По меркам человеческим

      Вика возвращалась домой в истерике. Её забрал отец, сразу приехав с работы после услышанного в телефоне. — Взяла и толкнула? — В грязную лужу, — губа ещё дрожит от слёз, разодранное колено болезненно жжёт.       Катя тоже возвращалась домой в истерике. Её забрал водитель маршрутки, сразу приехав с предыдущей остановки после услышанного «на следующей». — Она сказала — я жирная уродина.       Катю нельзя было назвать жирной, а Вику нельзя было назвать точной в выражениях. Но это прилагательное — обидное. «Чмошница» ещё обиднее, но Вика не знала этого слова на тот момент.       Громова пересказывает произошедшее, и мама впервые за её монолог оборачивается к ней: — Катя, ты представляешь, что скажет мне твой классный руководитель? Через месяц собрание, и как я буду смотреть другим родителям в глаза? Тем более в глаза родителей Вики? Она точно ничего не сломала?       Кате плохо, но ей не известно, из-за чего именно. Может, из-за жирной уродины или из-за той картины, когда все одноклассники, которые видели это, подбежали к Вике, а один мальчик толкнул Громову в школьный забор и сказал «уйди от неё, уродина». Эта кличка давно прицепилась после перехода, но в этот раз ударило слишком ощутимо. — Папа мне сказал, что это родители Вики виноваты в том, что... — Почему ты не ответила на вопрос? — сразу перебивает мама. — Она, она держалась за колени, я не знаю.       Беспалова уже дома, и её мама обрабатывает ссадины, пока Вика пытается успокоиться. Все видели, как она падает в лужу. Даже учительница могла видеть через окно. Ей ужасно стыдно, что этот позор может не смыться. — Он же отстирается, да? — Ну конечно да, — Беспалов вручную застирывает ткань портфеля, избегая вида крови. Он не знает, какими словами бросается Вика, но знает, что его дочь сейчас старается не расплакаться на кухне и переживает за рюкзак, который он подарил ей на день рождения из командировки.       В очередной раз став слушателем разговора, фееринки отказываются воспринимать происходящее. Катя — маленькая девочка, которая обходит воробьев на дороге, чтобы не испугать их; школьница, приклеивающая свои рисунки русалок на стену. Она вздрагивала от грома и закрывала глаза от молний, и как бы это ни было иронично, вышеперечисленное нельзя связать с льющейся кровью на ногах другой маленькой девочки. — А если Вика врёт? Катя не могла так сделать. — У неё нет резона врать, Дрёма, — лиловый кед уныло водит по полу. Более унылый только голос Буковки. — Скорее всего, это видели взрослые. — Значит у Кати был повод, и Вика сама виновата. — Виновата жертва, серьёзно, Дрёма? Нельзя оправдывать насилие. — Значит сносить насилие — правильно, Бусинка, а давать отпор — нет? Что-то не замечала, чтобы ты соблюдала пост. Мы не знаем, может, Вика тоже обзывала её. — Вот именно. Этого мы не знаем, но видим, что сделала Катя.       Буковка говорит себе, что должна быть объективной. Но объективность недостижима в нравственном отношении, а информация произошедшего ограничена. Это даже не выбор: здесь только рефлексия эмоций. И эмоции говорят: ты субъективна. — Бусинка права, Дрёма. Кате не стоило так делать. — Дрёма возмущённо давится воздухом и всплескивает руками, не понимая, когда Буковка приняла противоположную позицию. — Потому что теперь у окружающих ещё больше поводов не любить Катю. Теперь возмущалась Бусинка: — Кто мне говорил «насилие нельзя порицать насилием»? — Бэтмен? — Святой Моисей? — Вы иногда такие, — фея сжимает руки в воздухе,— безучастные. Знаете, в прошлый раз я уже сделала ложные выводы. Я не хочу повторить это снова.       Эмоциональная обстановка слегка дестабилизировалась, но незначительно. Феи после демо-обсуждения начали помогать с последствиями: Бусинка добавила пару компонентов, вымывающих грязь, Буковка использовала в меру своих магических сил базовое лечебное заклинание, Дрёма работала над новым сном, чтобы Вике не приснился кошмар с сегодняшним случаем. Она сильно беспокоилась за это: если ночью пугающее сновидение окажется более значительным, это воспоминание может стать травмирующим. Фантик не могла ничего поделать: разве что рассыпать пару смешинок, чтобы Беспаловы могли разрядить атмосферу улыбками.       На этом планы не заканчивались.       Буковка весь день нервничала, зная, что родители должны им сегодня позвонить.       Дрёма хотела уехать в Каменный лес — одно из древнейших магических мест; она просматривала расписание транспорта, беспрестанно покачивая ногой. На руках были расшифровки двух лунных заклинаний, которые необходимо опробовать, а в голове были амбиции, которые нуждались в воплощении. В лучшем случае она получит третью точку, в худшем — станет первой лунной террористкой.       Когда Дрёма почти ушла за вещами из списка, она спросила, нужно ли что-то ещё, и Фантик вызвалась пойти с ней, просто подняв руку. Бусинка указала фейниковый мармелад, Буковка вишнёвый йогурт, а Грэнни семена какого-то там дерева, которое Дрёма не расслышала. Это бытовая обыденность, но это атрибут «нормальной жизни». Есть что-то в том, чтобы пользоваться статусом потребителя.       Оказавшись возле прилавка, девушка смущённо нахмурилась: — Ты не помнишь, Грэнни просила семена с вишней или с фейникой?       Фантик посмотрела на неё глазами полными опустошения и неповоротливо покачала головой. — Значит с йогуртом.

