Уличный

Бэкхён смущённо улыбался, заходя в адвокатский офис за делом, куда его послал Пак. Он не возражал, но появляться здесь было неловко сейчас, особенно учитывая, что дело хранилось у директора конторы Ким Чунмёна. И Чанёль, конечно, об этом знал. Бэкхён был уверен, что Пак специально пытался столкнуть его лбом с Кимом, чтобы лишний раз Бэкхён усвоил правоту Пака во всём. Ведь его предупреждали? Предупреждали. Он не послушал? Хотел было, но нет. Вот и получите. — О, тупая сука в офисе! — огласил Чунмён. На Бэкхёна уставились абсолютно все, и сам он только смешливо улыбнулся на эту детскую издёвку от большого босса. Как в школе, ей-богу. — Можно просто Бэкхён, — ответил он. — Я к Вам за делом, мистер Ким. — Тупая сука пришла за делом! — воскликнул Чунмён. Люди начали шептаться, но Бэкхён только продолжил улыбаться. Чунмён был сегодня тем ещё роковым красавчиком — правда, всё как в школе. — А пожалуйста? — потребовал мучитель. — Босс, дайте, пожалуйста, мне дело о сбитой на переходе старушке, а то сноб на своём бентли не сможет стрясти с неё компенсацию за вмятину на машине. — Ладно, святое дело, — согласился тот, спрыгивая со стола подчинённого. — Ну, пойдём в мой кабинет, тупая сука. Всё в порядке. Бэкхён привык и было даже забавно. Чунмён бесился от его нахождения рядом, но никогда не стеснялся показать всем, что вот он был вместе с этим человеком. Хотя все знали, кто Бэкхён и что он просто обычный бомж, которых всё время таскает с собой Чанёль. — Как твои дела? — спросил Бэкхён, опираясь руками на чужой стол. — Не твоего ума дело, — ответил Чунмён. Парень улыбался, глядя на босса, и в конечном итоге тот, бросив папку на стол перед Бэкхёном, заметил это. — Чего ты веселишься? — Я скучал. И рад тебя видеть, — ответил Бэкхён. — А я тебя нет, так что проваливай. Бэкхён покачал головой, беря папку в руки. — Ты тоже рад. Я слишком хорошо успел тебя узнать, чтобы в такое поверить. — Правда? — желчно ответил тот. — Ты думаешь я радуюсь тому, кто меня унизил? — Ты сам хотел расстаться со мной и искал случай. Просто бесит, что я его нашёл раньше, — улыбнулся Бэкхён. — Не надо придумывать, я не собирался тебя бросать. Бэкхён поднял взгляд, улыбаясь. — Я не бросил тебя. Никогда не брошу. И скучать буду всегда, но навязываться тебе не стану. Когда обида на меня отойдёт, я буду вновь рад тебе. Их с Чунмёном отношения закончились не лучшим образом. Бэкхён хотел мирного разрыва романтических отношений, потому что медленно всякая романтика между ними увядала, превращая их связь просто в милую дружбу между старшим и младшим. И он высказал это в такой мягкой форме, в какой мог — в итоге получил по лицу и стал причиной такого скандала, что доселе нос свой высовывать из дома было неловко. Казалось, весь город как минимум в курсе — столько шума было в тот вечер. Бэкхён тогда добрался до дома в полуобморочном состоянии, сталкиваясь с Чанёлем на пороге, и тот даже не мог понять, плачет Бэкхён или смеётся. Бэкхён не плакал, но его так трясло, что казалось, как будто бы да. Ким Чунмён точно хотел расстаться с ним: во-первых, прошло уже больше месяца с начала их отношений, а во-вторых, он почти перестал целовать Бэкхёна. Для того это было сигналом. А что ещё могло бы быть? Он торопился с делом обратно к Чанёлю, потому что к назначенному времени уже не успевал. Опоздал на двадцать минут, и, вероятно, клиент уже занимал Чанёля своими утомительными разговорами, а тот в отчаянии продумывал, как повесит своего помощника за промедления, как только тот на пороге явится. Бэкхён бегом нёсся с остановки, и дома, лишь неаккуратно скинув с себя обувь, проскользил в носочках до самого кабинета Пака, шумно открывая дверь. Убийственный взгляд Пака намекнул на то, что он не жилец. — Простите, — запыхавшись, проговорил он, осторожно вразрез всем остальным своим движениям кладя папку на стол боссу. Вмиг оказавшись на своём месте с блокнотом и ручкой, он словил на себе очередной неприязненный взгляд клиента. Всё в порядке, он уже привык к тому, что клиенты либо дрочат на него из-за его худощавого телосложения и милого молодого лица, либо смотрят как на прокажённого. Как будто у Бэкхёна на лбу было написано, что он бездомный. Чанёль вчитался в дело, переводя после взгляд на Бэкхёна, а затем на клиента. — Я, конечно, подозревал, что обстоятельства несколько преувеличены, — задумчиво начал было Чанёль, но мысль не продолжил. Бэкхён сам читал содержимое папки с поднятой бровью. — Что Вы имеете в виду? — как-то напористо переспросил мужчина. — По Вашим словам, позвольте напомнить, бабуля "перебегала" дорогу, буквально перепрыгивая через капот вашего автомобиля, — напомнил Чанёль. — Так и было, — ответил клиент. — Так и было, значит, — Чанёль что-то записал. Хотя даже представить было сложно, что он мог записать по этому поводу, кроме "не забыть послать нахуй после разговора". — Вы решили упустить, что бег с препятствиями был на пешеходном переходе. — Не отменяет факта, что она выпрыгнула прямо перед колёсами. Чанёль пометил у себя что-то ещё, и Бэкхён бы отдал всё, чтобы сейчас посмотреть на его записи. — Выпрыгнула, значит. Прыгала она со стороны встречной полосы — получается, длина прыжка составила чуть больше шести с половиной метров. Всего метр оставался до мирового рекорда. — По-Вашему, это смешно? — Нет. У меня лишь один вопрос к Вам, как к очевидцу этих событий. Куда она дела бадик, когда прыгала? Или это был прыжок с шестом? Мужчина устрашающе наклонился над столом, заставляя Пака смотреть на него, прямо в его злые глаза, повидавшие некоторое дерьмо, вроде летавших направо и налево бабуль с бадиками. — Вы знаете, сколько стоит ремонт моего автомобиля? У Чанёля был железобетонный иммунитет на таких, как он. Он даже голову не поднял, пока не записал все крайне важные аспекты разговора, и лишь затем откинулся в кресле, отвечая на агрессию своим ледяным спокойствием. — А знаете, сколько лет можно получить за сбитого человека на пешеходном переходе? — так же спросил тот. — Всё, чем я могу Вам помочь, — позволить отделаться лишением прав и компенсацией. Бэкхён гордо улыбался, опуская взгляд в свой пустующий