***
Айзава с некоторым удивлением отмечает присутствие Бакуго, дежурно сгорбившегося на стуле, когда он заходит в кабинет класса 1-А этим утром. Пусть он и временами неприкрыто огрызается Мине с просьбой «отвалить, пока не стало слишком поздно», его поза открыта, намеренно производя впечатление «всё в порядке» на окружающих одноклассников; и это работает - тягостная атмосфера вокруг ощутимее разбавляется. Айзава скрытно улыбается себе, прежде чем напомнить Мине занять своё место и начать рабочий день. – Думаете, Деку бы хотелось, чтоб я отстал? – он предлагает в качестве объяснения, когда Айзава поднимает на него вопросительный взгляд. Пусть его классный руководитель и понимает, что это не единственная причина. Бакуго далеко не в порядке из-за принудительной необходимости быть относительно далеко от медпункта, он на грани, рассеян настолько, что не замечает намеренных поблажек от учителей в его сторону. Однако его присутствие странным образом оказывает успокаивающее действие на весь коллектив; если он здесь, значит, Изуку наверняка идёт на поправку. Когда звонок на обеденный перерыв наконец-то звенит, он пулей выскакивает из кабинета, резко останавливаясь только после того, как Айзава зовёт его по имени. – Держи, – он слегка пожимает плечами, предлагая ему взять с собой небольшую коробочку бенто и палочки, прежде чем наклоном головы указать ему идти дальше. Бакуго на момент прищуривает глаза, однако быстро кивает в ответ и стремительно убегает в сторону дверей школы. Когда он позднее возвращается в учительскую, чтобы занести уже пустое бенто, выражение его лица гораздо более измождённое и словно осунувшееся, губы сжаты в тонкую линию, однако в глазах читается отчётливое «я не хочу об этом говорить», поэтому Айзава временно принимает решение оставить все свои вопросы при себе. Сразу за закрытой им дверью на телефон приходит сообщение от Исцеляющей Девочки, объясняющее сложившуюся ситуацию.Шузенджи Чиё
У Мидории случился фебрильный приступ. С ним всё в порядке, но к сожалению, Бакуго стал свидетелем, из-за чего сейчас он находится в крайне стрессовом состоянии. Сегодня в полдень, он отсутствует на практических занятиях в школе.***
Чувство собственной беспомощности сковало всё его нутро, когда Изуку начал содрогаться. Всё произошло словно за долю секунды: его ранее безвольное и безжизненно-неподвижное тело внезапно застыло в оцепенении, прежде чем забиться в конвульсиях. Бакуго порывисто вскакивает на ноги, совершенно не обращая внимание на упавший на пол учебник по истории, однако что-то заставляет его впасть в панический ступор, а руки бессильно застывают в воздухе над неестественно подвижными конечностями Изуку. Экстренные меры спасения при судорожных приступах были частью их курса по оказанию первой помощи в школе, однако все мысли словно вылетают из его головы, давая панике и тревоге разрастить сильнее. Всё, что он мог сделать - хриплым голосом позвать на помощь и прижаться спиной к стене, не отрывая взгляд от сложившейся перед ним сцены; оставляя себе как можно меньше места, пытаясь не мешать и не вмешиваться, наблюдая за мучительными терзаниями Изуку и за тем, как Исцеляющая Девочка осторожно переворачивает его на бок, удерживая его в таком положении. Со всех сторон до него доносилось оглушающее его оголенные рецепторы слуха шуршание постельного белья, успокаивающий голос Девочки и острый, врезающийся в сознание писк кардиомонитора, пока его собственный пульс стремительно набирал скорость. Ему хотелось ослепнуть, скатиться на пол и зарыть голову в коленях, забыть обо всём, отвергнуть суровую и жестокую реальность происходящего. Этого не должно было случиться. Он физически не мог выдержать. Но он силён, а это слабость, и он никак не мог быть слабым – это было запрещено. Поэтому он позволил противному и злобному голосу в своей голове напомнить, что в будущем, как про-герою, ему придётся лицезреть более жестокие трагедии, и он поборол желание спрятаться, чувствуя пробегающий по спине холод, вызывающий вместо былой беспомощности звенящий гнев в голове. «Тебе нельзя умирать, Деку», голос где-то внутри приказывает, «Слышишь меня? Ты не можешь умереть вот так!» Он сжимает руки в кулаки, беззвучно выкрикивая угрозы сквозь стиснутые зубы с каждой новой проходящей секундой. И за всё это время он наверняка выпадает из реальности, не