Демон с лицом ангела

Джон слышал, как внизу скрипнула входная дверь и по направлению к кухне процокали каблучки. Открылась и закрылась дверь холодильника. Заботливая сестра в своём репертуаре. Уотсон тяжело вздохнул и укрылся с головой одеялом. Вдруг Гарри проявит такт и решит, что не стоит беспокоить брата в столь ранний час, и уберется восвояси. Через пару мгновений Джон понял, что его желанию не суждено сбыться. Его неугомонная сестра, судя по шуму, почти бегом ринулась на второй этаж и, не постучав, бесцеремонно вторглась в спальню. Джон замер. Вчера он лег очень поздно. Сидя в библиотеке и разбирая свои старые наброски и рисунки, он словно возвращался в беззаботную юность. Увидел себя молодым, подающим надежды студентом, с яркими идеями и неуёмной энергией. Тогда ему казалось, что всё, что ему нужно – это признание его таланта, возможность работать, следуя своему вдохновению. Именно вчерашней ночью он улыбнулся впервые за последние недели. - Доброе утро, - Гарри подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы. - Даже не пытайся притворяться спящим, братишка, я знаю, что ты не спишь. Гарри стянула с Уотсона одеяло, и Джон моментально открыл глаза, пытаясь отвоевать у сестры свою собственность. - Отдай, - Джон потянул на себя одеяло. - Имей совесть, мне холодно.Я поздно лёг и не собирался так рано вставать. - Ну, уж нет, сегодня ты не только встанешь с кровати, Джон Уотсон, но оденешься и будешь меня сопровождать, - Гарри наконец отпустила одеяло, чем Джон моментально и воспользовался, чтобы укрыться до самой макушки, словно кусок ткани мог отгородить его от враждебной реальности. - Что? – через несколько секунд до Джона дошло, что именно сказала Гарри, и он сел на постели и удивлённо посмотрел на нее. – Мы же договорились, что ты не будешь давить на меня. Я еще не чувствую себя готовым к выходу в этот «дивный», - Джон скривился как от зубной боли, - мир моды. - А кто сказал, что мы отправимся на работу? Гарри с удовлетворением отметила, как на лице брата отразился интерес. - Тогда куда? - Ты в ванну, я на кухню. Поговорим за завтраком, и только потом ты решишь, составишь ли ты мне компанию. Я привезла тебе новую сим карту, можешь не благодарить, это я делаю больше для себя, чтобы не умереть от беспокойства. *** Через полчаса брат и сестра сидели на кухне, пили свежезаваренный бодрящий ароматный кофе с тостами и клубничным джемом и разговаривали вполголоса. - Они позвонили мне вчера и просили приехать, говорят, что на этот раз будет нечто особенное. Они учли все наши пожелания и теперь жаждут услышать наше, вернее, твоё мнение. Когда они вышли на улицу, Джон остолбенел от неожиданности. Землю покрывал тонкий, почти невесомый слой первого снега. Замкнувшись в себе и лелея своё горе, он и не заметил, как на Туманный Альбион опустилась зима. Был конец ноября. Лицо Джона озарила неуверенная улыбка, ведь жизнь продолжалась, а земля обновлялась. Белая корочка, покрывшая облетевшую листву, напомнила Джону его душу. Она такая же хрупкая, как подернутые морозом листья, покрыта мёрзлой коркой боли и разочарования, но так не может продолжаться вечно. Прежним он уже не станет никогда, но должен продолжать жить и творить, ради Гарри и всех тех, кто в него верит, ради памяти Алекса, ради своей юношеской мечты. И еще… чтобы доказать Ему, что он справился, и смог… излечиться. Гарри села за руль, Джон устроился рядом, в который раз ловя себя на том, как же ему хорошо и спокойно рядом с сестрой. Она чувствует его настроение, практически читает его мысли, и порой в их дружеском молчании столько смысла, что разговоры становятся не нужны. Под