По меркам человеческим

      Виктория возвращалась из учебного заведения и рушила под собой десятки тысяч кристаллических решеток. Она задержалась на час для помощи с презентацией и компьютером, и сейчас, пережив маршрутку и пожертвование сидений пенсионерам, беззвучно подпевала трекам. Её пшеничные волосы слегка покачивались в такт музыке. Накинутый на одно плечо рюкзак, прохладный ветер и серые тучи — настоящая локация для драматичного клипа, который Вика себе выдумала. Она быстро перебежала на красный, прошагала до подъезда и поднялась на лифте до шестого; скинула вещи, заварила чай и села по обыкновению поговорить с мамой. У неё был выходной сегодня. — Как дела в школе? — Пойдет, только с русским и химией небольшие проблемы. — Но в целом всё понимаешь? — Да, естественно. — Кстати, — Варвара посмотрела на неё, — я начала смотреть твой сериал. Того мальчика с прической пуделя убьют, да? — Нет-нет, я ничего тебе не буду спойлерить, — глаза Вики загорелись, прямо как глаза Буковки, когда она слышала очередное сленговое выражение. — И тебе повезло, у них в апреле выходит третий сезон.       Раздался щелчок двери. Зашуршали пакеты и куртка. — Что за ботинки под ногами? — Спросил Беспалов, споткнувшись с пакетами продуктов. — Искала сапоги, на улице слякоть. Этот август затопит нас. — Приготовлю свой акваланг.       Фея знаний цокнула и приостановила сканирование дневника и учебников с тетрадями: — Она закрыла бы все долги, если бы хоть немного думала об учебе. — Буква, хватит придираться к любому её движению, это уже слишком. — Она притрагивается к учебнику только в том случае, когда нужно его убрать из портфеля, но при этом её успеваемость в порядке — противоречиво, не находишь? — Значит, она способная. Это ты любишь зубрить и фанатеешь от знаний. — Да, Дрёма. Я же ботанша.       Буковка отошла и начала проводить вычисления в Фейфоне, явно давая понять, что диалог закончен. Она каждые несколько часов вспоминала о Громовых. У Нины переутомление и бессонница; она рассеянна, не всегда даже держит себя на ногах. Громов остаётся без комментариев. Катя в порядке? Где им теперь брать деньги, например? Кто обратит внимание, если что-то пойдёт не так? Она не знала. Буковка могла только ломать ногти и проверять все соцсети Кати. Пусто, как всегда. Была в сети неделю назад. — Это всё из-за тебя, — металлически безжизненным голосом промолвила Катя в сторону смотрящего, и после этих слов стены замка сложились пополам, обвив беспросветной дымкой обломки и оставив под собой все живое.       Фантик села в кровати и начала задыхаться, пытаясь откашлять несуществующую пыль. Её ледяная ладонь проскользила по лицу. — Который час? — она спросила саму себя, ибо не помнила, когда успела заснуть. Ночью Фантик обыкновенно лежала до утра, терзаемая мыслями и представлениями иных вариантов возможного прошлого, после шла на уроки — молча, с синяками под глазами. Вечером бессистемно проваливалась в сон. Вчера она едва ли не заговорила, когда совесть загрызла игнорировать попытки девочек просто помочь, но на выдохе она сжала губы, нахмурила брови и улетела, пока её не связали или не использовали заклинание, чтобы наладить режим сна и питания — ибо подобная затея рисковала стать явью. Не слишком ли драматично для её лет? Ей было не до этих размышлений.       Буковка стала особенно задумчива и уделяла основное время книгам, чего Бусинка понять не могла и обижалась: — Замуж выйдешь за своего Толстого. — Это Гоголь. — Да какая разница! Почему тебе всё равно на меня? Почему Дрёма может выйдет погулять, а родная сестра нет? — Во-первых, мне не всё равно. Во-вторых, я предлагала посмотреть вместе фильмы или поиграть в настольные игры. — Шахматы или «Спуски и лестницы». Давай ещё в карты на деньги? — Давай, у меня есть красивые. — Ну какие карты, я же играть не умею!       