Демон с лицом ангела

Джон не помнил, как добрался до дома, этот час был полностью стерт из его памяти. Последнее что он помнил - неестественно яркие апельсины в свете искусственного освещения прихожей и такая же неестественная звенящая тишина, а потом хлопок двери, недоуменный взгляд консьержа и мерное урчание двигателя. Очнулся Уотсон только когда автомобиль остановился у крыльца. Джон поставил машину в гараж и зашел в дом, ощущая во всем теле противоестественную легкость. Ему казалось, что он смотрит какой-то старый голливудский фильм, мелодраму с открытым финалом и сейчас пойдут титры. Джон прошел в гардеробную, снял пальто, повесил его на плечики, недрогнувшими руками развязал шарф, достал большую картонную коробку и стал быстро и методично укладывать в неё вещи Холмса. Бельё, пара рубашек, расческа, зубная паста и щетка, лосьон после бритья, не забыть ничего… ничего. Через полчаса Джон вызвал курьера, назвал до боли знакомый адрес и попросил доставить коробку мистеру Шерлоку Холмсу. Вот и всё, оказалось, так просто избавиться от вещей, но куда деть воспоминания… куда закрыть чувства… Уотсон принял душ, холодный, почти обжигающий кожу, ледяные струи не давали отвлекаться на бешено скачущие мысли. Он растирал тело, пока его не начало покалывать, словно тысячи иголок впивались в кожу, а тепло не начало растекаться по жилам. Когда Джон вышел из душа, в голове у него воцарился полный и абсолютный порядок. Он надел домашние свободные брюки и рубашку, спустился в гостиную и набрал номер сестры: - Гарри, это я, ты не могла бы приехать прямо сейчас. Я понимаю, что у тебя… Клара. Прости, но разговор отложить нельзя. Я жду, Гарри. Уотсон нажал на отбой и подошел к камину, долго смотрел в его холодное темное нутро, отвернулся и пошел на кухню, чтобы приготовить чай. Гарри Уотсон появилась на его пороге через час. Джон открыл дверь и, увидев брата, готовая взорваться Гарри замолчала и лишь тихо прошла вслед за ним в ярко освещенную гостиную, зачем-то стараясь ступать как можно тише. -Джон, - нарушила молчание Гарри, - что случилось, я никогда не слышала… - Садись, - сказал Уотсон и, видя, что сестра медлит, повторил, -Гарри, сядь, пожалуйста. Гарри, не снимая пальто, практически упала на диван, всматриваясь в посеревшее лицо брата, лицо, которое буквально несколько часов назад светилось счастьем. Ей представилось невозможным определить, что могло случиться, в чем заключается причина, по которой она сейчас сидит здесь, а не на своей уютной кухне с любимой женщиной. - Гарри, - голос Джона прозвучал спокойно и уверенно, - показ коллекции отменяется, в течение нескольких часов нужно оповестить всех, что показа не будет, мы не можем выпустить на подиум ни одну модель. Сегодня утром, в Нью-Йорке, была представлена коллекция нового, подающего надежды молодого дизайнера, - Джон повернул к сестре ноутбук. Гарри посмотрела на экран, её глаза расширились, руки, до этого момента безвольно лежащие на коленях, сжались в кулаки, дыхание стало тяжелым. - Джон, это невозможно… Это же наша коллекция вплоть до мельчайших подробностей, - из глаз Гарри брызнули злые слезы. - Господи, может это сон, и я сейчас проснусь? - Нет, - в голосе Уотсона усмешка. – Это – отрезвляющая реальность. Гарри подняла голову и внимательно посмотрела на брата: - Кто? - её начала бить дрожь. - Кто это сделал? Джон услышал истерические нотки в её голосе. -Успокойся. Мы уже ничего не можем исправить. Сегодня я стал невольным свидетелем разговора… Шерлока и Молли. Гарри увидела в глазах брата боль и отчаянье, которые он тщетно пытается скрыть и отводит взгляд. - Я