Не гаси свечу

      Место, куда меня выплюнуло, воняло затхлостью. Я обнаружил себя на покрытом пылью деревянном полу в какой-то тесной мрачной комнатушке больше напоминающей коморку. Повсюду стояли старые вешалки с обрезками тканей, лоскутками и черными платьями, занимая почти все место в и без того маленьком помещении. Ладони неприятно ныли от невесть откуда взявшихся глубоких порезов на них. А еще очень хотелось пить. Поднявшись на ноги, весь в пыли и саже, я осторожно приоткрыл дверь, ведущую прочь из комнаты, и безшумно выскользнул наружу, оказываясь в зале попросторнее, светлом и чистом, но все так же с уймой одежды разных цветов и размеров. За окнами, сквозь которые утренний свет мягко наполнял комнату, стоял слабый шум исходящий от оживленной толпы людей всех, как один, наряженных в черные одеяния подобно тем, что окружали меня на вешалках в этой комнате. И хоть никто из них абсолютно ничем не отличался от тех, живущих в Срединных Землях людей, кроме диковинной одежды, но все же и ничего общего между ними я найти так не смог. Всё казалось каким-то другим, не похожим ни на что известное мне доселе. Наверное, так было, потому что я еще не осознавал происходящего, ведь разум уперто продолжал повторять, будто бы все это лишь удивительный сон перед рассветом, еще мгновение — и я проснусь дома, в родном лесу Эрин Ласгален, и отец, как обычно, с первыми лучами солнца скажет мне: «Quel amrun, ion!», и предложит отзавтракать вместе. Но нет. Не сон. Я искал Гвэлвен глазами, способными видеть дальше, чем глаза человека, но полукровки нигде не было. Сердце, не чувствуя ее поблизости, тревожно стучалось в груди в диком испуге не от того, что я очнулся один в абсолютно незнакомом мне месте, но потому что Гвэлвен потерялась где-то в нем, ведь ее пальцы соскользнули с моей ладони почти сразу же, когда мы ступили в проход. Где бы я ее искал, если сам не знал ни единой дороги? Как мог помочь, если вдруг оказалось бы, что меня перенесло на другой конец света от нее? Жива ли она вообще? И я, похолодев от ужаса навеянными мыслями, метнулся к крутой, серпатином ведущей вниз, на первый этаж, дряхлой лестнице, чтобы добраться до разукрашенной десятками следов от чьих-то пальцев стеклянной входной двери и выскочить на улицу в надежде найти Гвэлвен. Однако едва моя нога ступила на первую прогнившую доску лестницы, меня остановил внезапно раздавшийся позади обворожительно мерзкий голос мальчишки: — С какой сказочной вечеринки Вы сбежали, сэр? — хохотнул он, заставляя меня резко развернуться. Как же крепко увел мое внимание надшедший страх за Гвэлвен, раз притупил эльфийское чутье, не позволявшее никому подкрасться к бессмертному незаметно.       Мальчишка выглядел довольно неряшливо. Его короткие темные волосы в беспорядке разметались по голове, словно их не расчесывали и не стригли года два, а черную одежду, такую же, что и на вешалках, всю усеяли мелкие дырки и белая пыль. Я бы мог сказать, что незнакомец принадлежал к роду людей, более того, он был еще ребенком, но едва я мог хоть в чем-то быть уверенным ровно с той минуты, когда пришел в себя в темной душной коморке с платьями. — Боюсь, ты еще слишком маленький, чтобы я тебе о ней рассказал, — хрипло бросил я, а в памяти мельком, но лишь мельком, пронеслись грустные воспоминания об отце и Зеленолесье с его причудливыми деревьями, об Элессаре и Гимли, о хоббитах и Боромире, о Гэндальфе и криках чаек, которых так пренебрежительно мальчишка обозвал «сказочной вечеринкой». — А Вы расскажите, — с усмешкой настаивал мальчишка, — мне интересно, в какой психушке так весело. — Лучше иди поиграй с игрушками, мальчик. Они, наверное, по тебе очень скучают, — ощущая наплыв злости внутри, сказал я. Лицо незнакомца мгновенно изменилось, а самодовольная улыбка чудесным образом вдруг куда-то испарилась. — Что ты сказал? — так по-детски вспылил мальчишка. Возвращая