блокнот и этим, видимо, раздражая главного участника событий. Его оскал обратился к весёлому Бэкхёну, всё ещё хихикающему с шуток его босса. — Слушай, щенок, уважению не учили? — А будете угрожать, — прервал его Чанёль, — я пойду к этой самой бабуле, встану на её защиту и посажу Вас за покушение на убийство, чего бы мне это ни стоило. Так что сядьте, мистер Ли, и слушайте внимательно, если хотите отделаться административкой. Бэкхён правда гордился этим человеком. Он уже более месяца помогал ему в работе, сидел в этом кабинете во время встреч с клиентами, и пусть Чанёль далеко не всегда занимался справедливыми вещами, то, как быстро он выводил клиентов на чистую воду, было невероятно. И он так холодно реагировал на попытки его задеть, что Бэкхён воспринимал это особой наукой, которой неплохо бы и ему научиться. А ему-то, кстати, и не требовалось. Ему от клиентов прилетало в десять раз чаще, но Чанёль отбивал эти подачи самостоятельно. Бэкхён молчал, как ему было велено, потому что и открывать рот в свою защиту не требовалось — его защищал человек куда умнее и талантливее его. Недовольный клиент ушёл, и Чанёль строго посмотрел на Бэкхёна, остановившегося вместе с ним на пороге. — Бэкхён, клянусь, ещё одно такое опоздание, и ты получишь выговор. Где ты, чёрт возьми, валандался? — Извините. Я больше получаса не мог попасть в офис, — виновато ответил Бэкхён, исподлобья стыдливо глядя на своего босса. — В том, что он так к тебе относится, только твоя вина. Ты был предупреждён об этом. — Был, я знаю. Я предусмотрю это в следующий раз. Чанёль в очередной раз ругал его — он перестал говорить, что Бэкхён хорошо работает, недели две назад, когда понял, что парень уже привык к рабочему месту и ему ничего не в новинку. Сейчас, в момент отсутствия похвалы, Бэкхёну казалось, что он далеко не лучший из вариантов на этой должности и единственный его плюс перед другими — что он не пьёт. В остальном он, бывало, вставал позже, чем нужно было, из-за чего не успевал качественно сделать уборку. Бывало, что опаздывал или приносил с мест не те бумаги. Один раз приготовил не очень удачный обед. Он разочаровывал Чанёля отсутствием пунктуальности как таковой, но самое плохое — что отсутствием обязательности, скорее всего, тоже. Потому что, видя, что на какой-то полке осталась пыль, Чанёль вполне справедливо предполагал, что уборка не была сделана вообще, тогда как Бэкхён мог не успеть добраться до этого шкафа или же просто конкретно там не очень тщательно протереть. Прямо сейчас, слыша намёк на то, что Чанёль такого терпеть не готов, Бэкхён зарубил себе на носу, что с этого момента встаёт он не позже девяти и делает все дела с максимально доступной ему скрупулёзностью. — Вы в порядке? — спросил Бэкхён, ставя перед Чанёлем тарелку с ужином. Тот пожал плечами, и Бэкхён, освободив руки, приложил ладонь к его лбу. Пак выглядел сегодня очень уставшим и каким-то замученным, но явных признаков болезни Бэкхён не обнаружил, скользнув ладонью в волосы мужчины, потому что не мог упустить этот момент. — Может быть, Вы пойдёте отдыхать? Я послежу за телефоном. Если будут звонить, запишу, кто, зачем и как срочно нужно связаться. Он попытался отстраниться, но Пак не дал, неожиданно хватая своего помощника за руку практически как за воровство, только за всего лишь обыденное касание. Бэкхён испугался. — Ты ведь знаешь свои права и обязанности здесь, — сказал мужчина, строго, но совсем не зло глядя на Бэкхёна. — Знаю... — тихо ответил тот. — Зачем ты пытаешься взять на себя лишнее? Никто его обязанности здесь не ограничивал, но Бэкхён не хотел лезть на рожон своими спорами. Ладно. — Я беспокоюсь. И хотел помочь, — уже, наверное, в сотый раз бормотал Бэкхён. — И дело не в том, что тебя пугает, что я от тебя избавлюсь. Бэкхён поднял голову, глядя на Чанёля не слишком любезно. Он не понимал сути этого разговора. — Конечно, меня пугает это, но при чём здесь мой страх? Думаете, я хочу выслужиться перед Вами? — Это не так? — Я беспокоюсь за Вас, — повторил Бэкхён. — И боюсь вылететь отсюда. И то, и другое, потому что я полюбил Вас. Это причина всего. Не наоборот. Босс вдруг так серьёзно посмотрел на Бэкхёна, хмурясь. — Полюбил? — переспросил он, и его голос как будто бы дрогнул. Едва заметное волнение могло бы и ускользнуть от Бэкхёна, но тот был и так напряжён, как гитарная струна, на взводе, а потому внимателен и очень отчётливо заметил изменения в лице Чанёля после этих слов. — У меня нет никого ближе Вас, — ответил Бэкхён. Эмоции на лице Пака вновь изменились. Он ожидал услышать другое, и Бэкхёну показалось даже, что этот ответ ему не очень понравился. — Что ж, как ни странно, но это взаимно, — усмехнулся Пак в попытках скрыть свои эмоции. Бэкхён сделал вид, что не заметил, и Чанёль выпустил его руку из захвата, который был несколько крепче, чем это было прилично. Не обращая больше ни на что внимания, он принялся за ужин. Его помощник сел рядышком — у него была лишь небольшая тарелка с супом, и больше он не ел, справляясь с ней медленно, пока Пак с удовольствием потреблял обычные мужские порции блюд, а иногда даже требовал добавить, правда нечасто. — Сегодня всё хорошо? — спросил Бэкхён с улыбкой, помня своё эпичное фиаско недельной давности. — Ты вкусно готовишь, — ответил Чанёль, наливая чай в свою кружку. — Вкуснее уборщицы. — Вряд ли, — покачал головой Бэкхён. — Правда. Она считает, что, если будет готовить более калорийные блюда, я потолстею от постоянного сидения дома. Бэкхён не сдержал усмешки, сгружая посуду в раковину. — Не знаю, чьими стараниями, но Вы в отличной форме. — Она считает, что это её заслуга. И, если бы она этого не делала, у меня бы исчез вообще какой-либо шанс на девушку и впоследствии семью. Его уборщица — милейшая женщина лет пятидесяти, которая как будто знала Чанёля прямо с пелёнок. Она бывала здесь один раз в неделю, однако знала хозяина дома, как облупленного, разговаривала с ним на "ты", лезла в его дела и с подозрением косилась на Бэкхёна. И он не знал, почему. Он тоже хотел подружиться с ней, чтобы и о нём эта женщина заботилась так же, как о Чанёле, и было грустно, что его за что-то