***
В полицейском участке царило редкостное затишье. Но виной тому было только раннее утро, и уже через час отделение полиции вновь будет охвачено привычной суетой. Юнги прошёл в следственный отдел, плюхнулся на кресло Сокджина и, запрокинув голову, уставился в потолок. Минут десять он сидел в одиночестве, пока не услышал дверной хлопок. — Неожиданно... — удивился Джин, увидев его на своём месте. — Зачем ты здесь в такую рань? — Какова вероятность, что мы ошиблись? — спросил Мин, продолжая разглядывать потолочную плитку. — Ты сам знаешь, — вздохнул Джин. — Я хочу, чтобы ты мне сказал, — с некой обреченностью взглянул на детектива Мин. — Скажем так… она не равна нулю, — хмыкнул Сокджин и посмотрел на прокурора в ответ с той же обреченностью. Юнги несколько раз слабо кивнул. — Пак Чимин. Это должен быть Пак Чимин, — произнёс он так, словно пытался кого-то в этом убедить. — Но у нас нет никаких вещественных доказательств, никаких фактов. Дело строится только на косвенных уликах, которых тоже явно недостаточно. Что мы имеем, кроме того, что он находился с убитым в одном помещении? Никаких конкретных доказательств его вины. Ничего… — покачал головой Юнги. — Что ты хочешь сказать? Что он не виновен? Помнится мне, ты называл его потаскухой и был абсолютно уверен в том, что он убийца. — И я по-прежнему думаю, что он виновен. Но солгу, если буду утверждать, что уверен в этом. — С чего это вдруг? — Помпея Сулла. Сокджин прищурился, посмотрев на Юнги с непониманием. — Вторая жена Цезаря. Хватило лишь одного подозрения*. Прямо точь-в-точь как у нас. — Да, брось… — усмехнулся Джин. — Насколько важно то, кем является Чимин в глазах других людей? Полиции, судьи, присяжных? — не сдавался Мин. — Да, он не из тех, кто вызывает жалость или сочувствие, но не забывай, что изначально он признал свою вину сам, никто его с порога ни в чём не обвинял, — мгновенно возразил Сокджин. — Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что никого кроме этих двоих там больше не было. — Проблема в том, что зная, кто Пак Чимин такой, никто не пытается помочь ему. А сам он молчит, потому что, как верно подметил Хосок, боится или не верит нам. Наше правовое общество дарит лишь ощущение защищённости, но далеко не саму защищенность! — воскликнул неожиданно Юнги и поднялся. — Знаешь, я ведь изучил его дело, хорошо изучил, как мне казалось. Но почему-то совершенно поверхностно ознакомился с медицинским освидетельствованием. Я счёл это неважным, потому что… Потому что мне было плевать на этого мальчишку. Старая травма колена и пара довольно обширных, но уже почти заживших гематом — одна на бедре, другая на животе, ничего такого необычного вроде бы… Чёрт возьми, Джин, ты когда-нибудь ударялся случайно животом? Как считаешь, это вообще возможно? Так удариться случайно животом? Я хочу впаять ему высшую меру, какая только возможна за это преступление, но даже не разобрался в том, что там произошло. Никто не разобрался. А вдруг он защищался, например? У меня мозги в раскоряку... Дьявол! И этого ебанного пистолета, правда, там нет! — Мин посмотрел на детектива с нескрываемым отчаянием. — Вдруг мы действительно в чём-то ошибаемся, и это правда сделал не он? Юнги издал протяжный стон и обессилено упал обратно в кресло. — У этого богатого старпёра, любителя молоденьких мальчиков — конкурентов с наилучшими пожеланиями вагон и тележка, согласен. Однако никого из них там не было, ровно также, как нет там этого сраного пистолета! — тоже повысил голос Сокджин, не то чтобы возражая, но и не соглашаясь с ним. — Судебное заседание уже завтра… — Мин прикрыл глаза ладонью, словно прятался от солнца. Он слышал тяжёлый вздох Сокджина и то, как скрипнула дверца сейфа с вещдоками, однако не проявил к этому ни малейшего интереса, оставаясь неподвижным. Что-то громко стукнулось, звякнув, об столешницу, и он убрал руку от лица, распахивая удивлённо глаза. — Иди, убедись ещё раз, что его там нет. Тогда завтра, после того, как проиграешь это дело, сможешь думать, что сделал всё, что смог. Может быть, это послужит для тебя утешением, — с пониманием взглянул на него Сокджин, недвусмысленно кивая на ключи.***
