Уличный

Темнеющая бездна казалась приятной, только когда он засыпал, и лишь потому что он наконец-то мог расслабиться. Но тот бред, та беспокойность и слабость не сравнились бы с худшим ночным кошмаром. Он думал, что проваливается в чернеющее ныбытье, а оказался в каком-то аду. Обычно он в таком состоянии просыпался по ночам в доме, откуда мог вылететь, с тем отличием, что сейчас он и проснуться не мог. Вскоре однако всё затихло. Бэкхён не знал, сколько времени прошло по земным часам. Его мозг определённо работал с перерывами, и могли пройти как минуты, так и сутки с момента его отключки. Тишина и белизна палаты заставляли чувствовать одиночество как никогда болезненно. Раньше Бэкхён бывал в больницах, но только в далёком детстве. Часто болел, один раз он даже подхватил менингит, с которым его заперли в инфекционном боксе, а вместе с ним изолировали половину больницы. Тогда тоже было одиноко, но не так, как сейчас. Было грустно, но вокруг него были забавные пиликалки, и Бэкхён пел, подстраиваясь под их ритм и тон. Сейчас даже пиликалок не было. Их усовершенствовали, и теперь они молчали, а Бэкхён был бы не против карабкаться к воскрешению, зацепившись за раздражение. Несмотря на то что боли не было, с менингитом было как-то проще. Тогда у него не сгибалась шея, болела голова — вообще всё болело, если вспомнить. Сейчас же просто было паршиво, хотелось пошевелиться, встать и пойти домой есть чизкейк и запивать любимым ягодным чаем Чанёля. Но сил не было, желания жить тоже, а одиночество начало есть его, ещё даже до того, как он окончательно пришёл в себя. — Очнулись? Как Вы себя чувствуете? — спросила доктор, проверяя реакции зрачков Бэкхёна на свет. Интересно, зачем, если он в сознании? — Нормально, — хрипло ответил Бэкхён. — Ну, это, конечно, вряд ли, — она положила ладонь на его плечо. — Вы заставили нас переживать. Бэкхён хотел бы уточнить, что означала последняя фраза, но для этого бы понадобилось лишний раз вздохнуть, открыть рот, напрячь голосовые связки. Не так уж и важно, что там с ним такого случилось. Его ножом ткнули, так что в общих чертах он ситуацию уже понял. — У Вас была остановка дыхания, но мы быстро реанимировали. Всё обошлось. Вашей жизни ничего не угрожает. Мы подержим Вас на обезболивающих, постарайтесь поберечь силы и поспать. Бэкхёна это слегка разозлило, потому что, если бы он мог легко заснуть, проблем бы очевидно не было. Но, стоило ему закрыть глаза, и он мгновенно провалился в сон, и на этот раз это был не горячный бред, а обычный сон, какой бывает после очень тяжёлого и выматывающего дня. Ощущение, что его всё-таки ткнули ножом, появилось, когда он проснулся в следующий раз. Это была не боль, а какое-то тянущее ощущение, и Бэкхён знал, что это лишь потому, что его накачали обезболивающими. Если бы не они, боль была бы очень сильной, и он хныкнул, открывая глаза и забывая абсолютно обо всём, потому что сейчас он был в палате не один. — Больно? — тихо спросил Чанёль. — Мне позвать врача? Ком в горле мешал говорить, и Бэкхён протянул руку к лицу мужчины, мягко касаясь его щеки. Было жаль, что это из-за него. — Ты спал? Очень устало выглядишь. Мужчина подобрал его ладонь, мягко её сжимая в своей руке. — Теперь посплю. Доктор сказала, что ты оказался очень сильным и быстро идёшь на поправку. — У меня есть существенный стимул. Ты обещал мне чизкейк. Чанёль вымученно улыбнулся. — Не переживай за меня, пожалуйста. Я наберусь сил и выйду через пару дней — оглянуться не успеешь. — Тогда придётся поскорее подыскать рецепт, — Чанёль поцеловал его ладонь, и Бэкхён содрогнулся от