сильно не взлюбили. Постепенно Бэкхён смирился, и даже появился какой-то дух соперничества, из-за чего комплимент его ужину в сравнении с едой от женщины уже казался маленькой победой. Это было приятно. — Жена и дети Ваш приоритет? — поддержал разговор Бэкхён. — Нет, и никогда не были. И вряд ли будут, — ответил тот, поднимаясь со своего места и подходя к Бэкхёну. Почему после этих слов о том, что Чанёля не интересуют все эти заморочки с отношениями, ему понадобилось подойти ближе и зарыться пальцами в чужие волосы? Бэкхён почувствовал некую неловкость. Он лишь мыл посуду... Почему, чёрт возьми, нельзя дать ему просто по-человечески помыть посуду?? — Почему Вы не хотите семью? — спросил Бэкхён, нарушая чужое личное пространство так же, как было нарушено его. — А почему я должен хотеть? Меня всё устраивает в моей жизни. Или что, думаешь, стакан на старости лет некому будет подать? — он опёрся локтем о тумбу рядом с Бэкхёном и взглянул в его лицо. — У меня всегда будет кто-то, вроде тебя. Один не останусь. — А как Вы на старости лет будете зарплату платить таким, как я? — усмехнулся Бэкхён. — А зачем зарплату платить тому, кто меня "полюбит"? — Чанёль передразнил его. Он немного повеселел, но всё ещё выглядел устало. Бэкхён боялся, что Чанёль вот-вот заболеет и глупый помощник не справится с ситуацией. Хоть и позаботиться о слабом мужчине очень хотелось, буквально до щекотки в животе — Бэкхён был бы лучшей мамулей в мире. — Мой последний помощник будет самым особенным, — сказал Чанёль задумчиво. — Я не буду ему платить, но моих денег хватит, чтобы содержать двоих. Взамен после моей смерти он получит всё это, — он обвёл взглядом дом. — Билет в жизнь. Но это будет не бомж какой-нибудь, а просто бездомный. Не будет пить, будет добрым и умным человеком, — Чанёль внимательно посмотрел на Бэкхёна. — Кто-то, вроде тебя. Бэкхён повернул голову, улыбаясь на какое-то подобие комплимента, прозвучавшего от Пака. — Думаю, что умру раньше, — признался он. — А Вы не боитесь, что этот добрый бездомный поможет отправиться Вам на тот свет, когда узнает, что получит всё? — Не узнает, — ответил Чанёль. — Если не буду уверен. А вообще-то от меня есть толк, только пока я работаю. Мужчина выдохнул, кладя голову на дверцу кухонного шкафа, больше не глядя на Бэкхёна, который как раз закончил с посудой и вытирал руки, теперь способный поддерживать зрительный контакт. Уже не понадобилось, но он продолжал глядеть на Пака внимательно. — Пенсионером я уже не буду полезен ничем. Так что какая разница, может быть, он распорядится всем этим лучше меня. Бэкхён улыбнулся, и сложилось впечатление, словно взгляд Чанёля обратился лишь на сияние этой улыбки. Он посмотрел на губы своего помощника, а затем в глаза, безмолвно интересуясь причиной веселья. — Вы талантливый. Вы никогда не будете бесполезны. Чанёль хмыкнул. — Странно слышать от того, чей талант не спас его ни от чего. Не хотелось, чтобы улыбка сползала с лица, и Бэкхён опустил взгляд, всё ещё улыбаясь, но задумчиво и как-то печально. — Я... — он дёрнул плечами, обращая своё внимание на тряпку, которая недостаточно ровно лежала на столе. — Я выброс. Заложник естественного порядка вещей в обществе. Мой талант лишился кредита доверия, — он поджал губы, вновь несмело глядя на Пака. — Но я не бесполезен. Даже на улице не был бесполезным. — В чём была твоя польза там? — скептично спросил Чанёль. — В музыке, — уверено ответил тот. — Я могу подбодрить человека и пожелать ему хорошего дня одной песней. Даже если он не осознаёт или не хочет осознавать это, так как исполнитель выглядит неприятно, песня остаётся с ним на весь день. Она всегда выглядит лучше меня. Мужчина адресовал ему мягкую улыбку. Понравился ответ, и Бэкхён был рад этому, потому что раньше Пак относился к идее уличных музыкантов с небрежностью. Бэкхён не любил, когда его называли бомжем, а "уличный музыкант" было в самый раз — да, он видел разницу между этими понятиями. Как выяснилось, Чанёль тоже видел. Минуту назад он заставил Бэкхёна задуматься о разнице между "бомжем" и "бездомным". Как Чанёль сказал: "не бомж какой-нибудь, а просто бездомный", — Бэкхён улыбнулся, думая об этом. — Мистер Пак, — позвал он. — Мой второй шанс исчерпывается понемногу. Когда это случится, останется только один, и мне жаль, что это происходит. Я никогда не хотел Вас подвести — это получается случайно, даже если я стараюсь не оступиться. Пожалуйста, не будьте строги ко мне — через какое-то время я научусь делать всё без ошибок. Я буду стараться, чтобы больше не разочаровать Вас. Чанёль поднял ладонь, приглаживая вставшие дыбом волосы на виске Бэкхёна и мягко зарываясь в его лишь недавно коротко остриженные прядки. — Постарайся, — сказал он. — Не наказать тебя за тот случай я не мог: ты ослушался моего прямого указания и подверг мой имидж опасности. Это был очень серьёзный проступок, Бэкхён. — Почему Вы оправдываетесь? — не понял тот. — Не нужно, Вы всё правильно сделали. Это крупная ошибка с моей стороны и важный урок. — Именно поэтому ты хороший помощник, — кивнул Чанёль. — Ты действительно посидишь на телефоне, если я пойду отдохнуть? Справишься? Бэкхён уверенно кивнул, и Чанёль, финально растрепав ему волосы, развернулся, покидая помещение. Пак редко был дружелюбен к нему, и Бэкхён ценил эти моменты больше всего. Потому что, держа своего помощника в ежовых рукавицах, Чанёль не частил с похвалами и одобрениями. Бэкхён понимал, почему мужчина держит его в строгости, но просто понимания недостаточно для того, чтобы с этим смириться. Очень редко удавалось разговором заставить Пака забыть о работе и говорить с ним, как с другом, и, если честно, в такие моменты Чанёль всегда улыбался. Он улыбался не своему неловкому помощнику, который ошибается во всём, за что берётся, — он улыбался милому и хрупкому мальчику с умными глазами и непростой судьбой. Бэкхёну это было важно. Чанёль по роду своей деятельности верить людям отчаянно не привык, и всё, что может заставить его поверить Бэкхёну, — сострадание и привязанность. У него нет никого ближе. Пак сам так сказал двадцатью минутами ранее — и это настоящая победа