Глава 32
14 октября 2020 г. в 02:09
— Мы рассмотрели ваше заявление, Шепард. К моему глубочайшему сожалению, я должен сообщить, что, несмотря на ваши несомненные успехи во время обучения, этого недостаточно, чтобы допустить вас к отбору на элитный курс. Как вы понимаете, количество вакантных мест ограничено, а в этом году конкурс будет достаточно высок, потому мы не считаем возможным давать вам ложных надежд….
Пожилой контр-адмирал, грудь которого украшали медали и ордена, ещё долго и пространно произносил свою речь, суть которой она поняла с самого начала — её лишили возможности попытаться сдать экзамены на последний, элитный курс Академии.
Расстроенная, она прошла в канцелярию, чтобы получить назначение и случайно узнала о том, что её менее усердные сокурсники оказались в числе тех счастливчиков, которых допустили к экзаменам. Это было несправедливым. Машинально захватив приказ о назначении, она рассеяно брела по опустевшим коридорам Академии, пытаясь понять, почему её обошли.
— Надеюсь, что вы не прекратите занятия на моём курсе, Шепард, хотя и признаю, что ваше расписание будет достаточно плотным, — голос капитана Домбровского заставил её очнуться, и она с удивлением слушала его слова.
— Боюсь, что мне не придётся больше брать у вас уроков, по крайней мере, не в этом году. — С грустью сказала она, ещё больше расстраиваясь.
— Вы решили не продолжать обучение? — озадаченно спросил он. — Но мне казалось, что вы твёрдо решили сделать это.
— Мне было отказано в этой возможности, — тихо сказала Джезабелл.
— Ваша протекция вам не помогла?
— Протекция? — удивлённо переспросила она его, смутно начиная понимать происходящее.
— Только не говорите, что вы рассчитывали на собственные силы и за вас никто не просил.
— Мне казалось, что пользоваться подобным — не уважать себя, — девушка гордо вскинула голову.
— Доля правды есть в ваших словах, скажу даже больше — вы абсолютно верно считаете, но этого недостаточно. Вы наивны, и это с одной стороны хорошо, но делает вас абсолютно неприспособленной к выживанию в достаточно сложном хитросплетении интриг, которые затевают гордо именуемые военной элитой Альянса, — горько заметил капитан. — Идемте в мой кабинет, посмотрим, что можно будет сделать в вашей ситуации.
— Я так понимаю, что у вас нет возможности попросить кого-то походатайствовать за вас? — спросил он, приглашая её сесть.
— Мой отец дипломат, — сказала Джезабелл. — Он мог бы помочь мне, но я не хочу просить его — это было моё решение, и я сама буду справляться с этим.
— Похвально, но вам придётся приложить куда больше усилий, чтобы заставить комиссию рассмотреть вашу кандидатуру и допустить вас к экзаменам.
— В этом году не вышло, подам заявление в следующем, — она пожала плечами, мысленно смирившись с неудачей. — В конце концов, у меня есть время.
— Хотите достичь всего самостоятельно? — Она кивнула, и капитан продолжил. — Что ж, признаю ваше решение. Думаю, что я могу помочь вам парой советов. Куда вы получили назначение?
— Я не смотрела приказ, — Шепард растерянно протянула ему запечатанный конверт.
— Иден Прайм, — сказал Домбровский, сорвав печать и пробежав глазами по бумаге.
Все выпускники получали подобные приказы в бумажных конвертах, запечатанных сургучной печатью, что в век процветающих электронных технологий смотрелось анахронизмом. Шепард невольно улыбнулась, осознав это.
— Поскольку вы рассчитываете на свои силы, вам будет необходимо проявить себя. Служба в аграрной колонии для этого мало подходит, — покачал головой капитан. — Вы окажетесь втянутой в рутину ежедневных пустых обязанностей, изредка прерываемой визитами каких-нибудь именитых гостей.
— Но я получила назначение…
— Насколько я помню, вы прошли курс пилотов?
— Да, — кивнула она. — Но я не думала о такой карьере…
— Используйте этот шанс, Шепард. Пойдите к начальнику Академии. Адмирал не замешан во всех этих интригах — из уважения к его заслугам его не беспокоят тем, что могло бы задеть его честь. Вы лучшая на своём курсе и можете попросить назначение по собственному желанию. Но прошу вас, хорошо взвесьте всё, прежде чем примите окончательное решение. Моё предложение — не панацея. Оно лишь даст вам немного больше шансов. Возможно, Иден Прайм станет для вас удачным местом службы. А со временем вы сможете снова подать заявление на элитный курс, если не передумаете.
