Class 1A vs. The ‘flu

Не проспав и трёх часов, Изуку с усилием поднимает своё бренное тело с комфортной и «слишком заманчивой» кровати, чтобы по-быстрому принять прохладный душ, а затем накинуть на себя всё то же худи и штаны (им, как ему кажется, совсем скоро будет необходима очередная стирка). Проходя в общую комнату, он передвигается почти что на цыпочках, глазами высматривая вчерашнюю кучу одеял на диване, следя за возможными её передвижениями, одновременно доставая нужные кухонные приборы и продукты настолько тихо, как было возможно. По собственной инициативе, он заваривает чашку чая с корицей, которую после аккуратно ставит на столик рядом со спящим Бакуго. Пробравшись обратно к кухонному углу ровно в тот момент, когда рисоварка начинает пищать, он суетливо пытается заглушить громкий звук, который, однако, уже дополняет другой: тяжелый вздох, исходящий со стороны дивана, даёт ему понять, что было слишком поздно. Изуку всё равно продолжает работу, доставая тарелки из шкафа и наполняя их свежей рисовой кашей с листами нори и рыбными хлопьями. – Эй, Деку, – он оборачивается и замечает Бакуго, за секунду выпивающего свой коричный чай и уже нетерпеливо указывающего на готовый поднос с едой. Изуку подаёт ему составленные тарелки, сопровождая взаимодействие едва различимым «спасибо», на что тот только неразборчиво что-то бормочет и тут же исчезает из поля зрения. Изуку заполняет второй поднос, сразу после направляясь на четвёртый этаж с полной готовностью начать новый день. Вместе они работают, не обменявшись и словом, пока все одноклассники не получат должное внимание, впоследствии, однако, замечая подозрительное отсутствие Тодороки. – Дай Половинчатому поспать ещё час, – Бакуго ворчит, – вчера ночью он совсем не в себе был. Изуку кивает, разрешив себе в последний раз с надеждой взглянуть на вход в общую комнату, перед тем как сделать себе собственную порцию окаю, вместо листиков нори и рыбы отдав предпочтение маринованному имбирю. Бакуго внимательно следит за ним с застывшей в воздухе рукой, готовой добавить в кашу перец чили, пока Изуку мелко нарезает имбирь и добавляет в чашку чайную ложку мёда. Он замечает недоумевающий взгляд в свою сторону, слегка опешив из-за слишком пристального взора. – Мама иногда так делала, – он мямлит, – Получается кисло, но и сладко одновременно. Думаю, тебе бы такое понравилось. Бакуго равнодушно хмыкает, когда Изуку пробирается к столу. Он не может не улыбнуться, замечая тарелку Бакуго, идентично поблёскивающую медовым имбирем. Деку застывает в ожидании, когда тот пробует первую ложку рисовой каши, готовый издать свой вердикт. – Сойдёт. Изуку сияет от счастья, доедая собственную порцию, наслаждаясь тёплым и незаменимым вкусом, напоминающим ему об оставленном позади родном доме.

***

На часах отстукивает одиннадцать дня, но Тодороки всё ещё не было видно на территории общей комнаты. Вся посуда помыта по нескольку раз благодаря невнимательности Изуку, который ровно четыре раза едва ли не роняет одну и ту же тарелку на пол. – Просто сходи и проверь его уже, чёрт тебя возьми! – Бакуго наконец срывается, после того как Изуку едва не протыкает свою ногу упавшим ножом. Мидория вздрагивает от неожиданности высказывания, с подозрением смотря на своего приятеля по несчастью, прежде чем в темпе удалиться из общей комнаты. Он нервно дёргает низ своей худи, пальцами пережима её в ожидании лифта на пятый этаж, а когда приходит время постучаться, волнение нарастает пуще прежнего из-за отсутствия какого-либо ответа по ту сторону. – Тодороки? – он тихо зовёт, – Тодороки, у тебя всё там в порядке? Ни-че-го. Изуку стучит сильнее, снова зовя его по имени. Тишина. Про себя извинившись за вторжение, он толкает закрытую дверь, вступает за порог и сразу же пятится назад, задыхаясь от душного и горячего воздуха комнаты. По его спине проходит странный холодок, когда до его ушей доносится обрывистое, неестественно резкое дыхание, по звуку которого он проходит дальше, в тускло освещённом уголке кровати находя кучу окутанных вокруг чего-то одеял. Он кладёт на них ладонь, неосознанно хмурясь, почувствовав, как сильно это нечто дрожит. Изуку включает настольную лампу. – Тодороки? – он снова зовёт его по имени, слегка отогнув одно из нависших одеял, под ними находя раскрасневшееся от повышенной температуры лицо и глаза, застывшие в выражении невероятной боли. Замешкавшись в поисках градусника, Изуку собирает в себе остатки былого спокойствия, отодвигая мешающие отросшие волосы от уха Тодороки, чтобы замерить температуру, вздрагивая от неимоверного жара, исходящего даже от такого незначительно контакта. 