5 Октября, 2003. Поместье Малфоев
Драко схватил кресло и швырнул его в сторону книжного стеллажа, который тут же обрушился с громким треском. Не удовлетворённый погромом он перевернул маленький столик со всем, что на нём было; портрет одного из его дедушек уже валялся на полу. Он направил палочку на один из кожаных диванов, исполосовав его и вывернув содержимое наизнанку.
В поисках очередного предмета, который можно было бы разрушить, он повернулся к книгам, словно одно лишь существование оных было оскорбительным для него, и достал одну из полки, но замахнувшись, резко остановился: Гермиона не обрадовалась бы порче книг. Он аккуратно поставил книгу на место, вышел из гостиной и направился в музыкальный зал.
Драко решил не тратить время на то, чтобы открывать дверь: превратив её в груду щепок, он влетел в зал, нацелился на лиру, и когда после неё ничего не осталось, повернулся к роялю...
— Если ты продолжишь в том же духе, к концу недели в этом доме не останется ни одной нетронутой комнаты, — услышал он спокойный и холодный голос своего отца и повернулся, увидев его стоящим в дверном проёме, скрестив руки на груди с сжатыми губами.
— Плевать, — ответил он, чувствуя, как ярость отзывается в его голосе.
— Полагаю, что так. Но следующая на очереди комната - любимая гостиная твоей матери, и она будет крайне расстроена, если в порыве ярости ты разрушишь окна или её драгоценную люстру, которая хранится в её семье на протяжении веков.
Драко нахмурился, но всё же взмахнул своей палочкой: «Репаро!» — лира вернулась в первозданный вид, дверь снова встала на место.
— Не то чтобы ты особо переживал об этом, но я наложил заглушающее заклинание на всё крыло сразу после первого взрыва, чтобы ты не пугал собственного сына, — Драко в смущении опустил взгляд вниз: последнее, чего он хотел сейчас - чтобы Каэль увидел его в таком состоянии. — Позволь поинтересоваться, в чём причина такого крайне непозволительного поведения?
— Кассиопея Малфой, — только смог сказать Драко, его глаза наполнились слезами.
Он провёл у Гермионы всю ночь, наблюдая за тем, как она спит. Он бы остался на дольше, если бы не работа и Блейз, который уверил его, что она не проснётся еще в течение нескольких дней; число зелий, которые она принимала, теперь близилось к двадцати ежедневно. Но перед тем как уйти, он не смог остановить себя, и вошёл в её затуманенный разум, чтобы просмотреть все воспоминания о том дне.
Все.
Бесчисленное множество раз.
Воспоминания о
его дочери.
Поскольку Драко не мог выплеснуть своё отчаяние на класс, он вернулся домой и, пройдя через фойе, направился прямиком в гостиную. Оказавшись в ней, в нём словно что-то оборвалось: это было именно
то место, где всё и произошло. И не важно, что его мать переделала всю комнату, он всё ещё ясно мог видеть события того дня. Взорвавшись, он начал уничтожать всё, что попадалось ему на глаза, сжигая каждый предмет, к которому прикасалась или имела какое-то отношение его тётка.
— Я не понимаю, — сказал его отец, и Драко едва сдержался от того, чтобы не разразиться безумным смехом.
— У меня должна была быть дочь. У Каэля была сестра, они были двойней, — зло выплюнул Драко, сжал кулаки, по-прежнему испытывая потребность что-нибудь взорвать, — она умерла после пыток Беллатрисы.
Его отец молчал, но Драко мог видеть проступивший на его лице шок, на смену которому пришло отчаяние и только затем ярость. Раздался взрыв, рояль разлетелся на куски, и не Драко на этот раз был причиной этому.
Драко наблюдал за тем, как его отец сел в кресло, держась обеими руками за голову и рыча про себя ругательства. Он взглянул на сына мертвыми глазами.
— Объяснись.
И Драко начал рассказывать. Он рассказал отцу, что видел в воспоминаниях Гермионы, и всё, что она рассказала ему о том дне: как девочка попала под проклятия, обнимая брата, как ждала его появления и, наконец, закрыла глаза, когда впервые увидела его.
