Letum non omnia finit (Не всё кончается со смертью)

Тёплый песок был мягким и приятным. Джезабелл с удовольствие опустилась на него, задумчиво разглядывая бескрайнюю океанскую гладь. Глухое ворчание волн, лёгкий ветерок, с озорством треплющий её волосы, солёный привкус на губах — всё это давало ей ощущение покоя и умиротворённости. Она опёрлась руками, и, подняв голову, прикрыла глаза, подставив лицо ласкающим солнечным лучам. — Меня всегда удивляла твоя страсть к морю, — услышала она позади себя ироничный голос отца. — Странное увлечения для того, кто большую часть своей жизни провёл на космических станциях. — Может, дело в том, что и у космоса, и у океана много общего — те же неизведанные глубины, скрывающие в себе различные тайны, например, — лениво отозвалась Джезабелл, не открывая глаз. — Как бы то ни было, меня никогда не интересовала причина, по которой мне нравится море. — Просто ты об этом никогда не задумывалась, малышка. — Возможно и так, у меня, знаешь ли, не было на это времени. Хотя теперь, похоже у меня его будет более чем достаточно… — И с чего такие выводы? — Думаю, что на этот раз моё присутствие здесь означает, что я всё же умерла… Это ведь так? — она открыла глаза и резко повернулась к нему. — Может быть, — ответил Карел, разглядывая что-то, видимое только ему. — А конкретнее? — Ты стремишься к смерти, Белл? — Нет, но хотелось бы прояснить ситуацию, — Джезабелл легко поднялась, отряхивая прилипшие к одежде песчинки. — Твой прагматизм заставляет меня понять, что я всё же что-то упустил в твоём воспитании, девочка, — со вздохом ответил отец. — Не думаю, что в этом есть твоя вина, — возразила она, подходя к нему. — просто так получилось. Карел протянул руку, привлекая её к себе, и Джезабелл с улыбкой прижалась к его плечу, снова ощутив себя маленькой девочкой. Давно забытое ощущение надёжности и защищённости — давно, очень давно она испытывала подобное. Хотя… какое-то воспоминание промелькнуло в её памяти, но она не стала обращать на него внимания, предпочтя пассивное и спокойное состояние, охватившее её с того момента, как она осознала, где находится. — Почему ты вечно попадаешь в неприятности, Белл? — с укоризной спросил Карел, нарушая воцарившееся молчание. — И, кстати, в основном по собственной инициативе. Не устрой ты драку с теми батарианцами в «Загробной жизни» … — Знаю, знаю… — сварливо бросила она — ничего бы не было. Но ведь это только теория. Они ведь исполняли заказ, а не просто мстили мне! И, вообще, это было несчастливое стечение обстоятельств — я была уставшей, да ещё и поссорилась с Гаррусом. Его обвинения, действия — они выбили меня из колеи. В другое время я бы разобралась с напавшими на меня без проблем. — Значит, ты считаешь, что в том, что с тобой случилось виноват турианец? — резко спросил Карел. — Нет, но… — растерянно ответил Джезабелл, пытаясь разобраться в сонме путающихся мыслей. — Я не знаю… не уверена… — Думаю, что с этим стоит разобраться, — сказал он, беря её за руку. — Пойдём, попробуем прояснить ситуацию. Их окутала темнота, скрывая за собой и солнце, и золотой песок, и море. В сгустившемся мраке начала вырисовываться тонкая дорожка. Она покорно следовала за отцом, задаваясь одним единственным вопросом — куда они идут? Впрочем, расспрашивать не имела смысла — перед ними возникли огромные двустворчатые двери, распахнувшиеся при их приближении — Карел остановился, пропуская её вперёд, и ей ничего не оставалось делать, как переступить высокий порог. *** Гаррус стоял возле медотсека, наблюдая за слаженными действиями Мордина и Чаквас, сосредоточенно возившихся возле коммандера. С того самого момента, когда на захваченной базе турианец опустился на колени возле Шепард, с ужасом