этого. В палату заявилась медсестра, больше не давая ни секунды провести вместе. Чанёль наклонился над парнем, мягко касаясь своими губами его губ, и девушка на пороге удивлённо отвернулась. Ещё бы. Всегда жаль, когда такие видные мужчины, как Пак Чанёль, оказываются геями. Не Бэкхёну конкретно жаль, но, в целом, обычно всем жаль. Бэкхён не замечал течения суток и даже примерно не знал, сколько дней прошло с ранения. Периоды его бодрствования длились не более пятнадцати минут, а остальное время он спал. У него была большая потеря крови и глубокое ранение, из-за чего его лёгкое ушили и он переживал некоторое подобие пневмонии. Беспокоил кашель и кровь, которая до чёртиков напугала его, когда он впервые заметил красный след на салфетке. И его страх сначала даже не позволил сказать об этом доктору, пока она сама не спросила и не успокоила Бэкхёна, что это не туберкулёз, а просто остатки старой крови в лёгком. Тревоги Бэкхёна на этом правда не закончились. Он хотел выбраться за два-три дня, но потом поговорил с аспирантом, которому поручили проверить его состояние, и теперь Бэкхён не был уверен, выживет ли он вообще. Студент-медик, знания которого ещё свежи, как румянец на его щеках, рассказал про возможность нагноения внутренней гематомы, развития перикардита, напряжённого пневмоторакса, абсцесса и эмпиемы, и самое страшное, что Бэкхён теперь знал значение всех этих слов. Аспиранта к нему больше не пускали, с тех пор как Бэкхён был обнаружен плачущим у себя в палате. Он бы не заплакал, будь у него побольше сил, но в нынешней ситуации он уже и так устал от больницы и своей беспомощности, а оказалось, что это может быть ещё только начало. В очередной раз открыв глаза, он улыбнулся, видя Чунмёна. К нему никого надолго не пускали, потому что считалось, что восстанавливается он преимущественно во сне, но он бы не удивился, если бы большому боссу Ким Чунмёну никто бы и сказать ничего не смог. — Я рад тебя видеть, — прошептал Бэкхён. — О, нет, я не навещать тебя пришёл, — ответил мужчина. Бэкхён нахмурился. Он ожидал, что Чунмён не с добрыми словами к нему придёт, но сейчас не то чтобы подходящее время для их споров. — А зачем же тогда? — Я многое хочу тебе сказать. Начиная с того, что я действительно рад тому, что случилось. Это было больно слышать, но Бэкхён ничего не сказал. — Жаль правда, что ты отделался так легко, — продолжал Чунмён. — Наконец-то тебя настигли последствия твоих действий. Может, в следующий раз ты хорошо подумаешь, как общаться с влиятельными людьми и куда не следует совать свой нос. — Я понял, — ответил Бэкхён. — Ты насладился зрелищем? Уходи. — Ох, это только начало твоих трудностей. Это ты ещё дома не был и ничего не знаешь. Я даже говорить тебе не буду, что случилось. Посмотрю, как ты сам накрутишь. Обида сжала горло Бэкхёна, и он перестал отвечать, отворачиваясь и делая вид, что Чунмёна тут нет. Было бы проще, если бы он мог наушники в уши вставить, но громкие мысли тоже сойдут, чтобы заглушить другого человека. — Это обезболивающее, да? — спросил Чунмён. Бэкхён не ответил сначала. А затем широко открыл глаза, когда Ким поместил зажим на трубке капельницы, прекращая поток лекарства. — Что ты делаешь? — спросил Бэкхён, которому туда было просто не дотянуться. Чунмён зацепил кнопку вызова, сваливая её на пол и улыбаясь. — Ну, бывай, Бэкхён. И он ушёл. Бэкхён был настолько беспомощен, что не мог подняться, чтобы снять зажим, и не был даже уверен, что это безопасно. Кнопка была на полу, и он тем более не мог дотянуться до неё, сходя с ума от обиды. Он не думал, что заслужил такое. Всё, что