сегодня. Теперь дело за Бэкхёном, за его старательностью, добротой и красивой улыбкой — а, видит бог, Бэкхён очень красиво улыбался Чанёлю. Сейчас, когда в сердце зародилось немного надежды, Бэкхён словно начал цвести: его цвет лица стал живым, глаза — ярче, улыбка — красивее. — Слушаю Вас? — запыхавшись, успел он поднять трубку трезвонящего телефона. — Кто говорит? — спросили на том конце. Бэкхён потёр лоб. — Мистер Пак не может сейчас подойти, поэтому продиктуйте мне имя, фамилию, номер телефона и кратко повод звонка. Он перезвонит в ближайшее время. — А ты-то кто? И почему они только сразу начинают с ним на "ты"? А вдруг Бэкхён какая-то важная персона? — Я его помощник. — Ах помощник! Тот самый, который мне уже помог, я так понимаю. Бэкхён почувствовал неладное, как только стал понимать, что слышит этот голос не впервые. — Я запишу, что Вы звонили... — ответил Бэкхён. — Да-да, запиши ещё, что я буду требовать компенсацию от твоего хозяина, щенок. За то, что его бестолочь помощник накрутил мне ещё одно обвинение. — Запишу, — тихо ответил Бэкхён, стараясь не спорить. — Мистер Пак перезвонит Вам в ближайшее время. И он поспешил положить трубку. "От твоего хозяина", — промелькнуло в голове, и Бэкхён поспешил избавиться от мысли, делающей больно. Чанёль бы не стал таким, не стал бы "хозяином". Он мог бы. Имел на то массу возможностей и причин, и даже делать бы многого не потребовалось, чтобы так поступить. Но он себе этого не позволял и относился к Бэкхёну уважительно, даже слишком уважительно по отношению к обычному наёмному работнику. Ночью ему снились такие дурные сны, что на лбу выступил пот. Бэкхён уже стал привыкать к ним: ему было тревожно в доме из-за постоянной опасности вылететь из него, и, пусть сейчас, с одной зарплатой и авансом это уже не так сильно пугало, как ранее, опасность, как ему казалось, становилась всё ближе. Чанёль правда хорошо относился к нему, многое не замечал и оставлял без комментариев. Бэкхёну хватало собственных угрызений совести, чтобы одну и ту же ошибку не повторять дважды, но ошибался он правда много. Бэкхён боялся, и это быстро сказывалось на его снах, из-за чего часто он просыпался утром в дурном расположении духа. Спросонья почувствовав руку на плече, Бэкхён, в чьи сны это вписалось, как худшее знамение, закричал, дёргаясь и мгновенно пробуждаясь. Сбившееся дыхание, крик, разрезавший ночную тишину дома, и испарина на лбу представили его будящему его Чанёлю в абсолютно не лучшем свете. — Просыпайся. Бэкхён оглянулся вокруг, понимая, что на дворе ночь, а Пак никогда не будил его самостоятельно. Что-то случилось. — Что... — хриплым ото сна голосом попытался спросить Бэкхён. — Нужно поехать на место, — Чанёль погладил его по плечу. — Сейчас? — не понял Бэкхён. — Но как же я поеду? Автобусы не ходят в такое время. А ещё на улице было так холодно, что, честное слово, Бэкхён бы всё отдал, чтобы туда не идти. — Мы вдвоём поедем. Давай, Бэкхён, знаю, что не хочется. Приедешь — снова ляжешь. Бэкхён поднялся, сонно оглядываясь, чтобы найти свою одежду в темноте. — Жду тебя в машине. Не задерживайся. На косметику забей. — Хорошо... — и Бэкхён запнулся, едва не добавив в конце "хозяин". Выдёргивать Бэкхёна из сна – обречь его на день не в своей тарелке. Когда он просыпается сам, сон к концу уже сам деградирует и расставляет все запятые между видениями и реальностью. Если же он находился лишь на середине видения, они слишком реальны. В первые минуты не ассоциировать Чанёля со злом, которое привиделось ему там, оказалось практически невозможно, и Бэкхён был рад, что он ушёл. Боялся сказать или сделать на нервах что-то не то. Выйдя через пять минут помятым, растрёпанным, но одетым, он сел в машину, широко зевая, пока руки затягивали ремень через его худощавое тело. На улице так противно омерзительно холодно, что Бэкхён, спрятавшись в своё пальто, нахохлился, как настоящий воробушек, сонно хлопая глазами. Зачем им понадобилось куда-то ехать в четыре утра... Если там не начался конец света, то зачем вообще быть в такое время суток где-то не под одеялом? Да и в принципе быть... — Кошмары снятся, Бэкхён? — спросил Чанёль. Бэкхён не хотел лишний раз рот открывать и выпускать из тела тепло, накопленное с таким трудом. — Бывает, — шёпотом ответил тот. Пак повернул к нему голову, глядя на сжавшегося в комочек птенца на соседнем сидении. У Бэкхёна были закрыты глаза — явно не жаворонок, и всё, что было важно для помощника адвоката в этот самый момент, — просто поспать. Сняв руку с рычага коробки передач, Чанёль положил ладонь на чужую коленку, стуча по ней пальцами и пробуждая Бэкхёна. — Просыпайся. Я куплю тебе кофе, когда будем на месте. От жара его руки и собственного смущения Бэкхён согрелся мгновенно. Огонь внутри него прилил к коленкам, и они будто бы раскалились под мимолётным касанием Пак Чанёля. Его руки такие горячие, и Бэкхёну так захотелось взять правую в обе своих ладошки, сжать и согреваться. Коснуться ею своего лица. И шеи. Чанёль убрал руку, переключая передачи, и Бэкхён оглянулся. Перед ними парковка. Снова какой-то офис — что, неужели офисы работают в такое время? Они что, позже не могли туда поехать? Мужчина повернулся к нему, глядя в лицо помощнику, и тот словил сначала всё тот же уставший и замученный взгляд, каким Пак одарил его вечером, а затем неширокую улыбку, когда его ладонь коснулась лица Бэкхёна. Исполнил желание, которое даже не звучало. — Полцарства за подушку и одеяло? — хмыкнул он. Бэкхён кивнул ему, тоже слабо улыбаясь. — Пойдём, — его пальцы прошлись по подбородку, опускаясь к шее: как будто мысли прочитал. Бэкхёну очень не хотелось терять эти прикосновения, потому что от них становилось тепло. Даже на душе. Он бы мог сутки просидеть на одном месте, если бы Пак продолжал так мило гладить его лицо и шею. Жаль, что в следующий момент он открыл дверь, выходя из машины и оставляя Бэкхёна одного не хотеть выходить на улицу вообще. Хлопнув дверью, он поспешил за Паком, который уже направлялся ко входу в офис. Эта ночь была, вероятно, самой холодной из всех в этом году, и Бэкхён просто представить себе не мог, как бы он проводил