Юнги торопливым, но уверенным шагом преодолел длинный коридор, и остановился у стальной двери, дожидаясь сигнала. Парень из дежурки махнул ему рукой, и автоматический замок щёлкнул одновременно с тихим электрическим гудком.
Чимин, стоящий у кровати, вздрогнул от неожиданности, увидев его на пороге, и прижался спиной к металлической балке пустующих двухъярусных нар.
— Здравствуйте, прокурор Мин, — первым заговорил он и скрестил на груди руки.
— Сядь, — кивнул ему на стул Мин.
— Я постою, если вы не возражаете, — качнул головой Пак, отлипая от балки.
— Тогда я тоже, — Юнги подошёл ближе.
— Уже поздний вечер, работаете сверхурочно? — спросил Пак, вглядываясь Юнги в лицо, словно пытался прочесть таким образом его намерения.
— Вообще-то меня здесь быть не должно.
— Но вы здесь. Зачем?
— Мне нужно было вас срочно увидеть, — Юнги хотелось звучать спокойно, но он чувствовал, что голос его дрожит от волнения.
— Соскучились? — поднял бровь Пак, и уголок его губ дрогнул.
— Безумно, — усмехнулся Мин и, покачав головой, шумно вздохнул.
Чимин взглянул ему в лицо, и губы его тронула неожиданно мягкая улыбка. Продолжая смотреть на Юнги, он неосознанно поднёс к лицу руку, очерчивая подушечкой указательного пальца нижнюю губу. Мин ощутил, как больно кольнуло в сердце. Он уже знал, что означает этот его жест. Улыбка задержалась на лице Чимина всего на несколько секунд, и на смену ей быстро пришла привычная невозмутимость.
— Мне нужно поговорить с тобой, — вкрадчиво заговорил Мин, подступая ещё на шаг ближе.
— Я не виноват, — произнёс тут же Пак, полушёпот Юнги и его неформальный тон, явно произвели на него впечатление. Он заметно растерялся.
— Пак Чимин, — продолжил Мин также вкрадчиво, — я не могу обсуждать с тобой детали, но мне нужно, чтобы ты знал — у меня есть то, что поможет мне добиться обвинительного приговора, — он сделал ещё шаг к Чимину, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. — Ты получишь высшую меру, и проведёшь лучшие годы своей жизни за решёткой…
— Вы пришли запугивать меня? — взглянул он Юнги прямо в глаза. — Вы лжёте. Вы хотите, чтобы я признал вину. Потому что ничего у вас на меня нет.
— Я пришёл, потому что хочу помочь тебе, — прошептал Мин взглядом моля довериться, но Чимин отвёл от него глаза.
— Я вам не верю. Однажды я позвонил, чтобы что-то сказать, но вы ответили мне так резко... Вам не было до меня никакого дела, так с чего вдруг появилась такая забота? С того, что завтра суд?
«Сейчас или никогда», — подумал Юнги и протянул к Чимину руку, чтобы погладить его. Сперва по волосам, потом коснулся уха и оставил ладонь на щеке. Чимин вздрогнул от его прикосновения и замер, подняв на него испуганный и крайне растерянный взгляд, он выглядел так, словно его только что окатили ледяной водой. И то, как он стоял, обхватив руками тонкие плечи, в одно мгновение заставило зачерствевшее прокурорское сердце наполниться до самых краёв нежностью. Такой хрупкий, но в то же время сильный, его способность сдерживать свои чувства поражала. А они в нём бурлили, как горный поток.
— Ты оговорил себя, Чимин. Оговорил, чтобы мы не приписали тебе никаких личных мотивов. Ты никогда не занимался... — Юнги замялся, почему-то язык не поворачивался произнести ему в лицо слово «проституция». — Ты не занимался ничем таким... Ты его полюбил, а он тобой воспользовался. Расскажи, как всё было, расскажи то, как он причинял тебе боль, как издевался над тобой, как унижал и калечил, как лишил тебя мечты и лишил будущего, признайся в содеянном, и я обещаю… я клянусь тебе, что помогу, — затараторил Мин, неосознанно всё ближе притягиваясь к побледневшему лицу Чимина. — Мы переквалифицируем тебе статью, Сонгун даст показания в твою защиту. У меня есть связи, я найду тебе лучшего адвоката…
Чимин продолжал смотреть на него. В упор. Не моргая. Глаза у него были глубокие… И стремительно меняли свой оттенок из золотистого карего в тёмный, почти чёрный. Юнги прежде и не замечал, какие они, не видел в них ничего особенного, а, может быть, он просто невнимательно смотрел… Пак вдруг тяжело и часто задышал, и в его потемневшем взгляде появился неестественный блеск. Он сбросил с себя ладонь Юнги и отвернулся, прижимаясь лбом к холодной металлической балке.
— Уйдите, — выдохнул Чимин.
В его голосе слышались слёзы, но он не сорвался, хоть и задрожал ощутимо от злости и волнения. Мин сжал руки в кулаки, сдерживая внезапное желание обнять его со спины и успокоить.
— Я знаю… — попытался ещё раз Юнги, но Чимин резко обернулся, заставляя его замолчать одним только измученным взглядом.
— Уйдиии… — взмолился Пак. — Ничего ты не знаешь, прокурор Мин… Ничего. Ты. Не знаешь. — Он прижал к глазам ладонь и снова отвернулся. — Никто не знает.
