***
– Токоями? – Изуку тихо зовёт своего одноклассника по имени, постукивая по плотно запертой двери. – Можешь войти. Фумикаге опирается на спинку своей кровати с обёрнутыми одеялом плечами, с Темной тенью, свернувшейся у него в ногах, выглядящей совершенно несчастно и истощенно. – Как вы оба себя чувствуете? – Изуку задаёт вопрос, подвигая стул, стоящий у стола Токоями ближе к кровати. – Словно сама тьма пытается завладеть нами, – Токоями мрачно покашливает. – То есть... Плохо? – Изуку делает очевидный вывод, вытягиваясь, чтобы измерить температуру одноклассника. На тонком пластмассовом термометре ярко мигает вполне ожидаемая цифра: 38.8, – значит плохо, – он отвечает на собственный вопрос. Темная тень не имеет своей собственной температуры тела, однако с одного лишь взгляда понятно, что чувствует она себя не лучше своего владельца. Изуку протягивает Токоями две таблетки парацетамола и стакан воды. – Давай лучше поменяем тебе простыни. Предложение встречено пустым взглядом, из-за чего Деку чувствует необходимость объясниться. – Ночью у тебя бывают частые скачки температуры, из-за чего происходит чрезмерное потоотделение, – он указывает на страницу своей записной книжки, где были выделены показатели Токоями, – поэтому лежать на такой постели вряд ли будет комфортно. А пока что лучше сдвинься на стул и скажи мне, где лежат твои запасные простыни. Токоями соглашается на предложение и совсем скоро оказывается завернут в три одеяла, сопя и трясясь от озноба, пока Изуку на скорую руку меняет простыни. Когда он помогает Токоями лечь под уже свежую постель, тот все ещё тяжело, но уже с облегчением вздыхает. – Твоя идея оказалась совсем недурной. Спасибо за твою доброту, Мидория. – Не за что меня благодарить, Токоями, – он смущённо отвечает, – чем быстрее вы поправитесь, тем будет лучше. – Постараюсь осуществить это как можно скорее, – Фумикаге слегка посмеивается, останавливая вырывающийся из горла кашель рукой. Изуку собирает с пола загрязнённые простыни, после чего покидает комнату Токоями, находя рядом с собой небольшие скопища белья - знак того, что все действовали согласно составленному утром плану. Он проходит мимо каждой двери, забирая столько, сколько может, складывая каждый новый пододеяльник и простынь на руки, при этом отдавая себе отчёт в том, чьё есть чьё, записывая имена в своём ежедневнике пока работают стиральные машины. Капли пота проявляются на лбу в доказательство его усилий, но Изуку даже не думает сдаваться, попутно забирая постиравшееся белье и раскладывая его по сушилкам, время от времени следя за своими одноклассниками, работающими на кухне. Час проходит за часом, пока каждый из них, не следя за временем, рутинно выполняет задания по заботе за болеющими. Когда Изуку на момент перестаёт заниматься рассортировкой простыней в общей комнате чтобы пойти за новой партией, Бакуго едва ловит его за воротник, прежде чем тот успевает упасть на пол. Он немедля тащит его на кухню, всучая стакан воды и пожирая Изуку взглядом, пока тот полностью его не выпьет, подавая ещё один на всякий случай. Бакуго ворчит, сетуя на «идиотов, которые так себя и до могилы доведут», пока сам ставит новую порцию супа на варку. Мидория только улыбается с искренной благодарностью, в конце концов возвращаясь к своему неоконченному заданию. Он машет рукой Киришиме, проходя через коридор, замечая, что тот витает в облаках и только через пару секунд отвечает идентичным жестом. Изуку хмурится, когда неожиданный писк собственного телефона приводит его в себя, не давая погрузиться в переживания и закончить, наконец, начатое дело. Когда рабочий день подходит к концу, небо окончательно окрашивается в иссиня-чёрный цвет, на котором, однако, различимы серые тучи, дождем поливающие всё занятое ими пространство. Их подгонял только лишь ветер, со свистом проносившийся мимо здания кампуса, изредка пошатывая ветроустойчивое стекло окон. Изуку складывает последнюю партию чистых и высушенных простыней на диван, используемый им как место для сортировки, и оглядывается на стол, за которым его уже ожидают оставшиеся одноклассники и собственная порция ещё горячего супа. Усаживаясь на стул, он проговаривает усталое «спасибо» Бакуго и начинает ужинать, замечая негодующее урчание желудка, которому не уделяли внимание с самого утра. Весь первый этаж погружён в полную тишину за исключением шторма, бушующего за окнами. Все заняты собственной тарелкой супа, когда Изуку замечает подозрительную рассеянность и готовность на месте впасть в сон Киришимы, который медленно помешивает содержимое тарелки, пялясь в никуда. Когда наступает пора вставать со стола и приступать к мытью посуды, он спотыкается, едва не падая на пол, чему не даёт случится Изуку, уже готовый его поймать. Он нервно кусает губы, даже на расстоянии чувствуя жар, исходящий от Киришимы. Тодороки хватает градусник со столика рядом с диваном и сразу же измеряет его температуру. 