негромкое бормотание радио, вещавшего что-то про котировки, индексы и установившиеся в Лондоне непривычные ранние холода, они доехали до цели своего путешествия. Когда знакомое здание лаборатории «Galimard» показалось из-за поворота, Джон почувствовал нетерпение и предвкушение, за несколько недель впервые ощущая себя живым. Гарри быстро припарковала машину. В холле их встретил невозмутимый Бишоп и его ассистент, который принял у гостей верхнюю одежду и тут же удалился. Мистер Бишоп доброжелательно улыбнулся Уотсону и сказал несколько изысканных комплиментов Гарри. Когда обмен любезностями завершился, Бишоп проводил их в свой кабинет. - Присаживайтесь, прошу вас, - хозяин кабинета указал на уютные кожаные кресла, а сам устроился за столом. - Мы учли все ваши пожелания, мистер Уотсон, и я надеюсь, что вы не будете разочарованы, - с этими словами парфюмер подошел к шкафу тёмного дерева и вынул оттуда поднос с одним единственным пузырьком. - Это уже готовая композиция, но возможны некоторые вариации, если наш окончательный вариант вас не устроит. Глаза Гарри сверкнули в предвкушении, Джону понятно было её нетерпение. Она выглядела как ребенок у новогодней ёлки, с восторгом разглядывающий разноцветные коробки с подарками. А Джон, наоборот, внимательно смотрел на пузырек с янтарной жидкостью, словно боясь, что он заговорит человеческим голосом. - Ну, же, Джон, - не выдержала Гарри,- открывай, а то я умру от ожидания. Уотсон вздрогнул, протянул руку и открыл флакон темного стекла. Тут же по комнате поплыл аромат. Не сказать, чтобы Джон с первых нот был восхищен и покорен. Но когда он нанес аромат на запястье, что-то произошло. Вспышка, обоняние обострилось до предела, и Джон словно оглох, ослеп и стал невесомым, как предрассветный туман. Его окутали образы, рождаемые теплыми нотами шафрана и корицы, через минуту Джон явственно ощутил нотки восточных пряностей, а затем вся эта теплота исчезла, словно и не было её вовсе, а в воздухе разлились холодные тонкие ноты цветущего жасмина и черной смородины. Невероятно сексуальный восточно-древесный аромат превратился в освежающий кожу мятный с явным привкусом свежей терпкой горечи лемонграсса, обволакивающий и отталкивающий одновременно своей холодностью и отстраненностью. Огонь и лед, сладость и горечь, нежность и жестокость. Бесконечное противоречие в одном флаконе. Аромат еще долго не рассеивался, кружа голову и задевая потаённые струны души Джона. Уотсон вынырнул из аромата, как из Марианской впадины. Он не был уверен, что это именно тот аромат, о котором он мечтал при первом посещении лаборатории, но сейчас его душевное состояние гармонировало с этим ярким, смелым, завораживающим, но невероятно двуличным ароматом. Уотсон всегда знал, что в минуты эмоционального потрясения его можно читать как раскрытую книгу. Вот и сейчас Гарри и Бишоп все прочли на его лице и искренно улыбались. Парфюмер - очередной своей победе, а Гарри, которой тоже очень понравился аромат, не могла сдержать своего восторга при виде блестящих глаз брата. И не важно, что блеск этот она истолковала неверно. Уже в машине Джон и Гарри обсуждали детали. Первый выпуск духов нужно обставить соответствующе, презентация, рекламный ролик, и наконец, дизайн флакона. Дизайн, который заинтригует, и будет соответствовать драгоценному аромату, который облекут в подобающую ему форму, как бриллиант в драгоценную оправу. - Хрустальный флакон, черное с серебром, Джон, а как же название? - Демон, - Джон проговорил чуть слышно, но Гарри уловила нотку трепета в голосе брата. - Боже мой, Джон, только не говори мне, что всё еще любишь его. И это