— Спасибо за совет, капитан, — поблагодарила она его, поднимаясь. — Но я пойду к начальнику Академии. Моё решение не изменится, и я не хочу терять время.
— Удачи, Шепард. Надеюсь, что вам удастся преодолеть невозможное…
Давно она не видела снов, связанных с прошлым. Открыв глаза, Джезабелл лежала в темноте, ещё находясь во власти воспоминаний. Капитан Домбровский, сам того не зная, впервые произнёс слова, ставшие её жизненным кредо. «Преодолевать невозможное». Уроки, преподнесённые ей жизнью, были ценными. Они не были лёгкими, многие оставляли шрамы не только на теле, но и в душе. Она быстро училась, на ходу пересматривая многие свои жизненные принципы. Что-то теряла, что-то приобретала. Былая наивность и восторженность быстро пропала, уступив место прагматичности.
Начальник Академии, хоть и был удивлён её просьбе, но не видел причины для отказа, и она стала пилотом истребителя эскадрильи Второго флота. Расположение флота находилось в достаточно оживлённом секторе, постоянно подвергавшимся нападениям батарианских работорговцев. Она действительно имела все шансы проявить себя, но для этого пришлось напряжённо работать.
Джезабелл никогда не задумывалась о карьере пилота, проходя лётный курс исключительно из интереса и пополнения собственных навыков. Преподаватели говорили о её исключительном врождённом чутье и реакции, и для неё пришло время проверить, так ли это на самом деле. Ей повезло — товарищи приняли её без всяких претензий. Тоже один из важных уроков — находясь в боевой обстановке стираются грани и различия. Что с того, что она женщина, что она только что со школьной скамьи — главное — она готова была продолжать учиться.
Бой в космосе совсем не то, что сражение на поверхности какой-либо планеты. Он скоротечен. И любая ошибка, любая неточность, допущенная тобой — и ты оказываешься во власти безжизненного вакуума, и никто не сможет помочь, как бы ему это не хотелось. Это казалось пугающим, но в тоже время стало вызовом для неё.
Джезабелл прекрасно помнила, как до одури тренировалась на тренажерах, используя каждую свободную минуту, чтобы довести свои движения до автоматизма. Как мягко, но довольно строго отправлял её отдыхать командир эскадрильи, грозя, что вообще запретит тренироваться, пока не будет убеждён, что она соблюдает положенный режим.
Свой первый боевой вылет она не забудет никогда. Джезабелл всегда помнила то щемящее чувство, смесь страха и испуга, охватившее её, когда в наушниках раздался голос командира, сообщающего о приближении вражеских кораблей. Да, ей было страшно. На мгновение она осознала, что перед ней настоящий противник, а не искусственная программа, запущенная на тренажёре. Она замерла, ошеломлённая, слегка растерянная. Но спокойный голос командира, чётко понявшего её состояния, мягко напомнил, что она должна делать.
Джезабелл взяла себя в руки, понимая, что не должна поддаваться эмоциям. Это была та же война, к которой она готовилась. Пусть она была в космосе, а не на земле, но различий особо не было. Есть цель, есть приказ её уничтожить. Дальше всё пошло само собой. Она не сломалась, выдержала боевое крещение.
После того, как она доказала, что способна нести службу наравне со всеми, её включили в боевое расписание и времени на тренировки не оставалось. Да и не нужно это было — реальные сражения преподносили куда более толковые уроки, нежели игры с компьютером. Шепард втянулась в эту новую для неё жизнь и с удивлением поняла, что она ей нравится. Даже сейчас, когда прошло столько времени, Джезабелл до сих пор не могла быть уверена в том, что решила бы оставить службу и продолжить обучение. Но судьба распорядилась иначе.
Она закрыла глаза, снова позволяя себе пуститься в путешествие по волнам памяти.
Массовую операцию по зачистке баз батарианских пиратов планировали достаточно долго. Командующий флотом и его начальник штаба не собирались рисковать, тщательно проверяя и взвешивая каждый полученный факт, каждое донесение разведчиков. Кропотливая работа, на которую ушло несколько месяцев, должна была завершиться полным и окончательным успехом.
