***
Арсений устал. Устал настолько, что не хотел ни с кем разговаривать, даже с привычным Матвиенко. И это было несколько необычно. Попов для всех окружающих считался явным экстравертом: любил и умел находить общий язык с каждым встретившимся на пути человеком, а о его способности заряжать энтузиазмом и энергией в компании ходили легенды. Что уж скрывать, даже сам Арсений гордился тем, что мог выступать как ходячая батарейка: каламбурить к месту и нет, быть настоящим лидером, тем, за кого, при всех недостатках, готовы идти и убивать или заключать новые сделки на строительство загородных домов. Неважно. Но, признаться честно, за последние пару месяцев его внутренний аккумулятор порядком износился и отказывался восстанавливать заряд. Отвратительно не слушался удивленного этим фактом Арсения. Привычные способы не помогали, а всё больше вгоняли в тягучую, как жвачка, тоску, совершенно не понятную, упрямую и своевольную. Но он не любил показывать уязвимость, и поэтому буквально заставлял себя оставаться всё тем же ярким костром, который может всех согреть, но не сжечь. Хотя такие порывы случались всё чаще. Упрямый характер раз за разом вырывался из-под контроля. Арсений устал. И именно поэтому он решил не обедать в офисе, не идти в популярные у сотрудников GreenWood кафе поблизости, а отправился в небольшой китайский ресторан дальше по улице. Витая в облаках, он зашёл в «Великую стену», чуть улыбаясь узнавшей его официантке. Сервис тут всегда был на высоте — сама управляющая часто стояла на входе, беседовала с гостями и всем своим видом демонстрировала, что именно он, Арс, являлся в ресторане самым важным посетителем. И хотя Попов отлично понимал все эти профессиональные подкаты, приходить сюда было приятно. Арсений зашёл в зал и замер — за его любимым столиком около окна сидел Шастун, который спокойно ел китайскую лапшу и одновременно с этим другой рукой с бешеной скоростью печатал в телефоне. Выглядел он на редкость в последнее время безмятежно и мирно. И, словно почувствовав взгляд Попова, Антон поднял глаза. Упрямо сжал губы, но кивнул и вернулся к телефону. — Могу ли я вам помочь выбрать столик? — официантка с экзотичным именем Лан вежливо вывела Арсения из ступора. Попов улыбнулся. Он знал, что её настоящее имя Айнан и приехала она в Москву из Якутии, а не из Китая. Но вёл игру по правилам, не показывал, что тайна «китайского» персонала ему известна, спасибо бодрому бармену, который работал вечерами за стойкой и любил поболтать. Девушка приняла его улыбку за флирт — смутилась и зарделась, но он уже не обращал на неё ни малейшего внимания. — Спасибо, меня уже ждёт коллега. Арсений вздёрнул подбородок и бодро прошёл к столику Шаста, на секунду замялся под пристальным взглядом, но в итоге сел, сразу же расслабив слишком тугой галстук. — Что делаешь? — вопрос вылетел помимо воли, до невозможности нелепый и плоский. — Ем, — в зелёных глазах пронеслись искорки смеха. — Хм, да, — Попов не то чтобы смутился, но решил, что лучше не продолжать диалог. Он не спеша сделал заказ и уставился в окно, не замечая, как исподлобья на него смотрит Антон, на лице которого отображалась невидимая борьба. Какая-то его часть, очевидно, одержала победу и решила заговорить. Жаль, тишина была даже уютной. — И что ты думаешь по поводу тимбилдинга? — медленно и осторожно поинтересовался Шастун. Он хмурился, лоб прорезала заметная морщинка. — Ничего хорошего из этого не выйдет, — Арсений наконец посмотрел Антону прямо в глаза, от чего тот ещё больше нахохлился, как воробей в мороз. — Согласен, мы просрём этот месяц, а последствия будут аукаться ещё минимум три, — решительно заявил Шаст, доедая свою порцию. — На что Воля вообще рассчитывает? Попов решил не отвечать на этот риторический вопрос. Он лишь устало махнул рукой, выражая этим жестом всё, что думает об этом бредовом тренинге. Хотелось материться, курить и на кого-нибудь поорать. Арсений размышлял, поедая обед, о том, как же его угораздило так вляпаться. Шаст, спокойно сидевший напротив, и бесил, и не бесил одновременно. Из-за этого внутреннего противоречия хотелось выть. Арс сам не понимал, какие эмоции тот у него вызывает, но то, что к Антону беспощадно тянуло, это факт. И отвлечься не получалось. Попову это не нравилось, поэтому он бессознательно упирался, как маленький ребенок, которому запретили мороженое в жару, и переводил свои тоскливо-залипательные чувства в громкие возмущения и крики. Это приводило к постоянному внутреннему напряжению, смутному, как погода в ноябре. Шаст, как ни странно, никуда не ушёл. Он терпеливо дождался, пока Арсений доел свой бизнес-ланч, а затем они, расплатившись, вместе дошли по скользкой улице до офиса — обсуждали рабочие моменты, активно споря, но не переходя грань, вполне мирно. И даже плодотворно — нашли ряд компромиссов по временной передаче дел стороннему агентству. Павел Алексеевич был бы в восторге.***