41.3 Последние струны внутреннего равновесия нестерпимо рвутся, и всё, что Изуку может сделать - это издать тихий мучительный стон, чувствуя, как паника, если быстро что-то не предпринять, скоро окончательно помутнит его рассудок. Он боретеся с ней действиями, не долго раздумывая, подбирает Тодороки, одну руку пустив под ноги, вторую - обвив вокруг его груди. Изуку пошатывается, поднимая вес тяжелее собственного, за секунду привыкая к нему и убеждаясь в стабильности своего положения, немедля покидает комнату и бежит по лестнице, пытаясь двигаться как можно быстрее. Он направляется к ванной в душевых, криком зовя Бакуго, миновав общую комнату на полной скорости. Изуку влетает в помещение душевых, чуть ли не забыв вытащить телефон из кармана прежде чем войти в одну из кабинок. Плечи болезненно ударяются об кафельный пол, когда он включает воду на до самого конца, провернув кран на самую холодную настройку, погружая в нее себя и Тодороки. Изуку шипит от ледяных капель, проскакивающих по его рукам, поправляя положение Шото в ванной, сам скатываясь почти что на пол. Тихий стон привлекает его внимание к Тодороки, прижимающегося ещё ближе к груди Изуку в попытке избежать холодной воды, пока вся душевая постепенно заполняется стеной пара из-за резкой смены температуры тела Шото. – Тодороки? – он тихо зовёт по имени, отодвигая намокшие волосы от подрагивающих век. Раздаётся очередной слабый стон, лихорадочная дрожь проходит по всему его телу, пока жар, первопричиной которого скорее всего являлась причуда Шото, со всех сил борется с окутывающим его холодом ледяной воды. – Всё будет хорошо, – Изуку пытается противостоять собственному волнению, преодолевая вставший в горле ком, – ты заболел. Температура твоего тела резко возросла, из-за чего мне срочно понадобилось тебя охладить. Всё в порядке, совсем скор— – Деку! – гневный крик эхом проносится через комнату, – Что ты мне там, блять, кричал? – Бакуго, – он отвечает голосом, полным волнения, – В душевых. Там Тодороки. Размеренный шаг моментально переходит в поспешный бег, приближающийся ближе и ближе. – Что у вас тут— Достигнув места назначения, он входит в состояние ступора, не отрывая глаз от истощавшего и знобившегося тела Тодороки, после переводя взгляд на напуганное, почти шокированное выражение лица Изуку. – У н-него слишком высокая температура, Каччан, – он запинается, – 41.3. Ему срочно нужно в медпункт. Бакуго выхватывает свой телефон, покидает душевые, пытаясь пропускать глупые успокаивающие слова, предназначенные Тодороки, мимо ушей. Он измеряет шагами периметр коридора, ворча про себя с каждым пропущенным Исцеляющей Девочкой телефонным гудком. – Всё хорошо, Тодороки, – Изуку тихо шепчет, осторожно поглаживая его по мокрым волосам. Он произносит неразборчивые утешительные слова вслух, выпадая из реальности из-за монотонного действия, пока внезапный хриплый писк не возвращает его в настоящий момент. – Ч-чт... М-мидор— Изуку опускает взгляд на Тодороки, смотрящего на него через приоткрытые веки, за которыми виднеются пустые, непонимающие глаза. – Да, это я, – он пытается успокоить его, пытаясь не выдать панику в собственном голосе, – Всё под контролем. Ты болен, а твоя причуда скорее всего негативно повлияла на развитие болезни, поэтому— – ...