За стенами замка

      20 Февраля, 1996. Слизеринская общая комната       Почувствовав возле себя кого-то еще, Гермиона слегка напряглась и зашевелилась. Все еще не отпустивший ее сон немного сбивал с толку, и она оглянулась в растерянности, пытаясь понять, где находилась. Когда ее взгляд упал на темный балдахин и зеленые простыни, она вспомнила, где провела прошлую ночь.       В кровати Драко.       Драко лежал рядом с ней и на нем были надеты только боксеры, исходящее от него тепло согревало ее, пока он спал, крепко обнимая ее и тихо посапывая во сне.       Уже наступило утро, и она заметила еще одно отличие гриффиндорских спален от слизеринских. В то время как гриффиндорская башня купалась в первых лучах света, проникающих через огромные окна, в подземельях было еще достаточно темно. Здесь солнечные лучи, прежде чем достигнуть подземелий, проходили через озеро, освещая помещения не так ярко.       Гермиона поняла, что ее потревожило, когда услышала громкий храп со стороны кроватей Крэбба и Гойла и хихиканье собирающихся Блейза и Тео. Она взглянула на безмятежно спящего Драко, на лице которого не было и тени беспокойства или самодовольной насмешки, и Гермиона, все еще сонная, не удержалась и коснулась его лица кончиками своих пальцев.       Драко мило поморщил нос, и девушка захихикала громче, прикрывая рот рукой. Она снова пощекотала его лицо, и парень хлопнул себя по лицу. Гермиона поцеловала его в щеку, и медленно на его юном лице стала появляться улыбка.       — Доброе утро, — пробормотал он хриплым от сна голосом.       — Доброе, — ответила она, и он притянул ее ближе, зарываясь лицом в ее грудь.       — Моя постель пахнет тобой.       — А моя одежда – тобой, — ответила она, и он промычал ей что-то в шею.       — Который сейчас час?       — Не знаю, но Блейз и Тео уже встали, — сказала она, и он лег на спину. Судя по тому, как он сильнее обнял ее и прижал к себе, ему не очень-то и хотелось ее отпускать. Гермиона не возражала.       Обычно Драко был не из тех, кто любит лишние объятия, но видимо, сонная его версия была полной противоположностью, и девушка не могла не воспользоваться этой возможностью.       — Должно быть, уже около восьми, — произнес Драко. — Заглушающие чары Винса и Грега спадают примерно в это время.       — Как они работают? — спросила она с интересом. Ей явно пригодилось бы это заклинание, так как храп Лаванды мешал им заснуть почти каждую ночь.       — Понятия не имею. Их наложил профессор Снейп на первом курсе, и они работают только с одиннадцати вечера и до восьми утра. Они могут нас слышать, если лежат на кровати, но мы их – нет.       — Интересно.       — Угу, но нам нужно будет скоро вытащить тебя отсюда, сейчас уже достаточно поздно, и твои друзья, должно быть, обыскались тебя, — сказал он, и Гермиона кивнула, неохотно отнимая от него руку и садясь на постель.       Мысль о том, что Гарри, открыв карту Мародёров, может увидеть ее имя возле Драко в его спальне, тревожила ее.       — Доброе утро, — раздалось довольное мурлыканье Блейза, и он оттянул их балдахин, открывая своему взору возмущенную Гермиону. Драко молниеносно прикрыл ее ноги одеялом.       — В чём твоя проблема, Блейз? — возмутился Драко и встал с постели, доставая их одежду и протягивая Гермионе.       — Ну, я надеялся хотя бы одним глазком подсмотреть за грейнджеровской... — начал было он, но посреди предложения Гермиона направила на него палочку и бросила заклятие, переплетающее язык: звуки, доносящиеся из его рта резко оборвались, несмотря на отчаянные попытки Блейза договорить фразу.       — Мне точно нужно запомнить это, — сказал Тео со своей кровати, и они все засмеялись, наблюдая за попытками Блейза вернуть себе способность членораздельно разговаривать.       Драко положил вещи Гермионы на кровать, и она благодарно кивнула, одеваясь за балдахином.       У них ушло пятнадцать минут, чтобы провести Гермиону. Когда она сняла с Блейза заклинание, он что-то пробормотал и вышел из спальни, чтобы проверить общую гостиную, пока Тео остался у лестницы, ведущей к спальням. После того, как они убедились, что путь свободен, Гермиона покинула общую гостиную, надев поверх футболки Драко, которую она так и не сняла, свитер, вернувший свой изначальный темно-бордовый цвет вместо слизеринского зеленого.       Она пришла в Большой зал за десять минут до того, как туда вошли слизеринцы, и в ту же минуту, как она села на свое место рядом с Джинни, Гарри и Рон начали забрасывать ее вопросами; Лаванда и Парвати так кстати упомянули, что не видели девушку в спальне с самого утра, и Гермионе пришлось придумать убедительную историю о заболевшем из-за ее цикла животе, из-за чего она собственно и провела всю ночь в лазарете.       