Бусинка приблизилась к двери: — Ладно, я пошла. Если для тебя, конечно, это имеет значение. — Имеет. — Фея красоты уже не слышала ответа сестры. Одиночество и скука нагнетали обстановку, и Бусинка каждую минуту занимала разнообразными занятиями, чтобы отвлечься и не наполнять голову плохим; ей было необходимо внимание и участие. Буковка наоборот утопала целиком и полностью в своих навязчивостях и тревогах; у неё не было сил на позитив и энергозатратные движения, что автоматически делало её занудой, поэтому она предпочитала уединение. Глядя на Вику фея могла отозваться грубо, что даже Дрёма запоминала сравнения и фразы. Дело было даже не в семье, — вовсе нет, — просто Беспалова всё равно не ответит, а выговаривать несогласие с несправедливостью временами кажется необходимым. Ей стоило бы почаще разговаривать с сестрой, но как-то не совпало.       Фея снов проявляла эмоции крайне редко: ни радости, ни досады. Эклер искал ошибки в себе и нервничал, когда ни одна из шуток не вызывала смех, и сообщения скатывались до односложных фраз, когда созванивались они меньше, когда полное безразличие сквозило в закрывающихся скобках-улыбках. Апатия сбавила практически до нуля её заинтересованность в чём и ком-либо. Она замучалась смущаться и находиться в напряжении "а что сказать?", "а как?", "я похожа на курицу с отрубленной головой?". Ей было нечего рассказывать и не о чем спрашивать, она не желала давить из себя лживую вежливость и привлекать внимание, тем более жалость или сострадание. Она поступает не очень дружелюбно, — ей было это ясно, — как и то, что врать хуже.       С Грэнни ситуация не лучше: насильно пыталась кормить, ругалась и сердилась, что «никакого с вами сладу нет», не могла собрать всех вместе и не спровоцировать этим пятнадцать ссор, сорок три язвительных взгляда и ровно двадцать семь цоканий. Фантик имела волшебное свойство примирять разные стороны и предотвращать ссоры до их возникновения, но теперь она не общалась с девочками, и поэтому коэффициент разбирательств увеличился вдвое. — Девочки, прекратите! Бусечка, ну что ты как малое дитя дуешься? — Это потому что я её журнал назвала «Меню петухов». — Сама ты петух! Я ещё никогда не слышала, чтобы о Феерсаче и новой коллекции так отзывались! — Ну начинается, — закатила глаза фея знаний. Ей было даже не смешно. — Ты, Дрёма, не разбираешься в моде. — Потому что я собранная.       Бусинка каламбур не поняла и возмутилась сильнее прежнего: — Вредина! — Ага. — Забери свои слова назад. — Ты права, — без доли насмешки проговорила Дрёма, что Бусинка уже записала себя в победители. — Это не петухи, это — клоуны. — Беспардонная ты ослица! — Бусина, совсем с ума слетела? — она откровенно вспылила, угрожающе наклонившись вперед. — Или давно с мятыми крыльями не ходила? — А у тебя — мятые мозг... — Буковка закрыла ей рот и оттащила от стола подальше. — Извините, мы ненадолго отлучимся от трапезы.       Одним словом — безудержное веселье. Всё продолжалось бы ровно так же, если бы фееринки не опомнились, что Вика и её родители не просто мешают нормально проводить уроки и не скрываться, но и, между прочим, живут здесь; и, пусть в неведении, однако доверяют эмоциональное состояние им.       Весна сияла на горизонте плюсовой температурой и фанатичным до снега солнцем. Варвара развивала скандал по поводу бардака — ей не нравилось, что дома творится хаос, а убираться никто не желает, и в этот день в отсутствие людей было организовано собрание. Единственной нейтральной стороной оставалась Грэнни, её должность в принципе заключалась только в обучении и уходе за фееринками. Она слишком много пережила за свою жизнь и более спокойно относилась к трагедиям. С возрастом девочки проявляли всё большую самостоятельность, всё меньше нуждались в ней. Это было не критично и не веяло тоской, пока все знакомства и социальная жизнь не оборвались из-за переезда; теперь ей необходим транспорт для встреч и многие взаимоотношения физически невозможны, ибо приятели таковыми являются лишь из-за обоюдного «здравствуйте» и «как ваши дела». Наставнице звонила её старая подруга: рассказывала про свои покупки и встречи с другими, на фразы Грэнни «Столько проблем навалилось, уж не знаю, как быть с девочками, им тяжело» смеялась «Разгребешь уж. Я же вот справилась с...» и начинала сказывать о всяком трудном и не очень.       