Глава 7
12 октября 2020 г. в 21:06
18 Сентября, 2003. Больница Святого Мунго
— Извини, мы звали тебя, но ты не слышала нас, — прозвучал резко голос Блейза. Стоило ей только поднять голову, как ее зрение затуманилось и перед глазами появилось сразу три Блейза. — Выпей, это поможет от головокружения, — сказал он, протягивая ей пузырёк с зельем и поднося его к ее рту. — Ты слишком долго просидела так, — и тихо добавил, — два.
— Дня? — уточнила она растерянно, и он просто кивнул.
Она проглотила отвратное на вкус зелье, и всё снова стало приходить в норму. Блейз протянул ей остальные пузырьки, и она их выпила тоже. Только после рутинного принятия всех лекарств она поняла, что они с Блейзом были не одни, в палате были: Рон, Гарри, Джинни и Тео Нотт — все обеспокоенно смотрели на нее. Уизли и Гарри выглядели особенно истощенными, их глаза были красными, а волосы в полном беспорядке, но хуже всех казалась Джинни - потерянной и разбитой.
— Что произошло? — спросила Гермиона.
— Были совершены еще нападения, — начал Гарри. — Отец Эрни Макмиллана вчера был убит. Мы нашли записку рядом с его телом со словами «мы покончим с родом Блэков один за другим»
— Не может быть! — воскликнула она.
— И это еще не всё. На Нору напали.
— Нет... — прошептала она, ее глаза стали наполняться слезами, и она перевела взгляд с Рона на Джинни.
— Молли... она была в Норе и...
Джинни всхлипнула, и Гермиона не смогла удержать нахлынувших слез от вида своей подруги.
О, Боже, Молли Уизли. Женщина, которая стала для неё второй матерью, помогала и заботилась о ней как о родной дочери. И теперь ее нет.
— Как? Почему? — ее сердце разрывалось.
— Ее тоже нашли с запиской. «Даже предатели крови в этот раз не избегут наказания».
— Боже мой! — она закрыла лицо ладонями и продолжала всхлипывать; Блейз стоял рядом с ней и гладил ее волосы.
Она подняла голову и увидела, как напрягся Рон: челюсти его были сжаты, во всей его позе, казалось, каждая мышца была напряжена; он не плакал и даже не выглядел расстроенным. Рон был зол.
— Мы пытаемся сделать всё, что в наших силах, чтобы найти причастных к этим преступлениям, но пока у нас нет ни единой зацепки.
Она вытерла свои слезы. Она не могла себе сейчас позволить утонуть в горе и сожалении, ее друзья пришли не для того, чтобы поплакаться ей и сообщить дурные новости. Им нужна была ее помощь.
— Род Блэков один из самых древних в мире волшебников. Сколько волшебников и волшебниц имеет с ними кровное родство? — спросила она и заметила, как на лице Тео появилась гордая улыбка.
— Я, все Уизли, Лонгботтомы, Флинты, также Булстроуд, Крэбб, Люпин, Макмилланы, Малфои, Прюэтты, Тонкс, Берк, Яксли, Розье, Блишвик, Крауч, Гамп и Лестрейндж, — тут же перечислил Гарри, и Тео с Блейзом посмотрели на него широко раскрытыми глазами. — Что? Я живу на Площади Гриммо и часами разглядывал этот ужасный гобелен.
— Яксли в Азкабане, Розье мёртв и у него не было родственников, Прюэттов больше не осталось, — невозмутимо сказал Блейз, и Гермиона вздохнула из-за отсутствия у него хоть малейшего признака такта. — Крауч, Блишвик и Гамп - также все мертвы, а братья Лестрейндж оба в Азкабане.
— Значит, всем магглорожденным, полукровкам, Блейзу, Тео, Дафне и ее сестре ничего не угрожает. И даже отцу Тео? — спросила она и затем повернулась к Тео. — Извини, Тео, я не хотела тебя никак обидеть.
— Все нормально. И нет, мы не в безопасности, по крайней мере я точно. Сегодня утром в мой кабинет вломились.
— Зачем?
— Я сейчас работаю в Отделе по Учету Рождаемости среди магов, у меня в офисе были документы на каждого ребёнка с магическими способностями, начиная с их первого выброса магии.
— Они забрали те файлы?
Он кивнул:
— Я и мои коллеги были оглушены, когда мы пришли в себя, их уже и след простыл. Вместе со всеми делами.
— Что говорит по этому поводу министр? Это касается не только Пожирателей смерти, мы имеем дело с нечто бо́льшим.
— Магический мир встревожен. Были созданы защитные барьеры вокруг домов волшебников, кроме этого мы пока ничего не можем сделать.
— Понятно. Кто из магглорожденных или полукровок пострадал от рук Блэков или других Пожирателей? Черт возьми, да почти все. — Вставил Блейз.