её, не возьми Чанёль его с собой. Скорее всего, никак. Последние недели были очень холодными, и Бэкхён вряд ли бы их пережил. Если бы Чанёль не забрал его, он бы уже погиб, и чересчур эмоциональный сонный Бэкхён, начавший этот этап бодрости с крика от кошмара, переросшего в реальность, ухватил Чанёля за запястье, идя совсем близко. Как будто это могло не позволить Паку от него отвязаться. Тот повернул голову, глядя на вцепившегося в него помощника, бросающего взгляд на замёрзшую землю. Кажется, поняв, в чём дело, Пак усмехнулся. Его ладонь просочилась к ладони Бэкхёна, мягко отцепляя её, чтобы закинуть освободившуюся руку на его плечи и потереть противоположное. — Мне даже как-то наказывать тебя не надо за твои оплошности, потому что погода сама указывает тебе на опасность. Бэкхён поднял на него взгляд, полный жалости к себе, и задал вопрос, на которой бы не осмелился больше ни в какой ситуации. — Почему Вам кажется это смешным? Дерзостью это было не только для Бэкхёна. Пак тоже высоко поднял брови, не ожидая услышать это после нежной сцены в машине. — Вы же понимаете, что, если бы я остался на улице, я был бы уже мёртв, — продолжал его помощник. — Для других потеря работы — это просто неприятность, поправимая со временем. Для меня опасность, которая Вас веселит, — страшная и медленная смерть в ледяном переходе. Извините, я совсем не понимаю, почему это может вызывать улыбку. — Твой страх вызывает, — ответил Чанёль. — Ты так до чёртиков напуган каждый раз, стоит тебе хоть в мелочи ошибиться. Не протереть пыль на высокой полке, приготовить невкусный обед, дверь в ванную не закрыть, когда машинка стирает. И не потому что мне нравится, какую власть я имею, что ты сам заставляешь себя бегать по взмаху кнута. А просто потому, что за полтора месяца совершенно доброго к тебе отношения ты не обнаглел. Бэкхён покачал головой, пиная камушек на своём пути. — Ваше отношение настолько доброе, что я перестал есть и мне каждую ночь снятся кошмары. Он кушал сильно меньше, чем того требовал его организм, лишь потому что понимал, что в любой момент может оказаться там, где еды вообще нет. После того разговора с Ким Чондэ, рассказавшего о смертях таких, как он, психическое здоровье Бэкхёна пошло под откос. Может, он и не был прав, высказав это боссу, которого действительно любил и очень уважал, но молчать об этом трудно, а сил высказать хватало далеко не всегда. Бэкхён повёл плечом, освобождаясь от руки Чанёля и торопясь зайти в офис наедине с собой. Так он показал свою обиду и, возможно, был в очередной раз не прав. Вероятно, ему всё это аукнется. Подумать только, Бэкхён боялся быть выкинутым на улицу за страх быть выкинутым на улицу. Вот настолько хорошо у него были дела. Перед ними подняли ленту, сказав этаж и кабинет, и Бэкхён пошёл впереди. Чанёль не обгонял его и ничего не говорил. Вполне вероятно, что его речь могла быть длиннее, чем временной промежуток поездки в лифте. Или же он старался решиться на что-то. Бэкхён правда устал. Устал даже бояться, но от этого его страх не становился слабее ни на секунду. Дойдя до нужной двери, Бэкхён повернул ручку, отворяя её. На него сразу оглянулся следователь Ким, стоящий спиной ко входу, а за ним Бэкхён разглядел верёвку, свешивающуюся с люстры. А на ней посиневшее лицо трупа с выпавшим языком, и от неожиданности Бэкхён выпустил ручку от двери, пятясь назад и сталкиваясь спиной с Чанёлем. Ужас, охвативший его в момент, когда он впервые увидел мёртвого человека, был вряд ли сравним даже с самыми страшными моментами его жизни. Он закрыл руками лицо, отворачиваясь спиной к кабинету и судорожно глубоко дыша. У Бэкхёна был шок. Чанёль положил руку ему на плечо, становясь совсем близко. — Слишком быстро дверь открыл, я не успел предупредить тебя, — сказал он. — Всё в порядке, — качнул головой Бэкхён. — Я... Я сейчас. — У него в кабинете куллер в левом ближнем углу. Попей водички. Помощник вновь покачал головой. Смотрелось неуверенно, но не потому что Бэкхён сомневался, а потому что всё ещё находился в каком-то шоке после увиденного. Ладно увидеть просто смерть. Но такую... — Нельзя... Вы же помните, каким он был. Вагон врагов и абсолютная самовлюблённость. Вероятно, это инсценировка, скрывающая убийство. Орудие может быть где угодно. Включая этот куллер. Чанёль зарылся пальцами в его волосы, мягко лаская выведенного из строя человека, словно хваля и стараясь успокоить одновременно. — Ты прав. На лестнице кофейный аппарат, у тебя есть минут семь-десять, чтобы попить и прийти в себя, хорошо? Бэкхён кивнул, отнимая руки от лица. — Что нам необходимо сделать? — Я опрошу людей. Тебе как обычно. Фотографии и копии отчётов. Если совсем плохо будет, фото у судмедэкспертов попроси — Чондэ даст добро. — Я справлюсь. — Хорошо, — Чанёль потрепал его по волосам, а затем взял чужую ладонь в свою, вкладывая в неё банковскую карточку. — Не торопись. Пей спокойно, мы всё успеем. И затем его босс отошёл к кабинету, оставив Бэкхёна наедине со своей заботой и доверительным отношением. Бэкхён чувствовал себя эгоистом за то, что требует ещё большего от него, но, если честно, он бы вынес отсутствие такой нежности от Чанёля. Он готов был променять всё это на всего лишь одну фразу. "Ты не окажешься на улице вновь". Бэкхён прекрасно понимал, почему Чанёль не говорит её. Для него то, что для Бэкхёна является смертельной опасностью, — гарантия выполнения работы. Ведь нет никакого трудового договора, регламентирующего, что необходимо, а что нельзя. В случае чего-то плохого Чанёль ничего не добьётся, потому что по факту он пустил в дом совершено незнакомого человека, и поведение последнего — полностью вина Пака. Просто Бэкхён думал, что, раз уж Чанёль так легко отдаёт ему свою карточку, значит, он уже доверяет. Бэкхён же доверился ему, когда пошёл за ним, хотя приглашение, содержащее в себе фразу "тот, кого не жалко", не звучало достаточно доброжелательно. И во многом доверял до сих пор, потому что в любой момент Пак мог начать играть с ним, избивать, относиться, как к рабу. Да, тот ничего подобного не делал, но имел на то все возможности. Бэкхён верил ему, а потому не боялся