Возвращаясь к людям: всё обошлось. Вика помогла маме и, вроде бы, конфликт исчерпан. Только осадок остался. — Короче, действовать, точнее, бездействовать, в том же духе мы не можем. Если и здесь силовое поле развалится, это будет просто феерической удачей. — Буковка апеллировала: — Мы не настолько могущественные, чтобы настолько всё испортить. — О-о, уж поверь, мы постараемся. — Я устала без магии и уже не помню, когда последний раз мои крылья сияли, — Бусинка тревожно поправила волосы. — А феям нельзя не волшебничать. — И тем более, — она не смотрела на Буковку, но интонация говорила «все понимают, к кому я обращаюсь», — в отличие от Громовых, в этой семье никто не орёт друг на друга.       Фантик задели эти слова. Они были правдивы, и поэтому особенно резки. Дрёма рассуждала объективно и руководствовалась разумом; нельзя не взаимодействовать с людьми или магией: дар слабеет; сейчас у них есть нормальные условия для магии. Буковка не в лучшем настроении молчала. — Мне немного стыдно из-за того, что я наговорила кучу гадостей. Та ужасная обувь была вовсе не её, а гардероб Вики даже ничего. — И вроде как не устраивает со всеми подряд перепалки, — неохотно согласилась Дрёма. — И она отличница, я должна признать, — вспоминала Буковка, стыдливо посмотрев на Фантик, ожидая увидеть на её лице обвинение в предательстве. И книги у неё есть, только электронные. Что такого плохого в обычной девочке, что Буковка первый раз в своей жизни выдумывает едкие комментарии и отказывается соблюдать свои феерические обязанности? — Но про музыку я слов не заберу — этим пытать можно. — Один плейлист у неё нормальный. — У тебя, Бусинка, всё ненормальное нормально. — О вкусах не спорят. Мы ушли от темы. Нужно обсудить это с Грэнни.       Близ стола осталось двое — никто не заставлял их. Через минуту ни одного. Буковка укрылась за книгами, Фантик красками писала свое настроение.       Принцесса уже отдавала распоряжения и ожидала немедленных отчётов о деятельности Ночных фей. Одноглок, имеющий напряженные взаимоотношения с Феерией, последнюю четверть века желает иметь большее влияние на неё, чем наоборот. Королева не преследует идеи дружбы между Дневными и Ночными, в безопасные моменты тонко выказывая превозношение над остальными народами. — Что этой несносной женщине вновь не нравится? — Терпсихора перебирала бумаги, пробегая глазами листковый марафон. — Они намекают, что территории Леса Бесцветных листьев принадлежат им. — Что значит принадлежат им, когда это наши земли последние сотню лет? — листочки разлетелись в разные стороны с такой скоростью и шелестом, что эльфы вздрогнули в другом конце комнаты. — Если быть точнее, это собственность Лунных.       Принцесса гневно взмахнула крыльями и чуть не прожгла глаза (буквально) Колдерфорду (в том числе из-за того, что он был немного выше и приходилось высказываться вверх): — Изволь ответить, твои познания в истории действительно так необходимы? — Документов, подтверждающих её слова, просто не может существовать. Она словно ищет повод. — Терпсихора приложила согнутую ладонь к лицу, рассматривая заявления с новой стороны. — Думаю, когда мы совершенно нечаянно упомянем утечку данных благодаря некомпетентности их агентов, её величество перенесет свои претензии минимум на год. — Насколько мне известно, в них ничего существенного — обычные старые документы.       Он со сдержанным азартом поглядел на неё: — Но она об этом не знает.       