— Спасибо за полезное замечание, Блейз, — сказал Тео, не скрывая своего сарказма.
— И все же он прав. Я уже говорила, что человек, который может стоять за этими нападениями, скорее всего магглорожденный или полукровка. Кто бы это ни был, у него должна была быть веская причина для этих убийств. Все было тщательно спланировано, это месть.
— Но как уже сказал Забини, это может быть кто угодно, — мрачно сказал Гарри.
— Нет. Кто из наших знакомых потерял кого-то от рук Беллатрисы или любого другого Пожирателя из рода Блэков?
— Таких много.
— Вам стоило бы уже составлять списки! — выпалила она.
— Гермиона, мы делаем всё, что можем. Мы пришли предупредить тебя. Мы выставили защиту у твоей палаты, у входа также будет стоять аврор, — пояснил Рон. Его голос все еще был холоден, лицо его ничего не выражало.
— Что? Зачем? Я никак не отношусь к роду Блэков! Я магглорожденная! — воскликнула она, и Тео с Блейзом одновременно фыркнули.
— Но ты теперь член нашей семьи! Мы взяли тебя! Теперь ты связана с нашей семьей, — сказал он, посуровев. — И ты не можешь за себя постоять в таком состоянии, — добавил он сухо, и она поняла, что сейчас не стоит его провоцировать еще больше из-за Молли.
— Рон, я знаю это, — мягко сказала она. — Но нужно защищать Каэля и окружить его защитными барьерами, не меня. В его жилах течёт кровь Блэков, не в моей. Да, я его мать, но я не Блэк, нет необходимости выставлять у моей палаты охрану.
— Ты, похоже, не понимаешь, как работают семьи волшебников? — спросил он сбитый с толку.
Гермиона вздёрнула бровь.
— Нет, я все прекрасно понимаю. Это ты не понимаешь того, что кто бы то ни был причастен к нападениям чистокровных семей, не думает так же, как и они! Бóльшая часть людей не смотрит на чистокровных так же, как и вы! Мы называем супругов своей семьей, потому что связываем себя с ними по закону, но не потому, что нас связывает кровь! Брак с чистокровным не делает тебя таким же! Сигнус и Друэлла верили, что Андромеда больше не является частью их семьи, потому что они сожгли ее имя с гобелена так же, как и имя Сириуса. Но это так не работает. Дело не в том, что вы так любезно приняли меня в свою семью и теперь называете Уизли. Во мне не течёт ваша кровь.
— Она проводит слишком много времени с Забини и теперь не признаёт себя одной из нас, — сказала Джинни, ее голос был полон ненависти.
Гермиона посмотрела на свою подругу, пытаясь понять, чем была обусловлена такая реакция: из-за боли утраты близкого человека или по какой-то другой неизвестной причине?
— Джинни! — воскликнул Гарри, сердито смотря на нее.
— И как я должен на это реагировать? — спросил Блейз, он напрягся и встал ближе к Гермионе, словно готов был защищать ее в любой момент, даже если в этом не было необходимости.
— Ты прекрасно знаешь как, Забини! Брат сказал мне, что ты отказываешься называть ее так и постоянно шутишь над этим! Словно в этом есть что-то смешное! — сказала она со злостью даже слишком громко.
— И что же ещё тебе рассказал твой братец? Он тебе не рассказывал, как обращается с ней? Какие вещи говорит ей? — в ответ повысил свой голос Забини, и Гермиона прикрыла свои глаза. Ничем хорошим это не кончится.
— Заткнись, Забини! Это не твоё дело!
— Конечно, мое! Он мой крестник! А Драко мой лучший друг! И вы смеете приходить сюда, в ее палату, игнорируете каждую ее просьбу передать хотя бы малюсенькое письмецо, ее родному сыну. Чертово, блять, письмо! Не говоря уже о том, что постоянно оскорбляете его при мне и даже при ней!
— Он не ее сын! Она никогда его не растила! Он даже не видится с ней! — кричала Джинни.
— Он - ошибка! — завопил Рон одновременно со своей сестрой, и Гермиона в тот момент была очень признательна Блейзу, который так рьяно за нее заступался, пока ее собственный голос ей отказывал.
Она была рада, что была слишком слаба и не могла дотянуться до своей палочки, потому что готова была оглушить обоих Уизли.
Перед глазами у Гермионы все поплыло от злости.
— Какого хера ты позволяешь себе говорить такое? Какого хера ты позволяешь себе называть Каэля ошибкой? — набросился он на Рона, но Тео вовремя его удержал. — Отвали, Тео, я задушу этого ублюдка! Блять, да ты просто завидуешь, потому что она никогда не любила тебя так же, как и его!
В этот момент уже Гарри пришлось удерживать Рона, попытавшегося наброситься на Блейза.
— ЗАТКНИСЬ! Закрой свой рот!