38.8 – Извиняйте, ребят, – он глуповато улыбается, – дальше, видимо, придётся вам без меня. Изуку отмахивается, в ответ говоря неразборчивые ободряющие слова, убеждая его как можно быстрее пройти в комнату и дать себе отдохнуть. Бакуго подхватывает Киришиму под другую руку, чтобы облегчить нагрузку Изуку. Они проводят его в комнату, когда Мидория замечает выражение лица Бакуго: сначала оно вполне могло произвести впечатление раздражённости или даже гнева, но сам он понимал, что это было ничто иное, как беспокойство. – И осталось только трое, – Тодороки мрачно подмечает, что-то пугающее в его обыкновенном замечании заставляет Изуку заерзать на месте. – Всё будет в порядке, Тодороки, – он пытается разбавить атмосферу, повисшую в комнате, вкладывая в свой ответ как можно больше уверенности. Изуку не до конца уверен, сработало ли это, возвращаясь к прежнему заданию по уборке кухни. Монотонные движения успокаивают нервную систему, не давая переживаниям взять верх. Звук открывающейся двери оповещает об приходе Исцеляющей девочки, намеревающейся провести ежедневный обход болеющих. Она выглядит вымотанной, почти истощенной, из-за чего Изуку сразу предлагает ей оставшийся после ужина суп, который она принимает с тёплой улыбкой. За едой, Девочка изучает показатели учеников и слушает все новости за сегодня, передающиеся ей через пока что здоровых учеников 1А класса. Она сильно огорчается из-за количества новых заболевших, извиняясь за то, что не может уделять их классу больше внимания. – Пожалуйста, не извиняйтесь, – Тодороки тихо настаивает, – Вы сами сказали, что медпункт полностью забит теми, кому пришлось хуже всего. Тем более, присматривать нужно и за другими студентами, а пока мы и сами неплохо справляемся. Изуку активно соглашается, усиленно кивая головой, что заставляет зелёные завитки на его голове подпрыгнуть на месте. На мгновение озадаченное, лицо Девочки возвращается в выражение привычно материнской улыбки. Она предлагает провести последний обход самостоятельно, дав возможность оставшимся закончить уборку на кухне, когда Бакуго присоединяется к заданию, а Изуку поднимает последнюю, уже рассортированную часть постели с дивана. Бакуго заваливается на освободившееся место, доставая из кармана телефон, чтобы проверить новые сообщения в иронично переименованном Миной чате класса «Ходячие мертвецы». Изуку направляется в свою комнату, чтобы взять учебники и канцелярию, прежде чем устроиться за кухонным столом. Не прождав и пяти минут, Тодороки повторяет идею Мидории, как и Бакуго, занявший противоположное им место своими книгами. Все отвечают тёплым прощанием, когда Исцеляющая девочка покидает общежитие, своим уходом возобновляя уже привычную тишину трёх прошедших дней. Она помогает сконцентрироваться на домашнем задании, но отсутствие фонового шума нервирует Изуку настолько, что он не может найти себе место на стуле. – Прекрати уже ёрзать, черт тебя побери, – Бакуго рычит, не сводя глаз с конспекта по английскому. – И-извини, Каччан, – Изуку напрасно пальцами массирует виски, пытаясь облегчить накатывающую мигрень, – просто это как-то странно... Сидеть в полной тишине. – Как по мне, шума от тебя более чем достаточно, – он парирует, переворачивая страницу тетради. – А... Да, ты прав, извини... – Изуку замолкает, возвращаясь к собственной домашней работе. – Если это поможет, я могу отойти в коридор и начать кричать самому себе, – предлагает Тодороки. Его тон речи настолько серьёзен, что Деку не сдерживает вырвавшийся смешок, а представив Тодороки в действии, он уже во всю начинает смеяться. Судя по всему, смех заразен так же, как и грипп: Бакуго фыркает, подавляя смешок, а сам Тодороки пыхтит, что вполне было можно принять за его собственную интерпретацию смеха. Мидория наслаждается обоими звуками, вытирая слёзы радости с глаз. Помимо пары сообщений про закончившуюся воду и экстренной ситуации, где Изуку пришлось прийти на помощь Хагакуре, желудок которой не смог удержать даже совсем маленького объёма принятой ей пищи, весь