слышал собственными ушами, как Холмс признался в том, что скопировал эскизы моделей. Он был так близко, что смог украсть мои идеи и продать молодому дизайнеру, желающему заявить о себе. Он с самого начала работал на Майкрофта. Эта хитрая комбинация была задумана лишь для того, чтобы… - Уничтожить тебя… - Гарри уронила голову на руки. - Джон, всё, что ты говоришь – ужасно. Ты правильно понял смысл разговора? - Всё, что я говорю – чистая правда. - Джон ударил кулаком по столу в бессильной ярости, - Я слышал мало, но этого оказалось достаточно. - Джон… но Шерлок… Уотсон, отошедший было к окну, резко обернулся. - Я не хочу больше слышать его имя… Ни-ко-гда! Слышишь? Его для меня не существует. Голубые глаза потемнели, превращаясь в грозовое небо, лицо исказила злая усмешка, губы сжались в тонкую полоску. - Нашу новую коллекцию можно смело уничтожить. Для всего мира мы будем плагиаторами, укравшими гениальные идеи подающего большие надежды американского дизайнера, возникшего из ниоткуда. - Джон, пожалуйста, не вини себя, мы все совершаем ошибки, может, они не столь трагичны, но… - Гарри, возможно, я трус, я подвел сотни преданных мне людей, но сейчас я не смогу смотреть им в глаза. Предупреди поставщика тканей, что мы не сможем сделать большой заказ, как планировали. - Я сделаю все сама, ни о чем не беспокойся, постараюсь сгладить все острые углы. Джон подошел к сестре и посмотрел в красные от слез глаза: - Гарри, я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что причиной утечки стал Шерлок. - Но… - Никаких но, это будет только наша тайна, ты не станешь даже намекать ему о том, что знаешь. - Но мы не сможем избавиться от его присутствия, - Гарри ошарашено смотрела на брата. -У Шерлока контракт еще на полгода, и если мы сейчас его расторгнем, у прессы появятся вопросы, а если Шерлок заговорит, то на репутации Дома можно ставить жирный крест. - Вот поэтому мы и будем делать вид, что ничего не произошло, - в голосе Уотсона выжженная пустыня. Гарри пристально посмотрела на брата - никакие слова здесь не помогут. Тяжело поднявшись с дивана, она поняла, что смертельно устала. И ей просто необходимо выспаться, чтобы завтра выполнить самую тяжелую миссию, что выпадала ей в жизни. Джон проводил её до дверей. - Спасибо за всё! Гарри резко обернулась и притянула к себе брата, как когда-то в детстве, когда их обуревала общая печаль или обида: - Я всегда буду рядом. Пообещай, что с тобой будет всё в порядке, - шептала она на ухо Джону. - Обещаю, - Джон крепко обнял сестру в ответ. - Я обязательно приеду, как только смогу, и, пожалуйста, не отключай телефон. - До встречи, Гарри, со мной всё будет хорошо. Они вместе вышли в темноту мёрзлого осеннего вечера. Джон проводил сестру до машины и еще долго смотрел вдаль удаляющимся габаритным огням. *** Уотсон вернулся в дом. Нужно лечь и уснуть, и так, чтобы без сновидений, нырнуть в темноту и забыться, но Джон знал, что это невозможно. Он прошел в гостиную, отключил сотовый и домашний телефоны и, выключив лампу, сел в кресло. Неяркий лунный свет, струящийся в окно, породил воспоминания. Угольно-черное небо, наполненное тяжелыми свинцовыми тучами, напоминало ему о другой ночи, и о том, как на темно-синих шелковых простынях, создавалась симфония страсти. Только сейчас за окном шум начинающегося дождя, а тогда – гул морского прибоя. Джон закрыл глаза. Слова зачастую остаются лишь словами, но в их ночах — страстных, нежных, сумасшедших... неповторимых – не было места притворству. Каждый раз, когда Джон целовал восхитительные медовые губы, прикосновение к ним дарило глоток