его жестокости, оставался рядом, поддерживал всем, чем мог. Почему при этом для того, чтобы быть уверенным в его работе, Чанёлю необходимо истощать его постоянным страхом, что не сегодня завтра все самые ужасные картинки из его мыслей станут явью? Кофе на голодный желудок тоже не был прямо лучшим решением Бэкхёна. Если бы он поужинал по-человечески, никаких проблем бы не было, но за весь вчерашний день он съел лишь кусочек пирога на завтрак и тарелку супа на обед. Эмоционально стало легче, но желудок крутило, и, в целом, Бэкхён был доволен таким обменом. Ким Чондэ улыбнулся ему на входе в кабинет. — В порядке? — спросил он. Бэкхён кивнул, и следователь забросил руку ему на плечи. — Фото у судмедэкспертов возьмёшь? — Нет, я должен найти и запечатлеть всё, что может быть связано с убийством или являться орудием преступления, — ответил Бэкхён. — Так что я сам. Спасибо, Чондэ. — Думаешь, его убили? Помощник адвоката пожал плечами, оглядывая кабинет. — Чужая душа — потёмки, конечно, но не в этом случае. Он был очень себялюбивым человеком с наполеоновскими планами. — Ну, мало ли в жизни бывает, может, на него внезапные проблемы нахлынули, или кто-то угрожал. — Да ему даже на правительство было наплевать. Я не думаю, Чондэ, что он мог сделать это сам. В любом случае, раз ты здесь, мы все можем не беспокоиться за недорасследование. — Ого, — хмыкнул Чондэ. — Комплимент между делом. Спасибо. Он повернул голову к Бэкхёну, улыбаясь, и сейчас границы между ними стёрлись настолько, что было даже странно вспоминать момент их знакомства, когда у Бэкхёна коленки тряслись перед этим человеком. Ким Чондэ часто поил его чаем, если они встречались на месте, приглашал пообедать вместе в кафе и даже оставлял там свои деньги за своего опрятного, но не платёжеспособного товарища. Иногда спрашивал у Бэкхёна что-то, связанное с физикой процесса, уже тоже поняв, что парень не всегда жил на улице и играл на гитаре в переходе. — Отправишь воду на анализ? — спросил Бэкхён у следователя. Судмедэксперт, услышав это, посмотрел на Чондэ, и тот кивнул, соглашаясь с помощником адвоката. Вообще, когда выпадало счастье появиться на месте с ним, у Бэкхёна всё получалось. — Снимите его уже оттуда, — потребовал следователь, с неприязненным выражением лица кивнув на болтающегося в петле человека. — Что по причине смерти? Патологоанатом поднял голову и внимательно посмотрел на Ким Чондэ. — Он повесился, — озвучил специалист. — Не могли повесить после смерти? — Ой, ну, солнышко, могли, конечно, и после смерти повесить. Только для этого понадобилось бы снять его из той петли, в которой он заблаговременно повесился сам, — ответил Чжан Исин. Чондэ фыркнул. Жутко фамильярный к нему Чжан его немного раздражал, и он не стал лишний раз что-то спрашивать у него, отворачиваясь и записывая "предположительную" причину смерти. Бэкхён нашёл в себе силы улыбнуться, сфотографировав его записи и услышав цыканье следователя в ответ. — Я сделаю тебе копию, — недовольно сказал он. Бэкхён кивнул, уходя к другому углу кабинета и надевая по пути перчатки. Он тоже был своего рода судмедэкспертом. Искал, фотографировал, делал даже какие-то выводы. Только лаборатории не было (и на самом деле слава богу, что не было, а то игра Бэкхёна в судмедэксперта споткнулась бы о его знания химии). Вскоре на его плечо легла рука, и Бэкхён резко развернулся, видя перед собой Чанёля, вернувшегося с допроса свидетелей. Многие приехали даже ночью, узнав эти новости, и для Чанёля это было тяжело, но удобнее, чем потом просить их показания у следователя. — Ещё не закончил? — Секунду, — Бэкхён потянулся пинцетом под шкаф, замечая какой-то мусор. — Что нашёл? На вопрос обернулся и настоящий судмедэксперт, подходя к Бэкхёну и наклоняясь, когда тот достал из-под мебели использованный презерватив. Судмедэксперт распаковал пакетик, подставляя под вещдок, и Бэкхён аккуратно сложил противную вещь туда. — Мерзость, — брезгливо сказал он. — Все сотрудники сказали, что романов здесь у него не было, — пожал плечами Чанёль. — Врут? — спросил Чондэ. — Не знаю. Не похоже. — Какой твой интерес в этом, Пак? — спросил Чондэ, разворачиваясь и вытаскивая протокол из зажима планшета. — Твой клиент мёртв, за это расследование тебе не заплатят. — Я не только его адвокат, — ответил Чанёль. — Ещё его жены и дочери. — А им угрожает какая-то юридическая опасность? Чанёль кивнул на новую найденную Бэкхёном улику. — Теперь да. Чондэ усмехнулся, глядя на Чанёля. — Поезжайте домой. Я заеду к вам днём и отдам материалы, которые будут к тому времени. Если Бэкхён закончил с поисками, конечно, — он улыбнулся помощнику адвоката. — Да, — ответил тот, поднимаясь. — Но я хотел подождать ваши протоколы. — Я всё привезу, не беспокойся. Бэкхён благодарно кивнул, разминая затёкшие от ползанья на корточках ноги. Ему нравилось обычно быть частью этого большого процесса, когда у него получалось найти улики или с ним без проблем делились документацией, отвечали на вопросы, если это требовалось. Просто не конкретно в этой ситуации и не в это время суток. Он ни разу до этого не видел убитых. Были дела, где фигурировали убийства, был момент, когда он бывал на месте преступления, но трупа там уже не было. Устало плетясь после плохой ночи до машины, Бэкхён заметил, что на улице уже светло. Часы показывали полвосьмого утра, и стало грустно, что, пока он приедет и ляжет, всего час останется поспать. Ему явно мало трёх часов сна в сумме. Поэтому подремать он решил уже в машине, хоть и ехать от офиса до дома всего десять минут. Но сон был беспокойным даже сейчас, Бэкхён измучился за это время, на лбу вновь показалась испарина, а негативные картинки продолжали сменять друг друга, пока их не прервали касанием. Бэкхён очнулся, устало глядя на этот отвратительный мир. Чанёль будил его, вновь лишь гладя по плечу. Бэкхён почувствовал прилив раздражения, обоснованный не только былой обидой на чужой смех ни к месту, но и тем, что он вновь проснулся и зло увидел в единственном человеке рядом. Отвернувшись, Бэкхён уже хотел было выходить, но Чанёль остановил его, тихо позвав: — Слушай, Бэкхён. Я понимаю, почему тебя злит