вечер был проведён за учёбой, тишина которого нарушалась разве что просьбами о помощи с английским и замечаниями о странной и нелогичной грамматике языка. Бакуго принимает решение закругляться в 23:00, когда буквы на бумаге начинают плыть, а сфокусировать мысли на учёбе кажется совершенно невозможным. Он захлопывает свою тетрадь, проводя рукой по усталому лицу. Изуку кивает в согласии, неряшливо складывая карандаши и ручки в слишком большой и нелепый для его возраста пенал. На секунду он останавливается, замечая, насколько сильно были измотаны эти двое: увеличившиеся в размере мешки под глазами Тодороки, лёгкая сутулость в плечах Бакуго, из-за чего Мидория снова замечает в себе накатывающую нервозность, хоть и сам он выглядел не лучше, чувствуя, как усталость постепенно тянет его вниз. – Спокойной ночи, Тодороки, Каччан. – Он зевает, потирая рукой глаза, когда оба прощаются с ним и он возвращается в свою комнату. Не имея сил даже на то, чтобы переодеться, Изуку зарывается в одеялах, крепко засыпая под звуки шторма, бушующего за окном.***
За пару часов ветер окончательно стихает, сопровождаемый снижением температуры, дождь превращается в слякоть и окончательно будит Изуку ото сна своей шумной дробью по окну. В попытках отогнать сонливость, он проверяет время и осознаёт, что сейчас только три часа утра, когда телефон оповещает его о новом уведомлении в чате класса, на которое он отвечает привычным «Сейчас все принесу». После того, как он полностью удостоверяется, что никому больше не нужна помощь, Изуку кладёт телефон в карман и направляется прямо к общей комнате, тщетно пытаясь проснуться, с усилием протирая лицо ладонями. Звук вскипающего чайника привлекает его внимание, рядом с которым, как он узнаёт через пару секунд, стоит Тодороки, пристально наблюдающий за прибором. Телефон Мидории вновь издаёт звук нового уведомления, одновременно с которым проигрывается небольшая мелодия гаджета Тодороки, а за ней, уже в отдалении, слышится третий звук, заставляющий Изуку прищуриться, высматривая его источник. Неразборчивый силуэт попадается ему на глаза, уже через пару секунд освещаемый тусклым светом лампы, в котором он узнаёт Бакуго. С угрюмым вздохом он оборачивается, замечает двоих и отбрасывает одеяло, чтобы присоединиться к ним. – Не спится? – Изуку сбивчиво спрашивает, глазами перебегаясь между одноклассниками. Бакуго только пожимает плечами, а Тодороки кивает, возвращаясь к наблюдению за закипающим чайником. Мидория неосознанно располагается между Тодороки и котелком, через себя пропуская его переживания. Когда он наконец закипает, Изуку наполняет первые три чашки имбирным чаем, а другие три - ромашковым. – Спасибо, Мидория, – Шото едва различимо шепчет хриплым из-за недосыпа голосом, забирая свой чай. – Да не за что, – Изуку уверяет его, – лучше возвращайся в комнату и постарайся ещё немного поспать, хорошо? Он незаметно выходит из комнаты, в руках неся имбирный чай для Джиро, Минеты и Аоямы, прежде чем вернуться к своему, ромашковому, чувствуя облегчение от отсутствия Тодороки на кухне. Бакуго, однако, остался, опираясь на столешницу, руки скрещены в словно защитном положении, что выдаёт напряженность во всем его теле. Изуку протягивает ему оставшуюся чашку чая, к которой тот подозрительно принюхивается. – Что это ещё за фигня? – Ромашковый чай, – Изуку пожимает плечами, – помогает со сном. Он рассматривает скопище одеял на диване, принесенное Бакуго, разрываясь между желанием спросить про них и промолчать, когда тот понимает, на что все это время смотрел Деку. – Не мог уснуть, – он ворчит, – чертов кашель Киришимы слишком громкий, постоянно меня будил. Тут гораздо тише. «На самом деле я переживаю за него, а слушать то, как он страдает, слишком сложно». Изуку хмыкает в согласии, попивая из собственной чашки. – Если хочешь, можешь перебраться в мою комнату. Предложение вырывается, прежде чем он успевает его хорошенько обдумать. Бакуго поднимает взгляд от своей кружки, вопросительно смотря на него. – В-в смысле... – Изуку тормозит, напрягая плечи, прежде чем принять свою оплошность и просто вздохнуть, – там будет теплее. Нарастающая тишина становится все более неловкой, пока Мидория не опустошает до дна свою чашку чая и собирается уходить в комнату, а Бакуго обратно зарывается в мятые одеяла на диване. – Спокойной, Деку. Он оборачивается на полпути, удивленно приподнимая брови, прежде чем лёгкая улыбка появляется на его лице. – Спокойной ночи, Каччан.