свое внимание обратно на дверь, я не ответил ни слова, не будучи намеренным тратить на мальчишку хоть минуту своего времени, а точнее времени Гвэлвен, ведь возможно она сейчас лежит где-то окровавленная, отчаянно зовя меня на помощь, пока я мешкался в этом доме. Разум рисовал только худшие образы. Но мальчишка не сдавался: — Нет, ты повтори, придурок, — шепнул он, за несколько мелких шажков пересекая комнату и поднимая на меня тонкую, необычайно ровную ветку дерева с мастерски заокругленным концом. Красивая работа. Так вот как, оказывается, выглядела знаменитая волшебная палочка из преданий Гвэлвен? Одним взмахом моего эльфийского кинжала, пребывающим со мной повсюду с тех пор, как отец подарил мне его на мой пятидесятый день рождения, я разломал тонкую палочку ошарашенно уставившегося на одну ее половину мальчишки на две части, прислонив острое лезвие к его нежной шее. — Еще одно слово, — зло процедил оскорбленный я сквозь зубы, — и я сделаю с тобой то же, что сделал с твоей палочкой. Уяснил? — Отпусти меня, козел! — яростно вырывался мальчишка, но когда холодный кинжал легко порезал его светлую кожу, оставляя на ней нитку из едва выступивших каплей крови, тот внезапно затих, испуганно закивав: — да понял я, понял! Отпусти! Кто знает, что бы я в порыве ярости и с задетым самолюбием сотворил с этим наглецом, пусть хоть разум мой сто раз понимал, что в руках своих я держал всего лишь глупого ребенка! Сколько лет ему было отроду? Тринадцать? Четырнадцать? Смех для эльфа. Злость приглушилась до боли знакомым голосом, громко окликнувшим меня по имени где-то с нижнего этажа. Забыв о мальчишке в тот же миг, я бросился вниз по неприятно скрипящей лестнице, обнаруживая у входящей двери Гвэлвен, растрепанную, грязную, с мокрыми, потемневшими и слипшимися от дождя волосами, что подобно острым наледям, свисали с тонких женских плеч, — ни намека на прекрасную эльфийскую даму в некогда темно-зеленом, дорогом, а теперь казавшимся лишь позорными отрепьями, платье. — Леголас! — отчаянно, со слезами в голосе, воскликнула она, бросившись в мои раскрытые объятия. Сердце словно отпустили чьи-то сильные пальцы, больно стискавшие его до тех пор, а из уст вырвался облегченный вздох. — Я думал, что потерял тебя, — признался я, крепко сжимая хрупкую Гвэлвен в своих руках, и в остатках уходящего страха случайно забыв о силе своих объятий. Но она ее будто бы не ощущала. — Я тоже, — шепнула Гвэлвен, отстранившись всего на чуть-чуть, чтобы положить свою теплую ладонь на мою щеку. Так делали эльфы порою в приветствии и в прощании, но всегда только с нежным прикосновением руки Гвэлвен и ничьей больше все мои невзгоды, весь страх и злость, обиды и печали куда-то улетучивались. Может быть, причиной тому была ее колдовская кровь. — Меня перенесло на Лютный Переулок, здесь недалеко. Я думала, что сойду с ума, пока искала тебя по всем магазинам… — Просто в следующий раз не отпускай мою руку, — усмехнулся я, легко обхватывая пальцами ее тонкие запястья. — Больше не буду, — подняв уголки бледных губ в едва заметной усмешке, пообещала Гвэлвен, — никогда, мой принц. И я забыл, о чем думал. Приятный холодок прошелся по коже, едва Гвэлвен напомнила о моем статусе. Она всегда проявляла должное уважение ко мне, как к сыну короля, с самого первого дня, как и все остальные из народа, но мне нравилось звучание моего титула именно из ее уст. Больше этого я любил только собственное имя. Сердце отчего-то принималось биться быстрее всякий раз, когда Гвэлвен его произносила. Точно магия. — Так это твой парень? — не без удивления вновь откликнулся давно уж позабытый мною мальчишка, неторопливо спустившийся по лестнице вниз и, как оказалось, наблюдавший за нами все это время. — Брось его, красотка, он больной на голову. С этими словами мальчишка, неоднозначно подмигнув Гвэлвен, в спешке пронесся мимо нас, нарочно задевая меня