всё это. Ты хочешь, чтобы я доверял тебе так же, как ты доверяешь мне, и да, я признаю, что для меня это очень непросто. И, вполне возможно, я совершаю ошибку сейчас, но я проясню кое-что. Ты можешь потерять работу этой зимой. Это довольно маловероятно, но возможно. Но я уж точно не выгоню тебя зимой на улицу. Бэкхён резко повернул голову. Уж чего угодно мог Чанёль сказать, но не это. Бэкхёну начало казаться, что он ещё просто не проснулся. И это не было бы удивительно: сколько раз ему снились эти слова, и поверить, что на этот раз всё правда, было сложно. — Что? — не понял Бэкхён. — Но что, если я начну портить Вам жизнь и буду делать это всю зиму? — Тогда я пожалею, что сказал это. Но слов не заберу. Я обещаю тебе, что до тёплых времён ты точно живёшь под моей крышей. У Бэкхёна на глазах выступили слёзы. Он судорожно избавился от ремня безопасности и просто перелез через подлокотник и коробку передач, неожиданно крепко обнимая не успевшего отреагировать Чанёля. Бэкхён был не в себе. Он не понимал, что делает. Возможно, Пак бы оттолкнул его, и Бэкхёну не было бы обидно из-за этого, но тот не отталкивал. Хоть и такого близкого контакта у них не было ни разу. Бэкхён сидел на его коленках, крепко его обнимая и роняя счастливые слёзы на плечо своего босса, и спустя около десяти секунд руки Чанёля легли на его спину, мягко поглаживая. Он не оттолкнул. Позаботился в очередной раз. Хотя Бэкхён не был прав ни со своим почти что требованием, ни с этими объятиями. Чанёль не был обязан слушать его и терпеть обиды, он не был должен обнимать человека, который без разрешения ворвался в его личное пространство, но он сделал это. — Простите, — прошептал он, отрываясь от Чанёля. Он стал яростно стирать со своих щёк слёзы, которые мог бы и сдержать. Чанёль внимательно смотрел на него, как будто бы ждал чего-то, и Бэкхён напряг все свои оставшиеся после этого утра извилины, чтобы понять, что. — Я не разочарую Вас. Вам не придётся жалеть. Я обещаю, — тихо добавил он. Чанёль кивнул, но взгляд с Бэкхёна не спустил, ещё в течение долгих секунд разглядывая чужое лицо и заплаканные глаза. Он ждал. Но Бэкхён не знал, что мужчина хочет от него. — Пойдёмте... Пойдёмте домой. Вам приготовить кофе? — он засуетился, открывая дверь со стороны Чанёля и неуклюже выбираясь из машины. — Не надо. Идём спать и спим до обеда, — ответил наконец-то Чанёль, вылезая из машины за ним. Бэкхён подождал его, а затем, когда Чанёль закрыл дверь и поставил машину на сигнализацию, развернулся, чтобы идти домой. Пока его не схватили за руку и не дёрнули назад, припечатывая спиной к двери автомобиля. Ну, вот и пришёл момент, когда ему всё-таки достанется за сегодняшнее. Он даже побоялся, что действительно получит физически, потому как сам физически залез на Чанёля, чего делать не имел права. Но вместо всего мужчина провёл пальцами по его лицу, глядя в глаза удивлённому, но пока не напуганному парню. Его ладонь опустилась до подбородка, обхватывая его и властно поднимая выше. И время остановилось. Чанёль его остановил своим тяжёлым и вязким взглядом. Он смотрел в глаза Бэкхёна так, словно видел через них всё, что тот от него скрывал, и вдруг даже не мысль, а тень от неё омрачила сознание парня. Что, если он уже всё знает? Что, если в ответ на своё доверие он ждёт, что Бэкхён будет с ним честен хоть пять минут своей жизни? Бэкхён себя ненавидел. Но, честно, это было не в его власти. — Я не могу, — прошептал он. Взгляд Чанёля заледенел, и Бэкхёну стало буквально больно видеть это. Очередные неоправданные ожидания, очередной момент, когда за свою заботу Чанёль не получил в ответ ничего. Он отстранился и, ничего не сказав, развернулся, уходя к дому и оставляя Бэкхёна одного. Тот тяжело выдохнул, думая о том, что его взаимоотношения с Паком запутываются и становятся всё сложнее с каждым днём. Это утро сделало их ближе, но, если для Чанёля всё очевидно было сложно, Бэкхён даже толком не понял, что происходит. Только в его спальне в его голову пришла мысль о том, что Чанёль мог и не его тайны иметь в виду. И тогда на что конкретно Бэкхён ответил "я не могу", интриговало даже его самого. В голове крутилось что-то странное, но Бэкхён слишком хотел спать, чтобы думать. Теперь он лежал в постели, которая была полноправно его постелью на следующие три месяца. А если он будет хорошим мальчиком, то и дольше. Днём он порхал по квартире, не оставляя ни единой пылинки на поверхностях и параллельно готовя пирог с курицей и сыром. Просто он выспался наконец-то без кошмаров и страха умереть в ледяном переходе, его настроение было на высоте и он хотел поделиться им с Чанёлем, заваривая такой вкусный чай и вытаскивая из духовки такой ароматный пирог, что, честно, он бы сильно повеселел, сделай бы кто-то такое чаепитие для него. Последним оставался кабинет Чанёля, и Бэкхён открыл его дверь, заходя с тряпками и маленькой стремянкой к поверхностям, куда он на своих двоих не дотягивался, и сразу разворачиваясь к первому шкафчику. — Кто войти разрешал? — между делом спросил Чанёль. Бэкхён нахмурился, поворачиваясь к нему. — Раньше не требовалось разрешение, — ответил он. — Требовалось всегда, просто ты слишком наглый, чтобы его спрашивать. — Ладно, я... Я буду спрашивать, извините, — тихо проговорил Бэкхён. — Я могу сейчас протереть здесь пыль? — Нет, вся уборка должна проводиться до двенадцати дня. И поздно извиняться. Ты получаешь выговор, Бэкхён. Парень остолбенел. Сам Чанёль утром сказал, что они будут спать до обеда, а все дела потом. Хотя... Конечно, Бэкхён мог и был должен сделать всё до сна. Справился бы за полчаса и лёг. Никто его не освобождал от его работы, и сейчас эта мысль едва не довела его до слёз. Он поклонился Чанёлю. — Извините, — проговорил он. — Уходи. — Хорошо, просто... Уже пора обедать, я всё приготовил, так что, когда будет время, приходите. И он поспешил выйти из помещения. Действительно наглый. С чего он взял, что может ходить по этому дому, как ему заблагорассудится? Он снова получил предупреждение за свой проступок, совершая который, он даже не думал, что делает что-то плохое. Как и в прошлый раз, когда он раскрыл рот