— Ты знаешь, что я прав! Именно поэтому ты не позволяешь ей видеться с ним! Потому что не можешь принять тот факт, что она всё еще любит Малфоя! Ты не можешь принять, что она выбрала его, а не тебя! И вот тебе новость, Уизли, Драко намного, блять, лучше тебя!
— Малфой ужасен! И единственная причина, по которой он не гниет в Азкабане, так это потому, что я ничего не сказал, когда Гермиона и Гарри стали выступать в их защиту! Потому что я не рассказал ебаную правду!
— Ты знаешь, Уизли, что если бы сказал, она никогда бы тебе этого не простила! Никогда бы даже не взглянула на тебя! Ты не мог отправить человека, которого она любит, в Азкабан, потому что ты не увидел бы ее больше никогда!
— Ты ничего не знаешь, Забини! Ты ошибаешься! Этот мелкий ублюдок забил тебе голову сраными любовными историями?
— Не смей говорить так о Каэле! Единственный ублюдок здесь ты! Потому что ты единственный, кто не может любить по-настоящему. И я готов поклясться, тебя это убивает! О, потому что ты знаешь, что она никогда не смотрела на тебя так, как ты этого хотел! И я уверен, ты чуть не помер от зависти, когда увидел, как она смотрела на Драко в тот день.
— Заткнись!
— Ох! Как бы я хотел, чтобы ты видел, как они с Драко смотрели друг на друга в Хогвартсе! Как они любили друг друга, и как она не полюбит тебя никогда!
— Хватит, Блейз, достаточно, — сказал Тео ему на ухо, с трудом удерживая его от Рона, — послушай, что ты говоришь, это ужасно.
Гермиона хотела бы, чтобы ее голосовые связки могли нормально работать, потому что она бы попросила Блейза прекратить говорить все эти вещи и...
— Мне плевать на то, что у них было! Они были в полном дерьме! Он никогда ее не заслуживал! И она была глупа, раз любила его, глупа, раз залетела от него. Он злой, бессердечный, мерзкий убийца, он всегда плохо с ней обращался и издевался над ней. Он бы никогда не вышел с ней в свет, чтобы запятнать своё имя ее грязной кровью! Или ты считаешь, что он не сделал этого по какой-то другой причине? Даже после того, как его освободили? Мне плевать, что они чувствовали друг к другу, потому что это я был тем, кто был с ней, не он! Ничто не радует меня больше, чем эта мысль! Знать, что он сидит где-то там, в этом убогом поместье, один со своим сынком, а я здесь, я выиграл!
Блейз отступил на шаг назад:
— Всё, Тео. Ему конец, он сам себе вырыл яму.
В комнате воцарилась мертвая тишина. Каждый пытался осмыслить прозвучавшие только что слова Рона.
Гермиона сделала глубокий вдох, отодвинула покрывало и взглянула на Блейза, без слов прося его помочь ей. Ее ноги почти не работали, потому что она не вставала на ноги больше двух недель. Блейз и Тео помогли ей встать, удерживая ее с обеих сторон.
Мир точно сошёл с ума, раз о ней заботились слизеринцы, в то время как ее лучшие друзья были настроены против нее.
— Ты сейчас же покинешь мою палату, и я надеюсь, что к тому моменту, как ты снова покажешься, я уже буду мертва. Никогда еще меня так не оскорбляли. Ты был моим лучшим другом и не должен был так обо мне думать. Ты всегда говорил ужасные вещи, когда злился, но они почему-то всегда были направлены в мой адрес еще с тех пор, как мы были детьми. Я умираю и больше не намерена терпеть такого отношения к себе. Ты уйдёшь, потому что он никогда не говорил мне таких вещей, как ты; он никогда не видел во мне жалкий приз и не принимал меня как должное. Ты уйдёшь сейчас же, потому что я очень зла и могу стать «злой, бессердечной и гнусной», но я не хочу так с тобой поступать, потому что ты мой лучший друг, и я искренне тебя люблю. Вот в чем между нами разница.
Рон все еще был красным от злости, его руки были сжаты в кулаки и костяшки пальцев побелели от напряжения, но его лицо медленно расплылось в недоброй улыбке и он усмехнулся.
— Нет, Гермиона. Я не уйду.
— Нет, ты уйдёшь. Сейчас же, — твердо повторила она и заметила, как Гарри потянул его за край мантии.
— Нет. Еще с суда ты ведёшь себя как стерва. Я не устал, нет. Я просто хочу хоть раз услышать, что ты думаешь на самом деле, правду без прикрас. Я не хочу больше видеть твоих осуждающих взглядов или играть в молчанку. Я хочу, чтобы ты сказала всё, что тебя грызло всё это время.
— Рон, не надо этого. Пойдём, тебе нужно успокоиться, друг, ты зол, только что потерял мать. Пойдём же, Рон, ты сейчас не способен здраво...