он сделал, — расстался с Чунмёном, но он не предавал его, не изменял ему, и, помимо всего уже причинённого вреда, это просто выходило за рамки. Заснуть не получалось. Бэкхён буквально чувствовал, как концентрация обезболивающих в крови снижается и тянущее чувство в груди превращается в боль. Чанёль предупреждал, что разрыв с Чунмёном скажется на работе, но он ни слова не говорил, что этот человек будет пытать его физически. Это перебор. Бэкхён вновь плакал, когда доктор зашла к нему вместе с медсестрой. Он даже не знал почему: было пока не так больно, но тоска не давала свободно дышать. Настолько было обидно. — Это что ещё за фокус? Почему Вы не позвали? — спросила доктор, вынимая иглу и поправляя капельницу. — Кнопка... — Бэкхён указал пальцем в ту сторону, куда её скинул Чунмён. Недовольная медсестра подняла прибор, вновь укладывая его рядом с Бэкхёном. — Это Ваш последний посетитель сделал? Надо внести его в чёрный список. — Внесите обязательно, — ответила доктор, а затем наклонилась к Бэкхёну, чтобы вставить иглу обратно. — Вам больно? — Немного, — ответил тот. — Ничего, сейчас лекарство подействует. Если что-то случится, дайте хоть как-то понять. Бейте рукой по бортику кровати, кричите — медсёстры всегда рядом, кто-то услышит. — Доктор, у меня нет осложнений? Она закатила глаза. Похоже, тому аспиранту не слабо влетело за Бэкхёна. Ещё один нажитый враг... — У Вас не будет уже осложнений. Вы идёте на поправку. Переживайте поменьше, и скоро уже подняться сможете. И, если у Вас ещё есть недоброжелатели, скажите, кого пускать, а кого нет. План Чунмёна накрутить Бэкхёна событиями у него дома разбился о слабость парня, который, получив обезболивающее, тут же заснул. И снились ему не кошмары, а красивое лицо его босса, сжимающего его руку и мягко целующего пальцы. Ничего, что бы вызывало большие чувства у Бэкхёна, с ним ещё не было. Он шёл на поправку быстро, но для него дни тянулись непозволительно долго. Один раз он успел проснуться, пока рядом был улыбчивый Чондэ, ласково треплющий его по волосам. А затем он просыпался уже только в одиночестве. К нему ходили, но он редко был в сознании, чтобы поздороваться. Жаль, что Чунмёну тогда повезло. Бэкхёну было бы намного легче выздоравливать, не случись этой встречи. Примерно через полтора дня он уже смог бы поднять кнопку с пола, а потому визита недоброжелателей больше не боялся. Время его бодрствования увеличилось до нескольких часов, и он уже самостоятельно ел, не стесняясь даже присевшего рядом Чанёля. Бэкхён только улыбнулся ему и продолжил есть, потому что дико соскучился по своим кривым рукам и теперь уже почти обсессивино-компульсивным тридцати трём пережёвываниям пищи. — Не обращай на Чунмёна внимание. Он привык, что ему достаётся всё, чего он захочет, и его злишь не ты, а собственное бессилие против этого, — сказал Чанёль ему. А значит, он был в курсе визита. Может, и тему разговора тогда знал. — Он сказал, что дома меня ждут неприятные новости. Что-то произошло? — А, ну… — и Чанёль усмехнулся. — Я поехал за тобой, когда тебя забрали на скорой. И духовка осталась готовить твои печенья наедине с собой. Брови Бэкхёна сдвинулись к переносице так, словно он был готов заплакать. — Был пожар?.. — О да. И качественный такой, — Чанёля какого-то чёрта это веселило. — Боже. И как дальше, где же ты живёшь? Реакция Чанёля, конечно, успокаивала, но Бэкхёна новости совершенно не радовали. Он чувствовал свою вину. — Дома живу. Кухню уже делают. Разобрали крышу, переделают сначала её, а затем уже будут заниматься отделкой внутри. Через неделю обещали