Даже, когда их эскадрилья получила приказ и готовилась к вылету, никто не сомневался, что они нанесут решающий удар, который надолго заставит батарианцев зализывать раны и не помышлять о добыче в этом регионе. Их эскадрилья поднялась в воздух, в числе прочих, направляясь к точке рандеву. Настроение у всех было достаточно приподнятым — зачищенная территория давала надежду на возможные увольнительные и отпуска, которые для многих были привлекательными.
Потом Джезабелл часто задумывалась над тем, понимал ли журналист, организовавший популярную передачу и сообщивший достаточно точный план предполагаемой операции за несколько часов до её проведения, что он наделал? Похоже было, что нет, поскольку ещё долгое время его лицо мелькало на экранах. Он, как ни в чём не бывало, продолжал работать, хотя на его совести были десятки мёртвых.
Батарианцы ждали их, стянув все свои силы. Потеряв преимущество внезапности, эскадрильи оказались втянутыми в полномасштабную и жестокую кровавую бойню. Память милосердно скрывала произошедшее, и Джезабелл старалась не вспоминать подробности этого сражения. Слишком тяжёлыми и горькими они были для неё, чудом уцелевшей, сумевшей вернуться на базу.
Приборы отказывали один за другим. Шепард уже не могла справиться с управлением, обречённо понимая, что мягкая посадка ей не светит. Повреждённый правый двигатель ещё пытался работать, но она понимала, что он может взорваться в любую секунду. Оператор, поймавший её сигнал, спокойно и чётко давал указания, и она машинально выполняла их, стараясь не думать о том, что случиться, когда она потеряет двигатель.
Взрыв произошёл, когда истребитель опустился на посадочную полосу. Потерявшая управление машина закружилась в бешенном вихре и последнее, что помнила Джезабелл, сознание того, что она непременно врежется в ограждение.
***
Она пришла в себя уже в больнице, несказанно удивлённая тем фактом, что до сих пор жива. Но ещё более её удивило присутствие в палате отца. Последние несколько лет они совершенно не общались, гордые в своём упрямстве, не желающие уступить друг другу.
— Привет, папа, — она постаралась улыбнуться, но острая боль не дала ей этого сделать.
— Привет, малышка, — он наклонился к ней. — Лежи спокойно и постарайся не делать резких движений.
— Постараюсь… Мне сильно досталось?
— Порядочно, но особо серьёзных травм нет. Конечно, пару недель тебе придётся полежать, но думаю, это не станет для тебя проблемой.
— Нет, — согласилась Джезабелл. — Похоже мне повезло, в отличие от остальных. Там всё плохо, так?
— Не стоит думать об этом, девочка. Твоей вины в случившемся нет, а остальное — ты сама выбрала свой путь. Отчасти из-за этого я был против твоего решения.
— Думаю, что ты и сейчас не изменил своего мнения, — заметила она. — Предупреждаю, я не собираюсь отказываться и не оставлю службу.
— Не изменил, — согласился Карел, садясь возле неё. — Но это не значит, что я буду по-прежнему заставлять тебя отказаться от выбранного пути. Ты взрослая, самостоятельная. Ты приняла решение, и, как бы мне не хотелось, чтобы ты поступила иначе — я не вправе решать твою судьбу.
— Возможно, нам стоило поговорить обо всём раньше, — с грустью сказала Джезабелл.
— Не уверен, Белл, — он покачал головой, — Человека показывают не стремления или убеждения, а действия. Ты могла пройти обучение, но потом изменить решение. Но теперь, когда ты выжила в аду и по-прежнему не отступила, я признаю своё поражение.
— Прости, папа, что не оправдала твоих надежд…
— Не говори глупости, малышка, — Карел снова улыбнулся. — Я просто хотел, чтобы твоя жизнь не проходила в зависимости от прихотливых капризов фортуны.
— Я не понимаю тебя, — удивлённо сказала она ему. — Меня всё устраивает. Да, я признаю, что есть опасность, но ты сам говорил, что от случайностей никто не застрахован.
— Может, я становлюсь сентиментальным, девочка, желая для тебя спокойной и нормальной жизни. Хочу видеть, что ты счастлива и, найдя свою половинку, можешь спокойно воспитывать детей, не мотаясь по разным кораблям, базам и станциям.
— Вряд ли мне это грозит, — она рассмеялась, но боль в груди заставила её поперхнуться и закашляться.