понимая, что всё может быть кончено и она мертва, в его душе появилась зияющая пустота. Где-то, в другой реальности, он слышал хриплый голос Заида, зовущего Мордина, взволнованные голоса остальных членов команды, поражённых увиденным, но для него ничего этого не существовало. Только неподвижно лежавшая Джезабелл, окровавленная, похожая на сломанную куклу. И полное осознание того, что только он несёт ответственность за произошедшее. «Я буду рядом с тобой всегда, чтобы не случилось». Он обещал это ей, обещал себе, но не сдержал собственное слово. Предал ту, кто была ему дороже всего на свете. Почти убил её. Пусть пока что он сам предъявляет себе эти страшные обвинения, но Гаррус чувствовал, что и экипаж, и команда капитана осуждают его. Лучше всего было бы уйти, не мозолить глаза остальным, но он не мог сделать этого. Оставаться в каюте, терзаясь неизвестностью о состоянии капитана было невыносимым. Где-то очень глубоко в душе таилась надежда на то, что пока он должен быть рядом с ней, что может быть, уже один раз произошедшее чудо, когда они смогли найти её в лабиринтах Омеги, снова повторится. — Тебе нужно отдохнуть! — настойчивость в голосе обращавшейся к нему Касуми заставила его повернуться к девушке. — В этом нет необходимости. — Ты в курсе, что уже вторые сутки с места не трогаешься? — Всё в порядке. Не беспокойся. Девушка с отчаянием посмотрела на турианца, но тот, забыв о её присутствии, снова устремил взгляд к окну медотсека. Тяжело вздохнув, Касуми вернулась в свою каюту. — Ну что? — поинтересовался, сидящий в кресле наёмник. — Ничего, он вообще ни на что не реагирует, — печально ответила девушка, опускаясь в соседнее кресло. — Я снова предлагаю стазис — заявила Джек, отрываясь от бара. — Как сказал бы Мордин — малоэффективно, — мрачно заметил наёмник. — Кстати о саларианцах, пойду, потолкую с профессором — может он, что дельное посоветует, — добавил Заид, поднимаясь со своего места. — Я до сих пор в афиге от того, что он на неё так запал, — высказалась Джек, отхлебнув изрядную порцию собственноручно приготовленного коктейля. — Ничего личного, — фыркнула Касуми, — но с твоим лексиконом что-то нужно делать. Твои выражения… — А что я не так сказала? — возмутилась биотичка. — Теоретически всё так, — девушка соскользнула с кресла и подошла к столу, на котором лежал серый ящик. — Но практически… Пойми, он любит её, по-настоящему любит, и никакие другие синонимы тут не подходят… Джек выразительно покрутила пальцем у виска, явно демонстрируя своё отношение к подобным романтическим бредням, но предпочла промолчать, отдав должное выпивки. А Касуми, активировав имплантат, погрузилась в воспоминания, снова переживая своё первое свидание с Кейджи. *** — Это зал суда? — спросила Джезабелл, с удивлением оглядывая просторное помещение. Прямо по центру находилась высокая трибуна, за которой восседал мужчина в белом парике. Слева от него, как и полагалось по традиции, находились присяжные — двенадцать представителей различных рас обменивались репликами в ожидании начала заседания. Справа за небольшим столом расположились клерки. Остальное пространство было в распоряжении зрителей. — Ты права, солнышко. И мы успели как раз вовремя, — Карел с улыбкой повернулся к ней, — пойдём, присядем. Появившийся из боковых дверей судебный пристав, хорошо поставленным голосом призвал собравшихся к тишине, заставив публику замолчать. — Председательствует его честь лорд Джордж Джеффрис, — торжественно объявил он, изящным поклоном приветствуя судью. Тот, склонив голову в ответном приветствии, взял в руки церемониальный молоток, и с сухим треском ударил по подставке, оповещая о начале слушания. — Рассматривается дело, — начал бейлиф, — Народ против Гарруса