***

— Тебе не писала мама? — Нет. — Ты же знаешь, что говорить в крайнем случае? — Да. — С чего начнёшь? — Нет, не знаю, — Бусинка отводит взгляд и поправляет волосы. — Разве обязательно готовить этот твой сценарий? Мы должны верить в лучший исход. — И готовиться к худшему. Тогда говорить буду я, но часть вещей мы все-таки обсудим. — Я тоже умею разговаривать, Буквочка, — тон переходит на более оскорбленный. — Извини, я просто хочу, чтобы всё было нормально. Чтобы... не возвращаться в то время снова. Бусинка закатывает глаза и поднимает уголки рта: — Ладно, можешь прислать свой сценарий моему секретарю в рабочее время.       Говоря об электронной почте, Буковка задумалась, сколько раз могла быть нарушена или уже была конфиденциальность, учитывая, что множество фей и эльфов проживают с теми, кто даже не подозревает об этом. «Это неэтично и неприятно. Не все секреты хочется знать и не все мелочи стоило видеть. Например, Катя вливает чай в молоко, а не наоборот. Ужас».       Может, их переезд к Беспаловым не так плох.       Несколько часов без звонка проходят мучительно.       Исследования и периодические экспедиции без связи не способствуют укреплению семейных уз. Обычно родители говорили с сестрами, но сегодня было исключение. Буковка не знала причин этого. Возможно, потому что она несёт ответственность за Бусинку.        Как она делала это обычно, Буковка «выровнила» кадр едва ли не симметрично. Стол чист, книги по алфавиту, склянки в штативах. Бусинка ограничилась бы красотой лишь того участка, который попадал в камеру, но Буковка панически боялась, что она должна будет показать всю комнату — если родители спросят. А они спрашивали.       Ещё тогда, когда прежней действительности не стало, Буковка знала, что придётся отвечать.       За несколько минут до назначенного времени девочка вновь поправляет оставшиеся предметы на столе: блокнот и ручку. Смотрит в зеркало и на волосы, снова берёт расческу. Руки леденеют и воздух давит на рёбра, как тогда. Может, это было самовнушением, может, паранойей, но что-то бесконечно кричало внутри Буковки: они знают.       Около сорока секунд до указанного срока. Она опускается на стул и кладёт телефон, когда замечает, как дрожат руки. — Привет, папа. — Добрый вечер, Буковка.       Буран сидит с идеальной осанкой и сложенными кистями, поставив их на стол; видимо, Буссольда занята. Буковка должна летать по комнате от радости, что наконец увидела любимых родителей (половину), но вместо этого чувствует, что ноги становятся ватными. Ей правда хочется рассказать, как она скучала, какие последние теории намерена обсудить, но слова путаются и сливаются в несвязную массу. Кажется, это выдаёт её тревожность, но Буран доброжелателен и снисходителен, будто не его дочь с именем «Буковка» лажает в буковках.       Они проводят дискурс попроще: как поживаете, что учите и когда родителям выдадут грант или найдут спонсора, чтобы получить поддержку позначительнее в исследованиях. Они почти прощаются, и Буковка с нетерпением ждёт, когда отключит экран и свалится на пол в тот же миг. — Тебе не кажется, что мы забыли о чём-то поговорить? — Что-то ещё? — Буковка вежливо улыбается, нервно поправив очки. Сейчас добавит что-нибудь про сестру, и всё. — Крохотная деталь, — отец мягко поднимает уголки рта. — Меня занимает один прелюбопытнейший случай. Как так получилось, что наставница, утром рассказывавшая мне отчёт о ваших уроках, вечером того же дня опубликовывает видео в бассейне и коктейлями? Через сутки она уже проводит прямой эфир и объясняет, почему ей запретили посещать аквапарк. — Эта запись вчера вышла ему совершенно случайно. Алгоритм из рекомендаций вывел ему второй аккаунт наставницы, хотя отец Буковки не имел никакого интереса к социальным сетям и бесполезной демонстрации своей жизни. Уже не имеет значения, искал ли он статьи своих коллег или хотел удостовериться в том, что это действительно пустая трата времени. Он всё проверил. Он ответит на любой вопрос и опровергнет любую теорию, которую только может выдумать Буковка.       