— Могу я... могу я посмотреть на неё? — спросил он голосом, которого Драко от него никогда не слышал.
— Ты имеешь в виду могилу?
— Нет, не сейчас. Воспоминание. Ты можешь показать? — спросил он, и Драко кивнул. Он подошёл к своему отцу, склонился перед ним и, положив руки на его виски с обеих сторон, показал воспоминания.
Невероятно маленькая Кассиопея, завернутая в одеяльце, всё еще покрытая кровью, со светлыми пушистыми волосами и большими серыми глазами, которые смотрели на Гермиону словно в ожидании. Воспоминание длилось недолго, потому вскоре они услышали крик Каэля, и Флёр передала мальчика Гермионе. Девочка на её руках посмотрела на брата и Гермиону и на последнем вдохе закрыла свои глаза.
На этом моменте Драко прервал воспоминание, потому что не думал, что его отцу интересно смотреть за душераздирающей картиной, последовавшей сразу после этого.
— Как она? — спросил Люциус, Драко смотрел на него, не понимая. — Мисс Грейнджер, — при упоминании её имени он даже не скривился, как обычно, и Драко понял, что его отец стал смотреть на девушку иными глазами.
— Когда я пришёл к ней, она думала, что мы снова в школе на шестом курсе. Увидев меня, она решила, что я пробрался к ней в женскую спальню, и испугалась, что нас могут застукать. Но потом она пришла в себя, мы использовали портал, чтобы добраться до могилы Кэсси, и тогда она не выдержала.
— Полагаю, ты раз за разом прокручиваешь это воспоминание в голове, чтобы наказать себя, — сказал его отец. Драко ничего не ответил, — это была не твоя вина, Драко, ты боролся за нее в тот день, ты сделал всё, что мог.
— Этого было недостаточно.
—
Всегда бывает недостаточно. Но, Драко, ты просил об искуплении всю свою жизнь. Но оно тебе не нужно, у тебя есть сын, с которым ты искупил всё сполна. Драко, причина, по которой ты позволил уйти ей, и причина, по которой никогда не пытался вернуть обратно, не одна и та же.
— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — сказал он сквозь стиснутые зубы. Внезапно он понял, что не хотел, чтобы его отец говорил о Гермионе совсем.
— Ты заслужил её, Драко. Ты заслуживаешь счастья и ты заслуживаешь иметь с ней семью, — на этих словах Драко резко поднял голову и взглянул на своего отца, разинув рот. — Не смотри на меня так. Если ещё хоть один раз я услышу ругань между твоей матерью и мисс Гринграсс, я самолично вышвырну её из этого дома.
Драко почти улыбнулся, зная, что дело было совсем не в Астории, но его отцу предстоит ещё долгий путь, чтобы понять это.
7 Октября, 2003. Класс Зельеварения
Она всё ещё спала, когда Поттер навестил ее на следующий день после Драко, о чём он ему рассказал, придя в кабинет.
Они работали преимущественно в тишине, нарушаемой лишь бульканьем содержимого котлов и стуком ножей о деревянную поверхность.
Драко делил свой рабочий стол вместе с Тео, Дафна и Пэнси работали за столом, где обычно сидели слизеринцы, по другую от них сторону работали Поттер и Уизли.
Каждый из них готовил разные зелья лишь с небольшими отличиями от других: в попытке найти нужное соотношение необходимых ингредиентов, также пытаясь использовать составляющие из разных антидотов и усилить укрепляющий эффект конечного зелья. Но самым сложным было хранить содержимое пробирки, которую они достали из Комнаты Чувств, потому что оно привлекало к себе слишком много внимания.
— Нотт, Асфодель используется в Напитке живой смерти, помни, мы хотим оставить ее
в живых, — сказал Поттер, и Драко поднял голову, чтобы увидеть, как Дафна кивнула в ответ и убирала цветок подальше от зелья.