воздуха, и он пытался насытиться им сполна. Кровь бурлила в венах словно лава, вырвавшаяся из жерла вулкана, затапливая и пронизывая огнедышащим искристым теплом. Его губы пьянили и толкали в бездну, спускаясь от мочки уха к загорелой груди и чуть задерживаясь для мимолетной дразнящей ласки, скользили ниже, по четкому рельефу мышц, изводя ожиданием и предвкушением наслаждения. Здесь к танцу губ и языка присоединялись музыкальные пальцы, и это трио подводило Джона к тому краю, за которым начиналась дурманящая дымка, и все теряло смысл. Руки Джона помнили всё. Холодный шелк кожи, покрывающийся мурашками наслаждения.Чувствительные тонкие щиколотки, которые Джон так любил зацеловывать после того, как сам же оставлял на них следы яростной страсти. В глазах Шерлока зарождались новые вселенные, распадающиеся на мельчайшие атомы, в момент наивысшего блаженства, когда Джон заполнял его без остатка. Шерлок дарил всего себя, но и брал немало. И в этом не было притворства. Джон помнил, каким терпеливым и любящим он был после примирения, и словно чувствуя свою вину, позволял Джону делать с собой всё... Еще никогда Джону не отдавались с таким самоотречением, так беззастенчиво и жарко - раскинувшись на широкой кровати, Шерлок метался под Джоном, двигался навстречу, вскидывая покрытые бисеринками пота бедра, не позволяя ни на секунду отстраниться, и даже не пытался сдержать пошлые стоны. Джон помнил всё. Хотя сейчас он понимал, что эти сладкие моменты оставляли на губах горький вкус предательства. Так сыграть любовь было просто невозможно. Или он ошибался?… Почему он был так слеп? Та первая встреча на показе, заинтересованный острый взгляд, безупречные манеры, а потом сумасшествие в костюмерной. Банальное, неприкрытое соблазнение, на которое он попался, как мальчишка. Как же просто оказалось им манипулировать: заинтересовать, оттолкнуть, привязать, заполнить собой всё вокруг, сначала заставить задыхаться от страсти, потом от горя, страдать вместе, избавить от страданий, чтобы убить, растоптать, распять душу. Джон не мог подобрать слов, чтобы описать невыносимый груз вины, лежавший на его плечах. А скольких людей он предал, когда позволил выкрасть своё вдохновение, подарить незнакомцу свой совершенный стиль, беспечно позволив чувствам управлять, отринув разум и здравый смысл. Он же видел, наблюдал, сопоставлял факты, но забывал о своих подозрениях и страхах, когда видел эти подернутые дымкой невероятные глаза, слышал срывающийся от страсти бархатный голос, шепчущий те слова, что так хотелось слышать. А та ночь после похорон, которая сделала их единым целым, неужели она ему пригрезилась? Никто и никогда не смотрел на него так: нежность, участие, боль… А если это не просто сочувствие, а раскаяние? Но почему… Нет, он больше не позволит подойти к себе слишком близко, он воздвигнет высокие стены вокруг своей растерзанной души и покроет сердце бронёй, вытравит всю нежность, которую так щедро дарил. Это единственно верное решение, так он больше никому не причинит вреда, никто не станет жертвой его личного сумасшествия. Одиночество, он его заслужил. *** Три дня спустя Гарри с тяжелым сердцем ехала в направлении загородного дома брата. Джон не отвечал на телефонные звонки, и это тревожило её не на шутку. Уставшие глаза с залегшими под ними тенями, так и норовили закрыться. Но во всем остальном Гарри была также безупречна. Сторонний наблюдатель никогда бы не сказал, что сердце этой красивой, уверенной в себе женщины обливается кровью. Если бы не Клара и ребенок, Гарри бы давно расклеилась, но она не позволяла себе быть слабой, ради них, ради