плечом. Я было дернулся, вновь поглощенный яростью, вслед за ним, но Гвэлвен остановила меня, крепко сжав мою ладонь. — Оставь его, он того не стоит, — мягко сказала она, глядя в мои глаза. — Ты теперь не в Сумрачном лесу. Не тратить свои силы на грубость какого-то незнакомца. — Как жаль, что именно грубость какого-то незнакомца стало тем, что первое встретило меня в твоем мире, — печально выдохнул я, устремляя свой взор куда-то на улицу в попытках еще раз наткнуться на дерзкого мальчишку. — Дурной знак. — Нет, Леголас, — твердо возразила Гвэлвен, настойчиво дернув меня за руку, заставляя вновь взглянуть в ее глубокие синие глаза, — первое, что тебя встретило — это магазин Мадам Малкин, а она очень добрый и приятный человек. Она шьет одежду для волшебников и однажды даже угостила нас с мамой чаем и печеньями, когда мне впервые покупали здесь школьную форму. Это чудесный знак! Гвэлвен обвела воодушевленным взглядом помещение. — И тут мы с тобой купим нам подходящуюю одежду, — мечтательно произнесла она. — Нам? — нахмурился я. — Да, нам, — кивнула Гвэлвен. — Ты тоже переоденешься. Здесь не принято расхаживать в эльфийских одеяниях. — Исключено, — грубо отрезал я. — Еще чего не хватало! Ты знаешь, я сделаю для тебя все, что попросишь, но только не это. Ничто не заставит меня променять одежду моего народа на…вот эти дешевые ткани.       Мадам Малкин — то ли дочка, то ли внучка основательницы магазина, сказала, что мантия мне к лицу. Она вообще расхваливала и меня, и Гвэлвен как только могла, шустро бегая вокруг нас, несмотря на свой весьма и весьма преклонный возраст, все приговаривая с довольной усмешкой, что «подбирать одежду на такие точеные фигурки — одно удовольствие». И если для Гвэлвен не составило труда отказаться от эльфийского платья, то я, снимая свой наряд, ощутил глубокую грусть и тоску, словно всё, что связывало доселе меня с моим же прошлым — не только с Зеленолесьем, отцом, но и с покойными друзьями, со всей моей историей, воспоминаниями и с собственной природой — вдруг оторвалось, упало куда-то в небытие так же предательски легко, как эльфийский плащ на деревянный запыленный пол, сменившись нелепой черной мантией. Я с любовью сжал родную одежду в руках, вдохнув лесной запах в последний раз и после сложил в предоставленную Мадам Малкин коробку, запретив себе отныне тосковать. Из школы вместе с письмом для Гвэлвен прислали также и деньги на все необходимые расходы, расписанные на другой стороне листка. Этими монетами она и расплатилась за наши наряды. — Тебе совсем не нужно отказываться от эльфийских вещей навсегда, — утешала меня Гвэлвен у лавки мастера волшебных палочек. — Просто здесь носят мантии. В конце концов, Леголас, это всего лишь одежда. — Всего лишь одежда, — печально повторил я, даже не начиная спорить. Что бы она понимала? «У Олливандера» было весьма неуютно. В ужасно тесном помещении чудесным образом помещались сотни, скорее, даже тысячи продолговатых коробок, сброшенных в одну пыльную кучу, и уходящих бесконечными полками куда-то вверх, сливаясь в конце с темнотой. На земле повсюду валялись осколки от разбитых бутылок, разлетевшиеся на щепки стулья и опрокинутый цветок. Создавалось впечатление, будто бы в лавке только что произошла какая-то бойня, оставив после себя погром, запах горелого пергамента и тишину. Я громко постучал по еще державшемуся на трех ножках столу у входной двери, отчего тот немедленно испустил дух, с грохотом разлетевшись в пух и прах. На шум из темноты между стеллажами выскочил худощавый седовласый старик, с морщинами такими глубокими, что мне на секунду показалось, будто бы он помнил времена задолго до появления света звезд. Но в его выцветших глазах, едва он узрел меня и Гвэлвен, вдруг заплясали бурные искорки, словно возвращая старику былую молодость. — Эльфы! — воскликнул он, — право, я уж и мечтать перестал, что еще хоть