— Не зарекайся, малышка. Сейчас у тебя другие интересы, возможно, ты так уверена только потому, что не встретила того, кого сможешь полюбить. Но всё в этом мире течёт по заданным схемам и, рано или поздно, ты обязательно убедишься в том, что я был прав.
— Может так и будет, — прошептала Джезабелл, в глубине души уверенная, что отец ошибается.
— Ладно, всё это лирика, девочка, а врач не разрешил тебе долго разговаривать — скоро меня вежливо и настойчиво попросят на выход. Скажи мне, что заставило тебя изменить первоначальным планам и стать пилотом?
— Я не меняла свои планы, просто внесла небольшие коррективы — я снова буду подавать заявление. И на этот раз не думаю, что мне откажут…
Это воспоминание носило оттенок горечи. Даже сейчас, вспоминая о нём, она не могла сдержать слёз. Она была молодой, глупой и до ужаса упрямой. Папина дочка, полная копия его характера. Мать, мечтавшая достичь высокого положения на флоте, продолжала нести службу, мотаясь с корабля на корабль и, оказываясь дома, больше казалась гостьей, нежели хозяйкой. Она щедро одаривала её подарками, но, едва короткий отпуск заканчивался, как она снова исчезала на долгие месяцы. А отец — отец был всегда рядом с ней. Учил, объяснял, подбадривал. Она привыкла к этому, считала само собой разумевшимся такое положение дел.
Понимая, что уснуть не удастся, Шепард поднялась с кровати. Опустившись в кресло, она не стала зажигать свет — освещения аквариумов было вполне достаточно. Коммандер попыталась сосредоточиться на текущих проблемах, но прошлое всё с той же настойчивостью напоминало о себе, как она не старалась переключиться.
Через неделю ей разрешили вставать, и она с удовольствием, по несколько часов в день проводила в небольшом парке, разбитом возле здания госпиталя. Отец был неизменным спутником на её прогулках, они вместе ходили по дорожкам, усыпанным хрустящим гравием или сидели на скамейке в декоративной беседке.
Лёгкая отчуждённость, которая ещё присутствовала во время их первого разговора, исчезла. Они снова словно вернулись в те времена, когда она ещё не приняла решение записаться во флот. Их разговоры охватывали большой спектр разнообразных тем. Она снова чувствовала себя маленькой девочкой, когда, выявив какую-то деталь неизвестную ей, отец менторским тоном пускался в пространные, но достаточно информативные и интересные пояснения.
Наконец, доктор Эрненберг, в очередной раз, осмотрев свою пациентку и удовлетворённый её состоянием, дал добро на выписку. Получив небольшой отпуск, она вернулась домой и усердно занялась подготовкой к вступительному экзамену.
В этот раз комиссия абсолютно по-другому отнеслась к ней, благосклонно одобрив желание боевого офицера, награждённого медалью за отвагу, поступить на элитный курс Академии генштаба. Джезабелл молча слушала словоизлияния в свой адрес. Год назад она бы чувствовала себя польщённой, но теперь она многое пережила и стала достаточно циничной, чтобы верить пустым словам.
Она просто доказала, что никакая протекция кого-то из кандидатов не способна лишить её права сдать экзамен и этого было достаточно. Дальнейшее также завесило только от неё и её способностей. И она собиралась приложить все усилия для успешного окончания курса.
Теперь, когда она могла снова возвращаться домой, выяснилось, что времени на это у неё нет. Курс был не только исключительным по своей сути, но и по содержанию. Курсантам предоставлялся достаточной большой выбор дисциплин, но ни одна из них не была обязательной. Каждый сам выбирал, как и каким образом он будет подготавливаться к сдаче итогового экзамена.
Следуя своей привычке, Джезабелл постаралась охватить как можно больше предметов и с трудом, но всё же справлялась с достаточно высоким и объёмным потоком обрушившейся на неё информации. Она часами просиживала в библиотеке, вела бесчисленное количество конспектов и сожалела, что сутки такие короткие.
Они достаточно часто разговаривали с отцом по видео, но каждый раз, когда он спрашивал, когда она собирается наведаться домой у неё находилось множество важных и неотложных дел и она, виновато улыбаясь, обещала обязательно выкроить время, но позже. Он не настаивал, хотя оба они знали, что позже подразумевало собой окончание курса.