— Помолчи, Гарри, не нужно переживать о моих чувствах. Я зол и я расстроен. Моя мать мертва, и я хочу, чтобы моя любимая женщина сказала правду ХОТЬ РАЗ В ЭТОЙ СРАНОЙ ЖИЗНИ! — закричал он, и остальные присутствующие подпрыгнули на своих местах от неожиданности. — Давай же, выговорись.
Гермиона обдумывала, что ей делать дальше: это было правдой, она не говорила ему многих вещей, которые ее терзали; всегда молчала, потому что чувствовала себя виноватой за то, что не любила его и все время думала о Драко. Она также понимала, что всё, что она может сказать, уже было достаточно для того, чтобы потерять его навсегда, ее лучшего друга. Могла ли она так с ним поступить? Стать настолько бессердечной, чтобы сказать, что она любит человека, которого он так ненавидит и считает врагом вот так, сразу после того, как убили его мать? И могла ли она, кто всегда старался видеть во всех только хорошее, указать ему на все его грехи?
Могла ли она умереть, зная, что так ничего и не сказала? Зная, что вся ее жизнь была обманом? Мерлин, продолжать врать ему до самого конца? Могла ли она, Гермиона Грейнджер, ярчайшая ведьма своего поколения, жить с чувством вины и сожаления? Разве она не сражалась за мир, который стоит того, чтобы жить? Мир, в котором она могла быть собой?
— Скажи всё, Грейнджер, — тихо сказал Блейз ей на ухо, и Тео сжал ее руку. Даже Гарри мягко кивнул, и Гермиона поняла, что не потеряет его, что бы она не выбрала. Она видела это в его глазах.
— Драко Малфой - любовь всей мой жизни, Рон, — сказала она, вдохнув полной грудью. По всему ее телу прошлось прекрасное чувство тепла, распространяющее по всем ее отмирающим органам, словно заставляя их снова работать. Это было похоже на порхающих бабочек у тебя в животе, когда ты рядом с тем, кого любишь. Появившаяся легкость опьяняла.
И тут ей пришла в голову мысль: она наконец поняла ту силу, из-за которой Гарри смог выжить, почему Темная магия была так слаба против него. Любовь. Любовь есть свет, это сама жизнь, она приходит неожиданно и тогда, когда никто об этом не просит, она чиста и невинна, она делает человека живым. Любовь.
Гермиона нашла своё лекарство.
— Я полюбила его еще до того, как узнала, что такое любовь на самом деле. Это изменило меня, и я не заметила, как и когда это произошло. Без него я больше не могла видеть своей жизни, не могла вспомнить, как жила до него. С ним я поняла, кто я на самом деле.
Он сделал меня сильнее; он показал мне, что человек представляет собой не только то, что что мы видим; делился со мной своими чувствами, мыслями, эмоциями, и до того момента я и не знала, что такое вообще бывает.
Он показал мне, что мир не идеален, как я думала раньше, но даже со всеми своими несовершенствами, он все еще прекрасен; показал мне красоту, которую можно найти в боли и сожалении, и что даже серое имеет разные оттенки; показал, как люди могут меняться и находить искупление. Мы ничего не выигрываем и ничего не проигрываем в жизни, как в войне. Именно в этом и есть вся прелесть жизни, в ее неоднозначности. Он научил меня никогда не принимать что-либо за должное. И вот почему, Рон, я никогда не полюблю тебя так же.
— Потому что я не изменил тебя? Я любил тебя за то, кто ты есть!
— Он не изменил меня, чтобы меня можно было полюбить. Это его любовь изменила меня. А ты всегда принимал меня за должное. Ты всегда был пренебрежителен ко мне, словно я какая-то помеха, отвлекающая тебя от развлечений насущными проблемами. Ты игнорируешь мои советы во всём, если только не пытаешься успокоить меня и не рассердить еще больше.
Ты часто был груб со мной, никогда не слушал меня и не спрашивал о моих чувствах или о том, что мне нужно; почти никогда не был на моей стороне, в Хогвартсе ты всегда вставал на сторону Гарри.
Ты был искренним только тогда, когда тебе что-то было нужно от меня, ведь ты думаешь, что тебе не нужно быть вежливым или любезным со мной всё время, потому что ты не ценишь ни меня, ни нашу дружбу.
Ты даже не делал попыток заставить меня забыть о нем, Рон. У нас никогда не было даже намека на романтику. Ты поцеловал меня только потому, что я была под рукой, и встречаться мы стали только потому, что это было удобно и все этого ожидали от нас. Мне жаль, но ты сделал всё, чтобы я никогда не смогла забыть его, потому что он всё для меня, а ты нет. Он давал мне всё, а ты никогда этого не делал. И я говорю не только о романтике.
Ты инфантильный и ленивый: ты избегаешь серьезных разговоров. У нас нет ничего общего, тебе не нравится то, что нравится мне. Мы с Драко разговаривали часами, часами говорили обо всем и даже когда мы спорили о чем-то, что было, между прочим, постоянно, мы всегда приводили достойные аргументы.