раз в жизни мне посчастливится вас встретить! Старик в спешке спустился со своей стремянки, хватаясь дрожащими пальцами за тонкие, висящие на потемневшей золотой цепочке, что обвивала его шею, не раз поломанные очки. — Посчастливится? — настороженно переспросил я, бросая недоуменный взгляд на Гвэлвен, чье лицо, кажется, не выдавало никакого удивления. — Совершенно верно, мой дорогой господин эльф, — оживленно заговорил Олливандер, перебирая дрожащими пальцами пыльные коробки. — Увидеть лесных эльфов здесь не так уж и просто, это большая редкость! У волшебников есть поверье, что встреча с вами сулит удачу! Старик весело хохотнул: — Выходит, мне удача улыбается уже во второй раз! Могу поклясться, что лет сто назад я видел, как мой отец прямо здесь, на этом же месте продал волшебную палочку вот этой эльфийской леди! Палочка из оливкового дерева? С жилой из крыла летучей мыши, верно? — Так и есть, — робко улыбнулась Гвэлвен, стеснительно сжав плечи с такой скромностью и изяществом, что я невольно ощутил, как приятный мороз пробежался по моей спине. — Хорошая же у Вас память, — отметил я, прогоняя странное ощущение по телу. — О, мой дорогой господин эльф, я помню каждую волшебную палочку, — воодушевленно ответил Олливандер, обводя широким жестом руки бесчисленные коробки вокруг, — ведь это мои дети, наша семья веками их создавала. Но, увы, в отличии от палочек, лица волшебников в моей памяти надолго не задерживаются. Если это, конечно, не прекрасное лицо лесного эльфа. Олливандер, весело хохотнув, поспешил скрыться где-то во мраке между своих стеллажей, чтобы через мгновение выбежать вновь, но уже с серой коробкой в руках. — Вот! — восторженно сказал старик, нетерпеливо вытаскивая такую же тонкую отшлифованную палочку, как та, что наставил на меня в лавке Мадам Малкин незнакомый мальчишка, — 13 дюймов, липа и волос вейлы. Настоящая палочка для настоящих женщин. Я тихонько стоял в углу у порога, когда Олливандер велел Гвэлвен взмахнуть рукой, и едва успел увернуться от недавно наточенного ножа, вонзившегося в дерево ровно туда же, где мгновением ранее находилась моя голова. Тогда-то я и понял, почему в лавке Олливандера царил такой беспорядок. — Прости! Прости! — ошарашенно повторяла Гвэлвен, отбросив палочку в сторону, пока Олливандер, что-то бормоча себе под нос, мгновенно скрылся с глаз в поисках другого варианта. — Вот еще одна, — сказал старик, протягивая Гвэлвен более кривую, — говорят, что вы, эльфы, любите искусство. Эта палочка тоже. Она действительно тянулась к прекрасному, но только не в руках Гвэлвен, ведь едва та подошла к палочке, — все картины со стен попадали, а люди на них куда-то убежали, оставляя опустевшее полотно. Чудной, однако, мир. — Как Вы знаете, какая палочка нужна волшебнику? — спросил я, начиная понимать, что здешнее волшебство не имело ничего общего с моим, средиземным. — Она сама выбирает хозяина, — довольно ответил старик, кряхтя в попытках добраться до самой дальней коробки, заваленной десятками других, — бывает, юные волшебники проводят здесь часы прежде, чем найдут ту самую. Эти стены, господин эльф, помнят много начал великих историй. И после некоторых доводилось даже отстраивать лавку заново. Я молчаливо вскинул брови. Палочки с характером! Подумать только! — Попробуем эту, — весело сказал Олливандер, — добрейшей души палочка. Доселе она всем отказывала, даже в руки никому не давалась! Гвэлвен долго не решалась взять ее. Но та вдруг засверкала ярким белоснежным светом, словно свет Эарендила, заставив мое сердце жалобно стиснуться, напомнив мне далекие чистые звезды. — Вот и все, — воскликнул старик, радуясь, словно ребенок дешевому фокусу, — мы ее нашли. Эта палочка, дорогая леди, из ивы и волоса единорога. Нужно будет еще постараться ее поломать. Ох, само очарование! Я лично создал ее пятьдесят лет назад! Она ждала Вас полвека!       