***
Дом в Париже и правда нашелся: Джастин, которой все же хорошо заплатили в Англии («Кромвель полагает, что откупился» — так считала она), выкупила старый особняк недалеко от Королевской площади. Нашелся, выплыл как из ниоткуда и ее отец, граф Рошфор. — Что тебе еще надо от этой жизни, дочка? — спрашивал он ее почти каждый вечер. — Ты можешь до скончания века гоняться за этими мушкетерами, но подумай все же о себе. Твоя молодость, красота — не вечны. Смотри, какого красавца графа де В. я вчера встретил. Сегодня он будет у мадам де Лонгвиль, я тебя познакомлю. — Он фрондер? — живо интересовалась каждым «женихом» Джастин. Пока Рауль воевал под королевскими знаменами, она крутилась в Париже, заводила знакомства, живо (порой даже слишком) интересовалась Фрондой. Она еще толком не знала, что ищет, но всем своим чутьем ловила настроения и течения. К Мазарини Джастин не рискнула и соваться — посчитав таким же пугливым, как и Кромвель. «В случае чего, он же сдаст меня с головой своему верному псу д'Артаньяну», — думала она. Король был еще слишком юн, чтобы Джастин могла рассчитывать на его поддержку, да и вряд ли он помнит ее: кругом мелькает целая толпа французских красавиц, а Луи всего десять лет, как бы он ни кичился перед ней при знакомстве. Разномастная, вечно переменчивая фрондерская толпа позволяла очень многое. Джастин случайно узнала аббата д'Эрбле, а когда тот проговорился новой симпатичной знакомой, что кое-кто из его друзей ищет что-то в Англии, девушка немедленно снарядила туда же отца: — Передашь это письмо и это золото вот этому человеку. Больше тебя ничего не должно интересовать. Рошфор лишь вздохнул, но вынужден был признать: дочка ничуть не уступает в ловкости своей матери, да и к тому же его чаяниям потакает, даже завела трех женихов и делает вид, что думает над предложениями. Джастин же, пользуясь старыми долгами бывших соратников-революционеров, всего лишь хотела дать графу де Ла Фер то, что он ищет: информацию о леди Кларик.***
Вдохновленный своими подвигами на поле брани Рауль сник, как только приблизился к притихшему дому своей возлюбленной. Кованая решетка скрипнула, песок зашуршал на неметеной дорожке. В красной гостиной, о которой до него лишь доходили слухи, он нашел графа Рошфора, такого же растерянного, но зато с письмом в руках. — Это от нее? — нетерпеливо и бесцеремонно спросил виконт. — Вы… Ах да, должно быть, вы виконт де Бражелон. — Именно. А вы? Рошфор помедлил. Он плохо знал интриги своей дочери и почти не представлял, что ее связывало с сыном Атоса, хотя и подозревал, что от мести Джастин не только не отказалась, но и пришла к более изощренной идее, нежели простое убийство. — Я был другом ее матери, — не соврал он, — и помог Джастин, когда она приехала в Париж. Граф де Рошфор, если мое имя вам о чем-то говорит. Рауль отрицательно покачал головой. — Это ее письмо? — Да. — Что она пишет? — Вам — передает самые лучшие и теплые пожелания. — И все? — Рауль растерялся еще больше. Нет, не теплых пожеланий ждало его сердце от Джастин. — Она пишет, что покинула сей мир. — Что?! — у Рауля закружилась голова. Она умерла?! Убили?! Смертельно больна?! Или… самоубийство?! — Она ушла в монастырь, — сообщил Рошфор, внимательно следя за выражением лица юноши. В глазах Рауля облегчение — жива! — смешалось с болью. — Когда? — сглотнув, спросил он. — Хм… Насколько я знаю, такие дела занимают не один месяц. Если, конечно, не задобрить настоятельницу. Так что если вас интересует что-то, кроме души мадемуазель, вы бы поспешили.***