И без всяких последующих вопросов Гарри и Рон удовлетворенно кивнули, и только односложные ответы и подозрительные взгляды со стороны Джинни, которые она бросала в сторону своей подруги, всерьёз обеспокоили Гермиону. Она задумалась над тем, почему не рассказала подруге правду и что бы произошло, если бы всё же решилась.       5 Марта, 1996. Скрытая ниша на первом этаже       — Нам нужно быть осторожнее, — прошипела она.       — Никто нас не видел.       — Но могли! Мы совсем рядом от класса Макгонагалл! Что, если нас кто-то услышит?       — Услышит, если ты не прекратишь так шуметь! — прошептал он и потянул ее за резинку на волосах. Гермиона раздраженно нахмурилась, когда ее волосы упали ей на глаза, в то время как Драко смотрел на нее почти с благоговением. Она покраснела. — Да ладно тебе, если мы кого-то услышим, ты всегда можешь скрыть меня Исчезательными чарами, я же видел, как хорошо они у тебя получаются.       — Но я всё еще не научилась возвращать всё на место, отличная идея, кстати, хоть так я смогу отдохнуть от тебя...       — Прошу тебя, — фыркнул он, — ты и дня без меня не сможешь прожить.       — Не будь таким самоуверенным.       — И тем не менее, ты всё еще здесь, разве нет? — спросил он, изогнув бровь.       Гермиона прищурилась и, развернувшись, вышла из ниши.       10 Марта, 1996. Библиотека       — Драко, ну правда, — услышала она раздраженный голос Блейза и остановилась, прислушиваясь, — мы впервые за долгое время одни, а ты опять хочешь поговорить о ней.       — Но Блейз, ты не понимаешь...       — Я понимаю. Правда, чувак, ты так много о ней говорил, что у меня не было шанса, — когда она поняла, что парни говорят о ней, щеки Гермионы залились краской.       — Ты видел ее, Блейз? — спросил Драко, и он звучал раздраженно.       — Постоянно, — ответил Блейз.       — Я не знаю, что делать, Блейз. Не знаю, как себя вести. Она не похожа на других девушек со Слизерина и понятия не имеет о наших правилах, буквально втаптывая их, — вздохнул он. — Она даже не понимает, что делает со мной...       — Уверен, она догадывается...       — Блейз, она ни на кого не похожа! Она просто восхитительна! Словно дикая...       — Только не называй ее так при ней...       — Настоящая катастрофа: ее руки и пальцы вечно измазаны чернилами... Ее волосы, Мерлин, я всё время шутил над ними, но теперь даже не могу себе представить ничего более привлекательней... В смысле, они все время в беспорядке, и она все время злится из-за этого...       — Я это уже слышал, Драко, пожалуйста, — устал Блейз, и пусть никто из них не мог ее видеть, но она покраснела еще сильнее.       — В ней словно весь мир...       — Салазар, спаси меня... — пробормотал Блейз, застонав.       — И ее глаза словно планеты в нем, а веснушки – целые созвездия, и я не понимаю... — его голос ужесточился, — Я не знаю, что я чувствую или думаю по поводу всего этого.       — Друг, ты чуть ли не серенады поешь в ее честь, как тут можно не понимать?       — Но я не понимаю! — и теперь он точно был зол, даже в отчаянии. — Ничего! — наступила долгая пауза, и Гермиона почувствовала, как от нарастающего ужаса у нее скрутило в животе. — В смысле, это всё ничего не значит, верно? Мы просто проводим вместе время, мы даже не встречаемся, черт побери! — повысил голос Драко, он звучал слишком напряженно.       — Приятель, не стоит... — начал Блейз уже с меньшим раздражением в голосе.       — Что? Ты же знаешь, что я прав. То, что между нами происходит, ничего не значит. Ничего, — из его рта словно на автомате вырвался сдавленный смешок, и к ее горлу подкатил неприятный ком. — И никогда не будет. Представь только, что люди скажут, когда они узнают, что я с ней?       Гермиона поняла, что больше не может выслушивать этого. Она услышала достаточно и, резко развернувшись, выбежала из библиотеки.       23 Марта, 1996. Школьный двор       Гермиона решила, что Драко догадывался, что между ними что-то произошло, по крайней мере, остальные точно это понимали. Девушка не игнорировала их специально. Просто стала проводить чуть больше времени с Гарри и Роном, не говоря уже о том, что была особенно занята на встречах О.Д. и изучением материалов для Защиты от Темных искусств.       Ей было тяжело смотреть ему в глаза после услышанного. Единственная причина, по которой у нее получалось избегать прямой встречи с ним, был тот факт, что он тоже, казалось, избегал ее.       Гермиона не думала об этом, нет. она всё поняла и решила, что Драко был прав. Они не были вместе и то, что между ними происходило, ничего не значило, они просто хорошо проводили время, и в этом не было ничего особенного.       Она считалась ярчайшей ведьмой своего поколения, и поэтому не собиралась обманываться. Гермиона имела к нему чувства, она точно знала, но для него это не было чем-то важным, и поэтому она не станет той, кто признается ему или сделает из этого признания что-то особенное.       