Мы даже с тобой поссориться нормально не можем! Ты просто кидаешься обвинениями и затем уходишь! А потом возвращаешься спустя часы с извинениями. Мы с Драко смогли преодолеть все препятствия и предрассудки путём постоянных обсуждений, учась друг у друга чему-то новому. Ты не даешь мне говорить о Каэле, ты не выносишь даже его имени и все время сердишься просто из-за наличия его фотографии у меня дома.
Только после того, как Гермиона замолчала, она почувствовала хлынувшие из ее глаз слезы на своём лице. Кто-то утешительно положил руку ей на спину. Рон больше не был зол: он выглядел разбитым и глубоко расстроенным. Она знала, что сказала больше, чем этого требовалось. Но, Мерлин, разве это чувство свободы не было прекрасным?
Чувство вины за то, что она сделала ему больно, не было таким же сильным, как то, что она так долго молчала, несла всё это в себе на протяжении стольких лет, врала ему и притворялась.
— Ты слишком добрая, Гермиона, и ты не заслужила застрять с таким человеком, как я, с тем, кто тебе не ровня. Ты заслуживаешь большего, и мне жаль, что я слишком зауряден для тебя, невежественен и такой неграмотный.
— Рон... — плакала она. Боже, он только что потерял свою мать, а она столько всего ему сказала.
— Ты не была груба, нет, ты просто изложила факты. Всё так и есть. По крайней мере теперь я знаю, какое одолжение ты делала мне всё это время, встречаясь со мной.
— Рон, я...
— Ты сказала достаточно, Гермиона. Я правда желаю тебе поправиться, чтобы ты могла вернуться к жизни, которой ты достойна, — сказав это, он кивнул обоим слизеринцам и покинул комнату с последовавшей за ним Джинни, чьи глаза метали в ее сторону молнии.
— Гарри, я... я не должна была, Гарри... — плакала Гермиона, и он подошёл к ней, крепко обнимая.
— Ты сказала больше, чем он хотел услышать. Намного больше, Герм. Но ты сказала все, что хотела сама.
— Но Молли только...
— Время было не очень подходящим для них, но тебе нужно было это сделать сейчас.
— Гарри! — неожиданно воскликнула она, вспомнив идею, посетившую ее во время тирады.
— Что? — спросил он рассеянно, увидев ее улыбку.
— У тебя было решение всё это время.
— О чем ты говоришь? — теперь уже Блейз начал внимательно слушать, смотря на нее с широко раскрытыми сияющими глазами. Мерлин, он тоже расчувствовался от ее монолога. Она улыбнулась ему и протянула ему руку, чтобы он поддержал ее.
Он стал опорой для нее за эти четыре месяца, ухаживая за ней, как за принцессой, заставлял ее смеяться и чувствовать себя нормальной. Она искренне любила его как друга. Было странно смотреть на них сейчас и оборачиваться назад в прошлое, в те времена в Хогвартсе, когда они еще не были так близки и не стали общаться на пятом курсе. Чувство одиночества на седьмом курсе сблизило их, и он стал для нее одним из самых близких людей.
— Любовь, Гарри. Это любовь. Твоя мать пожертвовала собой ради тебя, и ее любовь спасла тебя от проклятия. Волан-де-Морт не мог прикоснуться к тебе именно из-за ее любви. Когда я сказала наконец все, высказала всю правду, я почувствовала ее, как она распространяется во мне. Я почувствовала себя снова живой. Любовь - оружие против всех видов Темной магии.
— Укуси меня змея Салазара! Гермиона, ты права! Ох, Мерлин, как я мог быть таким тупым? — засиял Блейз, прыгая по палате и маниакально смеясь во весь голос.
— Но, Блейз, — начал Тео. — Ей нужно зелье. Мы, конечно, можем посадить Драко в кресло напротив нее и заставить говорить часами, как он ее любит, но это не поможет.
— Мерлин, теперь я понимаю, почему ты простой клерк, а не аврор, — сказал Блейз закатывая глаза. — Поттер, ты можешь достать для меня пропуск на посещение Комнаты Чувств* в Отделе тайн? Мне нужно кое-что изучить до того, как мы начнём. Будет чертовски трудно, зелье будет очень сложным и мощным.
— Почти невозможно, но, думаю, я могу назвать Брустверу свой универсальный пароль — «я сразил Волан-де-Морта».
— Грейнджер, ты же понимаешь, что теперь мы должны ему все рассказать, так? Ты понимаешь, что я должен это сделать?
— Понимаю.
— Отлично! У меня такое ощущение, что я ждал этого дня всю свою жизнь! Я так счастлив, что мог бы тебя поцеловать прямо сейчас, Грейнджер!