Шастун едва успел зайти домой, как его поймал звонок от Позова. Матерясь сквозь зубы, он попытался одновременно снять ботинки, куртку и не уронить телефон. Увы, эксперимент закончился неудачно — айфон упал с противным звуком на пол, заглючил и сам по себе включил громкую связь: — Шаст! Эй, ты вообще слушаешь, что я говорю? — Твою ж мать! — рявкнул Антон, дотягиваясь до телефона, на ходу его проверяя; жив, только стекло треснуло. — Да тут я! — Ты видел, что пацаны написали в чате? Я тебя защищал, но они же упёрлись, как бараны. Шастун вместо ответа совершенно не вежливо нажал на отбой. Быстро нашел в телеграме чат «Воронеж из человека не выбить» и погрузился в чтение. Дима был прав, Журавль и Стас прямо с ума сходили, причём их настроение менялось от «во всем виноват Арс» до «устроим тёмную Шасту». Там же нецензурно охаивались Воля, тимбилдинг и работа в компании в целом. Поз и правда его защищал, хотя это не было логично: у него же семья — чудная жена, двое детей, уезжать от них на неделю он точно не горел желанием. Однако, смотри ж ты, прикрывал спину Антона, гася негодование остальных ёмкими и саркастичными фразочками наподобие «На вкус и цвет, на цвет и вкус» и «Как говорится, молчание — окончание». Не сказать, что это помогало, конечно. Но было приятно. «Спасибо», — короткое сообщение улетело в личку Диме. В основные прения он решил даже не влезать: во-первых, он слишком хорошо знал Стаса — своей въедливостью он мог взбесить любого, а уж не слишком уравновешенного в настоящий момент Шастуна тем более; во-вторых, он знал Журавля — горячего и взрывного. Проще дождаться, пока они перестанут самоутверждаться, проезжаясь на его счёт. И на счёт Арсения. Странно, но за Арса Антону сейчас было даже обидно: если он сам мог постоять за себя в чате, просто не хотел, но мог, то Попов такой возможности не имел, поскольку не знал, как его поносят его же подчинённые. Именно поэтому Шаст не выдержал и десяти минут — всё же записал эмоциональное, щедро сдобренное матами, голосовое сообщение, в котором высказал всё, что думает о профессиональной этике и адекватности коллег. Раздражённо отшвырнув многострадальный айфон на тумбу, он, не переодеваясь, прошёл прямиком на кухню, критически осмотрел пустой холодильник, хмыкнул, рассматривая чёрствый кусок сыра и бутылку пива. Определённо после такого сумасшедшего дня лучше заказать доставку пиццы. Что бы там ни думал Воля, Антон вовсе не желал быть в эпицентре скандала. Он вообще ссоры не любил, старался давить их в зародыше, как мангуст яйцо кобры. Не потому что считал себя хорошим человеком, просто слишком заморачиваться на философские темы не особо любил, скорее ценил собственное эмоциональное состояние. В то же время он не мог не признаваться самому себе, что с Арсением ему хотелось спорить просто так, априори. В отношении тимбилдинга Шастун решил занять нейтральную позицию пофигиста и фаталиста. Он точно знал, что Павла Алексеевича с места не сдвинешь, если уж тот что-то для себя решил. Даже если это распоряжение скорее напоминает смертный приговор для статистики компании на ближайшие несколько месяцев. Поэтому смысла спорить не было, нервные клетки тратить — тоже. Лучше воспринимать будущую поездку как отпуск, просто не в самой приятной компании. По телевизору бормотал очередной Comedy Club, в квартире было сонно и безжизненно. Антон в ожидании доставки флегматично пялился в экран и не шевелился. Больше ничего не хотелось.***
