завёрнутый в белую простыню. По силуэту угадывалось, что голова несчастного находится внизу, а ноги, перевязанные проводом, вытянулись струной. Иногда человек напрягал мышцы и сухожилия, пытаясь свиться в клубок. Казалось, гигантская личинка тужится выбраться из кокона, разорвать оболочку и выползти наружу.       Эрвин, оседлавший распростёртого на полу мужчину, лежавшего лицом вниз, упёрся ему коленом между лопаток и за волосы приподнял его голову. — Смотри внимательно, — произнес Смит. — Майк, начинай.       Эмили узнала Захариуса, с которым её познакомили на вчерашнем ужине. А тот, кто познакомил, смирно стоял рядом с девушкой и продолжал давить свою ухмылку. Глаза его словно загорелись темным пламенем, он был зачарован всем происходящим, а Кларк воздуха не хватало и ей хотелось сбежать. Только для этого ей нужно было освободить свою руку, которую продолжал крепко держать Леви.       Майк вразвалочку обошел кокон, словно лесоруб, выискивающий место на стволе дерева, по которому секанёт топор. Кулак его таранил сверток. Но это была разминка, предваряющая садистскую забаву, в финале которой ничего, кроме смерти, не предусматривалось. — Смотри! Ты будешь следующим, если продолжишь молчать! — словно опьяненный атмосферой насилия, рычал Смит, запрокидывая голову жертвы.       Завернутый в простыню человек был объектом для демонстрации возможной участи Райнера. Ничто так не развязывает язык, как наглядный пример. Боль можно стерпеть до потери сознания. Страх ожидания деморализует волю.       А Захариус увлеченно дубасил ногами кокон, норовя припечатать нижнюю часть. Простынь, впитывавшая кровь, багровела, словно лепесток опиумного мака. Алые пятна вопреки закону притяжения распространялись по материи снизу доверху. Тело бедолаги трепетало, точно рыба на крючке, сотрясаемое конвульсивными судорогами. Ступня Майка внутренней стороной саданула сверток. Раздался ужасающий животный стон, исходящий не из глотки, нет, стонала каждая клетка истерзанного тела, из которого вытекала жизнь.       Леви повелительным жестом приказал снять разбухший от крови кокон. Он уже не помнит, с какого момента всю грязную работу начали делать за него. Забравшись на стул, Майк перерезал провод. Сверток обрушился на пол, фонтанируя фейерверком гранатовых капель. — Майк, распакуй мясо. — Последнее слово произнес главарь.       Эмили увидела, что сделали ноги Захариуса. Среди лоскутьев прорванной простыни, точно килька в томатном соусе, лежал изувеченный мужчина. Вернее, то, что от него осталось: будто тело, по которому проехался каток асфальтоукладчика. Но самым страшным в изуродованном облике были пустые глазницы, зиявшие черными провалами, и белые потеки жидкости на лице: палач попросту вышиб пушечным ударом глаза жертвы.       Кларк, не силясь с эмоциями, отвернула голову. Акция устрашения завершилась. Настал черед допроса.       С губ Райнера содрали ленту. Его поставили на ноги, поддерживая под локти. — Какого это быть пешкой моего любимого дяди? — Ухмылка не покидала лицо Леви, упиваться этой напускной злостью и животным страхом на дне зрачков — лучший подарок. — Лучше, чем прогибаться под тебя, — смелый, пока что. — Думаешь, дерзить мне сейчас — лучший выход? — Он нехотя отпускает из своих рук Эмили и проходит в глубину комнаты. Девушка замечает секундный испуг в лице Райнера. Была бы она на его месте, она бы давно померла только от одного убийственного взгляда Аккермана. Его действия непредсказуемы, а слова остры, словно ножи. — Кто сливает мою документацию?       Тишина. Тишина в длинною в вечность. Девушка смотрит на спину Аккермана и не может поверить собственным глазам и ушам, что все это сейчас происходит прямо перед ней. Она перевела взгляд на Смита, что продолжал держать в крепких руках словно обмякшее тело Райнера. «В тихом омуте могут скрываться чудовища», — звучит в голове Кларк. Она замечает, как глаза Эрвина в ответ смотрят в её. Она на дне его зрачков может увидеть неподдельную тоску, а взгляд был будто извиняющимся перед ней, но время пустить в обратный ход уже поздно.       