Одной дилеммой меньше; пусть пока временно, однако один из дней серьёзных проблем отсрочен. Терпсихора осторожно покрутила пальцем в воздухе и плавно вернула упавшую бумагу на место, не оставив ни малейшего следа прежнего неудовольствия. «Этот эльф не всегда несет бред». Колдерфорд поправил лимонно-шафрановый пиджак, который неразборчивые личности называли «одуванчиковым»; сверкнули кобальтово-синие треугольники-пуговицы на антрацитовой рубашке. Все кроме последней были направлены концом вниз. — До новых встреч, Терпсихора.       Она вяло кивнула «До новых» и вернулась к своим рассуждениям, когда ореховые легкие кудри скрылись за дверью. — Где запропастилась сводка всех магических артефактов с их местоположением и всей информацией? — Ещё не собрали, ваше величество. — Запрос был осуществлен полмесяца назад, чем вы занимаетесь? — Поймите, ваше величество, я хранитель и несу ответственность только за всё, что находится в Феерии. — Испуганно ответил эльф, приносящий ей документы. — Я ожидаю сведения от нашего штаба, но они ответили, мол, не готово, а без этого никак.       Терпсихора не выпускала из рук список предметов в хранилище, и, не поднимая глаз, произнесла: — Ну так увольте их. — То есть как уволить? Всех? — Нет, только этот не-волшебный отдел. В прошлый раз по их милости мы рисковали пропустить кражу одной... Важной вещи. — Я вас понял, ваше величество.       Терпсихора до вечера бродила по библиотеке и набирала книги; максимально секретно, не вызывая лишних вопросов, по одной. Принцесса в ином случае никогда не подумала бы, что малое количество читающих личностей не так уж и плохо влияет на общество. Нет лишних глаз. Она прошла к своей комнате, приступая к глобальному изучению.       23:01, дворец Феерии. Три (отнюдь не стройных) книги спустя. — Битый циферблат, как же быть? Пророчество не сбывалось многие поколения, и сейчас, когда попытки разгадать оставили, одно за другим оно исполняется. Столь далеко от фееринок шансы разгадать сокращаются с каждым километром. — золотистые полоски света искрили вокруг её волос. — В том случае, если пророчество сообщает нам об угрозе, Феерия в кратчайшие сроки обязана узнать об этом. Если наставляет или подаёт светлый знак, уже лучше, однако всё это не имеет значения, пока мы ничего не можем достоверно сказать. Она перебирала все из известных человеку и фее спирали, не ложилась спать и перелистывала друг за другом страницы, исписывала листки. На утро принцесса вряд ли разберёт свои шифры, потому что почерк от каллиграфического выкрутился до уровня «катящийся с горы человек в бочке с ручкой в зубах и древесной корой» — зубы у бочки или у человека не уточняется. Янтарный взгляд Терпсихоры упал за окно. — Чисто теоретически: возможно ли отыскать профессиональных магов погоды и устроить дождь из часов? Все будут глядеть вверх и восклицать: «Как время летит!». Впрочем, не имеет значения, мне не по душе дождь; гораздо сильнее я симпатизирую спиралям, а особенно, когда они разгадываются.       Гроза, дождь — это непременно гром и молнии. Катя. Человеческий дом. Озверевший ботинок. — Не отвлекаться.       Дни её в королевском дворце схоже проходили меж собой. Она просыпалась, завтракала, вела разговоры с пустыми феями и эльфами для приличия, потому что грубить не должно принцессе, а известным и влиятельным персонам не должно любить думать; в тайне открывала талисман и изучала богатые на буквы тома истории и магии. Ей до чертиков было неприятно беспрестанно улыбаться и держать идеальную осанку, а выругиваться только в своей комнате — и только тихо. Ей вспомнился один человеческий сериал, где у принцессы был друг среди придворных; Терпсихора сняла резинку с волос и заплела заново; нет, это всё-таки пошлая глупость. С единственными эльфами, что отдаленно напоминали собеседников и не одаривали каретой нотаций в силу возраста, она не очень любила разговаривать. Видия отличалась холодностью и феерическим талантом бесшумно исчезать, ссылаясь на высокую занятость должности в парламенте; Колдерфорд был непонятен ей и порой красноречив до безобразия; что-то в нем отталкивало, поэтому благая весть то, что говорят они исключительно о процессах Феерских.       