Во власти страха

10.10.17 Мне до сих пор не верится, что я смог поступить в Сеульскую академию искусств. Всё складывается так удачно, что мне немного страшно. Мне не может так повезти… Я не из везучих… Когда моя бабушка умерла, я почувствовал себя ничтожно крохотной песчинкой в огромном океане. Я осиротел без неё, остался совсем один, и это больно — понимать, что ты никому в этом мире кроме самого себя не нужен. А мне очень хотелось бы быть кому-то нужным. Думаю, это один из самых сложных периодов в моей жизни. Но всё же, хочется верить в лучшее будущее. Господь наш милосердный вновь пожалел меня. Я встретил человека, что помогает мне справляться с навалившимися трудностями. Он даёт мне советы, говорит правильные вещи и дарит невероятное чувство защищённости. Рядом с ним так спокойно и безопасно, рядом с ним хорошо... Бабушка учила меня, что нужно радоваться каждой крупинке счастья, что выпала на нашу долю, и я повторяю её слова как мантру. А ещё она говорила, что любовь нужно беречь, любовь к близким — единственное, что имеет значение, всё остальное лишь суета сует. И я обещаю беречь это нежное чувство, зародившееся в моём сердце. Моя жизнь, как и эта тетрадь, начинается с чистого листа, во всяком случае я надеюсь начать писать новую историю, где смогу быть другим — более уверенным и более сильным, где буду любим, и сам смогу любить, крепко и беззаветно. Я долго ждал такой возможности. Я долго ждал тебя, Джэён. 15.10.17 Ему нравится, как я танцую. Ему нравится, как я улыбаюсь. Ему нравятся мои глаза и мой голос. Ему нравится смотреть на меня. И мне нравится, как он на меня смотрит. Он делает это без пошлости, с восхищением. И это так приятно… 18.10.17 Я очень устал. Когда-то я уставал, чистя коровий навоз на калде. Теперь я больше не кидаю говно лопатой. Но ощущения те же. За моей спиной шушукаются, бросают на меня косые взгляды. Всё потому что видели меня с Джэёном в кафе, видели с ним на выставке, видели, как он забирает меня с учёбы. Я всем говорю, что он друг семьи. Семьи, которой не существует. Знали бы они, что я всё своё детство крутил коровам хвосты, давно бы уже указали мне на моё место. Никому нет дела, что моя бабушка оставила всё своё здоровье, впахивая, как двужильная, чтобы я мог учиться и заниматься тем, что мне нравится. Только Джэёну я говорю правду, и он принимает меня таким. Он говорит, что я сильнее их и выносливее, потому что чистка дерьма должна была меня закалить, как морально, так и физически. В этом он прав. В этом и во многом другом. 20.10.17 Я слушаю его спокойный голос, он своими словами рассказывает мне мои же собственные чувства, смотрю в его блестящие глаза и на его губы, чуть искривлённые улыбкой. Я вижу в этот момент в нём совсем молодого человека, своего ровесника. Мне хочется узнать его ближе. Узнать всё, что случилось с ним за его долгую жизнь. А ещё мне хочется целовать его. Долго и нежно. От него так приятно пахнет табаком, дорогими духами и им самим, что я теряю над собой контроль рядом с ним, я им задыхаюсь… Но до вчерашнего дня я мог лишь ненавязчиво прикасаться к нему, мимоходом, как бы невзначай, как гладила меня в детстве бабушка, когда помогала застегнуть куртку или когда отряхивала мелкие соринки с моей школьной формы. Вчера он привёз меня к себе. Впервые. Он показал мне свой дом, свой кабинет. И в какой-то момент, в порыве эмоций я подумал, что должен сделать первый шаг, я слишком молод, он никогда не решится сам, и шагнул ему навстречу. Я признался, что заметил его взгляд со сцены с