— Ты получишь шанс, если любви Драко окажется не достаточно, Блейз, — пренебрежительно сказал Тео, и они все засмеялись. — Но я поцелую тебя в макушку прямо сейчас, потому что ты будешь жить, Грейнджер! — добавил он счастливо, и она захихикала от того, как такое поведение не было похоже на обычно спокойного и уравновешенного Тео.
— Когда это вы вообще стали друзьями? — спросил Гарри растерянно и одновременно радостно.
— На пятом курсе, — объяснил Блейз. — Мы были тайной командой Грейнджер. Но в основном, конечно, после войны, когда Драко рассказал нам про Каэля. Он уже тогда готовился скрываться от министерства и знал, что его гриффиндорская принцесса и ярчайшая ведьма своего поколения вернётся обратно в Хогвартс окончить своё обучение, поэтому вежливо попросил меня приглядеть за ней...
— Ты же понимаешь, что когда Блейз говорит «вежливо», он имел в виду «угрожая мучительной смертью в случае отказа», — уточнил Тео, и она фыркнула.
— А Тео просто решил составить мне свою мужскую компанию, чтобы я не был единственным слизеринцем, который вернулся на последний год.
— У меня не было выбора, ты меня заставил.
— И мы все стали лучшими друзьями.
— Но Джинни, Невилл, Симус и Дин тоже были там, почему Гермиона проводила с вами столько времени?
— Я совсем не обижаюсь на тебя, Поттер, очевидно, ты просто не видишь всех преимуществ дружбы с нами.
— Едва ли.
— Если коротко, мы были единственными, кто знал про Драко и его маленького наследника, и поэтому мы понимали, что должны быть рядом. Наверное, это был такой вид развлечения –использовать нас в качестве носового платка, — объяснил Тео, смеясь. Блейз к нему присоединился, судя по всему вспоминая тот раз, когда Гермиона поймала их по пути в подземелья с угрозами наслать на них проклятие, если они ее не выслушают.
Гарри выглядел так, словно никогда в жизни не видел ничего более странного. Гермионе оставалось только гадать, как ее друг отреагирует, когда узнает про Пэнси и Дафну.
— Так, вернёмся к делу. Грейнджер, мне нужно поговорить с тобой наедине, пока мы не принялись за работу, — сказал Блейз, и она увидела, насколько быстро его лицо стало серьезным. Она поняла, что во всем этом есть одно большое «но».
— Мы уходим, — сказал Гарри и поцеловал ее в висок. — У тебя всегда буду я, Гермиона, не переживай.
— Я знаю, — улыбнулась она, и ее глаза снова увлажнились.
Тео поцеловал ее в макушку и ушёл вместе с Гарри. Как только за ними закрылась дверь, Гермиона вернулась к Блейзу:
— Выкладывай.
— Такое зелье еще никто и никогда не делал. Ты знаешь, что они называют Комнату Чувств «Вечно-запертой комнатой»? В этом месте находится самая могущественная сила из всех существующих. Любовь опаснее любой Темной магии, намного ужаснее, чем смерть и прекраснее сил природы. Такого рода магия и попытки играться с ней могут быть крайне опасны. Приготовление такого зелья и определение нужной дозировки будет очень сложно. Если мы сделаем хоть что-нибудь не так, Маленький шажок не туда, ты можешь умереть или остаться под воздействием Амортенции, помешанная и неспособная здраво мыслить
— Я это знаю, Блейз.
— Теперь мы знаем, к чему идти. До этого дня шли вслепую, но теперь мы знаем, что делать.
— Попроси помощи у Слизнорта и Драко. Найдите старые записи Снейпа, попроси помощи любого, у кого сможешь и посчитаешь нужным, черт возьми, Блейз, можешь рассказать всю правду обо мне, но только спаси меня.
— Я все сделаю. Обещаю.
Она просто кивнула. Ее веки стали тяжелее и недостаток сна начал сказываться на ней, хоть она и пыталась остаться в сознании. Никому не было известно, когда она снова придёт в себя, и это пугало.
19 Сентября, 2003. Больница Святого Мунго
Она не уверена, какой сейчас день, но в её палате никого уже не было. За окном было темно и лил дождь. Она только отошла ото сна: ей снилось, что Драко пытался уговорить ее сбежать вместе с ним, и Гермиона размышляла о том, как все могло быть иначе, сбеги она тогда вместе с ними втроём.
Его Омут парил рядом с ее кроватью, и она подтянула его ближе к себе. Нет ничего хорошего в том, чтобы думать о том, как все могло бы быть. Она вспоминала слова Гарри, которые он ей однажды сказал в той палатке, когда она днями думала только о Драко. Он сказал, что нет ничего хорошего в мечтах, затмевающих жизнь. Но когда кто-то оказывается на смертном одре, что еще остаётся, как не предаваться воспоминаниям и мечтам?
По ее лицу пробежала одинокая слеза, и она наклонилась над Омутом.