закончить. — Значит, сгорела только кухня? — Да, — кивнул Чанёль. — Но дотла. Совершенно всё сгорело. — Не понимаю, чему ты радуешься? Разве это весело? Это же ужасно… Ты чудом не остался бездомным, и придётся потратить очень много денег, чтобы отстроить всё заново. Бэкхён ещё два месяца назад и представить не мог, что Чанёль будет улыбаться. Мужчина выражал свои эмоции, но обычно это была ухмылка, а теперь он сидел в палате парня, за которого действительно переживал, и улыбался так искренне и ярко, как будто всё это: ранение, опасность и пожар — какое-то приключение, и он рад через него проходить. — Думаю, ты сам поймёшь скоро, почему я этому рад. — Потому что мне всю жизнь придётся на тебя работать, чтобы эту кухню оплатить? — с подозрением спросил Бэкхён. — Нет, но, если ты решишь уйти, я вспомню этот аргумент. Бэкхён тоже улыбнулся, глядя мужчине в глаза. — Я рад, что ты отдохнул. Ты намного лучше выглядишь. — Взаимно, — ответил Чанёль, поднимаясь и собираясь уходить. — Чондэ пока отбивает следственные органы от тебя, потому что думает, что он видел не меньше, чем ты, в тот день. Пока они ведут общение только с нами, но тебя пообещали отпустить домой, как только ты поднимешься на ноги, что, как я вижу, не за горами. И тогда тебе придётся побеседовать со следователем. — Но я ничего не видел, — пожал плечами Бэкхён. — Этот человек ничего не сказал и лицо не показал. Мне нечего им ответить. — Возможно, у них другие идеи, — пожал плечами Чанёль. — В любом случае, я свидетельствую и не могу быть твоим адвокатом, но, если он потребуется, он будет. И, поцеловав парня в лоб, Чанёль пошёл к выходу, останавливаясь, когда Бэкхён его окликнул: — А ты не в курсе их «других» идей? — спросил он. Чанёль покачал головой, и Бэкхён выдохнул, когда дверь за ним захлопнулась. Хорошо, что есть тайна следствия. Хорошо, что свидетели не посвящаются в детали. Бэкхён опасно приближался к разоблачению, но пока поводов думать, что на него уже что-то нарыли, не было. Он не давал своего полного имени, даты рождения и прочей информации, которая бы позволила его найти. А Чанёль обещал не лезть в его дела раньше времени. Бэкхён верил ему сейчас. И, возможно, зря. Если бы ситуация не зашла так далеко и Бэкхён бы не оказался в больнице с остановкой дыхания, бояться обострённой реакции Чанёля бы и не следовало. Но только неудачливая рука преступника уберегла Бэкхёна от гибели на этот раз, а на вину единственного подозреваемого — мистера Чона, обозлённого на помощника адвоката за обвинение в хранении наркотиков — не указывало абсолютно ничего. Если бы не это всё, та папка, которую Чанёлю передал Чунмён два дня назад, так и осталась бы лежать нетронутой в столе. Но в текущем положении дел ответ мог быть только в ней. Ситуация вышла за рамки. И Чанёлю тоже уже пора за них выйти.

***

В день выписки Бэкхёна он уже был живее всех живых. Чанёль не приходил к нему в последние два дня, но Чондэ говорил, что всё в порядке и на него просто навалилась куча дел. Бэкхёну было немного тревожно, но, только увидев Чанёля вновь, он радостно улыбнулся, не зная, прыгать к нему на шею или повременить с проявлением чувств. — Ну что, домой? — спросил Чанёль. Он улыбался, и Бэкхён облегчённо выдохнул, кивая. — Ничего не случилось, мистер Пак? Тот удивился, услышав неожиданно официальное обращение, и Бэкхён наклонил голову, высматривая выражение его лица. — Это что ещё значит? — спросил Чанёль. — Ну, я выписан, а значит, я снова работаю, а значит, Вы снова мой босс. Мне показалось это логичным. — Тебя выписали, чтобы ты лежал в постели дома, а не в