х-холодно. – Знаю, знаю, – он изо всех сил старается не дать застывшим в глазах слезам выйти наружу, – мне очень жаль, но тебя было необходимо охладить. Голова Шото снова падает в сторону, сигнализируя об вновь потерянном сознании. – Эй, Деку, – голос Бакуго доносится из-за кабинки, – нужно отнести его в медпункт, тут она мало что может сделать, – он в нетерпении машет полотенцем, – пошевеливайся, нам пора выдвигаться. Изуку с трудом встаёт на окоченелые ноги и поднимает Тодороки, опираясь на плитку стены для дополнительного баланса. Бакуго хватает ума выключить бегущую воду, прежде чем встать рядом с Изуку, дрожащими пальцами расстегивающим пластиковые пуговицы на рубашке Шото, попутно шепча себе под нос последующий план действий. Бакуго подгоняет его недовольным ворчанием, после чего вдвоём они успешно высушивают тело Тодороки и переодевают его в чистые и сухие вещи, захваченные Бакуго по пути в душевые. Изуку аккуратно заворачивает его в два одеяла, уже готовый отправиться к медпункту, когда раздаётся громкий звук удара по стене. – Какого хрена ты тут творишь?! – Бакуго почти рычит. – Собираюсь отнести Тодороки к Исцеляющей Девочке?.. – Изуку неуверенно проговаривает свой ответ, пока другой внимательно оценивает его нынешнее состояние. – Ты насквозь промок. На улице холодрыга. Ты реально настолько тупой? – он сжимает кулак, взгляд быстро переходит с обычного «недовольного» на «угрожающий». – Я-я просто буду быстрее в такой ситуации чем ты, Каччан, – Изуку отвечает голосом, в котором прослеживается нотка почти дерзкой самоуверенности, – тебе будет невозможно использовать свои взрывы, одновременно держа его. Бакуго цыкает языком за секунду до того, как для Изуку мир внезапно погружается во тьму, через минуту приходя в сознание от полотенца на своём лбу, слегка агрессивно проходящегося по его волосам. – Знал же, что ты это скажешь, идиот, – он ворчит, но на этот раз будто совсем беззлобно, одновременно убирая полотенце в сторону, из-за чего Изуку на момент слепнет, – надень это, я пока приготовлю Половинчатого к выходу. Он указывает на близлежащую кучу вещей, к которой Изуку плетётся на ватных ногах, быстро сменяя свою мокрую одежду на сухие футболку и спортивные штаны. Бакуго грубовато запихивает его в худи, пока он надевает свои фирменные красные ботинки на голые ноги. Поблагодарив его кивком, Изуку фиксирует положение Тодороки в своих руках и сразу же исчезает в потоке холодного уличного ветра, а о его былом присутствие напоминают только лишь редеющие в далеке зеленые молнии. Изуку бежит по территории кампуса, не обращая внимание на щипающий холод, проходящий по оголенным частям его рук и ног, вместо этого уделяя все внимание ценному грузу в своих руках. Достигнув дверей медпункта, он окончательно останавливает «Один За Всех» и едва плетётся на непослушных ногах, борясь за каждый новый вдох; пот и вода, оставшаяся после проишествия в душевой, стекают по нему градом. Изуку стучится в дверь, которую сразу же открывает на распашку утомленная Исцеляющая Девочка, головой указывая ему на самую ближнюю свободную кровать. Не став ждать пока Тодороки, не без внешней помощи, займёт присвоенное ему место, она мгновенно проходит сзади и начинает рутинную проверку показателей пациента, попутно задавая вопросы о случившемся. Изуку последовательно рассказывает обо всем произошедшем в прошедший час, не пытаясь скрасить монотонность своего уставшего голоса. Он не отрывает глаз от лежащего без сознания Тодороки, а каждый раз, случайно отведя взгляд в сторону, вздрагивает из-за непонятного ему страха за друга. Сам он дрожит от холода, а волосы, сильно потрепанные ветром и ещё мокрые, только начинают укладываться на своё привычное место. Исцеляющая девочка внимательно осматривает Изуку, подвешивая и подготавливая капельницы перед введением жидкости в вены Тодороки. Она мягко объясняет ему, что холодный душ - который сперва мог вполне себе показаться очень даже логичной идеей - на самом деле скорее навредит, чем поможет в такой ситуации, из-за чего Изуку чувствует нестерпимую вину за случившееся в своей груди, сразу же извиняясь и обещая никогда больше такого не делать. – С ним все будет хорошо? – заданный ей