первых секунд своего выступления, было не сложно, он сидел в первом ряду и, кажется, совсем не слушал, что говорит ему ректор вуза. Я признался ему в своих чувствах, обнял его, прижимаясь всем телом, а он стоял неподвижно. Я напугался, подумал, что ошибся. Но вдруг руки его сомкнулись у меня за спиной, а его язык раздвинул мои губы. Он целовал меня, а мне казалось, я вот-вот расплачусь, чувствуя, как сильно он хочет меня, как сильно мы оба этого хотим. Моя футболка задралась вверх, джинсы съехали вниз, я сам помог ему с ремнём, чтобы могло произойти то самое, неизбежное. Джэён усадил меня на край стола и вошёл, практически без подготовки, намного жёстче и настойчивее, чем я ожидал. Не думал, что мой первый раз будет таким, не думал, что будет так больно… Но я смотрел в его глаза, думал, как сильно люблю, и всё это казалось не таким уж и важным. А после всего он попросил меня остаться. Остаться с ним. В его доме. И я согласился. Юнги прижал ко лбу ладонь, его бросило в жар, но пальцы отчего-то были ледяными. Чимин писал о любви. С каждой страницей всё откровеннее. Он писал о том, как отдавался своему любовнику, писал о своих чувствах и ощущениях, писал о каких-то событиях в своей жизни значимых и не значимых и никогда, ничего не упоминал о деньгах. Любовь была в каждом его слове, в каждой букве. Он ей горел, совсем не замечая, что превращается в маленькую фигурку в чужой игре. Чон Джэён заворожил его, как завораживает мотылька огненное пламя. На каком-то этапе Чимин собственноручно отдал ему контроль, потерялся, стёрся на его фоне и превратился в тень. В записи, сделанной 20 ноября 2017 года Пак написал: …Джэён сказал, что я должен избавиться от всех своих вещей, говорит, я храню мусор. Но некоторые из них по-настоящему ценные для меня, я не могу их лишиться, они дороги мне, как память. Он выбросил всю мою одежду, полностью заменив другой. Мне это не понравилось, но я промолчал, не желая его обидеть, к черту эти тряпки, не так уж это и важно. Однако то немногое, что осталось у меня, хотелось бы сохранить. Я нашёл укромное место для них. Укромное и самое тёплое. Это потайной шкафчик у камина. Джэёна в его доме интересует только бар, душ и спальня. Именно в таком порядке. Далее записи вдруг обрываются. Следует череда рисунков. Чимин рисует простым карандашом, чертит жирные линии по одному и тому же месту, истончая бумагу, обводит по много раз некоторые детали, кое-где рука его дрожит, и линии плывут, но в конечном итоге это совсем не портит старенький домик с резными наличниками. Чимин рисует поле, рисует одинокое в нём дерево, рисует маленького ягнёнка, жмущегося к матери. «Красиво», — отметил про себя Мин и провёл осторожно кончиком пальца по маленькому барашку. 24.12.17 Кажется, я сделал что-то не так, но я не понимаю что. Джэён будто указывает мне на моё место, он грубит мне, а я ненавижу грубость, у меня в груди невыносимо саднит от его презрительного тона. Короткая запись оставила неприятный осадок. Юнги ощутил, как его снова бросило в жар, он немного помедлил, прежде чем перевернуть страницу, но записи вновь обрывались. Чимин пропустил несколько пустых страниц и на третьей приклеил пластырем за уголки несколько своих фотографий. Первая — вырезка с главной страницы студенческой газеты от 23 декабря 2017 года. «Юные дарования 2017» — кричал заголовок статьи, посвященный лучшим студентам первокурсникам. Чимин крупным планом, фото сделано во время его выступления. Изящное запястье, поднятое над головой, безупречная осанка, голова