больнице. Я не пошлю тебя работать, особенно учитывая, что тебя едва не убили, как только я спустил с тебя взгляд. Бэкхён слез с койки, беря в руки свой портфель, который Чанёль у него в итоге отобрал у выхода из палаты. — И что, за мной теперь будет установлено круглосуточное наблюдение? — Пока ублюдка не прижмут, да, — кивнул Чанёль. — Но я хочу работать! — возразил Бэкхён. — Как я буду расплачиваться за кухню, если я не буду работать? Чанёль посмотрел на него убийственно, и Бэкхён, собиравшийся шутить всю дорогу до дома, понурил взгляд. — Чанёль, всё в порядке? Если мне нужно придерживаться определённой линии поведения сейчас, скажи об этом, я не до конца понимаю твоё настроение. Тот покачал головой: — Всё нормально, просто поехали домой. День тяжёлый. Было немного стыдно и неловко за то, что Чанёлю придётся оберегать его теперь. То есть с какой-то стороны это приятно, но это Бэкхён обязан ему всем, а не наоборот, и садиться на шею мужчине окончательно ему очень не хотелось. А иного теперь просто не представлялось, пока из дома его не выпустят, физические нагрузки (например, мытьё полов или таскание пылесоса по двум этажам дома) ему запрещены, а кухни в доме фактически нет. Всё, чем теперь мог заняться Бэкхён, — лежать, смотреть в потолок и пользоваться заботой Чанёля. А вообще-то заботиться должен он о Чанёле, а не наоборот. — Ты дашь мне задание, которое я смогу делать сидя? — спросил Бэкхён. Чанёль повернулся к нему, когда машина остановилась на красном сигнале светофора. — А что, Ландау тебе уже не так интересен? — Ну, это приятное хобби, а не дело. — Расслабься, Бэкхён, — устало ответил Чанёль. — Ты ещё даже домой не приехал, давай решать проблемы по мере их поступления. Чанёль казался уставшим не только от дел, но и от самого Бэкхёна, и поэтому тот предпочёл замолчать. Хотя это довольно странно, так как несколько дней они не общались совсем, и Бэкхён, например, соскучился по нему. И это не было ощущение ревности или чего-то подобного, Бэкхёну просто было тревожно на этот счёт. Что-то случилось. Чанёль просто не хотел втравливать его в какое-то дело, которое очевидно капало ему на мозги, и стремился остаться один. Кухня была запечатана, и Бэкхён, обернувшись в ту сторону, выдохнул. — Оставалась крохотная надежда на чизкейк сегодня, — сказал он, взглянув на Чанёля. Тот выдохнул, запрокидывая голову. — Я совсем забыл об этом. Бэкхёна это удивило, поскольку об этом чизкейке упоминалось каждый раз, когда Чанёль приходил к нему, но забывчивость особенно напряжённого мужчины не очень тревожила его. Он коснулся локтя Чанёля, мягко его сжимая. — Ничего страшного. Не беспокойся, мне ничего не нужно. Я полежу и не буду тебе мешать. — Я закажу его. Приготовлю потом, когда кухня будет доступна, — ответил Чанёль, разворачиваясь, чтобы повесить пальто Бэкхёна на вешалку. Рука парня сорвалась, и тот нахмурился. — Мне правда ничего не нужно. Я подожду твоего, не стоит заказывать. — Нет, я же обещал. — Чанёль… — Да боже, что ещё? — Чанёль резко повернулся, метнув в Бэкхёна грозный взгляд. Тот отступил на шаг, сжимая ладони от волнения. Сердце зашлось, и он даже не знал, почему. — Я обидел тебя чем-то? — тихо спросил Бэкхён. Он ждал, что Чанёль скажет, что устал. Выдохнет, и всё будет нормально. Он и раньше был раздражительным из-за работы, и всё это проходило. Сейчас тоже пройдёт. Он был так весел и расслаблен несколько дней назад в палате Бэкхёна, что сейчас видеть его напряжение было удивительно. Всё наладится. Бэкхён хотел в это верить, но почему-то его сердце никак не успокаивалось. — Да, знаешь, — неожиданно