Джастин провела в монастыре три недели. Ее бесил клобук, бесили молитвы, бесил непрестанный труд, портящий нежные руки. На щеках проступили веснушки, от которых обычно оберегали широкие поля шляпы, тело ломило в неожиданных местах, а голова болела от полуночных молитв. Впрочем, вскорости ее мучения должны были кончиться, или она вовсе потеряла нюх и смекалку. Она не спала почти сутки, но король с королевой-матерью, своим министром и вереницей придворных приехали ровно в нужный момент. Святой чудодейственный источник служил для них приманкой, а монастырь — удобной и дерзкой ловушкой, подстроенной фрондерами для кардинала. Джастин пришлось потратить немало сил и времени, чтобы узнать детали плана вплоть до узора на отравленной чаше. Именно ее она, «неумелая», но очень «праведная» послушница, в последний момент подменила почти в руках у Мазарини. И через десять минут Джастин уже получала нагоняй от сочувствующей бунтующей знати настоятельницы, а один из тех фрондеров, кто вот уже неделю как покорно стелился перед королем и его министром, упал замертво. Кое-как она вывернулась из цепкой хватки монахини, и бросилась прочь. На ее удачу следующим, в кого она врезалась, оказался капитан д’Артаньян. — Спасите! Помогите! Сделайте что-нибудь! — выдохнула она ему в лицо, с почти неподдельным испугом вытаращив глаза. — А кто вы… А! Леди Кларик! — дважды объяснять гасконцу не пришлось. Джастин едва ли не с торжествующей радостью спряталась за его широким плащом — вот уж действительно, невероятно повезло! И все, что происходило дальше в этот день, убедило ее в собственной удаче, в благосклонности к ней и ее замыслам высших сил. Настоятельница затормозила, но вместо нее Джастин догнал камердинер Мазарини. — Кто там у вас? — бесцеремонно попытался отодвинуть он капитана. — Та монашка? Ну-ка, дайте ее сюда! — Эй-эй, полегче! — встал на ее защиту тот. — Что она вам сделала? — Это она подменила чаши. Отдайте ее мне! — Я не меня-а-а-ала-а-а! — внезапно разрыдалась Джастин. Слезы дались легко: напряжение должно было найти свой выход. — Я перепу-у-у-утала-а-а-а!!! Д’Артаньян и камердинер кардинала, испугавшись лишнего внимания, втолкнули ее в первую попавшуюся дверь и усадили на кривоногий стул. — Я не выпущу отсюда ни одного из вас, пока не выясню, что на самом деле произошло, — мрачно сообщил гасконец, вытащив шпагу. — Эта девица пыталась отравить Мазарини! — заявил камердинер. — Я-а?! — ахнула Джастин. Слезы в момент высохли. — Зачем? — нахмурившись, спросил д’Артаньян. — Мне незачем! — горячо подтвердила Джастин. — Ее подкупили фрондеры! — давил свое камердинер. — Но отравлен шевалье де Батарни, я не ошибся? — уточнил — Она просто перепутала чаши! Бездарность! — Я их правда перепутала! — со всем отчаянием, на какое была способна, выкрикнула Джастин. — Я… я никогда не видела короля, я вообще первый раз в таком обществе! Я… я смотрела на эти чаши, я сто раз повторила, что и кому подать, я… я знала, что эту с листьями — кардиналу, а ту с шишками — еще… и эту вот с гербом… — Но вы подали чашу с листьями Батарни, — сказал камердинер. — Я не помню, — Джастин сжалась на стуле. — Мне настоятельница сказала, а я не помню… совсем… Капитан и камердинер переглянулись. — Как думаете, она действительно дура или хорошо притворяется? — спросил последний. — Возможно, просто невезучая наивная девушка. Кстати, мадемуазель, а что вы тут делаете? Да еще и в таком наряде, — д’Артаньян перехватил шпагу и с пренебрежением тронул эфесом монашеское одеяние Джастин. — Помнится, вы намеревались получить какое-то наследство в Париже. И я не раз видел вас при дворе и не только. Джастин похлопала ресницами и картинно уткнулась лицом в ладони. Похлюпав с минуту и решив, что уже достаточно, она подняла глаза. — Наследство — вещь не бесконечная, господин капитан, — вздохнула она. — И не будучи подкрепленным хоть каким-то доходом, оно быстро обращается разорением наследника. — Вот как, — д’Артаньян