Оставалось около часа до отправления знаменитого волшебного поезда. До этого времени мы успели купить еще оловянный котёл, несколько флаконов, очевидно для каких-то зелий, весы, телескоп — и все это я по собственной воле тащил на себе, пока Гвэлвен развлекалась по дороге с приобретенной для школы белой крысой. Оставалось купить только учебники, а книжная лавка «Флориш и Блоттс» располагалась неподалеку, всего в нескольких шагах от магазина Олливандера. Она встретила нас пёстрыми витринами, спрятанными за огромными стеклами и обставленными всевозможными книгами на любой вкус, с обложек которых приветливо улыбались и молодые, и почтенного возраста люди, дружелюбно зазывая всех вовнутрь. «Флориш и Блоттс» напоминал мне библиотеку, не такую величественную и королевскую, как у нас, в Лихолесье, но тоже не умалявшую моего восторга. По большому счету, с того самого момента, как моя нога ступила на мощенную булыжником мокрую землю Косого Переулка — я испытывал дикий восторг даже от любого увиденного камня, хоть и слышал о нём уже сотни раз из уст Гвэлвен. Внутри было тепло и почти безлюдно. Лишь парочка людей наверху, о чем-то оживленно болтала между собою, а низкий мужской голос в одном из залов громко отчитывал какого-то ребенка, но за что — это меня совсем не волновало, и прислушиваться мой слух не стал. Вместо того, когда Гвэлвен юркнула в арку за учебниками, я обвел взглядом бесчисленное количество книг разных цветов и размеров, начиная от огромных, наверное, с человека величиною и заканчивая размером с ноготь, когда заметил не сводящую с нас глаз девушку с густой, подобной языкам пламени огненно-рыжей косичкой. Она стояла наверху, рядом с двумя взрослыми людьми, — женщиной и мужчиной, обладающим таким же цветом волос, как у нее. Я сделал вид, что не заметил девчонку, притворившись, будто бы меня невероятно заинтересовала толстенная книга в высокой стопке прямо перед моим носом, откуда приветственно махала мне пожилая мадам в шляпе с перьями. — Я читала о вас! — восхищенно раздалось позади, когда биография экстравагантной дамы и вправду меня неожиданно увлекла. Я растерянно обернулся, встречаясь с восторженным взглядом серых, как пасмурное небо, глаз, уставившихся на меня: — Вы же эльф, верно? Но моего ответа ей не понадобилось. Рот девчонки не закрывался ровно с того момента, когда она впервые меня увидела, а говорила обо всем она так уверенно, будто бы никогда не сомневалась в собственных словах. — С ума сойти! Я вас обожаю! Сказки про эльфов в детстве были моими любимыми, я их всех почти наизусть знаю! — Сказки? Какие еще сказки? — переспросил я, неожиданно охваченный безумным интересом, что же это за истории об эльфах напридумывали здешние чародеи, но мой взгляд, как и взгляд уже готовой ответить девчонки, приковал вылетевший благодаря смачному подзатыльнику мужчины постарше мальчишка, которого, похоже, и отчитывали в зале за стеной. Хотелось рассмеяться, когда я узнал в зарёванном ничтожестве того самого смельчака из лавки Мадам Малкин. Я бы списал его беспардонные манеры на возраст, но люди всегда взрослели быстрее эльфов, ведь срок их жизни намного короче в сравнении с эльфийской вечностью, потому едва в свои человеческие тринадцать-четырнадцать он еще считался ребенком. А раз так, то какой же стыд себя вести подобным образом! В его годы я уже отвечал за свои поступки сам. Какими бы они не были. Мужчина постарше, в круглых очках, как оказалось, отец мальчишки, кричал на сына так громко и бесстыдно, что не только мы с рыжеволосой девчонкой, но и все присутствующие обратили свое внимание на них. На какой-то миг, но лишь миг, мне даже стало жаль мальчишку, ведь отец откровенно опозорил его на весь магазин. Мой же позволял себе такое в очень крайних случаях, когда родительское терпение выходило за пределы возможного. Но для этого нужно было еще постараться. — Еще один фокус, Джеймс Сириус