Вакариана… — Что?! — закричала Джезабелл, вскакивая со своего места. — Успокойся и сядь, девочка, — Карел мягко потянул её за руку, заставив сесть назад в кресло. — Мы с тобой просто наблюдатели, так что радуйся, что твой проступок не стал расцененным как попытка помешать ведению заседания. — Да что происходит? — воскликнула она. — Как ты и сама можешь видеть — суд. — Но ведь это же не взаправду, — Джезабелл с отчаянием и надеждой посмотрела на отца. — Ведь мне всё это только кажется?! — Если ты в этом так уверена, то почему нервничаешь? — Потому что… — она запнулась и закрыла лицо ладонями, пытаясь успокоиться и понять суть происходящего. — Ты сама недавно говорила, что не уверена в том, не стал ли турианец причиной того, что с тобой произошло… — То был просто разговор, — проворчала Джезабелл, — а это… — А это судебный процесс, — строго сказал отец. — Прекрати болтать, не проявляй неуважения к суду. Сейчас будет слово обвинения. Советую послушать прокурора, Эрлинг Карузерс Гаррисон обладает недюжинным талантом. — Абсурд, — прошептала она, снова услышав фамилию человека, принадлежащего глубокой древности. — Полный бред… — она растерянно скользила взглядом по залу, когда знакомый силуэт привлёк её внимание. Джезабелл вздрогнула, увидев сидевшего на месте обвиняемого Гарруса. Происходящее, несмотря на свою полную алогичность, начало пугать её. Она хотела встать, но не смогла подняться. — Бог мой, Белл, престань дёргаться, — в спокойном тоне отца проскользнули нотки раздражения. — Сколько раз тебе говорить, что мы просто наблюдаем за происходящим! — Но я не хочу этого! — Чего именно? — Всего! Этого глупого суда, этих нелепых обвинений! Гаррус ни в чём не виноват! — Теперь это уже не тебе решать, милая, — на губах отца появилась лёгкая усмешка. — Колесо закона закрутилось и не тебе его останавливать. И не мне. Теперь всё дело в руках глубокоуважаемого судьи Джеффриса. Ну и, отчасти, господ присяжных. Она тяжело вздохнула, понимая, что не в силах изменить сложившуюся ситуацию. Откинувшись на спинку кресла, Джезабелл стала слушать прокурора, с каждым его словом всё сильнее желая вырваться из оков сковавшего её кошмара. — И прошу учесть, господа и дамы, что обвиняемый довольно часто поступал вопреки уставным инструкциям, нарушая бесчисленные пункты и поправки закона, — мистер Гаррисон сделал эффектную паузу, и по ряду зрителей прошла волна легкого шёпота. — Пренебрежение в мелочах было первым шагом, приведшим к куда более серьёзным последствиям, — продолжил прокурор. — Хочу, чтобы вы рассмотрели… — Это всё ложь и неправда! — гневно воскликнула Джезабелл. — Все эти обвинения — они ведь надуманны! Я не хочу здесь больше оставаться! Папа, пожалуйста, давай уйдем отсюда! — Извини, малышка, но я снова повторюсь — от нас тут ничего не зависит. Мы можем покинуть зал только по окончании судебного слушанья. — Но почему?! — Просто поверь мне, что так надо! — ледяным тоном ответил Карел. Слишком хорошо знала она и смысл сказанной отцом фразы и тон, с которым она была произнесена. Именно так и оканчивались все их споры, когда он решал применить силовое решение. И неизменно оказывалось, что он был прав. Джезабелл опустила голову, понимая, что придётся подчиниться обстоятельствам. *** Гаррус по-прежнему не замечал происходящего вокруг него. Он не видел ни появившегося Заида, ни вышедшего из медотсека Мордина, ни дальнейшего разговора саларианца с наёмником. Не их исполненных тревоги взглядов, которые они бросали на него. Турианец был полностью погружён в себя, и его единственной мыслью была надежда на чудо. Горькая ирония судьбы — он, так ненавидящий предательство и отчаянно стремящийся покарать подобных нарушителей, сам оказался ничуть не хуже их. Он