***
— Примите мои поздравления, лейтенант. Вы отлично справились с экзаменом. Вам будет предоставлен двухмесячный отпуск, как вы и просили, а потом вы можете направиться к месту вашей службы.
— Благодарю вас, сэр. Могу ли я узнать, куда меня назначили?
— Конечно. В качестве офицера штаба, вы отправитесь на Элизиум.
Этот день должен быть стать счастливым в её жизни — она выдержала, справилась со всеми трудностями. Лейтенант в двадцать один год — неплохое начало для карьеры, особенно учитывая, что этого она достигла самостоятельно.
Она собиралась провести отпуск с отцом, и, купив билет на ближайший корабль, позвонила ему, надеясь обрадовать. Но отца не было дома. По крайней мере, на её вызов никто не ответил. Она не придала этому значения, понимая, что он мог был занят по работе, а несколько часов перелёта не было таким уж большим сроком.
Перелёт прошёл быстро и без задержек. Покинув док, она сразу же направилась домой. Несмотря на то, что был вечер, квартира была пуста. Решив, что у отца какие-то важные переговоры, она набрала номер его офиса, рассчитывая если не поговорить с ним, то узнать у его секретаря, что происходит.
— Мисс Джезабелл, чем могу помочь?
— Я только что прилетела на Цитадель, но не могу связаться с отцом. Вы можете сказать, где он?
— Но… Вы разве не знаете?
Ошеломлённая, Джезабелл сидела перед экраном, не замечая, как её собеседник отключился. Отец был в госпитале. Этого просто не могло быть. Почему она не знала об этом? Она поднялась и выбежала в коридор, направляясь к стоянке такси.
— Привет, папа. Почему ты не сообщил мне о случившемся?
— Привет, малышка. И не дуйся, не стоило отрывать тебя от экзамена из-за пустяковой хвори, которая со мной случилась. Думаю, тебя можно поздравить?
— Да, но это не меняет дела — экзамен мог и подождать! Я не смогла поговорить с твоим врачом — может расскажешь, что случилось?
— Пустяки, маленькая, просто небольшая профилактика. Полежу тут немного, пока врачи сделают все необходимые анализы. Лучше расскажи, как твои дела…
Тогда они долго разговаривали, пока не появился доктор и мягко, но настойчиво выгнал её из его палаты. Джезабелл спросила его о предполагаемом диагнозе, но в ответ услышала то же, что говорил отец — просто несколько тестов. Перемежая речь специфическими терминами, доктор убедил её в том, что ничего особо серьёзного нет.
***
Теперь она каждое утро приезжала к отцу в больницу и оставалась там до вечера. Конечно, больничная палата не лучшее место для задушевных бесед, периодически появлялись медсестра или доктор, и она выходила в холл, ожидая, пока будут проведены необходимые процедуры.
Но всё это казалось не важным, несколько дней можно было потерпеть, а когда отец вернётся домой, у них будет вдоволь времени поговорить. Она даже подумывала о продлении своего отпуска, считая, что вполне может позволить себе лишний отдых. Времени было достаточно, а они с отцом так долго не были вместе. Сначала ссора, потом учёба, а предстоящая служба вряд ли позволит ей часто бывать дома.
Тем утром Джезабелл написала заявление, но не отослала его, решив сделать это вечером. Она уже собиралась, как обычно ехать в больницу, когда настойчивый звук вызова заставил её вернуться и принять сообщение. Несмотря на отпуск, она была офицером, а это значило, что её в любой момент могли вызвать, если ситуация требовала того.
Шепард встала с кресла и, направившись к бару, достала бутылку коньяка. Захватив бокал, она поднялась к рабочему терминалу. Пальцы привычно пробежали по клавиатуре, автоматически набирая нужный набор символов. Несколько действий и перед ней снова появилось то самое сообщение.
Она помнила каждое слово наизусть, но сейчас просто хотела удостовериться, что письмо сохранилось. Наполнив рюмку янтарной жидкостью, Шепард поднялась и отнесла её назад в бар. Повторять своего подвига, напиваясь так же, как после «Горизонта», она не хотела, а вот несколько глотков алкоголя могли оказать расслабляющее действие на её напряжённые нервы.
Опустившись в кресло и взяв в руки бокал, она пробежала глазами по строчкам. Джезабелл сделала глоток, потом ещё один. Ощущение тепла легко обволокло её тело, давая эфемерное ощущение покоя. Она закрыла глаза. Прошлое и настоящее сошлись воедино.