замечая прикосновения чьих-то ласковых рук, помогающих ему опуститься на стул и приглушенного голоса, проговаривающего ободряющие и обнадеживающие слова. Ощущаемая в ладонях теплота возвращает его в настоящий момент, в неком изумлении заставив моргнуть пару раз перед видом горячей чашки чая, аккуратно расположенной меж его пальцев, прежде чем он догадывается поднять голову, встречаясь глазами с обеспокоенным взглядом Исцеляющей Девочки. Она объясняет ему всё, когда он наконец-то может найти в себе силы спросить, оставаясь рядом с ним, пока его дыхание полноценно не расслабляется. Ещё некоторое время он сверлит взглядом поверхность остывающего в руках чая, теряясь в тумане собственных мыслей, пока замеченное краем глаза движение не вырывает его из подвешенного состояния – пусть это и всего лишь Изуку, слегка сдвинувшийся со своего места на кровати. Бакуго опирается на ограждение, переплетая пальцы в попытке прекратить нервное подёргивание. – Тебе нельзя умирать, – он шепчет, глаза сужены во взгляде на Изуку, словно веря в его несуществующую возможность повлиять на ситуацию. «Почему?» тот же язвительный голос в его голове спрашивает с неприкрытым упреком. «Потому что иначе у тебя больше не будет шанса извиниться? Так эгоистично, прям по-твоему. У тебя были целые годы на то, чтобы попросить прощения, но ты просто продолжал. Продолжал осыпать его жестокими и бесчувственными словами, избиениями и угрозами только из-за того, что он казался слабее. Тогда ты напрямую пожелал ему убить себя, а сейчас, значит, нельзя? Какой же ты блядский лицемер.» Бакуго сжимает кулаки до побеления суставов, изо всех сил борясь с невыносимым желанием закричать во всю силу. – Пожалуйста, – шёпот до тошноты противен его собственным ушам, – пожалуйста, Деку...***
Урарака толкает против себя дверь отделения, придерживая её ещё пару секунд для Ииды, мягко улыбаясь и слегка сжимая их переплетённые вместе руки. Несмотря на предшествующие визиту предупреждения касаемо установленного аппарата ИВЛ и диализатора, оба резко останавливаются у самого порога кабинета, сбитые с толку шокирующей реальностью происходящего. – Деку! – испуганный выкрик Урараки заставляет Бакуго вскинуть голову, отвлекаясь от перечитывания собственных конспектов и в очередной раз окинуть взглядом отёкшее лицо Изуку, прежде чем посмотреть на вошедших в комнату одноклассников. Он нервно сглатывает, прежде чем совсем неохотно встать со своего места на стуле и пройти мимо, поникнув головой и опустив скованные напряжением плечи. Иида приоткрывает рот в тщетной попытке позвать его обратно, однако стеклянная дверь закрывается раньше, чем он успевает что-либо сказать вслух; Бакуго хочет дать им возможность уединиться с Деку, дать им время. Он поправляет слезшие с переносицы очки, прошептав тихое «спасибо», прежде чем присоединиться к Урараке. Она грузно опускается на стул и вытягивает руку вперёд, покрывая своей тёплой ладонью кисть Изуку, с болью отмечая насколько холодной и дряблой она ощущалась в сравнении. В моменты, когда он неконтролируемо подёргивается или дрожит, она нежно сжимает его за предплечье, вполголоса переговариваясь и с ним, и с Иидой, пока их собственные сцепленные руки помогают им снять нагнетающее чувство тревоги. Через некоторое время, тихое постукивание по двери оповещает о приходе Тодороки с Яойрозу и они сменяются, оставляя двоих наедине. Покинув кабинет, Иида сразу направляется в общежитие, однако Урарака решает поступить слегка по-другому. Будучи уверенной, что за всё это время Бакуго не мог уйти слишком далеко, она вполне ожидаемо находит его совсем рядом у окна, сложившего руки на подоконник, наблюдающего за постепенно покрывающим небо закатом. Его глаза, однако, словно смотрят в никуда, пустые настолько, что у Урараки на секунду спирает дыхание. Негромкого звука её голоса достаточно, чтобы привлечь его внимание, на что он оборачивается, озадаченно моргая и хмуря лицо. Со времён Спортивного Фестиваля она сильно изменилась, а приобретённой уверенности в себе хватает на то, чтобы подойти ближе, опираясь руками на холодную древесину подоконника. Помедлив пару секунд, он возвращается к своему прежнему занятию, рассматривая, как окутывающие небо облака всё отчетливее и отчетливее окрашиваются в тёплые тона оранжевого и розового. – Я просто хотела поблагодарить