чуть откинута назад, пряди волос слегка развеваются, губы приоткрыты, затуманенный взгляд… Второй снимок сделан в танцевальном зале на полароид. Чимин, приподняв босую ножку, тянет носок и смотрит прямо в камеру. На губах читается намёк на улыбку, но тёмные глаза уверенно устремлены вперёд, навстречу новым победам. Юнги ещё долго разглядывал его лицо, пытаясь увидеть в застывших чертах хоть что-то, что позволило бы предугадать его судьбу, узнать в нём убийцу… Конечно, это оказалось невозможно. Нет, в этом лице не было ничего, кроме решительности и плохо скрытого юношеского озорства. «Простой, добрый и весёлый», — вспомнил Юнги. Он и сам хранил такие снимки и когда-то считал, что делая фотографии, можно сохранить мгновение, и оно останется с тобой навсегда. Но позже понял — это не так. Скорее даже наоборот. Фотографии показывают нам то, что безвозвратно утеряно. Почему-то, он был уверен, что Чимин считал также, смотря на эти фото, он вспоминал то, чего лишился. «Не такие уж мы и разные», — подумал с грустью Мин и перевернул страницу. 24.02.18 Всё хорошее длится недолго, и за всё нужно платить — часто повторяла мне в детстве бабушка. Я невезучий и всегда знал, что однажды придёт час расплаты за это счастье. Но не думал, что цена будет так высока. Эта мысль ужасает меня. Это даже словно не мысль, а картинка из кошмарного сна, запавшая в сознание с необъяснимой ясностью. Только это не кошмарный сон, это реальность. И она ужаснее любого кошмара. Я увидел зверя, что прятался в нём всё это время. Это не пытка — это мучительная казнь, понимать, какой он лжец, понимать, что он никогда не любил меня, понимать, что всё, что между нами было — лишь иллюзия. Я слышу голос своей мёртвой бабушки. Она говорит мне: «Ты во всём виноват сам». Виноват. Я знаю, что виноват сам. Как мог я так превратно понимать его намерения? Теперь, когда разбитые в кровь губы щиплет от слёз, я вижу всё иначе. Он специально ждал, когда я сам сделаю первый шаг, чтобы потом говорить: «Я ни к чему тебя не принуждал». Нет, не принуждал. Виной тут только моя глупость. С чего я решил, что деревенский мальчишка в драных кроссовках и штопаных трениках может по-настоящему тронуть его искушённое сердце? Я сказал ему: «Я люблю тебя», он страстно поцеловал меня в ответ. Я подумал, это значит: «Я тебя тоже», но я ошибся, это значило: «Ты мой, теперь я владею тобой». Он перевёл мне крупную сумму денег, как только я переехал к нему, мол, на необходимые нужды. В конце месяца он сделал это снова. Мне стало неприятно, я спросил: «Ты что, платишь мне зарплату?», он засмеялся, сказав, что просто хочет, чтобы я чувствовал себя комфортно и ни в чём не нуждался. Наглая ложь. Он хотел, чтобы я чувствовал себя обязанным ему. Вчера я сказал ему «нет». Впервые. Потому что вернулся из зала совсем без сил. Джэён ответил мне, что в таком случае, я больше туда не пойду. Я думал, он шутит. Но сегодня понял — он не шутил. Я понял это сразу, стоило только мне переступить порог и встретиться с ним взглядом. Он сказал: «Ты меня опять ослушался». А в следующее мгновение я уже трогал языком разбитую изнутри щёку. Он рвал на мне одежду, а я задыхался от осознания того, на что он способен. Я ещё никогда не испытывал такой паники, как тогда, когда он положил руку мне на живот и вдавил в постель, заставляя подчиниться. Я крикнул ему: «Возьмёшь меня силой, никогда тебя не прощу!» Он на секунду остановился, чтобы посмотреть на моё лицо, потом схватил за горло и грубо вошёл в меня одним движением. Я закричал, он заткнул