— Пэнси, это кровь единорога в твоих руках? — скептически спросил Драко. — Если ты даже подумаешь использовать его, я самолично волью её тебе в глотку, — предупредил он, и девушка торопливо положила флакон обратно.
— Паркинсон, ты можешь попробовать рог единорога, он обладает очищающими свойствами и легко растворяется в зельях, — сказал Поттер куда более спокойно, чем в предыдущие разы, когда они работали вместе; она кивнула и последовала его совету.
— Драконья кровь также обладает укрепляющими свойствами, верно? — спросил Тео, и они все кивнули. Из присутствующих только у четверых было «Превосходно» на уровне Ж.А.Б.А., Уизли экзамена не сдавал, у Дафны - «Выше ожидаемого».
Они продолжали пробовать: Тео добавлял больше ингредиентов с укрепляющими свойствами и антидот к Умиротворяющему бальзаму.
— Как думаешь, что выйдет, если мы возьмём сироп из Морозника? — спросил Драко.
— Вероятно, это хорошая идея, если мы хотим вызвать у неё сердечный приступ. В исторических записях упоминалось, что с помощью него пытались вызывать демонов.
— Понятно. Тогда не используем.
— Но он также лечит сумасшествие и параличи.
— Тогда остаётся, но будь осторожен с дозой, пожалуйста, — сказал он. Присутствующие притворились, что не услышали отчаяния в его голосе.
Спустя несколько минут в комнату вошла Нарцисса со стопкой книг на руках.
— Твой отец нашёл старые книги Северуса из Хогвартса в его комнате. Он просил принести их сюда, — сказала она, протягивая каждому по книге.
Поттер ошарашенно смотрел на Нарциссу.
— А директор Макгонагалл? — спросил Драко.
— Я только что вышла из её кабинета, всё здесь, у него было пару книг в школе, — объяснила Нарцисса и многозначительно посмотрела на Поттера: Драко рассказывал ей как парень использовал один из его учебников на шестом курсе.
— Спасибо, мама.
Она кивнула:
— Хорошая работа. Приятно видеть вас, миссис Нотт и мисс Паркинсон, — добавила она перед тем, как оставить их.
Они все продолжили свою работу. Время от времени Драко чувствовал на себе взгляд Поттера и до последнего старался игнорировать его, измельчая лунный камень. К тому времени, как он закончил с ним и собрал сок из Бум ягод, выносить этот взгляд он больше не мог.
— Да, Поттер, мой отец помогает. И нет, он не ненавидит её и не хочет ей смерти, — раздраженно сказал он, Тео фыркнул. Поттер смутился, и Пэнси усмехнулся ему. Даже Уизли нашёл это забавным. В этот момент Драко решил, что этот рыжий не так уж и плох.
— Извини. Для меня всё еще это немного непривычно.
— Общение - залог к успеху в развитии отношений, Поттер, попробуй поговорить о нас с Грейнджер. Это поможет избежать тебе неловких ситуаций в дальнейшем, — ухмыльнулся он, и Пэнси больше не могла сдерживать подступивший смех.
Реакция Поттера на Пэнси, когда она неожиданно вломилась к ним вся в слезах и в истерике, была бесценна и даже лучше.
Поттер бросил в его сторону сердитый взгляд.
— Ребят, я только что вычитала здесь, что у бадьяна есть и другие целебные свойства, помимо восстановления кожных покровов, — сказала Дафна и зачитала отрывок из книги, в котором говорилось о необходимом уходе за растением, чтобы максимально получить нужные свойства.
— У меня здесь есть бадьян, можешь дать книгу, чтобы я попробовал? — спросил Уизли, и Дафна кивнула, отлевитировав книгу и поместив её прямо перед ним. Рыжий тут же бросил жало веретенницы, которое до этого держал, и принялся за работу.
Они уже к чему-то пришли, Драко был в этом уверен. Они часто обменивались результатами своей работы с целителями из больницы Святого Мунго, и они ближе к решению проблемы, чем когда-либо. Целители даже сказали, что одно из их зелий использовалось на Гермионе, и после множества экспериментов, проб и ошибок, зелья использовались и на других пациентах с менее тяжелыми случаями, чем у Гермионы.