Гермиона вместе с Гарри и Роном решили провести перерыв на улице, наслаждаясь солнечным днем. Мальчики увлечённо обсуждали новые тактики игры в квиддич, в то время как Гермиона увлеклась чтением, поэтому, когда он подошёл к ним и она услышала его голос, девушка от неожиданности резко подпрыгнула на месте и подняла на него свой удивленный взгляд.       — Ну и каково это, Поттер? Снова быть в центре внимания? Не мог вынести, что люди считают тебя поехавшим и решил на этот раз превзойти самого себя?       — Отвали, Малфой, — резко вставил Рон.       — Возможно, когда ты научишься говорить как следует, Вислый, я прислушаюсь.       — Что, задел за живое, Малфой? — спросил Гарри, расправив плечи. — Твоему папочке, Пожирателю смерти, не понравилось, что я сказал про него?       — Когда-нибудь ты получишь то, что заслужил, Поттер, я это так не оставлю!       — И что именно ты планируешь сделать? — вступила в перепалку Гермиона, все еще злая на него, и его угрозы в адрес ее лучшего друга не делали ситуацию лучше.       — Это была твоя идея, не так ли? — спросил он, сузив глаза. — Готов поспорить, это ты всё спланировала. Среди вас троих у тебя у единственной есть хотя бы половина мозга.       — Пошёл вон отсюда, — сказала она, и в этот момент прозвучал звон колокола, оповещающий о скором начале занятий.       — Пойдем, Гермиона, он того не стоит, — сказал Рон и потянул ее за собой.       Уходя, она заметила, испепеляющий взгляд Драко, направленный на руку Рона.       25 Марта, 1996. Библиотека       — Значит, ты слышала нас тогда в библиотеке? — спросил Блейз почти шепотом.       Это был первый раз с того дня, когда она оказалась рядом со слизеринцами, но не потому, что сама так решила: Блейз, Тео, Дафна и, что повергло ее в шок, Пэнси сами присоединились к ней за ее стол в библиотеке.       — Что? — спросила она удивленно.       — Ты избегаешь нас всех, и я не могу придумать никакой другой причины для этого. Драко тоже не понимает, так что...       — Как выяснилось, Драко не понимает многих вещей, — вырвалось у нее против воли, и Блейз вздернул бровь.       — Значит, это был тот день в библиотеке.       — Это ничего не значит.       — Ты и дальше собираешься его цитировать или начнёшь говорить как взрослый человек?       — А о чём здесь говорить? Я услышала достаточно.       — Судя по всему, ты услышала не всё.       — У-у-у! Мы сейчас обсуждаем испытание молчанием? — спросил Дафна, улыбнувшись, и в ее глазах вспыхнул огонь.       — Не о чём говорить...       — Ещё как есть! Мы не имеем никакого отношения к твоему парню...       — Он не мой парень, — сказала Гермиона в то же время, что и Пэнси недовольно фыркнула.       — И ты ведёшь себя глупо, переводя всё это и на нас.       — Я ничего такого не делаю! Я была занята, вот и всё!       — Она услышала, как мы с Драко обсуждали ее и как он сказал несколько неприятных вещей в ее адрес, и теперь злится на него, — сказал Блейз, и девушка бросила в его сторону раздражённый взгляд.       — Всё было не так! И вообще, — она стала отчаянно искать в своей головы отвлеченные темы, хоть что-нибудь, — Пэнси, Малфой сказал, что у тебя есть какие-то идеи для Г.А.В.Н.Э. — обратилась она к слизеринке все ещё с обидой в голосе и заметила, как Блейз закусил губу, чтобы не рассмеяться. Хорошо.       Паркинсон молчала.       Первую неделю после Рождества, Паркинсон не разговаривала с ней от слова совсем, постоянно бросая в сторону гриффиндорки недовольные злые взгляды. Впервые Пэнси заговорила с Гермионой после игры, и она была уверена, что причиной тому послужило присутствие в тот момент Дафны.       — Да, есть, — последовал резкий ответ брюнетки.       — Я бы хотела их выслушать, — сказала холодным голосом Гермиона.       — Тебе следует сосредоточить свои силы на отдельных случаях, а не стричь всех под одну гребенку. Дело не в том, что ты знаешь одного эльфа, который ненавидел свое положение, и теперь по нему ты судишь по всем...       — Я знаю, это...       — Я не закончила, — оборвала ее Пэнси и продолжила, — как я уже говорила, своей организацией ты должна дать голос тем, кто хочет стать независимым и начать зарабатывать. Не нужно заставлять эльфов, которых сейчас всё устраивает, делать то, чего они не хотят. Кроме того, вы можете заняться просвещением как волшебного мира, так и мира эльфов, чтобы волшебники предлагали им зарплату и одежду и эльфы могли знать свои права, чтобы начать принимать свои собственные решения, которые будут нужны им самим.       Гермиона некоторое время молчала, обдумывая идеи Пэнси, и признала, что в них было много дельного.       — Это... Потрясающе! — вырвалось у нее. — Я имею в виду, это действительно хорошая идея!       — Я знаю. Это же моя идея, — сказала Пэнси, и остальные слизеринцы фыркнули.       Гермиона не стала что-либо отвечать на это, обрадовавшись, что сумела сменить тему, к тому же на такую интересную, и теперь все они были вовлечены в обсуждение возможных улучшений политики ассоциации. Каждый из присутствовавших имел в своём распоряжении домашних эльфов и мог предложить Гермионе дельные советы для ее работы, рассказывая история об их слугах.       Пэнси внезапно покинула их спустя час, сразу после того, как поняла, что рассмеялась над чем-то сказанным Гермионой. Она почти попросила Пэнси вернуться, так как понимала, что нежеланная тема обязательно возникнет вновь.       — Что именно ты услышала в тот день? — спросил Блейз, доказывая ее правоту.       — До той части, в которой он задавался вопросом, о чем подумают люди, если узнают, что с ним такой человек как я, — с грустью сказала она и тут же разозлилась на саму себя.       — Он сказал что? — удивилась Дафна, и ее лицо ужесточилось.       — Что то, что между нами происходит, ничего не значит и никогда не будет. Что мы просто проводим время вместе и всё. Он особенно подчеркнул ту часть, где говорил, что наши отношения ничего не значат.       — И только я подумала, что Драко, наконец, достал палочку из своей задницы...       — Дафна! — осёк ее Тео, заставив Блейза рассмеяться.       Только чудом за углом не появилась мадам Пинс, чтобы выгнать их за такое поведение.       — Он так и сказал, да, — наконец сказал Блейз, вытерев проступившие от смеха слезы. — Но он также сказал много хороших тошнотворных вещей. И после твоего ухода, он также говорил много хорошего, особенно когда я припомнил ему о них.       — Ты собираешься нам рассказывать или ждёшь, пока мы сами об этом спросим? — спросила Дафна, и Гермиона улыбнулась девушке. С каждым разом слизеринка вызывала у нее все больше симпатии.       — Грейнджер, ты должна понять, что Драко не был воспитан с верой в любовь. Его семья известна браками по расчёту на протяжении веков, он не понимает, что испытывает, и то, что ты слышала, была его попытка защититься...       — Драко может быть особенно неприятным и даже немного гнусным, если начнет обороняться, — согласился с ним Тео.       —... видишь? Даже Тео согласен! Конечно, это не оправдание, но он просто в ужасе, Грейнджер. Он знает, что ты заслуживаешь целого мира, и Драко, судя по всему, решителен в своём стремлении подарить его тебе и плюс пару-тройку галактик впридачу, хоть и не понимает своих чувств.       — Блейз...       — Я серьёзно! Просто не позволяй ему использовать эту ужасную историю про звезду, в честь которой его назвали...       — Этой историей он клеит девчонок, — сказал Тео, и теперь Дафна фыркнула.       —... и не позволяй ему сравнивать твою кожу с Млечным путём.       — Это объясняет, почему Грейнджер его первая, — снова сказал Тео, и Дафна перестала смеяться, ее глаза расширились от удивления.       — Ты никогда мне этого не рассказывал! — сказала она ему, и Тео застонал.       Мадам Пинс все-таки выгнала их из библиотеки после того, как Блейз громко и беспардонно рассмеялся во весь голос.       4 Апреля, 1996. Выручай-комната       Она была так зла, безумно зла, что даже не переживала из-за наказания, которое она уже получила, но ей безумно хотелось проклясть это красивое и самодовольное лицо Драко.       Как он мог? Она знала, что он еще злился на нее за интервью и последовавших после этого обвинений в адрес его отца, так как он периодически, проходя мимо них, отпускал резкие комментарии по поводу всего этого. Гермиона решила, что, если бы он и знал правду, то вряд ли бы рассказал ей.       Она разберётся с ним позже, а сейчас ей нужно было поскорее убраться с этого этажа, пока Амбридж не поймала ее.       4 Апреля, 1996. Большой зал       После третьей строчки с «Я не должна идти против министра», Гермиона зашипела от боли. На ее руке снова появились кровавые слова и всё, о чем она могла думать, помимо настойки растопырника у нее в спальне, это то, как она была зла в этот момент на Драко.       Он всё еще не говорил с ней с того дня в библиотеке, и Гермиона поняла, что, какие бы у них ни были до этого отношения, они подошли к своему концу. Она продолжала общаться со слизеринцами, и Блейз сказал, что Драко в последнее время был бо́льшей задницей, чем обычно, постоянно жалуясь и доставая окружающих. После этого наглец посмел сказать ей, что это полностью ее вина и это она должна что-то с этим сделать.       О, она собиралась кое-что с этим сделать.       — Директор Амбридж, — вспомнишь дьявола. — Можно вас отвлечь на минутку?       — Конечно, Драко, дорогой, проходи, — сказала она фальшиво сладким голосом, и Драко вошел в Большой зал. Дюжина злобных взглядов членов О.