мне рот ладонью и прошептал на ухо: «Мне не нужно твоё прощение, ты не священник на таинстве исповеди, ты моя шлюха». Эта фраза до сих пор звучит у меня в ушах. Каждое слово как удар плетью. Мне даже сначала показалось, что я ослышался, но он продолжил… Он оскорблял меня, старался причинить своими движениями как можно больше боли, показывал мне, кому я принадлежу, и кто мой хозяин, упивался своей властью надо мной… Когда он кончил, я отвернулся от него, чтобы не показывать своих слёз. Джэён и не желал на них смотреть, он хлопнул меня по заднице и ушёл. На полу, возле кровати лежали мои разорванные трусики, я смотрел на них, почему то не в силах отвести взгляд, и без конца облизывал кровоточащие губы, никогда прежде я не чувствовал такого опустошения, как в тот момент. Это нельзя назвать болью, скорее я испытал ужасное разочарование. Но с грустью всё же признаюсь себе, что всё ещё люблю его, несмотря на то, что он сделал со мной, однако я не способен, ради этой любви терпеть боль и унижение. Не собираюсь из-за своей глупой привязанности принимать его таким — безжалостным монстром. Быть жертвой насилия — это не моя история. Не выношу грубости. Не выношу боли. Не выношу лжи. С меня хватит. Я ухожу. Юнги перевернул страницу, уже зная, что случится дальше. Он неосознанно поднял взгляд на мраморную лестницу, посмотрев на её крутые ступени. Чимин не сможет уйти. 19.05.18 Жил на свете один маленький мальчик, который очень долго надеялся, что однажды мама вернётся и скажет ему важные слова. «Прости», например, или «Понимаю, тебе было трудно». Но нет. Этого не произошло. Она бросила меня, когда мне было восемь, и уехала к мужчине, чтобы построить с ним другое, новое будущее. Без меня. И как я только ни клялся, что не помешаю, что буду тих и послушен, мама твёрдо решила оставить меня в своём прошлом… Я помню, как вопил и рвался к ней изо всех сил, когда она садилась в машину. Моя бабушка держала меня, крепко стиснув в объятиях, в конце концов, я укусил её и вырвался. Я бежал за матерью босиком по просёлочной дороге, раздирая в кровь ноги об острую щебёнку, бежал даже после того, как машина, увозившая её, скрылась от моих глаз. Не знаю, куда я бежал… Следом за мной, без конца выкрикивая моё имя и взывая к Господу, бежала бабушка. А потом я просто упал без сил посреди дороги, и она бедная тащила меня на руках домой. Ничто так не изнуряет, как бесполезные надежды. 26.11.18 Мне кажется, я схожу с ума. Нет, не просто схожу с ума, я превращаюсь в один сплошной сгусток боли. Каждая клетка моего тела болит так сильно, что у меня перехватывает дыхание. Я держусь за стены и брожу по пустым комнатам. Снова и снова. Часами, иногда днями. Слышу, как отдаются эхом мои шаги, а вот как бьётся моё сердце — не слышу. Иногда смотрю в окно на роскошный сад и высокий забор. Иногда распахиваю настежь окно и хватаюсь руками за подоконник. Внутри меня застывает отчаянный крик, дикий вопль, он разрывает мне грудь, но я не могу произнести ни звука. Я онемел и даже вдох мне даётся с трудом. Тело моё болит, душа моя корчится в муках. Это никогда не прекратится. Зверь внутри него не может обходиться без моих страданий. Он отнял у меня жизнь. Похоронил меня и пляшет на моих костях. Это агония, бесконечная агония, и закончить её может только смерть. Я смотрю на себя в зеркало, и меня тошнит. Тошнит от собственной ничтожности. Я превратился во всепрощающего домашнего зверька, которого можно пнуть, а можно погладить, всё как пожелает хозяин. Сколько времени я здесь провёл? В