ответил Чанёль, сужая глаза и окатывая Бэкхёна холодом с ног до головы. — Тем, что за несколько месяцев проживания со мной, после всей моей заботы, после нескольких недель наших тёплых отношений ты не нашёл возможности упомянуть, что ты не только банкрот, но ещё и вор, коррупционер и убийца. Вот и второй нож. И теперь без промахов в самое сердце. На глазах Бэкхёна выступили слёзы. Что ж, он догадывался, что так случится, думал об этом, пытался как-то готовиться к этому разговору, но всё без толку. Чанёль всё узнал, и Бэкхён просто стоял и смотрел на него, как истукан, сдерживая слёзы на глазах. Жёлтая папка в руке Пака, вытащенная из дипломата, сверкала его фотографией в личном деле. Бён Бэкхён, дата рождения: 6 мая 1988 года. И несколько строчек с его обвинениями и статьями уголовного кодекса, после которых Бэкхён должен был получить пожизненный срок. — Я могу всё объяснить, — попытался Бэкхён. — Дай мне шанс. И вместо ответа он получил от Чанёля той же самой папкой по лицу. Его зубы были крепко сжаты, и он больше не оставался рядом, бросая бумаги под ноги Бэкхёна и покидая прихожую. Больше сдерживать слёзы не было ни одной причины. Бэкхён разрыдался, прислоняясь спиной к стене. Хотя непонятно, чего он ожидал. Как должна была обернуться эта ситуация? Чанёль не был обязан месяцами терпеть неведенье, а сам Бэкхён не торопился ему рассказывать. Сколько было намёков на то, что ему пора это сделать, но он игнорировал их, и кто же теперь обвинит Чанёля в том, что он достал информацию самостоятельно? Он прав. А Бэкхён нет. И он получил сполна теперь, ненавидя себя. Он вышел на улицу, вдыхая свежий воздух. Бежать он не собирался. Сейчас одному на улице ему не выжить, поэтому на свой стыд он решил остаться у Чанёля, пока тот его не вышвырнет. А сейчас ему просто хотелось увидеть одного человека. Ну и пусть на улице опасно. Убьют и слава богу. Бэкхён не смог никого в своём окружении убедить, что в случившемся нет его вины, и убеждать в этом Чанёля, который знал его пару месяцев и теперь был в курсе, что Бэкхён врал ему каждый день, казалось просто бессмысленным. Счастливые отношения теперь навряд ли были возможны, а скрашивать одиночество рядом с вором и убийцей — идея не из лучших. Оказавшись в офисе, он получил сопротивление охраны на входе. Раньше у него было разрешение, потому что Пак работал здесь, но теперь, очевидно, Бэкхён не допущен сюда. Он не знал, является ли он всё ещё помощником адвоката, но теперь подозревал, что он никто. Человек с криминальным прошлым и настоящим, которого и не должны пускать в такие места. Взяв мобильный, он набрал номер Чунмёна, подставляя телефон к уху. Тот очень долго не брал трубку, и Бэкхён понял, что, наверное, зря проделал весь этот путь сюда. Он тут никому не нужен, и его не пропустят. Вызов сбросили, и Бэкхён выдохнул, поклонившись охранникам. — Ладно, извините, что помешал, — и он было уже развернулся, как один из них окликнул. — Вы Бён Бэкхён? — спросил он. Бэкхён содрогнулся от звучания своей фамилии, но повернулся, кивая. — Проходите, разрешение на Вас поступило. И перед ним просто открыли проход. Он был немного удивлён, но всё же поклонился мужчинам снова, заходя внутрь и поднимаясь в опен спейс. Чунмён как обычно сидел на чьём-то столе, просматривая бумаги, но при появлении Бэкхёна работа в офисе как будто замерла. Он уже давно устраивал здесь шоу своим появлением, потому что босс реагировал на него особенно ярко, но сейчас он был ещё травмированным и теперь, очевидно, раскрытым для всех преступником. Чунмён поднял взгляд на него и, видя неловкость, качнул