сочувственно покачал головой. — И, по-вашему, монастырь менее разорителен? — По крайней мере, он не требует расходов на выезд и наряды, а скромный труд вполне способен искупить недостаток монет. — А что вы сделали с чашами? Я ни за что не поверю, что вы взаправду так разволновались, что перепутали их. Джастин с упрямым отчаянием посмотрела ему в глаза. — Я, скорее, не придала значения этому. Я слишком, — она опустила взгляд, — слишком равнодушна к такого рода мелочам, хотя прекрасно понимаю их значимость… Вероятно, именно это и не дало мне прижиться при дворе, — она снова всхлипнула. — И сейчас я получила уже достаточно от настоятельницы, и… — Д’Эстре! — перебив ее, воскликнул камердинер. — Настоятельница — троюродная сестра Бофора! — Думаете?.. — засомневался д’Артаньян. Джастин округлила глаза и смотрела то на одного, то на другого. — А эта неуклюжая, глупая девчонка, — камердинер презрительно посмотрел на Джастин, — своей неловкостью спасла жизнь кардинала! — и он рассмеялся. Джастин изобразила попытку глупой улыбки. — Хех, — д’Артаньян хитро посмотрел на нее и подмигнул, — как думаете, она заслуживает награды? — Кхм… Мазарини, которого отличал если не трудоголизм прежнего кардинала, то уж точно — быстрота действий, выделил четверть часа, чтобы увидеться с той, кого его камердинер и д’Артаньян хором назвали «спасительницей». И, к своему удивлению, встретился лицом к лицу с Джастин де Винтер — той самой, что совсем недавно возила ему письма от Кромвеля. — Странно видеть вас здесь, — задумчиво проговорил кардинал. Узнанной Джастин не было смысла и дальше играть простушку, и она уверенно улыбнулась ему. — Английский климат стал вреден для моего здоровья. В Париже гораздо теплее. — А уж в монастыре, так просто южное побережье. Я слыхал, вы якшаетесь с фрондерами. Так зачем же вы сегодня подменили чаши? — Фрондеры — люди обаятельные, но кроме этого обаяния у них мало что есть. — А, так вы рассчитываете на награду? — Скорее, на то, что во Франции не начнется неразбериха, подобная английской. — Разве вы сами не участвовали в создании этой «неразберихе»? — Раз я здесь, думаю, вы понимаете, что ни к чему хорошему меня это не привело. Мазарини с минуту внимательно смотрел на девушку. Затем хмыкнул. — Что ж, как ни досадно это признавать, а жизнью я вам обязан. Не люблю быть должным людям, подобным вам. — И на каком лье отсюда меня будет ждать наемный убийца? — кисло спросила Джастин. — Не спешите. Уничтожать такие таланты — не в моих правилах. Чего вам не хватает? — В этом монастыре я не останусь, любой другой не примет меня из солидарности с этим, а быть вечной фрейлиной мне быстро наскучит. Я хочу приданое, приличествующее спасительнице вашей жизни. — Что ж… Вы его получите. Жениха вам подыскать? — С этим я справлюсь и сама. Когда Джастин снова пересеклась на улице с Мазарини, она уже успела вернуть себе светское обличье. Тот усмехнулся, глядя на нее. «Интересно, чем я ему нравлюсь и что он от меня хочет?» — подумала она, но довести мысль до ответа на этот вопрос ей не удалось: ее заметил маленький король и с удивлением склонил голову на бок. «Ну почему я не заурядная замарашка?» — с тоской подумала Джастин и торопливо склонилась в реверансе. — Вы вернулись из Англии, — заметил Луи мимоходом. — Надеюсь, ваша миссия завершилась успешно? — Он на мгновение поднял взгляд на Мазарини: не перепутал ли ничего? Джастин не успела вымолвить и слова, ее опередил кардинал. — Мадемуазель не только успешно вернулась из Англии, но и сегодня выполнила весьма сложную задачу: подменила мою чашу на чашу господина де Батарни. Благодаря ее смекалке и ловкости ваш покорный слуга остался жив, — и кардинал склонился. — Вы отравили Батарни? — спросил Луи. Джастин