24 Июня, 1995. Кабинет профессора Вилкост
— Грейнджер, ты мне доверяешь? — спросил он, как только она села рядом с ним. Драко выглядел крайне обеспокоенным и даже напуганным.
— Что? — спросила она растерянно: правда заключалась в том, что она не знала на самом деле.
— Ты мне веришь?
— Я не знаю, думаю, что да. Не думаю, что речь идёт о моей жизни, но в остальном могу.
— Если я попрошу тебя поговорить с Поттером, чтобы он не выигрывал в Турнире, ты сделаешь это? Ты поверишь мне, если я скажу, что не попросил бы этого из-за каких-то школьных распрей или моих личных убеждение по отношению к нему?
— О чем ты говоришь? — спросила она настороженно. Его голос звучал несколько раздраженно, было похоже, что он вот-вот начнет огрызаться и оправдываться в свою защиту. Он не мог спокойно держать свои руки.
Он подвинулся ближе к ней, взяв ее за руки. Его руки дрожали:
— Грейнджер, Поттер не должен выиграть в Турнире. Это небезопасно. Пообещай мне, что попросишь его сделать всё, чтобы проиграть.
— Но почему?
— Почему тебе все время надо задать столько вопросов? Когда ты уже поймёшь, что тебе не нужно знать ответы на всё? Ты не можешь просто поверить мне на слово?
— Ну, мне жаль, что до недавнего времени твоё слово для меня ничего не значило, — резко выпалила она и могла увидеть, как ему стало больно от ее слов. — Малфой, я очень...
— Да пошла ты, Грейнджер! Ты думаешь, мне есть гребаное дело до того, будет ли Поттер жив или мёртв? Ты думаешь, я бы стал рисковать своей задницей, если бы не было веской на то причины? Пошла ты!
— Тогда объясни мне почему? Ты пугаешь меня!
— Тебе нужно бояться! Это серьезно! Завтра, до того, как он войдёт в этот лабиринт, он должен знать, что не должен выиграть. Он попадёт в ловуш... — он замолчал посреди предложения, когда они услышали, как дверь в их кабинет открылась.
— Что вы тут делаете? Вам нельзя находиться в этом кабинете, — сказал Грюм, он выглядел пугающе, его волшебный глаз метался из стороны в сторону: с Драко на нее, на книги, лежащие рядом с ними, и затем на внутреннюю часть своей головы, ни на секунду не останавливаясь. В это же время его обычный глаз не отрывался от Драко. Его губы сузились, и Драко стал выглядеть бледнее, чем обычно.
Но даже дрожа от волнения, он встал перед ним, закрывая от него Гермиону и держа ее за руки:
— Что, парню теперь и уединиться нельзя с девушкой?
Она не могла себе представить, что могло заставить его такое сказать. Какого хрена здесь вообще происходит?
— Не вешай мне лапшу на уши, мальчишка, я прекрасно знаю, кто твой отец.
— Не сомневаюсь, — бросил он.
Гермиона могла невооружённым глазом заметить напряжение между ними, и это было нечто бóльшее, чем прошлая обида Драко из-за старого наказания профессора Грюма.
— Осторожно, Малфой, ты играешь со взрослыми. Однажды, ты и по шапке можешь получить.
— Пойдём, Грейнджер, — он взял ее сумку, которую она не успела раскрыть, и потянул ее за рукав мантии, уводя за собой.
— Надеюсь, ты умнее, Малфой. Для твоего же блага, — сказал Грюм позади них, и Драко ускорил шаг.
Только когда они отошли на достаточное расстояние от кабинета и в коридоре появились другие студенты, он отпустил ее и вернул ее вещи обратно.
— Что это было? — спросила она в шоке.
— Обещай мне, Грейнджер, — настаивал он, крепко схватив ее за запястье.
— Ты делаешь мне больно! Почему ты не можешь просто объяснить? Я ничего не понимаю!
— Я не могу! Я правда не могу! — воскликнул он и ослабил хватку. — Я не знаю всех подробностей, но я знаю, что третье задание - ловушка и произойдут ужасные вещи, если Поттер притронется к Кубку.
— Почему ты всё это рассказал мне?
— Потому что Поттер никогда мне не поверит и то, что я сказал на прошлой неделе, правда. Ты мой друг, Грейнджер. Поттер не должен выиграть. Пообещай мне.
— Обещаю, — кивнула она. Он вздохнул с облегчением и ,повернувшись, быстро ушёл, смешиваясь с толпой гриффиндорцев.
Гермиона знала, что бы это ни было, дело было серьезным и возможно очень опасным. Она видела, как тяжело было Драко рассказать ей все, словно он физически не мог этого сделать.
Также Гермиона знала, что она не могла просто попросить Гарри о таком без всяких объяснений, не упомянув при этом Драко. Ей придётся убедить его по-другому.