Поттер, еще хоть что-нибудь выкинешь, — грозно качнув указательным пальцем, повторял разъяренный отец, поднимаясь по лестнице к стоявшим наверху ошеломленным женщине и мужчине, — и можешь забыть о Хогвартсе! Женщина наверху сказала, что это было черезчур. Мужчина с рыжими волосами с ней согласился. Джеймс, вытирая остатки слез, стыдливо спрятался за книжные полки в надежде укрыться от позора, а болтливая девчонка тяжело сглотнула, проводив того взглядом: — Это мой кузен Джеймс, — объяснилась она, словно бы ее кто-то винил в произошедшей минутой ранее картине, — мы его сегодня целое утро ищем. Он использовал летучий порох еще ночью и никому ничего не сказал. Дядя Гарри вне себя от ярости. Я сейчас вернусь, не уходите, пожалуйста! Девчонка осторожно подошла к Джеймсу с попытками утешить, пока тот, залившись краской от стыда, утопал в собственном позоре. Гвэлвен рассказывала, что летучий порох, как правило, есть в каждой волшебной семье, чтобы через камины быстро перемещаться в нужное место, когда поджимает время. Сама семья Барлоу использовала его лишь, когда собиралась за покупками на Косой Переулок, но никак не ради забавы, как сделал это Джеймс. — О, привет, ненормальный, — уставившись на меня своими огромными темными глазами, скривился мальчишка в неудачных попытках не выдавать своего неприятного удивления, когда девчонка с косичкой подвела его ко мне после десяти минут утешения. — Что, без отца вдруг осмелел? — хмыкнул я, ловя убийственный взгляд Джеймса. — Зато ты не такой уж и смелый, когда вокруг люди, да? — ядовито бросил в ответ мальчишка. — Стоп, о чем речь? — пораженно прервала нас девчонка, — вы что, знакомы? — К сожалению, — кивнул Джеймс, омерзительно оскалившись, — этот человек чуть не убил меня в лавке Мадам Малкин! — Еще не поздно довести дело до конца, — сквозь зубы произнес я. — Он не человек, Джеймс! — сказала девчонка, которую почему-то совершенно не смутили слова двоюродного брата. — Это эльф! — Не позорься, Роза, — хохотнул юноша. — Ты что, эльфов никогда не видела? Они худющие и едва тебе бы до колена достали. А еще уродливые и лысые, но никак не с такой выбеленной шевелюрой как у этого! Это парик, да? Или под Малфоев косишь? — Господи, иногда я сама бы с радостью тебя убила, — огрызнулась Роза. — Он лесной эльф, а не домашний, идиот! Прояви уважение! Лесные эльфы самые благородные и самые прекрасные магические создания. Ты никогда сказку о Ниэллоне, который перепел русалку не читал? — Это просто сказка, Роза! А этот наверняка их начитался слишком много, — закатил глаза мальчишка, насмешиливо обращаясь ко мне, дерзко вскинув подбородок. — Так с какой психушки ты сбежал? Скажешь уже, наконец? Не оскорбившись ни разу, я лишь улыбнулся в ответ, переводя глаза на гневно несущихся сверху по лестнице того самого мужчину в круглых очках и молодую женщину с каштановыми вьющимися волосами, чей длинный молочный плащ развеивался за ее спиной. Юноша, проследив за моим взглядом, обернулся, слегка побледнев. — Так, что здесь опять происходит? — властно спросила женщина, обращаясь к Розе, неожиданно сильно оказавшейся похожей на нее саму. — Ты чего разорался тут? — сквозь зубы строго произнес молодой мужчина, отвесив очередной смачный подзатыльник юноше. — Хочешь остаться дома? Мужчина виновато посмотрел на меня, густо покраснев: — Прошу простить грубость моего сына, — сказал он, предупредительно замахнувшись на тут же закрывшего лицо руками сына еще раз, но так и не ударив, — трудный подростковый период, сами понимаете. Я натянуто улыбнулся в ответ, легко кивнув, хоть и понятия не имел, что такое «подростковый период», но догадывался. Кажется, у людей такое бывает в ранних годах, когда они начинают показывать всем свой непростой характер. Было и у Эльдариона, сына Арагорна, когда тот постоянно пререкался с родителями по мелочам и убегал из дому. Может, это мужчина имел в