винил Сидониса в том, что тот раскрыл врагам координаты базы и выманил его, отделив от остальной команды, чтобы напавшие наёмники смогли уничтожить преданных ему людей. Но, как оказалось, его собственный проступок был куда хуже. — Гаррус. Нужно поговорить, — появившийся перед ним Мордин бесцеремонно ухватил его за руку, привлекая внимание. — О чём? — Она в коме. Состояние стабильно. Можете побыть с ней. Потом отдыхать. Учтите. Лично прослежу за тем, чтобы вы вернулись в свою каюту. Договорились? — Да, — ответил он, резко повернувшись к профессору. — Тогда идемте, — кивнул тот и направился к дверям медотсека. Увидев её, он почувствовал, как его сердце сжимается, словно огромная невидимая рука решила раздавить этот трепещущий комочек плоти. Лицо Джезабелл, частично закрытое кислородной маской, казалось восковым. Тело, опутано трубками, ведущими к приборам, напряжённо мигающим и попискивающим. Турианец не слышал объяснений Мордина, обречённо осознав, что жизнь женщины сейчас поддерживают только машины. Пустая, глупая ссора привела к такому печальному исходу. Но почему он не научился извлекать уроков из своего горького опыта? Неужели такова его судьба — всю свою жизнь пожинать плоды собственных ошибок, так и не научившись делать правильные выводы? Задумавшись, он не заметил, как Мордин, опустив защитные жалюзи на широкое окно, выходящее в коридор, вышел, прикрыв за собой дверь. Турианец опустился на стул возле постели Джезабелл, бережно взяв её за руку. Окружающий мир исчез. Были только он и она. Всё остальное пропало, перестало существовать. Гаррус, не отпускал её руку, чувствуя подсознательно тонкую, почти эфемерную связь, установившуюся между ними. «Прости меня, — мысленно обратился он к женщине, — прости за величайшую ошибку, которую я допустил по отношению к тебе. Я поступил подло, бросив тебя, мне нет прощения. Ты сильная, ты должна справиться, вырваться из той бездны, в которую я тебе отправил…» Вернувшийся Мордин проворно, но практически бесшумно суетился возле приборов. Или это ему так казалось? Он не хотел отрывать саларианца от работы, понимая, что нужное тот сам ему скажет. Если будет что говорить. Размеренный, ставший привычным звук приборов сменился резким, зловещим сигналом. — Показание не стабильны. Остановка сердца. Нужна интенсивная терапия. — В голосе Мордина чувствовались нотки тревоги. — Время! Вбежавшая доктор Чаквас, мягко, но твёрдо заставила его отпустить её руку, и, отведя в сторону, принялся выполнять указания профессора. Гаррус с трудом прислонился к стене, чувствуя, как трудно ему стоять, исполняя роль простого наблюдателя и не в состоянии оказать какую-либо помощь. — Ещё два кубика! Время?! — Есть. Четыре минуты сорок секунд… — В запасе минута двадцать секунд… Сердце, сделав глухой удар, казалось, совсем перестало биться. Последние слова Мордина звучали, как приговор. Чуть больше минуты. Короткий, ничтожный временной отрезок, который может стать решающим. Наверно так чувствует себя приговорённый к казни, подумал Гаррус, внутренне ощущая, как невидимые часы, монотонно и беспристрастно отсчитывают секунды. Тогда он смог справиться с фактом её смерти, но второй раз этого не получится. Да и не нужно ему такая жизнь. Решение пришло внезапно, но турианец не сомневался в том, что оно правильное. Без неё — нет его. За собственные ошибки он заплатит сам. Внезапно наступившая тишина оглушила его. «Всё кончено» — подумал он, смиряясь с неизбежным. — Десять минут наблюдение. Потом пробуем ввести стимулятор. — Деловитый голос Мордина заставил его с удивлением поднять голову и понять, о чём тот говорит. — Надеюсь, сердце выдержит. Гаррус прислушался и с облегчением понял, что часы, проведенные здесь, сделали