в самый неподходящий для того момент. А самое главное, и то, и то было известно ему и ранее. Пак об этом говорил с самого начала. Бэкхён просто… Обиднее всего было то, что лишь пару часов назад Бэкхён со слезами на глазах обещал не разочаровать Чанёля. Ему сделали такой подарок, доверились ему, но он уже не сдержал своё слово. Бэкхён был так расстроен, что теперь даже красиво сервированный стол и вкусный запах чая и пирога не повышали ему настроение. У него остался один шанс, чтобы не потерять эту работу, и он до паники рассматривал всё вокруг себя, вспоминая каждое слово Чанёля за всё время их знакомства. Чтобы больше не ошибиться. Когда Пак прошёл на кухню, Бэкхён был уже немного бледным от переживаний. И по традиции Чанёль должен был, конечно, это заметить. Он вообще всегда обращал на это внимание. Только сегодня мимо прошёл, и Бэкхён понял, почему. После первого предупреждения Пак тоже не очень-то с ним контактировал. Демонстрировал порицание. Как и сейчас. Бэкхён чувствовал огромную вину, и вновь хотелось плакать. Чанёль безэмоционально проглотил обеденные блюда, после чего Бэкхён налил ему чаю и поставил тарелочку с пирогом. Может, это поможет сменить гнев на милость. Смотреть ему было неловко, поэтому он повернулся к раковине, начиная намыливать тарелки, но боясь даже воду включить, чтобы не мешать Чанёлю трапезничать. Чёрт, Бэкхён вновь перенервничал. Почему он и двух часов не может провести как нормальный человек? — Бэкхён, — позвал его Чанёль, и тот резко повернулся, видя отрезанный кусочек пирога на чужой тарелке и нож, тыкающий в прослойку сыра. — Что это? — Сыр… — растерянно проговорил Бэкхён. — По-твоему, это смешно? Бэкхён так растерялся, что у него буквально онемел язык. Он не понял, что не так, сначала, с несколько секунд глупо пялясь на Чанёля. А затем вдруг понял… — Я… я забыл. Обычно молочных продуктов здесь вообще нет, у меня никогда не возникло возможности что-то из них приготовить. Я просто не подумал, мистер Пак. — О, ну ты большой молодец, ты бы произнёс речь про «просто не подумал» у моего гроба после приступа астмы из-за казеина? — ядовито спросил Чанёль. — Вы так мельком говорили об этом, я правда… правда просто не вспомнил. Простите… Чанёль в сердцах скинул тарелку с куском пирога на пол, и она с ужасающим звоном разлетелась на мелкие осколки, а хозяин дома поднялся из-за стола, даже не обратив внимания на его чай. Бэкхён сжался, собираясь просто провалиться сквозь землю на этом самом месте, однако Пак остановился рядом с ним, и следующее, что он сказал, действительно просто выдернуло какую-либо опору из-под ног помощника. — Нет причин извиняться. Ты уволен, Бэкхён. И он просто ушёл, оставив Бэкхёна бессмысленно глядеть в одну точку. Что, и всё на этом? Разве Бэкхён заслужил такое? Конечно… Конечно, заслужил. Он едва не убил Пака своим разгильдяйством. Он вспомнил, как говорил, что хочет сыра. И вспомнил, что именно поэтому он и появился в холодильнике. Потому что Бэкхён хотел. Чанёль купил ему его под ответственность его нерадивого помощника. Бэкхён был в шоке. Достав из холодильника остатки теста, которое он уже распределил на пирожки, он, недолго думая, просто начинил его говядиной и зеленью и закинул в духовку, даже не сильно отдавая отчёт в том, что делает. А затем просто ушёл с кухни. У него не было своей одежды, и переодеваться было не во что. Достав свёрток с деньгами, полученными за полтора месяца, он взял часть из них, предположительно затраченные на его нынешнюю рубашку и брюки, ботинки и пальто и отложил, доставая свою тетрадь по физике, где пока оставались свободные листочки. Чанёль был в кабинете, и Бэкхён не посмел бы войти туда и потревожить. Но и просто уйти не мог. Бросив взгляд на собранную постель со стопкой постельного белья, Бэкхён выдохнул. Этим утром он думал, что теперь это его кровать. И ещё три месяца будет. Это заставило его засыпать с улыбкой, отвлекло от него кошмары. Он думал, что этот день счастливейший в его жизни. Два часа, и он стал новым кошмаром Бэкхёна, пережитым наяву. Он не плакал, но лишь потому, что был в шоке. Не знал, что делать. Не знал, куда идти и как ему поступить дальше. Знал только, что неправильно будет воспользоваться доверием человека в очередной раз, оставшись мозолить глаза, лишь потому что тот достаточно порядочен, чтобы не вышвырнуть глупого помощника из дома. Достав готовый пирог из духовки, Бэкхён прикрыл его пластиковой крышкой, чтобы он не зачерствел. Рядом оставил свой мобильный телефон и записку с прощанием и деньгами за те вещи, в которых ему пришлось уйти. Он не жалел себя. Да и к чему жалеть, если он сам всё испортил? Оставляя здесь мобильный, он понимал, что перечёркивает совершенно всё. Ведь был Чунмён, который до сих пор не решился ничего сказать в ответ на мысли Бэкхёна. Был Чондэ, который бы протянул руку. Бэкхён знал, что он бы помог, даже был уверен, что он бы позволил некоторое время ночевать у него, пока Бэкхён не обзаведётся новой работой. Просто он считал, что всё это несправедливо. Ни один из них не причастен к тому, что случилось. Это неправильно с его стороны — приходить к ним со словами, что это Пак Чанёль выставил его и идти ему больше некуда. Неправильно пользоваться тем, что этот человек дал ему и с какими людьми познакомил. Поэтому единственное, что написал Бэкхён в записке, — это «спасибо». И подпись. «Бэкхён». Сухо и коротко. Не потому что Бэкхён ничего не чувствовал — потому что он чувствовал слишком многое и мог бы написать целый роман в записке с прощанием. О том, как он гордится быть хоть и ушедшей, но частью жизни Чанёля. О том, в каком он восторге и как влюблён в этого человека. О том, как благодарен за многочисленные добрые поступки и нежность, которыми Чанёль окружал его эти полтора месяца. За чудесных людей, о знакомстве с которыми Бэкхён не мог и мечтать. И всё это было бы пропитано эмоциями, которые заставили бы плакать Бэкхёна, и, возможно, заставили бы Чанёля чувствовать вину за то, в чём он не виноват. Поэтому просто «спасибо». Он поймёт. А даже если не поймёт, неважно. Бэкхён вышел на улицу и просто растворился в холодном декабрьском дне.