Конец партии. Буран задаёт лишь один вопрос: адрес. Буковка отвечает, где они живут сейчас. Звонок холодно завершён. Но Буковка не падает, как хотела: ноги не сгибаются, и она медленно выходит из комнаты.       Бусинка слушает музыку и одновременно раскладывает вещи на определённые полки. Фея практически не замечает сестру, продолжая переходить из стороны в сторону. — Бусинка, ты должна обратить на меня внимание. — Слушаю, — сестра не снимает наушники, убирая флакон в ящик. — Оставь это на минуту. — Не забудь мне объяснить подробнее про твои компмонеты для стирки. — Сюда едут наши родители, ты понимаешь это? — она сжала плечи сестры, напуганно и одновременно строго смотря ей в глаза. — И они ждут объяснений, что происходило последние тринадцать месяцев.       А объяснений не было. Бусинка взяла воздух, чтобы озвучить свои мысли, но неожиданно раздался сигнал. Отец. — Буковка, вы должны сейчас собрать все вещи. Через несколько часов приедет машина. Массовое убийство отменяется? Что это значит?       Перезванивать и оспаривать бесполезно — сестрам это давно известно. Бусинка в панике и отказывается соглашаться, и Буковка почти теряет дипломатичность, но вспоминает собственные чувства — сестра в таком же положении. Успокоение и короткий разговор срабатывают, и этого хватает ровно настолько, чтобы сложить остатки прежней жизни.       Им хочется попрощаться с Фантик и Дрёмой, но они возвращается после того, как за Астровскими приезжают. Буковка успевает обсудить это лишь с Грэнни: — Ничего не предпринимайте, я смогу договориться с родителями. Обязательно звоните, если кто-либо будет к вам обращаться. И пожалуйста, — ни слова о прошлой наставнице.       Эта сухость в словах норовит вылиться слезами в глазах. Но сентиментальности — это прерогатива Бусинки, ведь если они заплачут обе — они не смогут успокоить друг друга. Сестра изображает отсутствие красных глаз и щёк, и Буковка помогает ей, взяв под руку и подходя к наставнице. Они знают Грэнни меньше времени, чем Фантик и Дрёма, но это не делает ситуацию менее фатальной. Феи заключают её в объятия, быть может, последний раз в жизни. Держат в них долго и крепко, будто это позволит зацепиться и остаться здесь, с ними; задержит время ещё на пару секунд, чтобы сказать девочкам «пока». — Бусинка, никто не умер. Мы просто будем чуть реже встречаться, — эти слова произносятся вообще не Бусинке, Буковка говорит их самой себе. Нужно хоть что-то, что отвлечёт от неровного голоса. — Самое главное, чтобы мама с папой не стали доводить дело с наставницами до конца. — Да, я знаю. Но я не знаю, что будет потом. Тебе не кажется, что слишком много перемен в нашей жизни спустя десять спокойных лет? — Спустя последние десять спокойных лет.       Через несколько минут Грэнни поступает сообщение, и она понимает, что его невозможно игнорировать, если не хочешь знакомиться с Феерской службой исполнения наказаний поближе. Фея готовится к очередному ряду вопросов, и ей очень повезёт, если он будет не заключительным.

***

— Кир, морса не было, я взял чай...— Нездоровая тишина останавливает Дрёму. Фантик оглядывается по сторонам и быстро изучает комнаты. Тихо.       Даже люди ушли.