Они были близки.
Было слегка за полночь, когда они решили завершить очередной трудный день. Тео, Пэнси и Поттер работали полный рабочий день в министерстве, приходя сюда после работы. После Драко, больше всех проводил время за работой над зельем только Уизли. Он не работал постоянно в магазине, изредка лишь прерываясь, чтобы проведать, всё ли там в порядке, так как Ли Джордан и Симус Финниган помогали ему с ведением дел.
Джордж остался, чтобы помочь Драко убрать безоары и неиспользованный панцирь чизпурфла обратно в склянки.
— Твоя семья так и не простила её за то, что она была со мной, верно? — спросил Драко и удивился отсутствию в его тоне обвинительных интонаций.
Возможно именно поэтому Уизли решил ответить:
— Все было не так. Мама и Джинни злились достаточно долгое время, остальным было всё равно. За исключением Рона, конечно. Проблема была не в том, что они злились на неё, а в том, что после всего они решили притвориться, что ничего вовсе и не было.
Джинни очень обиделась, что Гермиона всё скрывала, они были как сёстры, но Гермиона призналась лишь спустя несколько лет. И сначала она рассказала всё мне.
Драко кивнул:
— А твой брат?
Джордж покачал головой:
— Рон он... он так сильно любит её и вдолбил себе в голову, что всё, что было между тобой и Гермионой - простая интрижка на одну ночь... я знаю, — добавил он, заметив оскорбленное лицо Драко, — я пытался, бесконечное количество раз пытался вразумить его, но он ничего не хотел слушать. Иногда он слишком твердолоб.
Но мы все любили её. Мама, Джинни - они никогда не прекращали любить её. Они относились к ней немного иначе, чем к Гарри, он был в семье больше, чем она, особенно когда они с Роном ссорились, но мы никогда не осуждали её из-за связи с тобой.
— Но и колких замечаний в мою сторону вы не чурались, не так ли?
— Нет, — вздохнул Джордж, смущенно, — Рон и Джинни, даже я иногда могли сказать что-то вроде «не будь Малфоем» или «не нужно включать Малфоя». Это было некрасиво, и каждый раз она буквально вздрагивала при этих словах и ненавидела это. Я имею в виду, мне тоже это не нравилось, но также мне не нравилось, что ты говорил о моей семье... знаю, Мерлин, я знаю, как ужасно это должно быть для неё - слушать всё это, все эти вещи про ее родного сына.
А потом был этот тихий ужас, когда Джинни сказала, что не хочет, чтобы Каэль был рядом с Тедди, как так можно? Это же просто ребёнок! Спасибо Биллу и Флёр за то, что они такие замечательные и часто приглашали его поиграть с Викторией. Она буквально светилась от счастья, когда видела его с нами и с детьми.
— Они плохо с ним обращались? — спросил он сквозь стиснутые зубы.
— Нет, больше нет. Она перестала приводить его в Нору, когда он достаточно повзрослел для того, чтобы понимать, что к чему. Всё было сложно: была Гермиона, которая не хотела быть с Роном, были её срывы на нас за то, что мы говорили - она всегда огрызалась в ответ.
— Старые убеждения тяжело исправить, — сказал Драко. Джордж был хорошим малым и не заслуживал того, чтобы услышать, что на самом деле хотел сказать Драко.
— Да, и без обид, дружище, но если уж твой отец принял её с Каэлем, то моя семья и подавно придёт к этому.
10 Октября, 2003. Больница Святого Мунго
Первое, что заметила Гермиона, когда проснулась, было то, что она лежала в кровати одна; второе - новую порцию зелий на тумбочке рядом.
Она увидела, что календарь, по которому она ориентировалась, исчез со своего привычного места. Она оглянулась по сторонам и её взгляд наконец остановился на Джинни, сидящей на одном из кресел и задумчиво вертя календарь в руках.
— Нужно отдать должное Блейзу за идею, ты ему действительно очень дорога, — сказала она, словно её поймали с поличным.