С девочками было интересно разговаривать. Они младше, в чем-то слышится максимализм или наивность, но это просто неподражаемо. В один из вечеров они смотрели «человеческий» фильм с Катей. Принцесса отметила, что среди людей есть весьма одаренные (симпатичные) актёры. Буковка смотрела до окончания титров. Бусинка испытывала смешанные чувства: — Я уверена, что он по-настоящему вернулся. Она категорически отвергала шанс плохой концовки. — Может это счастливый и несбыточный сон. Ты просто любишь хэппи-энды. — Но он же счастлив. По-настоящему. Это именно то, к чему он стремился; наяву или нет — при незнании это абсолютно одинаково. — Но в чем смысл такого счастья, когда исполненная единственная цель всей твоей жизни — ложная? Нет, так нельзя. — Буковка не признавала иного. — Все наши эмоции — фикция. Когда мы не можем чего-то достичь, разве не лучше ощущать вместо горечи обратное?       Дрёма выгнула бровь: — Ты где таких слов понабралась? — Фантик все начали усиленно слушать. — Мне Буковка книжки дала. — Буква, ты ей еще «Капитал» подари. — Постойте, — фея знаний открыла Фейфон и сделала вид, что ничего не заметила, — я должна найти интервью с режиссёром.       Дрёма обратилась к Терпсихоре, которая ещё не огласила собственные мысли. Принцесса ожидала вопрос касательно финала. — Скажите, верите ли вы в то, что одна идея способна всерьёз завладеть разумом?       Принцесса несколько секунд молчала. Перед глазами одновременно с формулировкой ответа сверкнул Колдерфорд, иногда вызывающий её на дискуссии схожего рода. — Я не видела никого, кто следовал бы своему своду понятий так рьяно. Разве что в книгах и фильмах. — Честно говоря, я тоже. — Что думаешь об этом ты, Дрёма? — На мой взгляд, не у всех есть идея. Существует вера, предположения, надежды. Но к идее нужно прийти, и если ты дойдешь до определенной точки, то не сможешь воспринимать мир отдельно от неё.       Катя задала сама себе вопрос:       «Продала бы я реальность за правдоподобную фантазию?»

***

      Переменная облачность приподнимала завесу туч и возвращала её обратно, когда по своему мнению солнце насвечивалось вдоволь. Вновь открывала и задергивала. Холодный ветер тревожил листья растений и разлохмачивал волосы. Принцесса начинала прогулку в просторном королевском саду, пока большинство эльфов и фей занимались обязанностями. В конце тропы отец вихрем ушел за поворотом, грозно махнув рукой «с глаз долой» на одного из хранителей. Фея решила понять произошедшее, ускорила шаг, оглянулась и прагматично осветила его выходку: — Ты угрюм по причине нераскрытого пророчества?       Он не глядел на неё и стеклянным взглядом пронизывал деревья и кусты; лицо посерело, прорезались морщины и скулы. Король шагал быстро и чуть сжимал кулаки, принцессе был известен этот портрет. Сейчас отец вычисляет состоящие из мельчайших деталей планы и строит решения, что предпринять дальше. Он слегка раздражен, но ничего более. Постоянная эмоция с её детства, можно занести в описание книги «Поведение отца. Привычки и смысл жестов». — Пророчество ещё детская шалость. — Мне стоит из-за этого беспокоиться?       Отец остановился и обратил взор на лицо дочери. Терпсихора ждала выдавания намерений в одной из его черт, почти не одолеваемая робостью провинившегося ребенка при виде его величества. — Ни в коем случае, Терпсихора. Возвращайся к своим планам.       Король продолжил идти и вскоре скрылся окончательно. Принцесса стояла и провожала его, смотря вслед. Она отменила любые мысли о кратковременной прогулке по саду. Задача — пророчество. Она не должна даже думать о мысли лезть к отцу, когда об этом не просят. И без этого проблем достаточно.