«Холодный ручей зазвенит на холме, И солнце откроется огненной птицей, И рыжим хвостом замелькает лисица, И иней укроет густую траву…»
Лютня словно была моим продолжением. — Спасибо. Это очень ценный дар! — я погладила лютню по корпусу и громче добавила: — Доброго вам года и лёгкой дороги! С ближайшего дерева сорвались комья снега, а мне показалось, что наверху среди ветвей кто-то шевельнулся, наблюдая за мной. «Птица? Или?.. Ладно, пойду». Агнешка, когда я вернулась с добычей и подарком, лишь хмыкнула, но лютню оценила: — Эльфская работа. Ты, Данка, никак со скоя’таэлями подружилась, а? — Видимо, да. — Ты поосторожней. Сказывают, появился новый отряд охотников — «Синие Полоски». А главнюк у них — Вернон Роше, Темерский Пёс. — Ничего. Лес большой… — Будь осторожнее, Дана. Поберегись… Я лишь кивнула, просто приняв к сведению. Поскольку к этому моменту я освоила язык в достаточной степени, чтобы петь, то перевела большую часть песен, какие знала и помнила, и для надёжности записала их. Агнешка посмотрела, как я мучаю лютню и перо, и с ехидной улыбкой предложила петь на постоянной основе в ближайшем трактире. Таких было всего два: в Биндюге и во Флотзаме. Как говорится, выбирай. Можно было ещё перебраться в Вызиму, но… Я потрогала себя за ухо. Угу. Вот оно самое. Путём долгих препирательств на свет появился сценический образ и костюм: яркий, пёстрый, такой, чтобы не лицо запомнили, а цветастое пятно с красивым голосом. Ядрёно-зелёная курточка, расшитая бисером, под неё кипенно-белая блуза, юбка-размахайка с кучей оборок, которая крепится на очень хитрый шнурок к поясу штанов, удобные сапоги и на голову синий платок, скрывающий уши и немного меняющий цвет глаз. К моему удивлению, публика весьма благосклонно приняла откровенно пошлые и хулиганские песни навроде «Ёжика», «Волшебного посоха», «Рыбачки», «Эльфа и Следопыта». Смех, нет, ржач стоял такой, что дрожали стёкла. Но при всём этом мне заплатили и попросили заходить ещё. Посоветовавшись с Агнешкой, я согласилась и раз в седмицу начала захаживать в трактир. Народ менялся, да и репертуар у меня был довольно богатый. Я также слушала местные песни, переделывая звучание под себя. Несколько раз меня даже специально отвозили в факторию выступить для публики почище. Жизнь определённо играла красками. До следующего звоночка…Глава 2.
30 сентября 2020 г. в 21:40
Мирная размеренная жизнь — то, что надо после буйства водоворота судьбы вокруг тебя. Мы с Агнешкой уживались вполне мирно. Она учила меня местным травам и реалиям, я — тому, что помнила из медицины своего прошлого. По очереди готовили, вечерами порой пели, разбирая травы. Голос у меня стал прежним: красивым, мелодичным. Остро не хватало гитары или хоть лютни, но пока я решила обойтись без неё, поскольку не было возможности купить или сделать своими руками.
Старшая речь, наречия островов Скеллиге и Нильфгаарда, всеобщий, местные диалекты, язык краснолюдов (так звали здесь дворфов), география, политика… Я, забавы ради, начала учить Агнешку языку Древних, она легко его осваивала.
Жизнь как-то понемногу затягивала. Я привыкала к этому миру, уже не ощущая себя здесь чужой.
После зимних праздников и препирательств с Агнешкой заказала меч и кольчугу, лук я надеялась сделать сама. Слишком… личное оружие.
Местный кузнец, полукровка эльфийской крови, изготовил по моей просьбе кольчугу мелкого плетения, достаточно лёгкую, но при этом прочную, с рукавами по локоть и длиной до середины бедра. Когда я её примерила, долго ходил вокруг и цокал языком, а потом вручил мечи: парные, лёгкие и острые. Денег не взял, заявив, что это подарок. Ну да, по осени я выходила его дочку, простывшую после случайного купания в речке.
Лук удалось сделать только следующим летом. Пришлось повозиться и даже попросить о помощи, однако надёжный, удобный и с тугой тетивой лук теперь вместе с кольчугой и мечами хранился в моей комнате.