виду? — Боже мой! — вдруг воскликнула женщина в молочном плаще, пристально вглядываясь в мое лицо добрую половину минуты. — Да вы же эльф! С ума сойти! Я столько книг о вас прочитала! Даже писала однажды эссе на защиту от темных искусств! Кареглазый мальчишка с насмешкой покосился на рыжеволосую девчонку. Мне же показалось, что что-то похожее несколькими минутами ранее я уже слышал. — Меня зовут Гермиона Грейнджер-Уизли, а это моя дочь Роза, — сказала женщина, указывая взглядом на ту самую рыжеволосую девушку и позже на мужчину в очках, представляя и его с получившим подзатыльник юношей: — а это Гарри Поттер и его сын Джеймс. — Меня зовут Леголас, — просто ответил я, пожимая руку каждого из волшебников. — Так это твое странное имя, — хохотнул Джеймс, — а я думал… Но договорить он не успел, встретившись с предупредительным взглядом отца. — Как же ты мне надоел за сегодня! — рявкнул он. — С ума сойти, — продолжала восторгаться Гермиона, не обращая внимания на брань, — я думала, что последний эльф исчез много лет назад. — Еще пару часов назад вы и для меня были не более, чем сказкой, — признался я. — Какими судьбами здесь? — с широкой улыбкой спросила Гермиона, — собираетесь на учебу в Хогвартс? — Нет, я здесь со своей… — поспешив возразить, осекся я, беспомощно обводя взглядом помещение в поиске Гвэлвен и натыкаясь на нее, выходящую из соседнего зала с пустыми руками. — Со мной, — казалось, вечность прошла, пока она не встряла в разговор. И это было очень вовремя, поскольку я так и не придумал слова, которым мог бы назвать Гвэлвен. «Со мной» показалось мне самым верным ответом из всех, которые я когда-либо слышал за всю свою жизнь. — Меня зовут Гвэлвен. — Красивая, — без стеснения сказал Джеймс, заставляя щеки своего отца порозоветь в очередной раз, а меня пожелать все же закончить начатое на втором этаже в лавке Мадам Малкин. — Все лесные эльфы красивые, дурак, — толкнула его в плечо Роза, получая укоризненный взгляд Гермионы. Тем не менее Гвэлвен вежливо поблагодарила юношу за комплимент. — Отец Гвэлвен тоже был волшебником, — объяснил я, — это она едет в Хогвартс учиться. Я ее только провожаю. — Ты будешь смешно выглядеть среди первокурсников! — заливисто рассмеялся Джеймс, но извинился сразу же после того, как Гарри пообещал ему, что в поезд он не сядет. Но, казалось, ничто в этом мире, даже мой кинжал, не способно было заткнуть этому мальчишке рот. — Вообще-то я уже училась в Хогвартсе и даже сдала СОВ в конце пятого курса, — робко поправила меня Гвэлвен, — я бросила учебу на время, но несколько дней назад мне прилетела сова с письмом из школы с приглашением возобновиться. — Так ты на шестом курсе? Роза тоже. Она поможет тебе освоиться. На каком факультете ты училась? — поинтересовалась Гермиона. — На Слизерине, — замявшись, стыдливо ответила Гвэлвен, бросая на меня беспомощный взгляд красиво округлившихся глаз, словно ища во мне поддержку. — Там учится мой сын Альбус Северус, — ободряюще сказал Гарри, — это когда-то Слизерин был пристанищем только для темных колдунов. Не знаю, как давно ты ушла из Хогвартса, Гвэлвен, но все уже давно изменилось, так что стыдиться здесь нечего.       В тот вечер мы познакомились и остальными детьми Гарри — тем самым Альбусом Северусом и Лили Полумной. Все его отпрыски казались мне бесконечно разными, ведь так, например, я узрел чрезвычайно непростой характер бунтаря Джеймса, и несвойственное для человека в столь юном возрасте спокойствие на холодном лице его брата Альбуса. Но зато самая младшая дочь Гарри, сказочная Лили Полумна, излучала радость и доброту, сияя, словно маленький кусочек солнца. Я даже успел узнать, что она обожает тыквенный пирог и зеленый цвет. Как иголки сосны или ели — вот такой вот цвет. Лили сказала, что все черные обложки ее школьных тетрадей она превратила в зеленые. А еще ботинки, которые купила ей мама, она тоже