своей тюрьме. Несколько месяцев? Год? Может быть больше? А может и меньше. Меня бьёт озноб, вечерами я развожу в камине огонь, чтобы согреться. Сижу подолгу в кресле и смотрю на то, как огненные языки поглощают поленья. Они сгорят. От них останется лишь уголь и пепел. Я тоже хочу сгореть… 02.01.19 В последнее время я заметил, что чувствую его. Чувствую кожей, ещё до того, как услышу. Вчера я проснулся, словно от резкого толчка и в панике вцепился в подушку руками. Чувство безопасности, с которым я засыпал, вмиг улетучилось, вместо него пришла неожиданная тревога. И вот я слышу его шаги. Они всё ближе и ближе. Каждый шаг, как болезненный стук сердца. Он заходит ко мне, и сердце моё замирает. Он падает рядом, разворачивает меня к себе грубо, по-хозяйски, сжимает мои запястья, пыхтит, подминая под себя, держит силой подбородок, прижимаясь своими мокрыми губами. Мне хочется вцепиться в него зубами, но знаю, если укушу, он разобьёт мне всё лицо. Но то, что я не защищаюсь и не плачу, бесит его ещё сильнее, и он всё равно бьет меня в лицо. Кулаком. Вчера я понял — он хочет убить меня. Изуродовать и убить. Именно об этом он думает. Он ненавидит меня, ненавидит мою молодость, ненавидит мою красоту... Мне страшно, но я покорен его желаниям. Джэён стаскивает с меня трусы и вынимает свой член, моё тело ещё не зажило после последнего раза, но он снова толкается в меня на сухую. «Нравится тебе? Нравится? Шлюхи так любят», — рычит он мне в ухо, задирает мою голову, хватая больно за волосы, и вновь бьет в лицо. Я чувствую вкус крови, она затекает мне в горло, я ей давлюсь, а он всё тычется в меня и тычется, тычется и тычется, сжимая пальцами горло. Он убьёт меня. Он этого хочет. Когда-нибудь точно убьёт. Он закопает моё истерзанное тело в своём роскошном саду, и никто никогда не найдёт меня, никто и не будет искать. Я отвожу от него взгляд, смотрю в окно на темное небо, затянутое тучами. Ни одной звёздочки. Кажется, и моя жизнь такая же непроглядная. Утром он долго и молча смотрел на меня за столом. Я не поднимал на него глаз, но чувствовал, как он наблюдает за тем, как я крошу на мелкие кусочки булочку, чтобы суметь хоть что-то съесть своим израненным ртом. Ему нравится наблюдать за моими страданиями. Это возбуждает его. Даже не представляю, какое наслаждение он получил, когда толкнул меня в спину со словами «Ну-ка, повтори, что хочешь уйти» и смотрел потом, как я кубарём качусь по ступенькам вниз, и, должно быть, точно кончил от того, как я вопил от боли, пока он давил мне на колено ногой. Ну-ка, повтори, Пак Чимин, что хочешь уйти. «Как твои дела?» — спросил он меня, когда я закончил клевать как птичка хлебные крошки. «Хуже некуда», — ответил я, и он засмеялся. Его смех звучит не лучше, чем у подыхающей собаки, а такую-то мне видеть доводилось. Я помню, как приехал на школьном автобусе домой и обнаружил на обочине дороги сбитого кобеля. Он издавал звуки, похожие на смех Джэёна. Мне очень хотелось помочь бедняжке. Я поднял его на руки, мне показалось, он весил столько же, сколько новорождённый телёнок. Конечно, он был меньше, иначе я бы его не дотащил. Я уложил его на сено в сарае и укрыл своей курткой. Он умирал, я видел это по его глазам, видел, как они гаснут, но не знал, как спасти и чем помочь. Я стал вопить, звать на помощь бабушку. Бабушка прилетела тут же и жутко разозлилась, увидев в своём сарае огромную подыхающую псину, укутанную в мою «новенькую курточку» и хрипящую, как старый трактор, а рядом — всего окровавленного меня. Она ушла и вернулась вместе с соседом. Сказала, что он ему поможет, и увела меня. Я слышал, как кобель взвизгнул за закрытой дверью. А потом всё стихло. Ну-ка, повтори, Пак Чимин, что хочешь уйти. Ну-ка, повтори. 