Стрелы я тоже делала сама, совершив вылазку в лес и затем выкрасив древки в буро-чёрный цвет ореховым отваром. Перья для оперения подобрала серые и, после того как сшибла селезня, добавила ещё и пёрышек поярче.
Жизнь текла мирно и неспешно, хотя в воздухе витало напряжение, которое копилось и росло, как грозовая туча. Первое время при облавах Агнешка прятала меня в подполе, а потом мы просто договорились, что я буду уходить за травами.
В лесу я ощущала себя в большей безопасности, да и кое-что проверить стоило подальше от лишних глаз. Уйдя поглубже, я тренировала те немногочисленные навыки, что остались в памяти. Свой уровень после первых же занятий я определила как «новобранец слабообученный»: меч брала правильно и с нужного конца, могла даже парировать и нанести удар и не остаться безоружной. По крайней мере, отрабатывая выпады и блоки на сделанном чучеле, я доводила действия до автоматизма, чтобы, случись бой, не думать, а бить. Однако я отдавала себе отчёт, что, может, со стражниками и получится справиться, а вот с опытным бойцом — уже нет.
Понемногу руки покрывали мозоли от мечей, они уже не казались мне тяжёлыми, получались даже простые связки ударов и выпадов.
Кроме мечного боя, я тренировалась и с луком, нарабатывая меткость, глазомер и силу. И целилась я не только в мишени, которые не двигаются, но и в цель подвижную, принося домой то зайца, то часть оленя. А половину добычи оставляла на полузаброшенных стоянках, которые находила в своих блужданиях то тут, то там. Лес меня не пугал, напротив, на лесных тропах я чувствовала себя в куда большей безопасности, чем в селении. Тропинки незаметно выводили меня то к покинутым стоянкам, где валялись, словно нарочно оставленные обрывки тряпок, остатки еды, ещё слегка дымились тёплые кострища, то обратно — к человеческому жилью. Стоянки указывали на то, что в лесу кто-то живёт, и в немалом количестве, просто эти загадочные обитатели не спешат со мной знакомиться.
Оставляя часть добычи, я словно заключала договор о ненападении, и это принималось. Несколько раз на кажущихся брошенными стоянках я находила бережно собранные лекарственные травы, свежие и даже не увядшие, словно случайно положенные на пенёк или камень.
Во время своих прогулок по лесу я постоянно ощущала на себе внимательные взгляды, даже слышала шорох листвы, как от птиц или некрупных зверушек, но лицом к лицу с неведомыми жителями леса так и не столкнулась.
Агнешка привлекала меня к лечению, и после ещё одной порции уговоров я заказала у кузнеца инструменты для операций, пусть и простых. Ещё один на всякий случай я заказала уже специально у особого мастера, отправив с помощью Агнешки письмо с рисунками.
Незаметно прошёл год, другой, третий. Я наслаждалась этой жизнью, просто отдыхая душой после войн, бегства, сражений.
В Биндюге жизнь была мирной и спокойной, и даже докатывавшиеся до нас отзвуки идущей во внешнем мире войны больше сказывались на фактории, чем на местной жизни. Здесь же даже вызванные вестями извне конфликты быстро гасли. Поругаются соседи, потом вечерком за кружкой пива и помирятся, и неважно кто из них кто: человек ли, эльф, краснолюд или низушек.
Я успела заработать репутацию странноватой девки, что лечит всех без разбора, а потом ещё и поёт в корчме весьма приятные песни, так что лишний раз задевать не рвались.
Первый звоночек о том, грядут перемены, прозвенел в начале третьего года жизни в этом мире.
С Агнешкой мы жили очень ладно, помогая друг другу, врачуя как телесные, так иной раз и душевные недуги, имея за душой каждая свою тайну и просто поддерживая. Две одинокие женщины, что с них взять… В конце зимы, оставив лесным жителям полтуши оленя, я обнаружила на брошенной стоянке не то забытую, не то специально оставленную лютню.
Оттерев насколько возможно снегом и ветошью пальцы от крови, я бережно взяла её в руки и тронула струны. Лютня отозвалась мелодичным пением. Настроив инструмент под себя, напела: