──── ♢ ────
Если талантливые люди талантливы во всём, то бездарные бездарны во всём? — бессмысленно рассуждал Никита, сидя у психолога. Разговор всё никак не клеился, а мысли, как пушинки на ветру, разлетаются по разуму, и Никита не в силах их поймать. — Никит, ты сюда молчать пришёл? — первой сдалась Алла, держа в руках кружку с остывшим какао. — Ну, можно и помолчать, — как ни в чём не бывало пожал плечами Никита. — Всё же хорошо было, что случилось? — Я просто не понимаю, почему все в моей жизни обязательно оставляют плохой след. Чем я это заслужил? — Ключевое слово — жизнь. Пойми, что не может быть всё всегда светлым и весёлым. Иногда случаются и неудачи. Но это нормально. Главное выстоять их, подняться на ноги и идти дальше. Старайся запоминать хорошие моменты с людьми, а плохие откидывать. Тебе так даже самому легче будет. — Не получается у меня. Плохое сразу же перекрывает хорошее. Ну вот скажите, зачем она мне наврала? Сказала, что любит, что всё зашибись, а в итоге три месяца лгала в лицо каждый день. Неужели было сложно сразу сказать: нет, я не хочу. Я бы понял. Это было бы лучше, чем враньё. — Я с тобой согласна. Конечно, лучше всегда говорить правду. Но, думаю, девочка была на эмоциях, переволновалась и не знала, что делать. Сомневаюсь, что она хотела тебе зла. Может быть, так и получилось, но вряд ли это было намеренно. — Вот у неё это ненамеренно, а я теперь боюсь доверять людям. — Учись полагаться в первую очередь на себя, а во вторую на кого-то. Когда-нибудь ты встретишь того человека, который будет тебе родственной душой. — Он всё равно уйдёт от меня. — Как бы не было прискорбно, но все люди когда-то уйдут из твоей жизни. И это нужно осознать. Живи настоящим, Никита. Перестань ненавидеть своё прошлое и посмотри вперёд. Разве там всё так плохо? — Может и нет. Зазвонил телефон, лежащий под стопкой бумаг. Алла Михайловна оглянулась, пытаясь дотянуться до него рукой. Взглянув на номер, она извинилась перед Никитой и вышла, чтобы ответить. Ник остался один в пустом кабинете. Он слышал громкие разговоры людей за окном и быстро проезжающие машины. Он думал над словами психолога и пытался понять как ему начать искать позитив в жизни, если вокруг одна мрачность. Но так казалось только ему через призму очков разочарования. На самом деле всё было куда лучше: не до конца опавшие листья на деревьях и солнце, изредка выглядывающее из-под облаков, чтобы согреть своим теплом, друзья, которые любят Никиту и никогда не дадут в обиду и семья, которая переживает за него. Они были яркими, светлыми — совсем как олицетворение доброты. Но Никита этого не замечал. Дверь скрипнула, но Никита не дёрнулся. Он ждал, пока Алла Михайловна сама вернётся на своё место. Но вместо этого только услышал девичий молодой голос: — А где Алла Михайловна? Никита оглянулся. Перед ним стояла девушка с ярко-зелёными глазами и блондинистым каре до плеч. Её тонкие пальцы сжимали голубой блокнот на верёвочке. На лице россыпью, словно грибы на опушке, сияли веснушки. Белая водолазка и голубые джинсы были на размер больше самой незнакомки, а ботинки на толстом каблуке добавляли рост. На самом деле незнакомка казалась очень знакомой. Никита задумался о том, где мог её встретить? — Ей позвонили, она вышла. — А, понятно. Привет, я Ника, — девушка протянула руку в качестве рукопожатия, но Никита её проигнорировал. — А я не Ника. И зачем мне эта информация? — рассматривая блондинку в близи, спросил Никита. Теперь зелёные глаза не казались такими яркими. Самые обычные. Тусклые и непримечательные. Как у всех. — Ну, я думала будет правильней поздороваться лично. — Больше не думай. — Тебя в детстве не любили? — чуть подняла голос Ника. Ей ужасно не нравился тот факт, что она не сделала человеку ничего плохого, а он относится к ней, как к врагу народа. Она же хочет просто помочь. — Чего ты такой злой? — Думаю, тебе не понять, — уклончиво ответил Никита, болтая ногой. Вся эта ситуация начала его выматывать и даже смущать. — Больше не думай, — ответила тем же Вероника. — Мои же слова используешь. Что