Странно, но дверь не опечатана. Должно быть, после них здесь уже кто-то бывал, возможно, какие-то родственники или кто-то из доверенных лиц Чон Джэёна. Юнги вошёл внутрь. Даже яркий солнечный свет, заливающий холл и гостиную не добавлял уюта пустынному помещению. С неприятным предчувствием он остановился у лестницы. Может быть, именно здесь, на этом самом месте, где он сейчас стоит, стонал от боли покалеченный Чимин. Юнги поднял взгляд, осторожно ступая на первую ступень. Равнодушно смотрящий сверху вниз, Джэён представился ему на верхних ступенях. Мин поднялся на второй этаж, ведя кончиками пальцев по гладким деревянным перилам, вошёл в чужую комнату, провёл ладонью по тюлевой шторе, заставляя лёгкую ткань всколыхнуться, разгладил край измятого покрывала и присел осторожно на мягкую кровать. Вокруг царил оставленный полицейскими бардак. Он наклонился, поднимая с пола белые носочки, сложённые аккуратно вместе. Совсем на небольшую ножку — заметил он. Платочек с вышитой в уголке незабудкой выглядывал из-под подушки. Рядом в складках вывернутого одеяла запутался эластичный бинт. Юнги потянул его на себя и мгновенно ощутил резкий запах лечебной мази, пропитавшей плотную ткань. «Зачем я здесь? — вдруг подумал он. — Что я надеюсь найти, рассматривая эти вещи? Мне просто хочется узнать какой он на самом деле, но зачем? Для чего? Это не поможет мне доказать его вину». Он снова спустился вниз, побродил по холодной гостиной, немного постоял у окна на кухне, вновь вернулся в гостиную и остановился в задумчивости напротив камина. Мягкий плед по-прежнему свисал небрежно с мебели. Мин взял его в руки и опустился в кресло, неосознанно обнимая и поглаживая приятный на ощупь материал. «Где инструменты? — внезапно подумал он. — Где щипцы, совок, кочерга? Где меха? Где розжиг?» Только дровница, заполненная наполовину. Юнги присмотрелся получше. Зола, копоть, нагар — всё указывало на то, что камин использовался, но инвентаря поблизости не было. Он нагнулся, всматриваясь в мелкие царапинки на паркете. Дровницу сдвигали с места и делали это не раз. Юнги провёл рукой по рельефным изразцам на стене, замечая ровную едва заметную, тонкую трещинку между плитками, меняющую своё направление над полом под прямым углом. Мин принялся нажимать, трогать, гладить каждый изразец, шарить ладонями по стене, постукивать. Он и сам не понял, что именно сделал в тот момент, когда часть стены вдруг подалась чуть вперёд и беззвучно, по типу дверцы, слегка отворилась, обличая хранившийся внутри узкого, но глубокого потайного шкафчика необходимый инвентарь. Юнги немного погремел, перебирая подвешенные на крючках инструменты. В самом низу стоял совок, чуть в стороне от него небольшая коробка, прикрытая стопкой газет. Он потянул на себя коробку, но чтобы заглянуть внутрь, требовалось шире открыть дверцу. Мин легонько отодвинул ногой в сторону дровницу, вытаскивая на свет интересующий его предмет. Он приподнял стопку пожелтевшей бумаги и на мгновение замер, открыв рот. Отпрянул, одёргивая руку, и вновь схватился за картонную коробку, заглядывая внутрь. Перед его глазами был Магнум 45-го калибра, в точности такой же, как тот, что изъял при задержании Хосок, рядом лежали две гильзы, брошенные в прозрачный целлофановый пакетик. Юнги сел прямо на пол. На него вдруг накатила слабость, чувство уходящей из-под ног почвы или острое осознание чего-то такого, что вроде бы и казалось очевидным, но ранее никак не воспринималось. Странно, но он не ощутил долгожданного облегчения, вместо этого на него навалилось огромное чувство ответственности. Мин вытащил из кармана платок и осторожно сдвинул им пистолет в сторону, чтобы изучить остальное содержимое. Детские шерстяные варежки на верёвочке, связанные вручную из пряжи тёмно-синего цвета, крошечный зайчик, сшитый из плюша, с бусинкой вместо носика, маленькая иконка Спасителя, три книжки в дешёвом тонком переплёте, ручка, несколько простых карандашей и какая-то тетрадка лежали на дне коробки. «Навеки твой», «Счастье в подарок», «Верь своему сердцу». Юнги грустно улыбнулся, читая названия бульварных романов. «Ты мечтал о такой же страстной, искренней любви, как на страницах этих глупых книжек, Пак Чимин?» — с сожалением подумал он. Отложив книги в сторону, Юнги достал тетрадку и открыл первую страницу, откуда вылетело две фотографии. На одной из них приятная пожилая женщина, обнимающая за плечо пухлощёкого мальчика с лукавой улыбкой и задорным взглядом, на другой молодая, красивая девушка, на обратной стороне измятого старого снимка корявым детским почерком нацарапано слово «мама». Мин вернул фотографии на место и быстро пролистал остальные страницы. Он заметил мельком записи, сделанные от руки, какие-то рисунки и ещё несколько фотографий. Дневник. Это был личный дневник Пак Чимина. Юнги ощутил странное волнение, возвращаясь к первой странице. Возможно, в этой тетрадке хранились ответы на все его вопросы... *Цезарь развёлся со своей второй женой Помпеей, после того, как на нее пало подозрение в измене. На суде он произнёс свою знаменитую фразу о том, что жена Цезаря должна быть вне подозрений. Это и послужило единственным поводом для развода, так как вина её не могла быть доказана.