Д., получивших наказание, были направлены в его сторону.       — Директор, профессор Снейп просил присутствия Грейнджер в подземельях. Он сказал, что у него есть более приятное наказание для нее, — сказал Драко, и глаза Гермионы расширились.       — Конечно, но профессор Снейп должен знать, где сейчас мисс Грейнджер...       — Он знает, директор, и всё же настаивает.       — Более приятное наказание, говоришь? — спросила она, взвешивая варианты в своей голове. — Хорошо. Мисс Грейнджер, вставайте и следуйте за Драко в подземелья.       — Я бы предпочла остаться, директор, — ответила Гермиона, не желая в тот момент оставаться с Драко наедине.       Выражение ее лица, наверное, показало, как сильно ей не хотелось покидать Большой зал, потому что Амбридж тут же улыбнулась в своей садисткой манере, и Гермиона поняла, что ей следовало сказать это по-другому. Амбридж расценила ее реакцию как страх и конечно же была в предвкушении от последствий.       — Я не спрашивала о ваших предпочтениях в этом вопросе, мисс Грейнджер, а теперь вставайте и идите, сейчас же.       Гермиона, расстроившись, кивнула и вышла из Большого зала, слыша шаги Драко за своей спиной.       — Думаю, я заслужил благодарность, — сказал он горделиво, как только они отошли на достаточное от чужих ушей расстояние. Гермиона резко остановилась и развернулась к нему лицом, отчего он почти врезался в нее.       — Ты настоящий придурок, ты ведь знаешь это? — спросила она угрожающим голосом. — Ты выдал нас! Это всё твоя вина! Это... — показала она руку, наблюдая за тем, как он вздрогнул, — твоя вина!       — Ты организовала то интервью! Я знаю, что это была твоя идея! Ты держала эту женщину в банке всё лето! Ты даже не думала обо мне или о Тео, когда святой Потти называл все эти имена!       — Я не думала о вас в тот момент! Всё, что я хотела, так это чтобы люди перестали верить во всё то дерьмо, что печатает «Пророк», чтобы Гарри перестали называть сумасшедшим!       — Ты не думала? — его бледное лицо теперь покраснело от злости.       — Нет! Я забыла! Не взяла в расчёт, что он твой отец, и даже если так, он был там, Драко, смотрел, как Гарри пытали! Он Пожиратель смерти!       — Нет никаких доказательств! Ни одного доказательства против него! Ты не можешь отправить его в Азкабан!       — Речь идёт не о нем! Разве ты не видишь? Речь идёт не о тебе или о твоём отце, и я не хочу отправлять его в Азкабан! Я лишь хочу, чтобы люди знали правду! Хочу, чтобы знали, что Волан-де-Морт... — она закатила глаза, когда он дернулся при упоминании этого имени, — ... вернулся!       — Люди обсуждают! Оскорбляют меня и мою семью! И всё из-за тебя!       — Как ты смеешь? — визгнула она. — Как смеешь ты обвинять меня в том, что люди оскорбляют тебя, когда сам делаешь то же самое?       — Что? Я не оскорблял тебя! Уже очень давно! И ты знаешь это, Грейнджер! Почему ты все время это вспоминаешь? — раздраженно спросил он. — Я помню, как оскорблял тебя, но я перестал! Я изменился!       — Ты сказал это, Драко, я слышала, ты сказал, — сказала она, и теперь ее голос понизился почти до шепота, а глаза стали наполняться слезами.       — Что ты такое говоришь? — спросил он, растерявшись от ее реакции, и отступил на шаг.       — «Представь только, что люди скажут, когда они узнают, что я с ней». — вспомнила она, ее щеки были мокрыми от слез. — Люди станут обсуждать, не так ли? Решат, что ты сошёл с ума.       Его глаза расширились и тогда он понял суть прошедших трёх недель.       — Нет, — покачал он головой, — нет, я говорил не об этом, не о твоём происхождении, вовсе нет, — он снова покачал головой. — Ты гриффиндорская принцесса, Золотая девочка, ярчайшая ведьма своего поколения, лучшая подруга Гарри Поттера. Единственные люди, которым есть дело до твоего происхождения, чистокровные волшебники, остальной мир не думает об этом... дело во мне, ты сама говорила, я сын Пожирателя смерти, Малфой, разве не так? Что они скажут? «Вы никогда не застигнете их на месте преступления, но их отпечатки будут повсюду».       — Ты не твой отец.       — Разве? Как ты можешь быть так уверена?       — Просто я знаю.       — Но я ношу его имя.       — Имя ничего не значит, — сказала она, и он криво усмехнулся.       Парень, стоявший перед ней, был совсем другим, не тем, кого она когда-то поцеловала.       — Имя решает всё, Грейнджер, не пытайся себя обмануть. Мы на войне. На войне, на которой людей убивают за имя, за идею.       — Что мы делаем? — спросила она.       Ей нужно было знать, она не могла больше продолжать это, не зная.       — В данный момент мы ругаемся, — ответил он самодовольно, впрочем, как и всегда.       — Драко... — устало начала она.       — Я не знаю, — прервал ее он и опустил взгляд вниз к ее туфлям. — Я никогда не стану для тебя рыцарем в блестящих доспехах или тем, кто будет дарить цветы и кого ты сможешь держать за руки, когда пожелаешь.       Гермиона взглянула на него, и слова застряли у нее в горле, потому что она знала, что Драко не испытывает того же, и эта мысль съедала ее заживо. Он знал об ее чувствах и поэтому сказал все эти слова, потому что не хотел, чтобы она смотрела на него так.       И тем не менее он всё еще здесь, всё еще близко, это должно что-то значить, раз он не ушёл.       И он знал, что она тоже никуда не уйдёт.       И поэтому она грустно улыбнулась, понимая, что лучше у нее не получится, и сказала:       — Мне этого будет достаточно.       Гермиона сделала вид, что не заметила сочувствующих взглядов со стороны портретов, наблюдающих за ними.       Это же картины, что они могли понимать?       17 Апреля, 1996. Кабинет профессора Вилкост       По мнению Гермионы, дела обстояли намного лучше и не важно, что говорил Блейз и какие взгляды в ее сторону бросал Тео. Она и Драко всё еще виделись почти каждый день, будь то в их кабинете, пустых классах или за скрытыми гобеленами. Они всё еще целовались со всей страстью, на которую были способны и прижимались друг к другу, словно весь мир вокруг них скоро рухнет. И все же, это было не то.       Январь и февраль чувствовались как медовый месяц со всеми нежными прикосновениями, мягкими улыбками и даже литературой, но сейчас, даже для отрицающей боль Гермионе, всё немного успокоилось.       Март кое-что изменил. Гермиона решила, что причина кроилась в том, что они избегали прямого выражения чувств друг к другу, и поэтому они решили сделать вид, что их и вовсе не было, что им не нравилось быть в объятиях друг друга, не нравились поцелуи, несмотря на то, что после них они всегда с трудом могли отдышаться и на них почти не оставалось одежды.       Они постоянно хмурились в присутствии друг друга, словно злились, и часто ссорились, Мерлин, как же они ссорились.       — Макгонагалл не в себе, — пожаловался Блейз в миллионный раз. — Пять страниц за день! Она окончательно сбрендила!       — Она задала это в пятницу, Блейз, завтра вторник, — сказала она, не поднимая взгляда от своего эссе.       — Но все знают, что суббота и воскресенье не считаются!       — Прекрати жаловаться, всё не так сложно, — сказал Драко.       — Не так сложно! — усмехнулся парень. — Тебе легко говорить, когда под боком сидит Грейнджер и подсказывает правильные ответы!       — Это неправда! — возмутились они одновременно, оскорбившись одним только предположением.       — Мне не нужна ее помощь, Блейз, — сказал Драко, поднимая голову с ее ног. Он выглядел оскорбленным.       — Ну конечно.       Друзья еще некоторое время работали над заданием от Макгонагалл в полной тишине, Гермиона почти закончила своё, теперь только просматривая его и дополняя заметками, которые вспомнила после. Тео же закончил свою работу и приступил к Чарам; Гермиона решила, что оно отличается от ее собственного, потому что они не занимались вместе и у них были разные группы.       — Хватит ломать их! — усмехнулся Драко после того, как Блейз в очередной раз сломал кончик карандаша. — Это чудо, что ты умеешь писать пером, учитывая, как сильно ты давишь на карандаш!       Гермиона взглянула на Драко и улыбнулась этой сцене. Блондин учил Блейза правильно держать карандаш, не ломая его при этом на каждой букве. Она подозревала, что на самом деле парень знал, как правильно пользоваться им, но ему, по какой-то неизвестной причине, доставляло колоссальное удовольствие точить их после.       Ей нравилось наблюдать за тем, как Драко пользуется маггловскими приспособлениями и то, как легко и естественно это у него получалось. Такие мелочи приближали его к ней, не к чистокровному аристократу или тому, кто в жизни ни разу не ступал в маггловскую часть Лондона. Гермиона снова улыбнулась, когда в ее памяти всплыло, что он носил с собой «Ромео и Джульетту» у себя в сумке, хотя бо́льшую часть времени проводил больше жалуясь, чем читая на самом деле.       Тео легонько толкнул ее плечом и, когда она взглянула на него, одарил ее многозначительным взглядом, отчего девушка покраснела, словно ее подловили за чем-то запрещённым. Картина, которую он подарил ей и слова «Я увидела, как ты смотришь на него, и захотела запечатлеть на бумаге, чтобы это мгновение длилось вечно» всплыли у нее в голове.       — Ты видел когда-нибудь это? — спросила она, стараясь не обращать внимания на его проницательный взгляд, и достала из своей сумки три маркера - желтый, зеленый и красный.       — Что это?       — Я пользуюсь ими, когда готовлюсь к экзаменам. С ними намного удобнее, чем дома, вот, смотри... — она выделила часть текста в учебнике, и он удивленно вздохнул. — Они помогают выделять важные места, и поэтому мне не нужно выписывать их отдельно, чтобы запомнить, а после того, как я закончу, я просто использую очищающее заклинание... Экскуро! И все чисто.       — Круто! Я столько времени потратил на переписывание текста, это так неудобно!       — Именно! На первых двух курсах я носила с собой так много книг, но потом я принесла это, и на элективах стало намного проще!       — Я могу выделять важные места и ингредиенты для Зельеварения, чтобы не пропустить ничего важного...       — И трансфигурационные уравнения...       — И это уже не говоря о числовых таблицах в Нумерологии...       — Ты только посмотри на них, щебечут о побрякушках и занятиях прямо как парочка когтевранцев, — сказал Блейз, и Гермионой с Тео снова обратили на них свое внимание, слегка покраснев и широко улыбаясь, с безумным блеском в глазах.       — Иногда ты очень пугаешь меня, ты знаешь? — спросил ее Драко, и она снова широко улыбнулась, потому что знала, что он терпеть не может это выражение лица. Драко хмыкнул, и что-то похожее на тепло в его глазах заставило ее внутренности сжаться.       Она пододвинулась к нему ближе, потому что была совершенно безнадёжна и ничего не могла поделать с подступившим желанием тепла, и он крепче обнял ее и поцеловал в макушку. Видимо в своей слабости она не была одинока.       — Отвратительно, — ну конечно же это был Блейз. — И все же, Грейнджер, должен признать, что эти маленькие штучки мне очень понравились, как они называются? Я хочу таких десять.       — Это смешно! Они называются маркерами, и у меня нет десяти, только три.       — Проклятье.       — Геминио! — решила попробовать Гермиона и радостно наблюдала за тем, как текстовыделители удвоились и теперь их стало в два раза больше.       — Это же уровень Ж.А.Б.А.! Ты не можешь владеть магией такого уровня! — воскликнул Блейз.       — Что ж, попробуй тогда сам, посмотрим, сработает или нет, — она открыла красный маркер, провела небольшую линию и довольно улыбнулась. — А у меня неплохо получилось! Пришлось некоторое время попрактиковаться, так как оно оказалось немного сложнее, чем казалось сначала, но думаю, я наконец разобралась, как нужно выполнять его правильно.       — Это бесподобно! — сказал Тео и взял один из маркеров. — Геминио! — попытался он, но смог только скопировать колпачок. — Черт, научишь меня позже? — спросил он, и она кивнула, повторив заклинание.       — Я использую специальную цветовую систему в своих записях, — начала она, покраснев, так как большинство ее друзей всегда шутили над ней, когда она начинала говорить об организации в своих записях. — Зелёный для тех вещей, который я уже знаю и поняла, желтый для тех мест, в которых у меня остались вопросы или я не совсем поняла, а красный – в которых у меня возникает больше всего вопросов и нужно повторить еще раз.       — Ты. Просто. Восхитительна! Что ещё? Какие ещё маггловские штучки у тебя припрятаны для нас, простых смертных и не умеющих готовиться к занятиям? — возбужденно спросил Блейз с широко раскрытыми глазами, отчего все присутствующие рассмеялись.       — Вот, — ответила она с гордостью и протянула им стикеры и клейкие закладки.       — Понятия не имею, что это такое, но я уже люблю их, — горячо сказал Блейз и практически выхватил из ее рук упаковку.       — Это закладки разных цветов, и люди обычно используют их для систематизирования материала. Для каждого раздела свой цвет. Их нужно отрывать и клеить на страницу, чтобы потом с легкость вернуться к нужному месту.       — Грейнджер, расскажи мне больше, просвяти нас, — Блейзу определённо стоит заняться актерской карьерой когда-нибудь.       Она пустилась в объяснения всего: как они работают и как именно она использует все эти принадлежности, она помогла им придумать свою собственную систему цветов. К концу рассказала она поймала себя на мысли, что была приятно взволнованна, так как ей всегда нравилось говорить о школе и учебе. Гермиона задавалась вопросом, открывали ли когда-нибудь Гарри и Рон подаренные им ежедневники.       Иногда во время ее монолога, Драко притягивал ее к себе на ноги, кладя голову ей на плечо и наблюдая за ее объяснениями и тем, как она помогала остальным. Его руки обнимали ее сзади, и временами он оставлял маленькие поцелуи в ее шею или вдыхал запах ее волос.       Она наслаждалась каждой секундой, проведённой в таком положении, в близости от него. Чувствовать биение его сердца своей спиной, то, как его руки обнимали ее, а подбородок лежал на ее плече. Гермиона наклонила голову в его сторону, прислонившись к нему, и удовлетворенно вздохнула. Она почти произнесла, как сильно ей нравилось быть окутанной им, но быстро передумала и промолчала.       