— Это была идея Тео, — сказала она настороженно. Их последняя встреча прошла, мягко говоря, неудачно, и воспоминания об это еще были слишком свежи.
— Оу, — ответила Джинни, словно ей было некомфортно, — тем не менее, у меня есть кое-что для тебя. Это от мамы, — сказала она, вставая с кресла и неуверенными шагами подошла к Гермионе. — Думаю, из-за этих нападений, она решила перестраховаться и написала каждому из нас письмо, на случай, если с ней что-то произойдёт... вот, это для тебя, — закончила Джинни торопливо и протянула ей письмо.
Дорогая Гермиона!
Я бы очень хотела сказать эти слова лично, потому что ты, как никто другой, заслуживаешь их услышать. Я постараюсь заехать к тебе так скоро, как только смогу.
Часы показывают на «Смертельную опасность», и будет лучше, если я напишу их сейчас, если со мной что-то случится, по крайней мере я буду знать, что ты узнаешь всё, что я хотела тебе когда-либо сказать.
Прежде всего я бы хотела попросить у тебя прощения. Если я дала тебе повод усомниться в нашей любви, я сожалею об этом. Мне жаль, что я не была тебе матерью, которой всегда обещала быть, что не смогла преодолеть предрассудки и семейные обиды, чтобы понять всё, через что ты прошла. Но больше всего я сожалею о том, что я винила во всех бедах этого бедного ребёнка, за ошибки его бабушки и дедушки. Мне никогда не стоило сомневаться в твоём праве быть матерью. Я знаю, каково это - горевать по своему сыну - и мне очень жаль, что я позволила себе такое поведение по отношению к тебе. Я никогда себе этого не прощу.
Судя по тому, что мне рассказывали Джордж, Билл и Гарри, Каэль действительно блестящий мальчик, и я этому безумно рада.
Во-вторых, я сожалею, что не простила тебе твою любовь к Малфою-младшему вместо моего сына, и я сожалею, что все эти годы держала на тебя обиду. Мне не следовало винить тебя за веления твоего сердца. Я просто хотела счастья своему младшему сыну после всех тех страданий, что он перенёс, и так как он хотел счастья именно с тобой, я хотела этого тоже. Я сожалею обо всём, через что я заставила тебя пройти из-за этого, и обо всех тех обидных словах, которые тебе пришлось слышать о человеке, которого ты любишь, об отце твоего ребёнка, мне жаль, что я не была понимающей.
И наконец, я не в том положении, чтобы просить у тебя чего-либо, но прошу тебя, не держи на Джинни зла. Она скучает по своей старшей сестре, и слишком горделива, чтобы признаться в этом.
Гермиона, я нисколько не сомневаюсь в том, что ты справишься со всем, что эта жизнь преподнесет тебе. И когда ты их преодолеешь, Гермиона, пожалуйста, сделай для меня одно одолжение: перестань жить для того, чтобы сделать счастливыми других. Ты заслуживаешь счастья так же, как и все. Ты такая умная, Гермиона, и когда-то была полна жизни. Я люблю своего сына и ценю, что ты искренне пыталась сделать его счастливым на протяжении стольких лет, но пришло время подумать о себе, дитя мое.
Что бы ни забрала у тебя эта война, что бы ни пыталось сломить тебя так сильно и ни заставляло тебя думать, что ты не заслуживаешь счастья, помни, это не так. Это не навсегда. Я знаю, так же как и ты, где ты снова можешь обрести его. Помни, дорогая, ты заслуживаешь счастья.
Со всей любовью,
Молли Уизли
В глазах Гермионы стояли слезы, её сердце сжалось от боли: слова Молли словно окатили её холодной водой, и ей стало намного легче. Гермиона поняла, как сильно нуждалась именно в этих словах, как сильно ей нужна была эта поддержка. К письму, которое ей передала Джинни также прилагался маленький зелёный свитер с вышитой золотой буквой «К» по середине: Гермиона притянула вещь и обняла так сильно, словно это была сама Молли.
— Я пришла извиниться тоже, — сказала Джинни, ее глаза были красными от слез, — всё, что я сказала... я не должна была этого говорить... Я была расстроена, мама только умерла, и Забини всегда знал, как вывести меня из себя, и потому всё, что ты сказала Рону, это... я просто...
— Я сожалею об этом.
— Да, я знаю, — вздохнула она, — я никогда еще не видела Гарри таким злым, мы так сильно поссорились из-за этого. Я понимаю, в чём была неправа и в этом, Гермиона, нет твоей вины.
— Но, Джинни, я...
— Мне нужно объясниться, Гермиона. Мне нужно... мне нужно извиниться за столько лет, просто позволь мне, пожалуйста, — Гермиона кивнула ей. — Мне кажется, я всегда знала, знаешь? У меня были подозрения, потому что внезапно ты стала дружить с половиной друзей малфоевской банды, и к концу пятого года я могла увидеть тебя по крайней мере с одним из них, и мне стало интересно, что по этому поводу думает Малфой?
Они всегда были с тобой, но не Малфой. Его никогда не было рядом, как и Паркинсон, хотя я точно знала, что вы с ней дружите, и поэтому я решила, что он не переживал по этому поводу и тоже дружил с тобой. Но ведь он предпочитал быть один с тобой, не так ли?
— Мы начали общаться в ноябре 94-го...
— Что? — спросила она ошеломлённо.
— Да, я пыталась избегать Виктора, он всё время проводил в библиотеке, куда за ним шли все эти его фанаты. Они очень шумели и мешали мне заниматься. А затем я подошла к Драко за помощью... он конечно сначала просто проигнорировал меня, но потом его тоже это достало, и мы вроде как начали заниматься вместе. Мы решили, что Виктор не подошёл бы ко мне, пока я была рядом с Драко, он его недолюбливал...
— Вы тогда стали друзьями?
— Ну, не совсем, скорее мы стали терпимее друг к другу только после Святочного бала... мы продолжали проводить много времени в библиотеке, и всё еще немного настороженно относились друг к другу, каждый наш разговор кончался криками и спорами. Но в июне мы стали заниматься в заброшенном кабинете профессора Вилкост.
Джинни кивнула:
— Другие тоже там бывали?
— Да, но в основном были мы с Драко, с остальными мы чаще проводили время в спальне мальчишек, там же чаще всего была и Пэнси.
— Я стала подозревать о вас чуть позже зимних каникул на пятом курсе, когда ты буквально светилась, ходила с таким одухотворенным лицом и постоянно улыбалась сама по себе. Это произошло примерно в то же время, что и инцидент с Забини номер два, и он сказал что-то про гриффиндорских девочек и слизеринских парней, и что-то мне подсказывало, что он говорил именно о тебе.
Я помню, как намекала на что-то подобное, вас двоих в смысле, но ты всегда обрывала тему, говоря, что я ничего не понимаю. А потом наступил ваш шестой курс, и ты была в ужасном состоянии, Малфой был в ужасном состоянии, все слизеринцы перестали с тобой общаться. Ты стала ругаться с Роном по каждому поводу, но по-прежнему отрицала всё, мы даже не могли упомянуть его имя без того, чтобы ты не закатила истерику.
А потом был тот случай в ванной старост, где ты плакалась Паркинсон и Гринграсс, играя с ними в куколку, и я была так зла, я так злилась на тебя за то, что что бы ни происходило у тебя ужасного в жизни, ты выбрала именно их, чтобы рассказать им. Этой корове, Паркинсон, и этой сказочной миленькой Гринграсс, в то время как я всегда рассказывала тебе всё. Ты была тем человеком, которому я рассказывала всё первой, и я была так зла, что ты выбрала их и не доверяла мне, чтобы рассказать о Малфое.
— Джинни, я...
— Нет, позволь мне закончить, пожалуйста, — просила девушка, в её не было злости, напротив, спокойным, пытающимся ничего не забыть. — Я ревновала тебя, но решила ничего не говорить, потому что думала, что рано или поздно ты сама всё расскажешь, просто в тот момент не была к этому готова.