после всего, что он с тобой сделал… - Гарри, не надо, - Уотсон говорил это, отвернувшись к окну, голос звучал ровно, но руки, лежащие на коленях, выдавая его состояние, нервно подрагивали. Когда они вернулись домой, на Лондон уже опустился сумрачный холодный вечер. Джон и Гарри разожгли камин и устроились с ногами на диване, пытаясь согреться с помощью больших чашек свежезаваренного чая и теплой выпечки, купленной по дороге. Джон ближе придвинулся к сестре, обнял ее и накинул на их озябшие ноги теплый плед. И тут предательница-память снова услужливо подкинула ему картинку из прошлого. Именно так, забравшись на диван с ногами, любил сидеть в гостиной Джона другой человек, а на коленях держал его, Джона, ноутбук. Уотсон скрипнул зубами и крепче обнял сестру. Посмотрев в глаза брата, Гарри вновь всё поняла без слов и спрятала лицо у него на груди. Вскоре Гарри согрелась и уснула прямо на диване. Теплые всполохи камина бросали на её лицо причудливые тени. Джон осторожно отстранился, поправив подушку под головой сестры и укрыв её пледом, прошел в кабинет. Нужно позвонить Кларе и предупредить, что сестра ночует сегодня у него. Он должен быть благодарен Гарри, поездка вернула его в привычную колею, а этот парфюм, кажется, возродил утраченную жажду творчества. *** На следующее утро прекрасно выспавшаяся Гарри с нескрываемым удовольствием взирала на брата с карандашом в руке. Проснувшись, она с удивлением обнаружила, что брата нет ни на кухне, ни в спальне, ни в ванной, тревога прокралась в её сердце, и она решила проверить кабинет. Каково же было её удивление, когда она обнаружила его сидящим за столом, сосредоточенно что-то рисующим. Он был так увлечен, что не услышал, как она вошла. Гарри сначала не поверила своим глазам, но через мгновение, весело хмыкнув, выскользнула из кабинета и, пританцовывая, отправилась на кухню. Гарри позавтракала в одиночестве, но это её нисколько не тяготило. Она уехала на работу, так и не решившись потревожить Джона и его вернувшееся из небытия вдохновение. *** Джон услышал звонок домофона словно сквозь пелену. Он так увлекся, что не заметил, как пролетел день. Уотсон поднял голову от набросков и размял затекшую шею. Судя по серой дымке за окном сейчас ранний вечер. Кто бы это мог быть? Джон ни с кем не виделся на протяжении всех недель добровольного затворничества. Он сменил замки и коды, чтобы быть уверенным, что его точно никто не потревожит. Уотсон прошел в холл и нажал на кнопку. Бесстрастный экран отразил черно-белую картинку. Джон прислонился к стене и на мгновение забыл, как дышать. Перед воротами стоял Шерлок Холмс. Сердце Джона болезненно сжалось. Сначала Шерлок с надеждой смотрел на дом, словно пытаясь что-то разглядеть за его фасадом, но потом его привлекло движение камеры, установленной у ворот и красный огонек, поблескивающий в сумерках. Шерлок посмотрел прямо в камеру, и Джон отшатнулся. Эти потухшие глаза, узкие скулы, плотно сжатые губы. И вдруг Шерлок заговорил, и Уотсон впервые пожалел, что не может читать по губам. Он разобрал в этом безмолвном монологе лишь своё имя, повторенное дважды, но всё и так было ясно. Пришел... Он пришел, а Джон не мог понять, что именно чувствует в этот момент… Боль? Злость? Или нечто другое… пустоту… Шерлок последний раз бросил взгляд в камеру, поднял воротник пальто, засунул озябшие руки в карманы, развернулся и быстро пошел прочь, навстречу пронизывающему ветру. На его растрепанные кудри медленно опускались и тут же таяли снежинки. Темный силуэт исчез из поля зрения видеокамеры, как бестелесный призрак. Уотсон медленно сполз вниз по стене и спрятал лицо в ладонях.