ж, похвально. В угнетающую тишину окунулась комната с двумя совершенно разными подростками. Одна желает помогать людям, второй мечтает от них избавиться. Первая желает быть солнышком в пасмурную погоду, второй лишь дождём из слёз. Солнце зашло за облака. Казалось, что вот-вот произойдёт что-то неизбежное, как в фильмах, когда наступает гробовое молчание. — Что ты здесь делаешь? — Никита параллельно взглянул на время. — Как видишь, стою. — Гениально. — Я пришла к тёте. Мне надо ей кое-что передать, — проходя к окну, рассказала Вероника. — М-м, ясно. — У тебя есть друзья? — Ника открывала окно на проветривание. — Ну типа. — Пока нет тётушки, мы можем с тобой тоже поговорить. Я у неё иногда стажируюсь, так что что-нибудь смогу посоветовать. Давай? — Не давай. — Ну что ты такой занудный. Я же тебе помочь хочу. — Но я её не просил. — Ладно, как хочешь. Моё дело предложить. Но, понаблюдав сейчас за тобой, я сделала выводы. Тебя кто-то сильно обидел, поэтому ты такой холодный. Вряд ли ты с самого начала такой. Вероятно, в детстве у тебя было много друзей, потом они уходили, огорчали, а со временем ты стал тщательней их выбирать. Чем больнее тебе сделали, тем серьёзней ты подходишь к этому вопросу. Спросишь, как я это определила? При вопросе про друзей ты сжал руки настолько сильно, что я даже отсюда вижу впадины от ногтей. Но, скорее всего, это лишь вершина айсберга, а до низа нужно ещё докопаться, — предположила или спросила Ника. — Это вопрос? — Нет, утверждение. И чувствую, что я права. — Ну хоть чувства тебя не подводят, — сдавленно ухмыльнулся Никита. Противная девчонка, которая слишком быстро докопалась до его проблем, задав всего пару вопросов. — Не хочешь что-то ещё рассказать? Стены и потолок казались самыми интересными предметами во всём кабинете. Никита рассматривал каждую частичку, каждый неровный кусочек, паутину в углах, до которой не дотягиваются уборщицы. Больше не было желания здесь находиться, говорить что-то и сидеть рядом с ней. Правда режет уши, а из них течёт кровь, что больше не нужна телу. — Совет тебе: стань собой и тогда станет легче. — Нет, пока. Мне уже пора, я опаздываю на ежедневное самобичевание в комнате. Надеюсь больше не встретимся, — очень любезно попрощался Никита, смахивая с джинс невидимые пылинки. Уходя, он даже не обернулся в сторону девочки, которая осталась не в восторге после разговора с ним. Осадок в груди будет першить ещё очень долго. На выходе из здания, Никита встретил Аллу. Точнее, врезался в неё. Она недоумённо на него смотрела и ждала объяснений. — Вас там блондинка ждёт. Я пошёл, до свидания. Хорошего всего, — Никита начал путаться в словах.──── ♢ ────
от лица Никиты. «Стань собой и тогда станет легче» — фраза не выходила из головы и плотно засела, обвязав вокруг себя верёвку из мыслей. Теперь я думаю только о ней. Стань собой.. С о б о й. Легко сказать, но как же сложно сделать. Я давно потерял счёт лиц, которые я на себя примерил. Для каждого своё. Искренне завидую людям, что не прячут истину за масками, примеряя новые и новые образы. Наверное, быть собой круто. Я точно не знаю ответ на этот вопрос. «Боль, что тревожит тебя». Я сам создаю себе боль, сам тревожу себя, сам ковыряю раны, что могли давно срастись. Теперь останется большой глубокий шрам, что каждый день будет напоминать о себе белым пятном на чёрном полотне. Говорят, что боль - показатель жизни. Видимо, я уже очень долго живу, раз каждый день чувствую невыносимые удары сердца, которые отбивают с каждым днём всё больше ран, всё быстрее приближают меня к смерти. Жаль, что я не чувствую эту жизнь в полной мере. А смерть неминуема. Когда-нибудь жизнь иссякнет, отпустит и я буду свободен. По-настоящему свободен. Вдохну мёртвый воздух полной грудью, вырву сердце, что перестало биться, сгорю в аду и перестану мучиться. Когда-нибудь наступит покой. Легко терять себя, но сложно терять близких. Бабушке уже почти шестьдесят пять. Каждый день я думаю о том, что настанет день и её может не стать. Не станет и меня. Я умру, умру, умру. Не переживу. Я набрал заветные