25 Июня, 1995. Поле для квиддича. День 231
У нее не было ни единой возможности поговорить с ним. Гарри так и не вернулся с ужина, и Рон сказал, что в последний раз видел его говорящим с Грюмом перед испытанием. После той короткой встречи с аврором, ее не покидало растущее беспокойство и плохое предчувствие. Он выглядел еще более устрашающим, чем обычно, словно готов был проклясть их обоих.
Ей было интересно, понял ли он, что именно Драко пытался ей рассказать.
На следующий вечер когда вся школа пошла смотреть на третье испытание, она искала светлую макушку везде, где только могла, но нигде так и не смогла найти. Она также пыталась поговорить и с Гарри, но Грюм не отходил от него, никого не подпуская к ним. Каждый раз, стоило ей подобраться к нему поближе, его волшебный голубой глаз сразу пристально в нее всматривался, словно предупреждал, чтобы она не смела и слова сказать.
Гермиона начала покусывать свои ногти, ее ноги подергивались с той самой секунды, как Гарри встал у входа в лабиринт и до того самого момента, как он вновь появился, перепачканный в крови и мертвым Седриком на руках.
Тогда она и поняла, о чем говорил Драко.
7 Июля, 1995. Платформа
— Твой чертов отец был там, Малфой! Ты мелкий...
— Гарри! — встала она перед ним, останавливая его. Ее глаза были наполнены слезами с того момента, когда все поняли, что произошло. Она видела Драко только в день, когда сделали объявление, он выглядел разбитым, а его глаза были красными и голова опущена на протяжении всей церемонии.
— Отойди, Гермиона, он должен заплатить за то, что сделал.
— Он ничего не сделал, Гарри. Он не его отец, — возразила она. — Давай, пойдём же.
Гарри неуверенно пожал плечами и освободился из ее хватки, заходя в вагон вместе с Роном.
— Ты обещала мне, — сказал Драко. Темные фиолетовые круги под глазами особенно выделялись на фоне его неестественно бледной кожи.
— Гр... Барти Крауч-младший знал, что ты рассказал мне, он держал Гарри в своём кабинете всю ночь и в день испытания не отходил от него ни на шаг. Я не могла сказать ничего, кроме «не выигрывай, пожалуйста».
— Все равно. Теперь это не имеет никакого значения. Все кончено, — пожал он плечами, заходя в вагон, она последовала за ним.
— Имеет. Ты предупредил меня, ты знал, что они планируют сделать, и ты пытался спасти его, — сказала она ему, и он резко остановился, отчего она врезалась прямо в него. Он просто закатил глаза, но все же удержал ее и помог не упасть.
— Нет, Грейнджер, я не такой герой как вы, гриффиндорские простаки. Я просто пытался спасти свою задницу, — объяснил он, что было не совсем правдой.
Конечно, всю свою жизнь Драко изворачивался, чтобы выиграть в любой ситуации, но это, это было нечто большее.
По крайней мере она так думала.
— Ну, я рада, что ты так заботишься о своей заднице. Спасибо, — он ухмыльнулся, но затем вздохнул, качая головой и смотря на нее, словно она была не от мира сего.
— За что ты меня благодаришь? Он вернулся. Будет война.
— Я знаю, — сказала она и слегка улыбнулась. — Я могу писать тебе письма летом?
— Конечно, но не жди от меня ответа, — ответил он и зашагал прочь.
— Эй! — окликнула она его и хихикнула, когда услышала, как он вздохнул. — Я выяснила, как Скитер добывала информацию, которую не могла знать. — радостно сказала она и самодовольно ухмыльнулась, когда он обернулся.
— Как? — спросил он, и по нему было видно, что он действительно впечатлён.
— Это неважно. Но теперь, я думаю, мы больше не увидим ее историй в газете.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он настороженно.
— Увидимся в сентябре, — пропела она и остановилась рядом с купе, в котором уже сидели Гарри и Рон.
Он закатил глаза, и Гермиона уловила в его глазах мельком проскользнувшую гордость.
— Ага, увидимся, Грейнджер, — ответил он.
Рон, заметив их стоящих рядом, вскочил со своего места и открыл дверь:
— Какого черта ты тут делаешь, Малфой? О чем ты с ним говорила?
— Отвали, Уизли, — презрительно усмехнулся Малфой и пошёл в сторону своего купе в самом конце поезда.
— О чем ты говорила с этим придурком?
— Ни о чем, — ответила она, вздыхая и садясь рядом с Гарри.
Теперь всё изменится.
Во время всей поездки обратно, трое друзей пребывали в молчании, но ей казалось, что она готова была взорваться от переполнявших ее эмоций. Страх, ужас, беспорядок и неуверенность и в то же время радость от новой дружбы. Пытаясь переосмыслить всё произошедшее с ней в этом году, она вспоминала, как же её жизнь изменилась с тех пор, как она попросила его о помощи в библиотеке в тот день в начале ноября.
*[в оригинале «комната любви», прим.переводчика]