тебя, Бакуго. Он резко оборачивается, однако Урарака не отрывает взгляд от окна. – Вместе с Деку, вы присматривали и заботились о нас всё это время, и у меня даже «спасибо» сказать не было времени, а сейчас, – она делает глубокий вдох, – сейчас ты проводишь с ним столько времени, сколько ни один из нас не смог бы ему уделить. Так что, спасибо. Когда она наконец решает повернуть голову, в её взгляде прослеживается такое количество несвойственного ей упорства и признательности, что непривычный вид на момент невольно застаёт Бакуго в расплох. Отвернувшись обратно к окну, она раздумывает над следующими своими словами, будучи не совсем уверенной в их правильности. – Ты силён, – она признаёт, и в этот момент его горделивая сторона словно вспыхивает, так и подначивая ответить «да ладно, неужели? Я наисильнейший». Однако что-то в её голосе заставляет его одуматься, взамен давая понять, что сила, возможно, была употреблена совсем в другом значении. – Нуждаться в ком-то и переживать за них - совершенно нормально. Это никак не делает тебя слабым или безвольным человеком. Я знаю, что ты беспокоишься за Деку - все мы за него, если честно, волнуемся – но и за тебя нам тоже страшно. Ему хочется съязвить в ответ, сказать, что это совсем не так и опровергнуть сказанное. Но у него просто не получается. – Я в норме. – он отмахивается, пожимая плечами. Она только лишь улыбается будто уже давно всё знающей и понимающей его без слов улыбкой, подкреплённой, как ему изначально кажется, жалостью. И он сердится внутри, прежде чем присмотреться повнимательнее и по-настоящему увидеть в ней искреннее сочувствие и беспокойство. Урарака, похоже, замечает его небольшое открытие и улыбается ещё шире, прежде чем оттолкнуться от подоконника и, тихо прошептав «спокойной ночи», направиться к выходу из отделения. Он наблюдает за её тенью ещё некоторое время, теряясь в собственных мыслях и попытке понять как вообще ему стоило среагировать на сложившуюся ситуацию, прежде чем дверь в палату открывается на распашку, показывая за собой широко улыбающегося Киришиму. На сейчас, Бакуго отбрасывает все размышления в сторону, засовывая руки по карманам и присоединяясь к Киришиме с грубоватым, но тихим «чё каво, Волосы-вместо-мозгов?»***
Последний абзац домашнего задания по литературе перечитывается Бакуго уже в пятый или шестой раз, оставляя абсолютное ничего в голове после каждого нового прочтения, взамен только заставляя его всё более мучиться из-за вопроса, не дающего ему покоя настолько, что он, кажется, более не сможет выдержать и секунды. Чья-то рука мягко касается его плеча, одновременно с произнесённым «ты в порядке, Бакубро?» и он поднимает голову, встречаясь глазами с обеспокоенным взглядом. – Заслуживаю ли я прощения? Слова вылетают прежде, чем он сможет что-либо с этим сделать и ему невероятно хочется забрать их обратно, отбросить тяжесть осознания ситуации, которая неизбежно сопровождала высказанный им вопрос. Ему хочется немедленно отступить назад и отдёрнуться, но взглянув в широко раскрытые от удивления глаза рядом, он с трудом решает поддержать отягощающий зрительный контакт. Киришима разрывает его первым, слегка поникая головой и забрасывая болтающийся на ногах учебник по истории. Напряжение в комнате усиливается с каждой прошедшей секундой; в звенящей тишине Бакуго слышит грохот собственно сердца, рискующего выпрыгнуть из груди в любой момент. Ему как никогда хочется узнать ответ на свой вопрос, однако глубоко посаженный страх заставляет его серьезно задуматься, неизбежно приходя к выводу, что он действительно боится правды Киришимы. Пусть ранее он никогда и не осуждал его за поступки прошлого, сейчас всё было совсем по-другому; сейчас он спросил мнение, касаемое тех поступков. Но он вырос. Вырос настолько, чтобы доверять Киришиме со своими мыслями, опасаясь лишь собственной возможности принять ответ каким бы он ни был. – Я не знаю, Бакуго, – он тяжело вздыхает, почесывая рукой затылок и не поднимая голову, – но мне кажется... Мне кажется, что тут мое мнение вовсе не имеет значения. Ты причинил много боли и страданий Мидории, и я не буду преуменьшать того, что ты сделал. По моему мнению, любой человек, который искренне раскаивается стоит шанса быть прощённым, и, насколько мне известно, Мидория считает так же. Но сейчас вопрос не совсем в этом - сам-то ты