Закатав рукава, Аккерман опускается к дрожащему телу. Он похож на дьявола во всех смыслах, будто сам палач поднялся из ада на землю. Его глаза приобретают красноватый оттенок, на лице желваки играют, и Эмили своими глазами видит, как мышцы под белоснежной рубашкой напрягаются. — Я не смогу понять, какого это гнить в тюрьме, не имея ни единого шанса прийти к власти. Вы мните о себе слишком много, думая, что я не замечаю все ваши попытки навредить мне, — он упирается в щеки Райнера, пальцами зажимая челюсть. — Когда же вы поймете, взобраться по лестнице выше меня невозможно, потому что я всегда на шаг впереди.       Райнер, кажется, до последнего думал, что это игра, пока сильный кулак Леви не прилетел по челюсти мужчины. Он довольно улыбается, продолжая отправлять удары по лицу пленника, ровно до того момента, когда лицо его стало неузнаваемым. Аккерман, будто получивший заряд бодрости и прилив сил, довольно улыбается, слыша ужасный вой и треснувшие от боли венки в глазах напротив. — Вы сами напрашиваетесь на неприятности, порча мои поставки. — Он жестом подзывает Майка и дает распоряжение расправиться с Райнером. — Кенни, живучий сукин сын. Папаша был слишком милосерден к нему, нужно было убить при первой же возможности, — выплевывает слова Леви и в последний раз заостряет свое внимание на побитом мученике. — Скоро придет очередь Бертольда, думаю, с ним мы проделаем то же самое.       Изуродовать лицо было не так уж и сложно, но изуродовать разум было еще проще. Райнер слышал каждое слово Аккермана, что врезалось в сознание осколками. Всё это казалось лишь кошмарным сном, который он забудет, как только проснется, но боль разрывает его на части, жуткая агония, девятый круг, который предоставлял ему Леви. Райнер думал о Бертольде, перед тем как произнести: — Кенни вернулся… — будто в бреду сказал он и замолчал на пару секунд, чтобы набрать полную воздуха грудь и продолжить. — Я не знаю, где он сейчас, но он прибудет сюда. — Когда? — спросил Смит. — Я не знаю. — Это не ответ. — Я уже ответил, что не знаю, но ждать придется не долго. — Прохрипел голос. Глаза Райнера были красными, из рта текла кровь, но это ему не мешало говорить. Он многое стерпел за свою жизнь, но Леви оказался сильней его дяди. — Какая крыса сливает всю информацию? — спросил Аккерман. Леви знал о Кенни, знал о Райнере и Бертольде, знает и о том, что за ним пристально следят. Следят и доносят все его действия. А Леви захотелось поиграть и эту игру он уже выигрывает. — Петра… — Что? — голос Смита звучал удивленным. Он в недоумении смотрел на Леви, а тот не подал ни одной эмоции. — Леви, ты веришь ему? — Она никогда не умела держать язык за зубами. — Леви поднес руки к вискам и начал массировать, немного успокаивая себя. Никто не смел продолжать что-либо делать, а после мужчина продолжил. — Она у Кенни? — Да. — Жива? — Не думаю, — глаза Райнера продолжали бегать по присутствующим в комнате, иногда задевая Эмили, что совсем ничего не понимала и хотела разобраться во всем, что те говорят. — Майк, мешок. — Скомандовал Леви и повернулся к девушке. Он хмыкает, видя перед собой неуверенную и такую миниатюрную Кларк. Он довольно мило улыбается, оставляя в замешательстве девушку. С такой улыбкой он кромсает судьбы людей, а сзади него прямо сейчас Захариус надевает на вопившего Райнера мешок. — Красивое зрелище, правда? — Он проходит к Эмили, лавируя между загустевающими бордовыми лужицами, и заглядывает прямо в глаза, пытаясь откопать в них потайные ходы. — Не хочешь убить его, дорогая? — Нет, — она старается без эмоционально ответить, давясь запахом крови и одеколоном с цитрусами. — Зря, — прозвучал выстрел.