монотонный писк работающих приборов что-то сродни естественному шуму, и потому он не сразу понял, что в этот раз всё обошлось. Он вопросительно взглянул на профессора и, получив одобрительный кивок, снова занял своё место возле Шепард. Разыгравшееся воображение было тому виной или так было на самом деле, но сейчас, взяв её руку, турианец почувствовал, что её пальцы слабо сжали его собственные. Он воспринял это как знак, дающий надежду. «Ты должна жить… — Гаррус снова мысленно обратился к ней. — Не уходи, Белл… Не уходи…» *** Больше всего Джезабелл желала понять происходящее. Ощущение полнейшей фантасмагории происходящего суда тесно спелось с возникшей неизвестно откуда твёрдой уверенностью, что вынесенное решение будет иметь реальные последствия. Она задыхалась от переполнявших эмоций, слушая бесконечную череду обвинений, выдвигаемых в адрес Гарруса. Половины из них хватило бы, чтобы составить образ жестокого и циничного злодея для непосвящённого, но она слишком хорошо знала его, чтобы не понимать, что обвинение попросту ловко подтасовывает имеющиеся факты. — Это всё ложь, — со злостью заявила она, услышав, что один из свидетелей даёт показания, явно свидетельствующие о том, что именно намеренные действия турианца привели к гибели его команду на Омеге. — Ты так в нём уверена? — скептически спросил Карел. — Да, — твёрдо ответила она. — И на чём же базируется твоя уверенность, солнышко? — Он мой друг. — Друг, — с усмешкой протянул отец. — Позволь тогда спросить — много твой друг знает о тебе? О твоём прошлом? — Нет, но… — А ты о нём? — Нет, но… — Милая, все твои знания о Гаррусе сведены к тем жалким нескольким месяцам, которые вы провели, занимаясь поисками Сарена, и почти полгода теперь, когда вы занимаетесь поиском Коллекционеров. И ты, опираясь на это, хочешь сказать, что полностью уверена в нём? Белл, я не узнаю тебя. — Но я доверяю ему! — Доверие так легко обмануть, девочка. Прости, но ты и сама понимаешь, что твои доводы не имеют веса. Ты совершенно ничего не знаешь о Гаррусе Вакариане, кроме собственных наблюдений. И, тем не менее, сейчас ты готова встать на его сторону. Позволь, я напомню тебе о том, что останься он с тобой, ты бы избежала плена. — Это стечение обстоятельств, не более. А, кроме того… Она замолчала, пытаясь представить себе иное развитие событий. Если бы Гаррус не ушёл, а остался с ней, что было бы тогда? Стал бы нападать на неё Кайлан со своими бойцами или бы затаился, ожидая застать её в одиночестве? Джезабелл вспомнила выражение лица батарианца и поняла, что присутствие спутника не стало бы для бандитов помехой. Она была безоружна и защищая её, турианец мог сам подставиться под удар. Ведь такое уже было. Перед глазами встала яркая картинка прошлого. Рёв турбин, звон разбитого стекла. Она недоумённо поворачивается к окну. Сильная рука турианца, откидывает её в сторону, под прикрытие стены. — Пришло время расплаты, Архангел. Серия выстрелов. Первая. Вторая. Третья. Она видит, как падает Гаррус. Он пытается подняться. Яркая вспышка взорвавшейся ракеты отбрасывает турианца. Она с ужасом смотрит на его неподвижное тело. На белых плитах растекается лужа крови. — Я рада тому, что его не было рядом, — прошептала Джезабелл, с трудом отгоняя страшную картину прошлого. — Вот как… Ты всё же хочешь его защитить. Но я так и не услышал причины этого. — Неужели это так важно? — Может быть и нет, а может, — Карел покачал головой, — время покажет… Кстати, похоже скоро мы сможем уйти отсюда — присяжные вынесли вердикт и сейчас будет оглашён приговор. — Так скоро… — изумлённо сказала она, поворачиваясь к поднявшемуся во весь рост судье, надевшего поверх парика традиционную чёрную шапочку. — По доказательствам, представленным