головой на свой кабинет. Ничего не сказал. Бэкхён не знал, как разговаривать с ним, но сам он злости за тот визит не чувствовал. И за то, что мужчина подсунул Паку материалы его дела, тоже не злился. У Бэкхёна вообще атрофировалась, похоже, та часть мозга, которая отвечает за агрессию. — Ну, чего надо? — спросил Чунмён, заходя в свой кабинет и закрывая дверь за собой. Кабинет у этого босса был довольно маленьким и находился не под самой крышей здания, как у типичных больших боссов, а просто в уголке опен спейса. Это о многом когда-то сказало Бэкхёну, и сейчас он помнил свои старые мысли и чувства по поводу этого человека. — Хотел лично спросить у тебя. Стало ли тебе легче после того, как ты отдал Чанёлю моё дело, а потом пришёл ко мне в больницу? — У тебя никогда не получится разбудить моё чувство вины за это. — А я и не спрашиваю у тебя, чувствуешь ли ты себя виноватым. Я спрашиваю, стало ли тебе легче? Чунмён скрестил руки на груди. — Ну, допустим, стало. — Тогда мы в расчёте? — спросил Бэкхён. — Не понимаю, к чему ты это. — К тому, является ли наша игра с нулевой суммой оконченной? На губах мужчины появилась ухмылка. Он вновь был настроен игриво, но, вопреки своему взгляду, сказал: — Думаю, да. — Тогда имей в виду. Мне больше не нужно быть милым совершенно со всеми. Поэтому если ты предпримешь против меня что-то ещё, что-то даже совсем маленькое и, на твой взгляд, безобидное, я оставлю вмятину от твоего лба на каждом столе в твоём офисе. И на влияние твоё мне по барабану — мне терять нечего. И тот взрыв, который Бэкхён в себе почувствовал, пока говорил это, заставил его веру в себя дорасти до той отметки, где она ещё ни разу в жизни не была. — Что-то я очень сомневаюсь, что у тебя духу хватит, — хмыкнул Чунмён. — А ты не сомневайся. Перед тобой человек с обвинением в убийстве своего коллеги, и ты не можешь знать наверняка, я его убил или нет. — Ничего себе. А ты знаешь, что то, что ты сказал сейчас, это угроза, и она тоже является уголовным преступлением? — хмыкнул Чунмён. — Ну, запиши это обвинение одиннадцатым в моём деле и не забудь переслать Паку обновлённую версию. — У меня нет резона это делать, — пожал плечами мужчина. Бэкхён посмотрел на него без злобы. Так, как в фильмах смотрели на своих жертв крупные мафиози. К сожалению, несмотря на свою историю, описанную в деле, Бэкхён действительно о преступности знал только по фильмам и книгам. Вот такой вот незадачливый бандюган. — Интересные слова от человека, который уже слил моё дело всем вокруг. — Я отомстил тебе. В рамках игры с нулевой суммой моя работа на этом закончена. — Так значит предупреждение Чанёля о том, как я опасен, было не из беспокойства о нём, а только из побуждений мести мне? — Ой, да брось, — желчно плюнул в него Чунмён. — Никого ты не убивал. И денег ничьих не брал — у тебя кишка тонка, чтобы так поступить. И нечего блять гордиться пришитым тебе делом, это нихуя не повод для гордости, тупой ты ушлёпок. — Замечательно. Будь добр, вот так и скажи на суде, когда мне дадут пожизненный срок. Чунмён закатил глаза. — Это всё, о чём ты хотел поговорить? Вали уже отсюда. Бэкхён выдохнул остатки своей злости, просто проходя мимо Чунмёна и останавливаясь у двери. — Тебе действительно жаль, что я не погиб? — спросил он уже не громко, но даже не повернувшись к мужчине. Чунмён не отвечал некоторое время, перекладывая бумажки. Бэкхён слышал, хоть и не смотрел на него, но не торопил. Ждал ответа, потому что, наверное, это решило бы многое для него в голове. — Нужно быть психопатом, чтобы желать смерти человеку, к которому есть