выпрямилась, готовясь снова рыдать. — Она спасла жизнь вашего первого министра, — терпеливо повторил верную версию Мазарини. — И тем самым приобрела множество недоброжелателей. Планируете ли вы вернуться в Англию, мадемуазель? — Нет, сир, — снова встрял Мазарини, — мадемуазель планирует остаться во Франции, выйдя замуж за верного слугу короля. — За кого это? Джастин не преминула заметить про себя: «А малыш-то собственник!» — Любой верный Вашему Величеству благородный дворянин почтет за честь взять в жены мадемуазель. Конечно, Ваше Величество могли бы устроить ее фрейлиной, но нынешний двор слишком разрознен и наверняка припомнит ей ее сегодняшний подвиг… Мазарини наклонился к Луи и еще что-то быстро ему прошептал. Джастин подумала, что если она что-то и будет помнить из этой сцены, то это будет неуклюже склоненная фигура кардинала. — Что ж, — король не слишком довольно приподнял бровь, — раз приданым вы обеспечены и лишь стремитесь к мирной жизни в провинции, то почему бы вам не обратить внимание на де Ногаре или де Жуайеза… — Луи скучающе обвел взглядом придворных. Джастин обернулась и совершенно случайно увидела наконец того, кто по ее расчетам должен был прибыть на место событий еще полчаса назад. — Ну раз вам нравится Бражелон, берите Бражелона, — услышала она голос короля. — Виконт, вам нравится мадемуазель? — Луи совершенно не обратил внимания на приветствия Рауля. — Берите ее в жены. Это мой приказ. И не будьте эгоистом. Привозите ее к нашему двору хотя бы раз в год. Рауль замер на месте подле Джастин и вопросительно смотрел на нее, пока двор удалялся прочь во главе с королем. А затем, сообразив, что только что произошло, усмехнулся. — Вы же не будете нарушать приказ короля, миледи? — Ну, раз приказ самого короля, то разумеется нет. То есть, да, — и, довольная каламбуром, она повисла на шее Рауля, пряча торжествующую улыбку.***
Джастин и Рауль тихо обвенчались в Париже, в присутствии графа де Ла Фер — почти уверовавшего в благонадежность будущей невестки, хотя все еще окидывающего ее неприязненными взглядами — и троих его друзей. На Джастин нехорошо смотрел лишь Арамис — аббат д'Эрбле, но все же он не стал поминать вслух интриги Фронды. Джастин прекрасно знала, какие непростые отношения царят среди заговорщиков, и старалась молчать. Через месяц Рауль уехал на войну с Испанией, а Джастин — прямиком в семейное гнездо, точнее — прочь от двора, под присмотр свежеобретенного свекра. В Париже у нее оставались дом, отец, Арамис и д'Артаньян. Именно последнего Джастин попросила следить за домом, на что граф Рошфор обиделся пуще некуда. — Я все еще не оставила свою мысль, — не выдержав его упреков, сказала Джастин. — Просто подожди. Через некоторое время ты будешь не просто жить в доме, но у тебя будет все, что только пожелаешь. И уже не тайно, как сейчас. — Ты что это, решила и обогатиться за их счет? Ты же понимаешь, что это уже не месть, это уже просто… бесчестно! Коварно! — Ты всегда говорил, что коварством я пошла в мать. Не за это ли ты ее любил? Будь она бедной шпионкой кардинала, одной из десятка двуличных ловких прислужек, посмотрел бы ты на нее? Вот то-то же. — И все равно смысла в твоих действиях я не вижу. Зачем тебе было выходить замуж за сына Атоса? Тем более такими сложными путями. — Затем, что убийство — слишком просто и слишком легко для графа де Ла Фер. — Тогда почему он до сих пор не знает, кто ты? Почему даже я все еще считаюсь не твоим отцом, а просто хорошим знакомым? Когда ты ему скажешь? — Когда придет время. — Что же послужит знаком, что это время пришло? — Я пока не знаю. И прошу тебя, не общайся слишком тесно с д’Артаньяном. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Рошфор умолк, тревожно прозревая темные планы дочери.