***
В привычном распорядке дня не происходит непредвиденных изменений или внезапных происшествий, из-за чего вдвоём они снова проводят чуть ли не все сутки на ногах. Некоторые из ранее особо тяжело больных начали показывать стремительно улучшающуюся динамику, что стало неожиданностью как для самих болеющих, так и для пока что здорового дуэта, впрочем от долгожданного конца затянувшейся самоизоляции их все ещё останавливал «даже не думайте хоть на сантиметр отойти от своей хреновой комнаты, пока я вам не дам разрешение» Бакуго. – Как мило, и ведь всё-таки тебе на нас не плевать, – Серо едко подкалывает его, чьё высказывание случайно подслушивает Изуку. Из него невольно вырывается слишком громкий смешок, пока Бакуго всеми силами сдерживает себя перед жестокой расправой над обоими участниками выводившего его из себя диалога. Остальные, однако, не были настолько удачливы отделаться всего лишь неделей гриппа, из-за чего вдвоём им все ещё приходится иметь дело с постоянными скачками температур и привередливыми желудками до самого вечера.***
В очередной раз направляясь по длинному коридору в комнату за забытой зарядкой для телефона, до ушей Изуку доносится пронзительный звук падающей на пол посуды, на который он изо всех сил как можно быстрее бежит обратно, в абсолютном страхе перед тем, что его потенциально могло ожидать. – Каччан?! – он резко вскрикивает, стремительно сокращая дистанцию, находя его медленно сползающим вдоль стены на трясущихся ногах. Изуку на момент колеблется перед принятием решения, но неестественно сильное содрогание почти что инстинктивно заставляет его схватить Бакуго за талию, частично перенося его вес на себя. – Каччан, что случилось? – ...сё нормально, Деку, – он хрипит, смотря в никуда пустым взглядом. Изуку ощущает дрожь, пробегающую от его тела, и нервно сглатывает. – Хорошо, Каччан, – он пытается подбодрить Бакуго, не найдя решения получше, максимально контролируя свой трепещущий голос, – тогда пойдём. Всё, что он получает в ответ - неразборчивое бормотание, которе он принимает за согласие, помогая ему полноценно опереться на себя. Изуку тащит его по всему коридору до своей комнаты, бедром открывая дверь и аккуратно укладывая Бакуго на кровать. Он мешкает в поисках градусника, случайно роняя его из-за собственной нервозности, чувствуя, что совсем скоро его собственная психика не сможет выдержать натиска почти что безумной боязни за чью-то жизнь, а его разум просто сломится напополам. Но он сдерживает эмоции, поднимая тремометр с пола дрожащими пальцами, протерев его об худи. Температура в норме. Изуку опирается на тумбочку, чувствуя, как с плеч постепенно спадает чуть ли не поглотившее его заживо пару секунд назад напряжение. – Он совсем вымотался... – вздыхает, вспоминая его ещё очень давнюю жалобу на слишком громкий кашель Киришимы и то, как несколько ночей подряд ему приходилось спать на твёрдом и совсем неудобном диване в общей комнате. Поэтому сейчас он осторожно подтыкает уже совсем не жёсткие одеяла, как можно незаметно проходясь всё ещё дрожащими пальцами по светлым и, как он узнает, довольно жёстким волосам, пока нахмуренность не сходит с лица Бакуго, а его дыхание постепенно углубляется. Изуку позволяет себе подольше задержать взгляд на смягчённых, совершенно спокойных и настолько редко появляющихся умиротворённых его чертах, чувствуя, как в груди разливается что-то невероятно тёплое, хоть и с отчетливым оттенком, как ему сперва показалось уже прошедшей, тревожности. Он оставляет стакан воды и саше с электролитом на прикроватном столике, быстро пишет небольшую записку и бесшумно покидает комнату, осторожно закрывая дверь и направляясь к общей комнате, окончательно забыв про изначально необходимую ему зарядку для телефона. Изуку встряхивает головой, пытаясь вернуть себя в настоящий момент, суетливо пытаясь придумать, что ему приготовить на ужин, прежде чем окончательно остановиться на тамаго какэ гохан, выбор на который падает отчасти из-за банальной простоты блюда. Как только все накормлены, он берет собственную порцию риса, методично разбивает над ней яйцо и отстранённо падает на близстоящий стул, протирая жгущие от недосыпа глаза. Съев примерно половину изначально небольшой тарелки еды, аппетит некстати покидает Изуку, на что он, однако, не обращает внимание, решив «просто подогреть позже, если проголодаюсь». Он только успевает закончить уборку по комнате, когда Исцеляющая Девочка прибывает в общежитие, приветливо махая ему рукой, прежде чем начать ежедневный обход, на этот раз, по просьбе Изуку, включающий Бакуго. – Тодороки чувствует себя гораздо лучше, – она уверяет, слегка похлопывая по руке, понимая его беспокойство за друга, – у него гораздо реже поднимается температура. Сейчас можно с уверенностью сказать, что Каминари, Джиро, Серо, Сато, Хагакуре, Оджиро и Токоями уже будут на ногах через день-два. Благодаря тебе и Бакуго, у них проявляется отличная динамика. – Как себя чувствует Качч— Бакуго? – Ничего серьёзного, просто сильное перенапряжение. Завтра он будет в полном порядке. Чувство невероятного облегчения едва ли не заставляет колени Изуку отказать ему в поддержке, но он сдерживается, не давая себе упасть. – Но ты-то себя как чувствуешь, Мидория? – Исцеляющая Девочка интересуется, с беспокойством рассматривая его истощавшее тело и побледневшую кожу. – Я в норме, – он уверяет, тепло улыбаясь. Девочка вопросительно поднимает бровь, – в смысле, устал конечно, но ни кашля, ни жара не было. В последний раз оценивающе взглянув на него, она отходит назад, желая ему спокойной ночи и поспешно покидая уже спящее общежитие. Изуку проверяет время - 22:00. Убедившись, что громкости будильника достаточно, чтобы услышать её утром, он укутывается в брошенные Бакуго одеяла, засыпая под запах жжёного сахара и чего-то очень напоминающего ему о детстве, чего-то, что нельзя было описать словами.***
Бакуго постепенно просыпается, медленно моргая дрожащими веками, делая глубокий вдох в попытке скоординировать вялые мысли и полностью пробудиться от своего полусонного состояния. Первым полноценным соображением является странное замечание: ткань одеяла не такая жёсткая, как у простыни с дивана на первом этаже, и совсем не настолько шерстяная, как в его комнате. Пространства будто стало меньше, с этим же, однако, ощущалось оно теплее. В глубине своего сознания ему кажется, что не было бы лишним хотя бы начать беспокоиться о резкой смене обстановки, но жуткое переутомление быстро устраняет все его возможные мысли о попытке претворить план в действительность, чувствуя, как удобство и комфорт нынешнего его положения постепенно заглушают беспокойство. Только после он замечает головную боль, поселившуюся где-то за левым глазом и пересохшее горло. Устало простонав, он заставляет себя подняться с кровати, нащупывая настольную лампу и включая свет, не раздумывая пересыпая наполнение электролитного пакетика в стакан. Он едва обращает внимание на часы, показывающие ровно три утра, и только выпив всю воду переводит взгляд на записку, скромно лежащую на столике. «Надеюсь, ты хорошо отдохнул. Это должно помочь, когда проснёшься». Лёгкая улыбка на его лице едва заметна, но от того не менее искренна. Он поддаётся своей измождённости, позволяя ей снова укутать себя в тёплых одеялах и уснуть крепким, спокойным сном.