Юнги опустил голову, зажмуриваясь от нахлынувшего чувства безысходности и полной беспомощности. Некоторое время он стоял молча, потом подступил к Чимину почти вплотную и, стараясь прозвучать как можно мягче, произнёс:
— У тебя есть время подумать до утра, и есть мой номер телефона. Судебное заседание начнётся в 10:00. До этого времени я буду ждать твоего звонка, — Юнги легонько, практически невесомо коснулся вскользь его плеча. — И я очень надеюсь, что ты передумаешь.
***
Юнги почувствовал сквозь сон, как она заворочалась, потягиваясь на кровати. Не открывая глаз, он прижался к ней плотнее, скользнул рукой по мягкому бедру, погладил осторожно ладонью живот, и вдруг ощутил, как подкрадывается необъяснимый страх того, что сейчас всё исчезнет. Мин распахнул глаза. Рядом с ним не Хваён. Это не она... Короткие светлые волосы на затылке, маленькая ладошка на ощупь пытается погладить его в ответ. Чимин лениво повернулся к нему лицом, но чувство близости не покидает его, как и чувство страха от уходящего момента. Чимин хлопнул медленно ресницами и опустил голову ему на грудь. Приятно. Юнги погладил его по обнажённой спине, дотронулся своими губами до его пухлых губ. Секунда абсолютного счастья, одна из того десятка, что может выпасть человеку за всю его жизнь. «Остановись, мгновение», — подумал Юнги, опуская веки.
Но чарующий миг ускользнул. Он открыл глаза в пустой тёмной комнате, рука его крепко сжимала край одеяла, словно всё ещё пыталась удержаться за ночную грёзу.
Он стёр со лба пот и зашарил ладонью по вздымающейся груди.
— Боже… — прошептал он, тяжело дыша.
Истина внезапно открылась ему в темноте. Это не жалость. Он испытывает к Чимину не жалость. Это то самое, давно забытое им, но всё же до боли знакомое чувство. Как? Когда это произошло? Когда он притрагивался к его вещам? Когда читал его дневник? Или тогда, когда смотрел в его глубокие глаза? А может быть раньше? В тот самый момент, когда он впервые увидел его притворную насмешливость, что вызвала в нём такое негодование?
Он на ощупь нашёл выключатель, зажигая настенное бра. Мягкий свет озарил комнату, и взгляд его тут же сфокусировался на родной улыбке, такой неизменной и такой застывшей. Несколько минут он смотрел на фотографию Хваён в белой рамке, стоящую рядом на тумбочке. Совсем ещё молоденькая, с завитыми каштановыми локонами и кокетливыми ямочками на щеках. Он хорошо помнил её такой, несмотря на то, что прошло уже много лет, ведь он сам в тот день поправлял ей эти локоны, после того, как застегнул на тонкой шее золотую подвеску, подаренную в честь первой годовщины со дня их свадьбы. Потом, как это бывает всегда, в памяти его всплыло другое воспоминание — Хваён в гробу. Мёртвая. Укрытая белым саваном до самого подбородка.
— Я хочу быть с тобой, но должен потерять... — прошептал он еле слышно, сам не зная кому — той, что улыбается на фото или тому, что страдает сейчас в одиночной камере.
Внутри всё сжалось, взгляд затянула пелена едких слёз. Он схватил телефон, принимаясь набирать ей сообщение о том, как ему плохо, о том, что он не знает, как должен теперь поступить, но сообщение зависает и не отправляется. Абонента нет. Хваён больше нет. Юнги одинок. Она не ответит ему. Уже никогда не ответит. Страх сковал его тело, дыхание спёрло, руки задрожали, напечатанные символы поплыли перед глазами. Он удалил смс, немного помедлил, собираясь с духом на слишком отчаянный для себя шаг, и удалил её номер.
Вот когда приходит настоящее осознание того, что человек ушёл навсегда. Не тогда, когда сообщают о его смерти, не тогда, когда держишь ледяные руки и целуешь, прощаясь, бездыханное тело или бросаешь в могилу горсть земли, а тогда, когда понимаешь, что больше не почувствуешь его тепло, не услышишь его голос и не получишь от него ни одной весточки. Привычное взаимодействие становится чем-то абсолютно фантастическим. Никто не ответит на звонок, никто не напишет сообщение. Никогда.
Громкий вздох, больше похожий на стон раздался в тишине. Юнги обессилено прикрыл глаза, позволяя горячим слезам обжечь лицо, и приложил ладонь к изнывающему от боли сердцу. Он только что отодрал от него кусок. Мин похоронит эту частичку себя рядом с Хваён, в соседнюю с ней могилу. Теперь она ушла по-настоящему. Её с ним больше нет. Он должен привыкать.
***
— Ты идёшь? Все уже собираются, — заглянул в кабинет Намджун.
Юнги потёр глаза, чувствуя неприятное жжение, и уже отработанным до автоматизма движением залил в них капли.
— Опять всю ночь возился с бумагами? — спросил Ким, вглядываясь ему в лицо.
— Мм… да, — вздохнул Мин, посмотрев на часы.
9:50.
— Ещё пять минут, — попросил он, бросая взгляд на молчащий телефон.
— Не опаздывай, Пак Чимин уже там. Ждёт тебя, не дождётся, — хмыкнул насмешливо Джун.
Юнги не смог сдержать разочарованного стона, и тут же бросил, опомнившись, взгляд на бывшего начальника, но к счастью тот уже исчез из дверного проёма, не увидев его откровенного сожаления.