Но затем после войны ты не отходила от слизеринцев ни на шаг, у восьмого курса была своя башня, и тут внезапно ты проводишь с ними каждую свободную минуту, даже после того, что Паркинсон пыталась сдать Гарри Волан-де-Морту. Я видела, как ты плачешь, много раз, Гермиона, и каждый раз с тобой был кто-то из них.
И как будто этого было мало, когда Малфоя поймали, я узнаю не только, что вы были вместе, но и то, что у вас с ним есть ребёнок! Каэлю было три года, когда ты мне рассказала! Точнее, даже не ты! Нам рассказал Джордж, потому что, как выяснилось, он, Билл и Гарри знали об этом! Ты представляешь, каково это было узнать всё таким образом? Знать, что ты скрывала своего ребёнка от нас все эти годы? Я годами ждала, чтобы ты придёшь с этим, но ты так и не сделала этого.
— Мне очень жаль, Джинни.
— Нет, Гермиона. Это мне жаль. Ты была сломлена: после войны ты словно стала жалкой копией себя, и я злилась на тебя за это. Я злилась, что такой человек как ты, который всегда мог держать всё под контролем, вдруг потеряла это. Я думала только о себе и как обидно мне было, и никогда не думала, какого это было тебе - отпустить любимого человека, отпустить собственного ребёнка ради их безопасности. Каково это было держать всё в секрете только потому, что до сих пор, даже будучи полукровкой, человеку с фамилией Малфой небезопасно ходить по улицам.
Я всегда винила тебя за то, что ты ничего о них не рассказывала, в то время как сама я не сказала об их семье и одного доброго слова. Как ты могла открыться мне, если я даже не пыталась проявить хотя бы частичку симпатии по отношению к Малфою? Конечно, ты проводила много времени со слизеринцами, они были его друзьями, знали его, они понимали.
Я встала на сторону своего брата. Я ненавидела Малфоя, я ненавидела, что он не был случайностью, как Забини, но больше всего, я ненавидела то, что я не могла простить тебя из-за ревности и за то, что ты мне ничего не сказала. И поэтому я должна извиниться, Гермиона, я заставляла тебя вертеться вокруг меня и ставила свои чувства выше твоих.
— Я должна была рассказать тебе, я хотела, столько раз хотела, Джинни, но... но я была в ужасе от мысли, что ты расскажешь Гарри или Рону и что они потом сделают. Гарри буквально с ума сходил по Драко на шестом курсе, и тогда я заметила, что у Рона были чувства ко мне, я просто не видела, что в тот момент они смогут понять. На пятом и шестом курсе у мальчиков было столько предрассудков, и я боялась, что они подумают обо мне, в смысле, я тоже была напугана от того, что влюбилась в него, я понимала, что из этого вряд ли получится что-то хорошее.
— Полагаю, мы все заблуждались, — сказала Джинни, Гермиона кивнула, — Гарри сказал, что они все помогают, каждый из них, даже отец Малфоя, а я даже про свою семью не могу такого сказать.
— Это не соревнование, Джин.
— Я знаю. Ты Малфой до мозга костей. — сказала Джинни, и Гермиона заметила нотки горечи в ее голосе. — Гарри рассказал мне, как Малфоям удавалось скрываться на протяжении такого длительного времени, что здесь не обошлось без твоей помощи.
— Я сделала это ради...
— Них. Все это было ради них. Мы бы могли скрыть ребёнка, но не целую семью, — сказала Джинни и встала с кровати. — Может, мы и не выглядим как типичная семья чистокровных волшебников, но мы все же таковыми и являемся. Я способна распознать фамильную реликвию Малфоев, которую ты носишь на своей шее уже почти восемь лет. Ты не снимала ожерелье с тех пор, как он надел его, верно? — Гермиона просто кивнула, и Джинни грустно улыбнулась. — Я так и думала. Так и будет. Пока ты предана семье Малфоев, оно останется с тобой.