Джона, ради мести. Подъехав к дому, Гарри быстро припарковалась и, вытащив из багажника пару набитых продуктами пакетов, поднялась на крыльцо. Открыв дверь своим ключом, она опустила пакеты на пол в холле и пошла на чуть слышный шум, но, чем громче становился этот звук, тем сильнее она бледнела. На пороге гостиной она застыла, прислонившись спиной к своду арки, отделяющей гостиную от столовой. Окна были зашторены, в комнате полутьма, душно. Джон сидел в кресле, вытянув перед собой босые ноги. Он был одет в старую растянутую пижаму, волосы взлохмачены, мешки под глазами, неестественная бледность. На столе перед ним стояло несколько грязных чашек из-под кофе. Джон смотрел невидящими глазами на экран. Гарри перевела взгляд с брата на мелькающую яркую картинку. Так и есть. Джон пересматривал репетиции несостоявшегося показа - рвал себе душу. От смеси злости и жалости Гарри почувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Она глубоко вздохнула, взяла себя в руки и подошла к брату. - Джон, - Уотсон даже не повернул головы. - Джон, - позвала она чуть громче, подошла и села на корточки рядом с его креслом. Брат повернулся к ней, и Гарри застыла. Неаккуратная щетина покрывала его подбородок, щеки ввалились. Он словно постарел на несколько лет, но это не самое страшное. Гарри заскрежетала зубами и непроизвольно сжала кулаки, когда увидела, какими холодными и пустыми стали эти теплые голубые глаза, в которых всегда отражались малейшие эмоции от нежности до ярости. Сейчас они словно подернулись корочкой льда. - Гарри? - голос хриплый, надтреснутый. - Ты приехала? - Джон…- Гарри старалась говорить быстро и сухо, чтобы не разрыдаться на плече у брата. - И… давно ты здесь сидишь? Гарри взяла из рук Джона пульт и выключила телевизор. - Не помню, может, день, а может, несколько часов, это неважно. И тут Гарри не выдержала. - Неважно? Ты когда последний раз был в душе, ты видел себя в зеркале? Я тебя не узнаю. Мой брат превратился в затворника. В последний раз я видела тебя в таком виде, когда ты устроил дебош в колледже, в восемнадцать. Ну же, Джон… пойдем, я отведу тебя в ванну, а потом приготовлю поесть, ты ведь ничего не ел все эти дни, не отпирайся. Гарри взяла брата за руки и постаралась поднять с кресла. - Зачем? - коротко и отрывисто. - Что «зачем»? - Зачем всё это? Я ничего не хочу слышать и никого не хочу видеть. Пожалуйста. - Ну, уж нет, Джон Уотсон. Покой нам только снится. Слушай и не перебивай. Я сделала всё, что ты просил. Показ отменен, неустойки выплачены, все наши в курсе. Марта в трансе, Ирэн рвет и мечет, по факту утечки проводится служебное расследование, истинную её причину не узнает никто. Я сделала всё, что смогла. Все спрашивают, как ты. Джон, все озлоблены и разочарованы, но никто, слышишь, никто не сказал о тебе ни одного плохого слова. Все ждут твоего возвращения, чтобы начать все с начала. Тебе сочувствуют. - Сочувствуют? - Джон поднял глаза и ухмыльнулся. - Мне не нужно их сочувствие. Если бы они знали правду, они бы меня возненавидели. - Нет, Джон, они бы поняли… попытались понять. Хриплый смех. Гарри захотелось зажать уши руками. Джон поднялся с кресла и внимательно посмотрел на сестру. - Не бойся, я не собираюсь рвать на себе волосы и сходить с ума. Это было бы слишком просто. Ты говоришь, они готовы начать всё с начала? В глазах Гарри мелькнуло неподдельное удивление. Глаза брата не выражали абсолютно ничего, но то, что он говорил, давало надежду, маленькую и хрупкую, но всё же надежду. ________________________________________________ И вновь выражаем благодарность Koshka-matryoshka.)