Антон всегда подозревал, что зима создана, чтобы поехать кукушкой. Нет, серьёзно, поэты, насколько он помнил из школьной программы, всегда восхищались белоснежным снегом, ясной красотой неба, сияющим морозцем в пронзительных лучах слепящего солнца. Наверное, это всё где-то было, но не в Москве, а потому оставалось так далеко от Шастуна, что он не понимал, как эту идеалистическую картину совместить с жижей на дорогах или, наоборот, резким гололёдом, из-за которого он часто умудрялся грохнуться со своего немаленького роста. Впрочем, откуда-то из детства в памяти восставали картины: вот он рано утром в родном Воронеже тащится в школу. Всюду — сугробы, следы редкие и напоминают маленькие пропасти, снег белый и искрящийся под мягким светом фонарей. У него вся жизнь впереди, но пока он озабочен только предстоящей контрольной по математике и футбольным матчем по телевизору. И болоньевые штаны делают «фить-фить-фить». И всё хорошо, правильно, так, как должно быть. Но сейчас его зима — это бесконечная новогодняя реклама из каждой кастрюли и утюга, паршивая, надоедающая, он бы такую не утвердил даже под страхом смерти от поедания мандаринов; это предновогодний марафон годовой отчётности, которую он тихо ненавидел, бесполезные поздравления партнёров и шумный корпоратив в конце сумасшедшего забега. Самое интересное, что весь этот аврал после нового года не заканчивался, ведь после праздников начальство ставило новые цели по захвату рынка. Возможно, он бы любил зиму, но точно не в этой реальности. Антон безнадёжно опоздал на встречу около офиса. Он мог бы рассказать про очередные пробки, которые, кажется, в Москве вообще никогда не заканчиваются, про лёгкий снегопад («ага, зимой, как неожиданно», — посмеялся бы Поз), но вместо этого Шастун, выйдя из такси, перехватил поудобнее рюкзак с вещами и неспешно закурил. — Всем привет, ничего не пропустил? — спросил он у Оксаны, которая была к нему ближе всех. Она стояла, излишне крепко сжимая ручку небольшого аккуратного чемодана на колёсиках, и тихо разговаривала с Мариной. Кажется, нервничала, закусывала губу и явно что-то пыталась доказать Крамаревой. Впрочем, увидев Шаста, Оксана сразу улыбнулась. Марина только кивнула головой. — Привет. Ты опаздываешь! — Антон только закатил глаза на это очевидное заявление. А Фролова продолжила, заговорщицки подмигнув. — Не поверишь, но ты не последний. Угадай, кто до сих пор не пришёл? — Э… Матвиенко? — предположил Шастун, затягиваясь сигаретой. — А вот и нет! Попов ещё не появился! И на звонки не отвечает. Антон так удивился, что аж поперхнулся: — Мистер пунктуальность решил сфилонить? — Павел Алексеевич тоже так считает. Уже рвёт и мечет. Шаст помахал Воле, который стоял рядом с остальными и что-то напряжённо им втолковывал. Подумал, затушил сигарету, и всё же пошёл здороваться. — Шастун, твою мать, ты время видел? — вместо приветствия зашипел Павел Алексеевич. Антон в ответ развел руками и хотел было выдать свои привычные оправдания под ехидные усмешки коллег, как Воля перевёл взгляд куда-то за его плечо и, сжав зубы, буркнул: — Смотри-ка, явился граф, не запылился. Шаст резко обернулся. От метро к ним знакомой пружинистой походкой шёл Арсений, но не привычный лощёный начальник отдела с идеальным костюмом, начищенными ботинками и причёской волосок к волоску, а как будто совершенно другой человек. Красные кроссовки, узкие чёрные джинсы, серая толстовка с капюшоном и расстёгнутая кожаная куртка с белыми узорами на плечах. Одежда Попова настолько отличалась от обычной офисной, что дар речи потеряли все. Он даже двигался мягче, плавнее, чем обычно. И Антон вдруг завис на беззаботно растрёпанных волосах, ребячливых ярко-голубых глазах и, о боже, голых щиколотках. Первая мысль, которая мелькнула в голове у Шаста: «Ебать, как ему не холодно?». Вторая: «Какого хрена? Что со мной не так, раз я пялюсь на Арса?». И на этом внутренний стоп-кран Антона сработал окончательно. Пока все здоровались с подошедшим Арсением, Шастун неприкрыто пялился и мучительно размышлял, почему вместо Попова с ними на тимбилдинг едет его неизвестный доселе брат-близнец. Потому что это — точно не Попов. Не Попов же? Мысли прервал знакомый голос с еле заметной ехидцей и крепкое рукопожатие: — Здорово, Шаст. Рот закрой, а то птичка залетит! Морок рассеялся. Перед Антоном стоял пусть и непривычно дурашливый, но всё тот же своевольный Арсений. Как ни странно, но от этой мысли стало легче, и Шастун даже улыбнулся в ответ. — Так, пока