думаешь, что заслуживаешь этого? – Нет... С какой стати? После всего того, что я ему сделал, нихера я не заслуживаю. Ты сам видел, как он дёргается при виде меня, он чуть ли не до ужаса боится, и нихрена я его в этом не виню. Но он продолжает лезть мне в лицо, предлагать мне свои советы и тренироваться вместе, и всё это с таким энтузиазмом, что я его просто не понимаю, – он подчёркивает последнюю мысль широким жестом руки, – помнишь когда вы все ещё болели? – Киришима смотрит на него, как бы подразумевая «ну, да, я в то время со всеми вами был», – Я, походу, вырубился или типа того, но когда очнулся, он уложил меня в свою чёртову кровать чтобы я смог вздремнуть. После всей той боли, что я ему причинил, он до сих пор добр ко мне, и нихрена я этой доброты не заслуживаю. В ответ Киришима лишь ободрительно улыбается: – Не думаю, что мне вообще стоит это спрашивать, но... Тебе действительно жаль? Всё тело Бакуго напрягается, а дыхание предательски спирает, когда он шепчет ответ. – Более чем... – И ты хочешь перед ним извиниться? Он будто оскорбительно отшатывается, пронзая Киришиму обиженным и возмущённым «само собой, идиот» взглядом, однако это не все эмоции, передаваемые его глазами - Киришиме приходится посмотреть лишнюю пару секунд, прежде чем распознать в них страх. И это сбивает его с толку; никогда раньше он не видел его проявление в Бакуго. По крайней мере, не до того как Изуку так сильно разболелся и— Оу. Он знает, что если начнёт расспрашивать про его страхи, то разговор быстро сойдёт на нет и его любопытство непременно заставит Бакуго закрыться в себе ещё больше, поэтому Киришима просто наблюдает за тем, как он медленно поднимается со своего места, чтобы в лишний раз взглянуть на Изуку. Пара секунд проходит, прежде чем немного по-другому поставленный вопрос разрезает громкую тишину: – Почему ты хочешь извиниться? Бакуго оглядывается через плечо, задумчиво рассматривая будто сквозь Киришиму и хмуря лоб. Уже минувший, казалось, страх не покидает его взгляд, поэтому он выжидает ответ, вопросительно вскидывая бровь. Бакуго разрывает зрительный контакт, на момент отвлекаясь в размеренном и успокаивающем его самого движении, бережно смахивая приставшие ко лбу Изуку кудри, позволяя тёплым пальцам пройтись по его линии роста волос. Взгляд останавливается на давно обесцвеченном шраме, огибающем левое плечо – шраме, который он знает, является его собственной виной - и желчь поднимается всё ближе к горлу, заставляя плечи Бакуго поникнуть, а грудь - тяжело выдохнуть. – Меня тошнит от постоянного чувства вины, – он выговаривает, решительно не оглядываясь в сторону Киришимы, однако как только слова вырываются наружу, неприкрытый эгоизм собственного высказывания пронимает его до глубины души, заставляя стыд ещё сильнее разрастись изнутри; но в нём было что-то ещё - что-то, что противостояло отяжеляющему осознанию и решительно отталкивало его назад, буквально кричало, что он совсем не прав, что настоящая причина лежала не только в этом. Ранее ему уже приходилось ощущать такое, однако он ещё ни разу не прислушивался, ни разу не позволял себе по-настоящему остановиться и действительно задуматься. До этого момента. – И... – он шепчет, собираясь духом, – Я хочу, чтобы он знал, что я знаю, что то, что я тогда делал было совсем неправильным, что я изменился, и вырос достаточно, чтобы перестать вести себя как гребаный ребёнок. Потому что он заслуживает этого. Даже если он никогда меня не простит, он заслуживает это знать. По коже Бакуго пробегают мурашки, обжигая её статическим шумом по всему телу в абсолютной тишине. Ему кажется, будто он не выдержит и окончательно взорвется от напряжения, не смея поднять взгляд из-за бушующего страха осуждения. – Это... – Бакуго инстинктивно напрягается, –...так по-мужски, чувак. Киришима беззвучно смеётся и он наконец оборачивается, бросая на него сперва неверящий взгляд и протирая глаза ладонями. Будучи целиком поглощены разговором, ни один не замечает тихий шорох звука шагов покидающего отделения Айзавы, который слегка, но от того не менее искренне улыбается сам себе, намереваясь непременно найти Исцеляющую Девочку, чтобы спросить у неё об последних новостях. Он знает: рано или поздно им придётся переговорить с Бакуго насчёт увиденного сегодня происшествия, однако сейчас ему было необходимо совсем не это.