вопрос звучит настолько хрупко и беспокойно, что Исцеляющая Девочка на момент перестаёт записывать что-то в своём журнале и переводит взгляд на Изуку, во внешности которого отражалось всё: стыд, страх, беспокойство и ужасная усталость. Она поднимается со своего стула, нежно беря Изуку за руку. – Да, – ответ достаточно обнадёживающий, но сам подтекст вопроса находился гораздо глубже, в чем она и была изначально уверена, – ты не совсем всё правильно понял, Мидория, – Девочка по-доброму цыкает языком, – в случае Тодороки, холодный душ, пожалуй, был лучшим твоим решением - его собственная причуда, а именно огненная её часть, только перегружала систему, не давая льду поспевать за регулировкой температуры. Для всех других твоих одноклассников, однако, за возможным исключением Бакуго, такая тактика может быть очень опасной. Изуку глуповато кивает ей в ответ, после чего она отпускает его с обещанием «сообщить о всех новостях как только они появятся». В последний раз мрачно взглянув на своего друга, лежащего на больничной койке, он закрывает за собой двери медпункта и отправляется в обратный путь, сквозь холодный ветер и снег. Замок дверей общежития кликает в знак своей блокировки, когда Изуку содрогается от резкой смены температуры. Он стягивает с себя ботинки, взамен надевая домашние тапочки, неторопливо проходя в общую комнату на звук о чём-то шепчущих голосов. Нервно потирая руки, по которым проходят сотни мурашек, он напрягает и расслабляет свои пальцы, морщась от боли заживающих шрамов. – А-айзава-сенсей? – Изуку запинается в удивлении, находя на кухне своего классного руководителя, судя по всему разговаривающего с Бакуго. – А вот и проблемный ребёнок, – учитель приветствует его, пристально осматривая Изуку глазами, которые совсем незаметно сужаются в беспокойстве, отмечая небольшую дрожь в его теле и голубоватый оттенок на губах. – Деку, да ты весь к хренам замёрз! – Бакуго выразительно восклицает, всучая ему горячую чашку чая, которую тот принимает с благодарностью, вдыхая и позволяя согреть окоченвшие пальцы исходящему пару. Болезненное, но в то же время невероятное чувство облегчения после нещадного мороза. – Я в порядке, – он пожимает плечами, улыбаясь своей совершенно обезоруживающей улыбкой, прежде чем сделать первый глоток. Бакуго насмешливо фыркает, закутывая его в два одеяла, накидывая их на его холодные плечи. Айзава наблюдает за их взаимодействие с небольшим интересом. – Как он? – тон голоса Бакуго мгновенно сменяется на более внимательный, когда он поправляет второе одеяло. – Исцеляющая Девочка сказала, что с Тодороки всё будет хорошо. У неё все под контролем. И ещё— Он неосознанно кусает себя за нижню губу, застенчиво почесывая затылок. – Ту штуку с холодным душем я больше никогда не проверну, это теперь точно. Бакуго закатывает глаза, но Айзава замечает, как с его плеч будто спадает груз продолжительного напряжения. Его собственное чувство вины всплывает на поверхность; сам он ничего не сможет сделать, только лишь предложить эмоциональную поддержку. Он обязан быть тем, на кого они смогут положиться, однако геройские и учительские обязанности попросту не оставляют на это время. Поэтому он делает то, что может лучше всего в такой ситуации. – Вы сами-то как? – вопрос звучит грубовато, следствие постепенного выхода из работы его «эмоциональных мышц». Он надеется, что они смогут услышать его по-настоящему: Вам нужно что-нибудь? Как я могу помочь? Изуку мягко улыбается, хоть Айзава и видит, с каким трудом ему это даётся. – Мы в порядке, Айзава-сенсей, – он настаивает, – у вас достаточно обязанностей перед городом, не только нам нужна помощь. Мы всё понимаем, можете на нас положиться. В его ответе нет ни капли желчи или издёвки, только искренняя признательность и решимость. – Ага, – Бакуго ворчит, – У нас всё схвачено, этому гребаному гриппу меня не достать. Айзава позволяет себе выдать небольшой смешок, прежде чем пронзительный звон его рабочего телефона прерывает их разговор. Он откланивается, запирая за собой двери общежития.