Арсений и Антон заняты друг другом, садитесь уже в автобус! Чего ждёте? Специальное приглашение надо? — Павел Алексеевич сейчас больше всего напоминал недовольного задержкой родителя, которому не терпится сплавить своих наследников в пионерлагерь. — И не возвращайтесь без результатов! — напоследок рявкнул Воля, наблюдая, как сотрудники двух отделов залезают в новенький белый Mercedes Sprinter. Не прошло и десяти минут, как все разложили вещи, уселись и автобус наконец начал выруливать с заснеженной парковки. Антон только собирался воткнуть в уши наушники и подремать, прислонившись лбом к прохладному стеклу, как с переднего пассажирского сиденья к ним обернулся парень. — GreenWood, приве-е-е-ет! — он профессионально-задорно проорал так, что все сразу отвлеклись от своих дел. Шаст обречённо скривился — начинается. — Привет… — нескладно ответил автобус, всё ещё не понимая, во что они вляпались. Увы, Антон понимал и постарался поглубже зарыться в капюшон своей толстовки. — Хэй, вы что, каши мало ели? Ну-ка хором: привет! — Привет. — Не слышу вас! Привет, GreenWood! — Привет!!! — громыхнуло в ответ так сильно, что Шаст аж вздрогнул. — Другое дело! Меня зовут Денис, и я ваш тренер на ближайшую неделю! Нас с вами ждёт много всего интересного, — Антон заметил, как сидящий через проход Арсений на этих словах скорчил кислую физиономию, — но сначала о хорошем! Ваш шеф от души раскошелился для вашего комфорта — в салоне вы найдёте полный мини-бар и сэндвичи. Ехать нам примерно часов пять. Проживание, четырёхразовое питание и даже алкоголь он также оплатил! — Журавль одобряюще свистнул. — В общем, полный all inclusive, наслаждайтесь! А пока подпишите согласие на тимбилдинг, пускаю вам договоры по рядам. Костян, — обратился он к водителю, — врубай музыку! Под ровные биты ребята по очереди подписывали бумаги, даже не глядя. Мини-бар уже подвергся нашествию, поэтому при выезде на трассу всем стало весело: Оксана и Марина, румяные и оживлённые, о чём-то разговаривали вполголоса. Крап спорил с Матвиенко, сыпля техническими терминами. Журавль, Стас, Поз энергично жевали сэндвичи. Только Арсений и Антон, каждый по отдельности, сидели в одиночестве. Попов с кем-то переписывался по телефону, а Шаст, дождавшись долгожданного покоя, отгородился от окружающего мира наушниками и полузакрытыми глазами. Он сам не заметил, как уснул.***
Первое, что Антон почувствовал, проморгавшись от едкого сна, — это отсутствие движения. Их спринтер стоял на месте, за окном — неуловимая мгла зимних сумерек. В автобусе он никого не увидел, поэтому первой инстинктивной эмоцией был страх: куда все делись? Или он ещё не проснулся? Но потом в автобус заглянул Журавль, и от сердца сразу отлегло. Теперь к ощущениям прибавилась противно затёкшая шея и колкий холод. Мотор не работал, в салоне было зябко и неуютно. — Что случилось? — Хуилось! Сломался он! И не заводится, гандон, — с чувством ответил Дима, снова вынырнув на улицу. — Что за хрень, — патетично воззвал к пустому салону Шастун, застегнул куртку и выбрался из автобуса. Ребята рассеялись вокруг мерседеса, которого уже знатно припорошил снег. Антон растерянно оглянулся: вокруг ничего не было, в буквальном смысле — ничего. Только белые поля до горизонта, просёлочная дорога, правда, чищеная и отсыпанная щебёнкой, из потемневшего неба кто-то невидимый сыпал мелкой колючей манкой. Она больно жалила щёки, заставляя ёжиться и без того продрогшего Антона. — Ну пиздец, — Шастун вслух прокомментировал ситуацию, остальные только покивали, видимо, у них запас матерных слов уже закончился. Их хвалёный тренер, что-то активно объясняя в телефонном разговоре, крутился рядом с водителем, который кивал и изредка поддакивал. Все молча за ними наблюдали. Наконец Денис оторвался от сотового телефона и радостно закричал: — Всё в порядке, к нам уже едет новый автобус! Не переживайте! — Ребята радостно загудели, встречая эту новость. — Залезайте внутрь, там теплее, нам надо его подождать. А давайте пока споём? На эту бредовую мысль быстрее всех среагировал Матвиенко, молча показав средний палец перед тем, как залезть в машину. Его поддержал Арсений, проделав то же. Остальные с улыбками повторили это действие, на редкость последовательно и сообща. Денис, похоже, даже не расстроился, а