Гермиона боялась признаться ему, сказать, что любит его, боясь, что заставит чувствовать его некомфортно, и он оттолкнёт ее. Но больше всего ее пугало то, что, если она когда-нибудь и наберется смелости признаться ему, он оборвёт ее словно тоненькую ниточку.       Но ей так хотелось рассказать ему всё, больше всего на свете, что ее любовь настоящая, что она любит его и что люди, которые заставили его думать, что он никогда не сможет любить ее, неправы и просто жестоки. Она хотела размазать их всех, но Гермиона не была такой смелой, она любила его, и хотела, чтобы он оставался вместе с ней и дальше хотя бы так, и поэтому она не могла рискнуть всем, что у них было, и потерять его только потому, что не могла справиться со своими чувствами.       Был почти обед, когда они закончили свои работы, и час между невыносимой парой по Защите от Темных искусств с Генеральным инспектором и обедом оказался весьма продуктивным. Они стали собираться и потянулись после длительного пребывания в сидячем положении на полу: диван был слишком мал для них четверых, а стол, как выразился Блейз, слишком официален для их компании.       — Ты ужасная врунья, — сказал ей шепотом Тео, когда они уходили.       — Как ты понял? Тогда, в смысле, когда еще не наблюдал за нами, и на картине...       — Грейнджер, я понял, как сильно ты его любишь, когда впервые услышал, как ты произносишь его имя, — объяснил он и легко сжал ее руку. Гермиона отвернулась.       — Я могу любить его только тихо, — сказала она, когда подумала, что слизеринец уже не услышит ее. Но Тео услышал и повернулся к ней. — Мне остаются только прикосновения, скрытые взгляды и улыбки, это всё, что я могу сделать.       — Но ты не должна, Гермиона, — сказал Тео, впервые назвав ее по имени, и она поняла, что он был абсолютно серьёзен.       — Но это делает меня счастливой. Я чувствую, что делаю что-то запретное, когда дарю ему свою нежность, когда люблю его так, даже если он не хочет этого. Это заставляет чувствовать меня, словно я выигрываю в игру, в которую он не знает, что он играет.       20 Апреля, 1996. Выручай-комната       Он показал ей свой значок Инспекционной дружины, казалось, уже в сотый раз за сегодняшний день. В конце концов она сдалась его очевидному намерению обратить на него внимание и, указав на букву «И» на значке, язвительно спросила:       — Это значит «Идиотский»?       — Ну-ну, Грейнджер, у Гриффиндора так не останется к концу года и остальных очков, если ты не будешь себя вести как пай-девочка, — сказал он, ухмыльнувшись, и поднял левую бровь, отчего по всему ее телу прошлась волна мурашек. Она с досадой подумала, что ее «хорошее» поведение повлияет не только на количество очков.       — Вижу, ты определённо наслаждаешься возможностью вычитать очки у всех за всё подряд.       — И давай не забудем про те, что я снял сегодня с твоих друзей, — сказал он и по-детски хихикнул. Она сузила свои глаза.       — Ты снял с меня сегодня пятнадцать очков! — недовольно сказала она и хлопнула его руку подушкой. — И назвал меня...       — Мне жаль, прости меня за это, — сразу извинился он. — Я в ту же минуту решил извиниться перед тобой, как только останусь один. Винс и Грег были подозрительными... — она собиралась уже сказать, что это не было достойным оправданием, но он опередил ее. — Я знаю, что это не может быть оправданием. Я не знал, что делать! Прости меня, Грейнджер, — искренне добавил он, и она вздохнула.       — Почему ты не следуешь примеру Блейза и Тео? Почему ты так настойчиво стараешься превратить чужую жизнь в сплошной ад? — спросила она раздраженно, и выражение его лица стало оскорбленным. Придурок.       — Потому что, любовь моя, я не такая хорошая личность, — сказал он и рухнул на диван поверх нее с ужасной улыбкой на лице. Она хотела поцеловать его.       Любовь. Прозвище, которое стало в новинку для нее в их не-отношениях. Он назвал ее «своей любовью» во вторник, и она чуть было не уронила полную чернильницу на свою форму. Понадобилось услышать эти слова еще несколько раз, чтобы не реагировать так ярко, и теперь только ее сердце пропускало удар или два.       — Чего ты хочешь? — спросила она, пытаясь показать, что была раздражена, но он полностью проигнорировал это.       — Мне скучно, — признал он очевидное, его лицо было так близко к ее, что она могла сосчитать мелкие голубые крапинки в его глазах.       — Это была твоя идея, проверить этажи по отдельности, чтобы мы могли закончить раньше.       — Да, но у меня были другие планы на освободившееся время, а не наблюдать за тем, как ты читаешь!       — Докучать мне до смерти?       — Прошу, любовь моя, — улыбнулся он, — я развлекаю тебя.       — Очевидно, мы имеем разные взгляды на то, что может развлекать.       — Поцелуй меня, Грейнджер!