цифры на телефоне. Послышались долгие, протяжные, ожидающие гудки. Заставляют переживать и волноваться. — Никиточка? Привет, родной! — голос Елизаветы Макаровны светился добротой и искренностью. — Да, привет бабуль. Прости, что редко звоню тебе. Ты не думай, я не забываю. Просто времени не хватает, но обещаю, что буду набирать тебе почаще, — я очень хотел порадовать бабушку хотя бы звонком. Была бы возможность я радовал этого светлого человека хоть каждый день! — Ничего, Никиточка. Я же не тупая, всё понимаю. У вас ещё учёба началась, да? Ты в каком там классе уже? — В десятом уже, ба. Я тебе недавно говорил. — Забываю я, мне простительно. Старая уже стала, вот и слова в одно ухо влетают из другого - вылетают. — Ба, ну не говори так. Ты ещё молодая, в ударе. Так что не прибедняйся! Как ты? — Да как я могу быть? Всё хорошо. Только вот ноги ломит. Огород надо будет идти поливать, как солнце начнёт садиться. Такие вот дела, Никит. А ты как? Всё нормально? — Конечно. Хожу по психологам, пытаюсь разобраться в себе и не сломаться. На самом деле, даже помогает. С учёбой тоже всё нормально. Главное двоек не называть, а так всё круто. — А Маша с мамой как? — Тоже хорошо. Мы с Машей недавно на велосипедах кататься ездили, вспоминали детство. А мама на работе днями напролёт зависает. Дома только по выходным бывает. И то занята готовкой или уборкой. Мы с Махой иногда помогаем, а иногда только мешаем. В общем, всё как обычно. — Рада за вас, мои хорошие. Не ссорьтесь только и тогда всё замечательно будет. Ну, ладно, Никиточка, пойду я. Времени совсем нет. Там куры не кормленые ещё, да и деньги на телефоне, наверное, снимут. Ты звони почаще и учиться не забывай, — голос бабушки погрустнел, что мне не понравилось. Я наоборот порадовать хотел. — Хорошо, бабушка. Пока. Короткие гудки, в отличие от длинных, что напрягали, заставляли грустить. Разговор закончился также быстро, как и начался. Открыв грязное от разводов после дождя окно, я сел на подоконник, закурил. Какого пожилым понимать, что вот-вот и настанет конец? Мне кажется, это страшно, это ужасно. Всю жизнь мы ждём свой конец, ждём пока придёт тетенька с косой, отрубит головушку и заберёт с собой. Но страшно лишь тем, кому есть что терять. Мне тоже страшно, я могу потерять близких. Я боюсь за этих людей. Они важны для меня. Кроме них меня здесь, в жизнь, больше совершенно никто не держит. Уйдут они, уйду и я.──── ♢ ────
от Автора. Старый дом с облезшими, потрескавшимися от прожитых лет стенами таил в себе уют и тепло. Таил, пока не появится он. Монстр. Жестокий, кровожадный, безжалостный. — Кто теперь это будет есть?! Неужели ты даже суп не смогла сварить? Старость всё-таки взяла своё, да? — он кричал так, что сердце Елизаветы сжималась до невозможного, страх сковывал по рукам и ногам, безысходность ударяла тупым предметом в затылок. Ужасное существо выбралось из него, теперь медленно убивает его самого и всех вокруг. Он схватил свои вещи, на ходу опрокидывая целую кастрюлю с горячим супом на пол. Брызги касались кожи Елизаветы, обжигали, оставляли красные, большие пятна. Он ушёл. Ушёл, но вернётся. — Что же с тобой делается, милый мой? Что же? Слеза ошпарила щёку, за ней вторая, третья... Елизавета Макаровна подошла к своей комнате, заперла дверь на ключ: боялась, что он вернётся. В старом шкафу, со вздутым в некоторых местах деревом, бабушка Никиты хранила самое важное. Небольшая тетрадка, где записаны самые ужасные греховные секреты. На средней полке, под платками, лежала пелёнка, которой укутывали маленького Никиточку, а потом пару раз и Машеньку. Елизавета прятала тетрадь под ней, а шкаф запирала на старый резной замок, как и все шкафы в доме. Это было семейной странностью или традицией. Так делали все Дмитриевы, что были до этого. Елизавета оставляла послания, предостережения Никите. Когда её не станет, Никита узнает правду. Никита сломается в сотый раз. Елизавета Макаровна разговаривала сама с собой, когда находилась одна. Это помогало ей не чувствовать тишину, окутывающую дом. — Всё. Будёт. Хорошо. Да, Господь?