только больше засиял от такой синхронности сотрудников GreenWood. Не успели они толком рассесться в салоне, как Денис врубил на телефоне песни Сплин и начал вполне мелодично подвывать. Видимо, он считал, что таким образом развлекает ребят, отвлекая от явного косяка со стороны организаторов тимбилдинга. Не сказать, что это помогало, но кто-то и правда начал тихо петь. Тягучее ожидание длилось совсем недолго, примерно шесть или семь песен. Антон, услышав далёкий шорох шин и шум надрывной работы двигателя, выглянул в окно и увидел, как к ним подъехал ПАЗик — старый, раздолбанный, местами побитый и неаккуратно закрашенный. Он издавал звуки, которые напоминали то ли рык дракона, то ли визг бензопилы. В общем, никак он не казался надёжным средством передвижения. Его мысли поддержал Крап, который шёпотом выругался. Очень хотелось домой, в Москву. — О, кажется, это за нами! — радостно провозгласил Денис и вылез из автобуса. Впрочем, внимательный Антон сразу увидел, как удивлённо вытянулось его лицо, когда он увидел злосчастный ПАЗ. Как тот растерянно общался с хмурым водителем, который по своему виду больше напоминал кривую карикатуру на деревенского мужичка. Как пытался что-то доказать, на что получал только дым от сигареты в лицо и отрицательные покачивания головой. Шастун нахмурился: что-то было не так. В конце концов Денис, очевидно, устал спорить. Он весь скукожился, но при этом хотя бы начал походить на нормального человека с эмоциями, а не на робота с вечно восторженным выражением лица. — Так, народ, — он растерянно заглянул в салон. — Понятия не имею почему так, но вы поедете на ПАЗике, а я останусь с Костяном ждать эвакуатор, увидимся уже завтра после завтрака. — Это лучше, чем мёрзнуть в чистом поле, давайте уже хоть куда-нибудь доедем, где тепло, — страдальчески закатил глаза Поз со свойственной ему саркастической манерой. Он первый полез за своим рюкзаком и начал шустро собираться на выход. Остальные, будто очнувшись, с ворчанием и матами зашевелились. Через пять минут все сидели в ПАЗике, пытаясь устроиться поудобнее, хотя автобус на это явно не был рассчитан — внутри он был не лучше, чем снаружи. Замёрзшие ребята притихли, когда в салон от работающего двигателя начало по-пластунски пробираться тепло. Оно убаюкивало, помогало размять окоченевшие пальцы, заботливо укутывало невидимым одеялом. Хотелось спать и есть. Кажется, никто из них не заметил, как водитель свернул на едва видимую под выпавшим снегом колею заброшенной просёлочной дороги.***
Арсений был готов признать, что этого Дениса с его показной жизнерадостностью ему даже не хватало. По крайней мере тот бы нашёл, что сказать, чтобы разрушить тонкий хрусталь дискомфорта, который сложился в этом долбанном во всех отношениях ПАЗике. В непроглядной тьме он не различал дороги за окном, но чётко увидел какой-то покосившийся забор и открытые железные ворота, через которые они сейчас проезжали. Попов встрепенулся и ткнул локтем неловко прикорнувшего в соседнем кресле Матвиенко. Он силился понять, на месте они уже или свернули не туда, но всё, что мог разобрать, это редкие скелеты деревьев под саваном из снега. Автобус остановился. — На выход, — недружелюбно буркнул водитель и застыл, как кукла, глядя вперёд. Пока все медленно потягивались и лениво переговаривались, Арсений первый схватил свою спортивную сумку и вылетел в открытую дверь. Мороз сотнями иголок начал щипать его за кожу, но Попов не замечал. В смутном свете обглоданной луны и неуверенных фар он шокировано разглядывал длинное двухэтажное здание, к которому они приехали. «Санаторий имени В. И. Ленина», — гордо гласила потускневшая надпись над высокой деревянной дверью. Четыре белые устремленные ввысь внушительные колонны формировали крыльцо в стиле ампир. Жёлтая краска дома шелушилась нещадно, Арсений мог видеть это абсолютно чётко даже в полутьме, которая царила вокруг. Завывал ветер, гоняя снежинки, заставляя зарыться носом в ворот куртки. Это что, какая-то шутка? Санаторий выглядел заброшенным даже несмотря на яркие огни в некоторых окнах. Неуютно — слабо сказано. Ощущение неправильности происходящего царапало горло изнутри. — Ну всё, пиздец, приехали, — ошарашенно выдал Сергей, замерший за плечом Арсения. Добавить к этому заявлению было нечего.