10.03.19 Сегодня я совершил то, о чём боялся даже подумать. Мы поехали к врачу по поводу моей ноги, и на красном светофоре, я вдруг выскочил из машины, неожиданно даже для самого себя. Я побежал так быстро, насколько позволило мне моё больное колено, но, обернувшись, увидел, что никто за мной не гонится, никто даже не вышел из машины. Джэён уехал, спокойно оставив меня посреди города. Куда бежать? У кого просить помощи? Я спросил у прохожего, где полицейский участок и рванул в полицию. Молодой лейтенант принял у меня заявление, успокоил, набросил на плечи свой китель и напоил чаем. Он ласково называл меня «малышом» и обещал помочь. Я пробыл в участке до вечера, потом лейтенант повез меня в служебную гостиницу, где я мог бы остаться на ночь. И привез меня к нему. Обратно. Вот почему Джэён отпустил меня. Мне никогда и никуда от него не деться. Его угрозы не просто слова — он достанет меня из-под земли. Достанет и убьёт. Джэён был так спокоен по моему возвращению, что мне стало ещё страшнее. Он повёл меня в свой кабинет и усадил в своё кресло. Потом достал из ящика в столе шкатулку и открыл. В ней лежали два одинаковых пистолета. Он погладил меня по волосам и поцеловал неожиданно ласково, давно он так не прикасался ко мне. А потом также ласково сказал: «Сделаешь нечто подобное ещё раз, и один из них вышибет тебе мозги». Ну-ка, повтори, Пак Чимин, что хочешь уйти. 27.09.19 Мне здесь всегда холодно. Я жутко мёрзну. Джэён купил мне махровый халат. Такой мягкий и тёплый. Я надел его впервые, и когда сделал это, то обнял себя, улыбнувшись от нежности, что ощутил на своей коже. Я посмотрелся в зеркало и приложил пальцы к губам, ощупывая их, вдруг осознав, что уже года два не улыбался. Может быть, и улыбался, но не по-настоящему. Сейчас же это было как внезапное пробуждение от кошмара, правда, всего на несколько секунд. Я спустился вниз. Это было самое трудное. Боль в колене отдаёт вверх, пронизывает таз и достигает позвоночника. Удивительно, насколько эта боль порой упорна, она не позволяет мне спать по ночам, мешает есть, пить, думать… Она всё мучительнее и мучительнее с каждым днём. Мне всё труднее ступать на ногу, всё тяжелее не останавливаться на ходу и не сутулиться. Здесь в тепле у камина боль немного отступает. В голове всплывает без конца одна и та же мысль, одна и та же картинка. Два одинаковых, сверкающих металлическим блеском пистолета в чёрной шкатулке. Я не смею думать. Я должен научиться мысленно закрывать глаза. Должен. 14.01.20 Я не выдержу. Я не выдержу, Господи. 21.01.20 Ненависть переполняет меня! Боже, помоги мне! Боже помоги! 20.02.20 Боже, помоги мне! Я хочу убить его. Почему это чудовище живёт? Это несправедливо. Несправедливо. 5.03.20 Если он снова причинит мне такую боль, я убью его, Господи! Возьму пистолет и выстрелю ему в голову. Боже, помоги мне! Милостивый мой Иисус! 10.04.20 Я смотрю в тёмный потолок, и мне остаётся только молиться, пока он делает с моим телом всё, что захочет. Господи! Сможешь ли ты понять меня? Накажи меня, Боже, за мои помыслы. Но я больше не могу ходить по этому дому, что мне и дом, и тюрьма, не могу больше терпеть в себе это чудовище. Я навечно останусь калекой. Мои кости болят. У меня больше нет сил. Милый мой Иисус оберни мой мрак светом. Так или иначе. Так или иначе. Прости меня, Боже!