чувства, — ответил тот наконец. — Тогда ещё один вопрос, — Бэкхён повернулся к нему вновь, ловя точно такой же спокойный настрой вдоволь наоравшегося на него Чунмёна. — Как к единственному человеку, который верит в мою невиновность. Ты поможешь мне? Мужчина безмолвно смотрел на него несколько секунд, взвешивая все за и против. Он не удивился вопросу, и Бэкхён решил, что сам Чунмён уже обдумывал этот вариант. — Ты действительно думаешь, что я соглашусь на это? С какого перепугу я должен тебя защищать? Ты мне явно не заплатишь за это. Бэкхён кивнул, вновь поворачиваясь к двери. — Я понял. Прощай, Чунмён. Что ж, попробовать стоило. Конечно, такой адвокат, как Ким Чунмён, в деле, которое разваливалось ещё до его участия, — это джекпот. Но воспрявший духом Бэкхён чувствовал себя лучше после этого разговора даже без его согласия. Достаточным оказалось просто поорать на кого-нибудь, и в случае с Чунмёном это правда было приятно. Обида ушла, и стало легче нести свои проблемы. При особенно позитивном настрое физические силы, однако, были на исходе, и Бэкхён выходил из офиса еле-еле. Он пропустил последний приём обезболивающих и чувствовал себя уже неважно. Хорошо бы прямо на улице лечь на асфальт — ему-то не впервые. Холодно правда немного, дело уже близилось к февралю, выпало очень много снега, да ещё и последние новости в мире не позволяли лишний раз рисковать своим иммунитетом. Поэтому он доковылял до автобусной остановки, с радостью опускаясь на сиденье и расслабляясь. Он не знал, что делать с ситуацией, в которую попал, но казалось, что выход он обязательно найдёт. На Чунмёна рассчитывать не приходилось, а Чанёль был серьёзно обижен на него. Он имел право, но Бэкхён, чувствуя к этому человеку совсем не придуманную, а настоящую любовь, не собирался сдаваться. Зайдя в дом, он встретил страшно злого на него Чанёля прямо у порога. — Ты долбанутый? Где ты шлялся? Ты должен в постели лежать. Бэкхён устало и виновато улыбнулся ему, снимая пальто. — Прости, я больше не выйду. Его взгляд похолодел, и он было отвернулся, чтобы уйти, но Бэкхён окликнул его: — Чанёль, ты дашь мне шанс объясниться? Но мужчина даже не повернулся к нему. — Мистер Пак, — холодно исправил он. — Ты уволен и больше здесь не живёшь. Объяснишься со следователем, когда поправишься, и напишешь явку с повинной. И сядешь в тюрьму за то, что сделал. Бэкхён нахмурился, торопясь за ним и в последний момент перед тем, как Чанёль успел бы захлопнуть дверь, хватая его за руку, чтобы обратить на себя внимание. — Мне не в чем признаваться, мистер Пак. Я ничего не делал. Тот развернулся, резко отталкивая Бэкхёна от себя и едва не сваливая его с ног. — Иди в свою комнату, Бён. Разговор на этом окончен. Странно, что Бэкхён надеялся на простое завершение этой истории. Чунмён не был согласен помогать ему, потому что Бэкхён разбил ему сердце. Чанёль не хотел даже выслушать, потому что те несколько месяцев, когда он готов был услышать всю историю, Бэкхён молчал. Ни один из них не относился к Бэкхёну хорошо и никто не был готов дать ему шанс. Он вновь там, где начал. Вновь от него отвернулись все, кто был рядом до этих известий. Вновь он один на один с мясорубкой, которая перемелет его жизнь так же, как жизни сотен тысяч других невинных людей, оказавшихся по ту сторону правосудия. А тот факт, что сейчас весь его круг составляли адвокаты и копы, которые с законом были на «ты» и при желании могли бы разобраться во всём, просто желания такого не имели, — это просто какая-то очередная дебильная насмешка судьбы. Хотя, казалось бы, куда ей ещё смеяться над Бэкхёном…