»…Когда ты получишь это письмо, малышка, я уже покину этот мир. Прости, что скрыл от тебя правду, но мне не хотелось омрачать наши последние дни чувством безнадёжности. Не было бы той лёгкости общения, которая была между нами, если бы ты знала о том, что мои дни сочтены…
…Я знаю, что тебе тяжело принять произошедшее. Но ты сильная девочка. Ты всегда была такой и тебе сейчас снова придётся доказать это. Но я верю, что ты справишься. В борьбе с высшими силами человек всегда проигрывает — невозможно препятствовать их деяниям или замыслам. Так что прими простую истину — случилось то, что должно было случиться…
… Я помню твои слова о том, что ты не способна испытывать любовь или подобное ей. Но я снова хочу тебе указать на твое заблуждение. Не замыкайся в себе, не вычёркивай из собственной души чувства, которые ты сочтёшь проявлением слабости или посчитаешь, что тебе они не нужны. Верь своему сердцу, девочка. Не позволяй разуму придерживаться иллюзии, что любовь — всего лишь выдумка…
…Белл, ты уже доказала, что способна на многое. Пусть я, в своём эгоистичном порыве, да теперь я могу это признать, не хотел отпускать тебя от себя, но я понимаю, что путь, который ты выбрала — единственный верный для твоего характера. Я всегда гордился тобой, малышка. Ты достаточно способная и я уверен, что ты достигнешь многого. Я люблю тебя…»
Джезабелл чувствовала слёзы, бегущие по её щекам, когда читала прощальное письмо отца. Она всё ещё плакала, когда её официально уведомили о его смерти. Постепенно она узнавала подробности. Отец был давно болен, и шансов на выздоровление не было. Она с ужасом понимала, как ему было тяжело ощущать себя приговорённым к смерти и только пассивно ожидать развязки. И её не было рядом — она твёрдо решила стать офицером генштаба и все свои силы, и помыслы сосредоточила на достижении этой цели.
Если бы она знала… Только тогда она поняла, какую жертву ради неё принёс отец. Очередную жертву. Он не сказал ей ничего, потому что понимал, что она бросит всё и будет с ним. Он принял её решение, не сказал ей ничего, чтобы она могла спокойно завершить начатое.
Похороны были достаточно пышными — политики, дипломаты, куча разного народа, большая часть которых была ей незнакома, пришли на церемонию. Было много долгих речей, но она не слышала их, погружённая в собственное горе. Она отказывалась до конца верить в произошедшее, цепляясь за глупую мысль, что всё это жестокий фарс или кошмарный сон.
Один из друзей отца увёл её перед окончанием церемонии. То, что поступок был милосердным, она осознала позже, вспомнив оброненную им фразу о том, что «каждый жив в нашей душе до тех пор, пока мы не видим, как его тело опущено в могилу».
Но тогда ей это было безразличным. Добравшись до квартиры, она забылась тяжёлым сном — последствие транквилизаторов, которыми накачали её врачи перед похоронами. Сон не принёс отдыха — боль казалась нестерпимой. Она винила себя в том, что не послушалась отца, не осталась с ним. Глупая идея, овладевшая ею, стала причиной того, что она потеряла слишком много драгоценного времени.
Она взглянула на небрежно брошенную форму и почувствовала отвращение. Решение было принято моментально, спустя несколько секунд она уже сидела возле терминала с твёрдым желанием подать в отставку. Неотправленное заявление о продлении отпуска, попавшееся на глаза, вызвало у неё чувство горечи. Возвращаясь домой, она была уверена, что у неё будет много времени, но реальность оказалась более прагматичной.
Она уже была готова отправить прошение об отставки, но остановилась, осознав, что это неправильно. Этим она не изменит прошлого. Сделанного нельзя вернуть, и, бросив всё, она только совершит предательство, отбросив жертву отца. Он, несмотря на то, что хотел видеть её рядом с собой, смог принять и уважить её желание. Она выбрала свой путь ещё тогда, когда ушла из дома. И теперь ей оставалось следовать ему, как бы ей не было горько или больно.
Джезабелл открыла глаза и допила оставшийся в рюмке коньяк. Её считали удачливой, везучей, завистливо косились на её продвижение по карьерной лестнице, и никто не мог подумать, насколько ей это безразлично. Никому и в голову не могло прийти, что она просто отрабатывает свой долг.