обвинением, а также, заслушав показания свидетелей… С учётом особых обстоятельств… приняв во внимание… Джезабелл рассеяно слушала витиеватую речь, пересыпанную юридическими терминами. Дикий фарс близился к завершению и ей не терпелось покинуть стены зала суда. Она не знала, что будет дальше, но чувствовала, что в любом другом месте ей будет намного комфортнее. — Виновен! Она вздрогнула, услышав эти роковые слова. Этот глупый нелепый процесс и совершенно несправедливый приговор пробудили её тщательно сдерживаемые гнев и ярость. — Протестую! — резко выкрикнула она и с удивлением услышала, как её слова эхом расходятся от высоких сводов зала. — Протест? — губы судьи изогнулись в злой ухмылке. — Что ж, это будет интересно. Извольте объяснить причину, по которой вы готовы встать на сторону преступника. Но учтите — у вас только одна попытка. Говорите правду, только правду и ничего кроме правды. — Не торопись, девочка, — тихо и спокойно произнёс отец, — подумай хорошо, прежде чем ответишь. Гаррус был её другом, но, тем не менее, она была согласна с тем, что их дружба поверхностна. Они практически не открыли перед друг другом своих тайн. И всё же, Джезабелл чувствовала, что знает правильный ответ. Что-то неуловимое крутилось в её памяти, ускользая, едва она пыталась понять, что же это. — Вижу, что у вас нет ответа на мой вопрос, — ехидно прокомментировал судья и занёс молоток, готовясь утвердить приговор. — Забудь о разуме, солнышко, прислушайся к своему сердцу… Интуитивно она попробовала сделать это, впервые за долгие годы отбросив практичность, здравый смысл и логику. В памяти промелькнула череда картин прошлого, но сейчас она по-новому смотрела на происходящие события и поражалась собственной слепоте и внутреннему лицемерию. Джезабелл привыкла к обществу турианца, искренне считая их отношения дружескими, но только сейчас она поняла, что за это время её собственное отношение к Гаррусу давно стало куда более сложным. Она улыбнулась и, подняв голову, посмотрела в глаза судьи. — Потому что я люблю его! И снова отзвуки слов прокатились по залу и, едва они стихли, как очертание помещения стали таять, рассыпаясь, как словно они были сделаны из кусочков мозаики. Вокруг сгустился мрак, а когда он рассеялся, оказалось, что она снова стоит на берегу моря. Садящееся солнце окрасило воду причудливой багряно-охровой расцветкой. Поднявшийся ветер усилил волны, и теперь они стремительно неслись к берегу, разбиваясь с глухим рокотом. — Помнится, кто-то уверял меня, что не способен любить…- иронично заметил Карел. — Я ошибалась, — прошептала Джезабелл, с удивлением ощущая новое для неё чувство. — Жаль, что понимание правды пришло так поздно… — Что ты имеешь ввиду? — Ну, я ведь… — она запнулась и посмотрела на него, — умерла? — А разве это что-то меняет? — Ты говоришь так, словно у меня есть выбор, — усмехнулась она. — Выбор есть всегда, дело в том, готова ли ты пытаться что-то изменить или покоришься обстоятельствам. Белл, как можно забыть такие простые истины? — Я не думала о такой точке зрения… Но если это так, то я хочу вернуться! — Тогда иди, попробуй найти дорогу назад… — А ты не пойдёшь со мной? — Это только твой путь, солнышко, и твой выбор, — он внимательно посмотрел на неё, — и помни, ты можешь остаться здесь. Но учти, если ты сейчас уйдёшь, то дороги назад не будет. Решай сама, но торопись, у тебя слишком мало времени… — Я не смогу вернуться к тебе? — Именно так. — Но почему? — За всё нужно платить, Белл. Каждое принятое тобой решение имеет свою цену. Она подошла к кромке прибоя, задумчиво глядя на воду. Зачем пытаться что-то изменить? Ведь совсем недавно её всё устраивало. Так распорядилась судьба, какой прок идти ей наперекор. Но, в глубине души Джезабелл чувствовала, что если останется здесь, то никогда не сможет забыть о том, что так и не прислушалась к желаниям собственного сердца, которое упорно не желало мириться с тем, что она больше никогда не увидит Гарруса. — Я ухожу, — прошептала она, глядя на почти скрывшийся в водных глубинах солнечный диск. — Прости, папа… — Тебе не зачем просить прощения, — отец обнял её за плечи. — Найди свой собственный путь, девочка, и никуда не сворачивай, — добавил он, мягко подтолкнув её, вынуждая сделать шаг вперёд. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и окружающий мир погрузился в сумрак. Джезабелл шла вдоль полосы прибоя, с трудом сдерживая желание обернуться назад. Идти становилось всё труднее, ноги вязли в песке, а сумрак постепенно сменялся непроглядной темнотой. Хотелось просто присесть и отдохнуть, но она упорно продвигалась вперёд, понимая, что именно это и должна делать. — Тебе не следовало уходить, — услышала она громкий мужской голос и вздрогнула, вспомнив, что он принадлежит Кайлану. — Впрочем, я только рад твоей глупости — ты даёшь мне возможность закончить начатое. Яркая вспышка снежно-белого света заставила её на пару секунд ослепнуть. — Правда, если ты готова признать свою ошибку и остаться… — Нет, — зло бросила она. На мгновение воцарилась тишина, а потом невидимый противник нанёс удар, заставив упасть. Джезабелл попыталась подняться, но волна дикой, разрывающей тело боли не позволила этого сделать, и она могла лишь извиваться в мучительных спазмах. «Я не поддамся, я справлюсь» твердила она себе, черпая уверенность в собственных словах. — Я должна вернуться! Тебе меня не остановить! — закричала она и внезапно поняла, что всё окончилось. Джезабелл открыла глаза, и увидела, что стоит посреди широкой дороги. Она улыбнулась и пошла вперёд, уверенная в том, что идёт по правильному пути. *** Гаррус сидел в своей каюте, терзаемый одной единственной мыслью — чуда не свершилось — всё кончено. Когда Джезабелл забилась в агонии, Мордин без лишних слов выгнал его из медотсека. Оставаться среди остальных, замерших в тревожном ожидании в кают-компании, у него не было ни сил, ни желания. Особенно после того, как он случайно столкнулся взглядом с Тейном. Глаза дрелла полыхали такой ненавистью, что на мгновение турианцу стало не по себе. Сейчас им овладело странное чувство. Гаррус разрывался между желанием знать правду и в то же время боялся услышать самое страшное своё предположение. Услышав звук открывающейся двери он, с трудом повернув голову, увидел входившего Мордина. Выражение лица саларианца было серьёзным. — Она… она умерла? — хрипло прошептал он. — Умерла? Нет. Глупости. — Сердито бросил профессор, активируя инструментрон. — Сейчас меня больше беспокоит ваше состояние. Довольно сильное нервное истощение. Так что немедленно отдыхать. Я сделаю укол. И, напоминаю — вы обещали это сделать. — Мордин, скажите правду, что с Белл?! — Кризис окончился благополучно. — Солус опустился в кресло и продолжил. — Удивительная регенерация организма. А теперь — протяните руку. Гаррус беспрекословно подчинился профессору — он даже был готов обнять саларианца, но вовремя умерил порыв собственного ликования, справедливо рассудив, что не стоит давать доктору повод заподозрить в его действиях неадекватность. «Она жива… жива…» — твердил он, чувствуя, как с души падает тяжёлый груз. Конечно, чувство вины никуда не исчезло, и Гаррус прекрасно это понимал, но, по крайней мере, его собственная ошибка не стала причиной её гибели. А что касается остального… Сейчас он был просто не в состоянии думать об этом. Кроме того, препарат доктора начал действовать. Турианец с трудом добрался до постели и, рухнув на неё, забылся тяжёлым сном.