собиралась покрасить в зеленые, но уже в Хогвартсе, так как колдовать вне школы им запрещено, а мама не разрешала. Лили просила не говорить об этом Джинни, и я пообещал, что ее ботинки останутся нашей маленькой тайной. К сожалению, с самой Джинни, супругой Гарри, нам увидеться не удалось, поскольку из-за плотного графика в редакции «Ежедневного пророка» вырваться и провести своих детей в Хогвартс у нее не получилось. Зато нас представили ее брату, хмурому Рональду Уизли, чьей женой и являлась Гермиона. У них с Гермионой был еще один ребенок — сын Хьюго, такой же угрюмый и неулыбчивый, как и его отец. Но тепла и приветливости Розы хватало на двоих. — Где твои учебники, Гвэлвен? — поинтересовался я, когда волшебники ушли к продавцу, а Гвэлвен уже собиралась выходить из магазина. — У меня нет денег, — залившись краской, шепнула она, — я потратила все, что прислала мне школа. — Не надо было покупать для меня одежду, — недовольно произнес я, глубоко вздыхая. — Все равно бы не хватило, — возразила она. — Наверное, школа просто ошиблась в подсчетах. Хотя такого быть не должно. Но ничего страшного, спасибо и на том, что вообще согласились оплатить все необходимое. — Я могу заплатить за ваши учебники, — раздалось позади. Я мотнул головой, поспешив возразить уже полезшему в карман за деньгами Гарри Поттеру. — Нет, не стоит, спасибо, — сказал я, но Гарри меня твердо перебил: — Я настаиваю. Пусть это будет моим «Добро пожаловать». И приглашением как-нибудь зайти к нам на чашечку чая. Скажем, на зимних каникулах, если у вас, конечно, нет других планов.       Гарри действительно купил для Гвэлвен все необходимые учебники. И несколько раз интересовался, не нужно ли ей что-нибудь еще, а я в который раз почувствовал себя глупо и бесполезно. Ведь в Лихолесье все знали меня, как сына короля с бесчисленным количеством славных подвигов за спиной и завидным богатством, а здесь, в волшебном мире, я оказался не более, нежели просто редкой древней диковинкой с пустыми карманами. Отец бы сейчас потребовал бросить девчонку и вернуться домой, прекратив позориться. И был бы прав, как никогда. Мы с Гвэлвен действительно принадлежали к разным мирам, несмотря на одну кровь в наших жилах. И ничего этого бы не изменило.       «Хогвартс-экспресс» оказался огромной махиной, самой удивительной за этот странный день, потрясшей меня настолько, что я забыл на минутку обо всем на свете, пораженно уставившись на длинный сверкающий поезд с открытым ртом. Гвэлвен это позабавило. Она тихо рассмеялась: — Я знаю, для тебя всего этого слишком много. Но ничего, Леголас, ты привыкнешь. — Леголас! — крикнул Гарри, когда поезд издал протяжный свист. — Вы опоздаете! Схватившись за чемодан и сумки, я поспешил вслед за Гвэлвен, заскочив в «Хогвартс-экспресс» ровно в ту же секунду, когда стрелка часов показала одиннадцать. — Удачи! — кричали родители. — Счастливого пути! — плакали они. — Не забудь написать мне письмо, как приедешь! — взволновано просили матери. — Если потеряешь пятую жабу, я тебе голову оторву! — донеслось откуда-то из толпы. Сотни громких голосов родственников звучали на пероне, пока их фигуры окончательно не скрыл горизонт. Мы с Гвэлвен долго бродили по коридору поезда в безуспешных поисках свободных мест, пока не наткнулись в одном из купе на едва поместившуюся там всю семейку весело хохочущих Поттеров и Уизли. — Давайте к нам, — позвала нас Роза, толкнув бедром рядом сидящего Альбуса, — да подвинься же ты! — Иди к ним, — сказал я, забирая из рук Гвэлвен крысу и усаживая ее на свое плечо. — Я хочу с тобой, — растерянно хлопнула ресницами Гвэлвен. — Пошли дальше поищем. — Нет, тебе с ними еще учиться. Налаживай контакт, — с ободряющей улыбкой ответил я, легко скользнув тыльной стороной ладони по нежной щеке Гвэлвен. — Иди, я найду себе место, не волнуйся. No veren. — Все равно буду, — улыбнулась Гвэлвен, закрывая дверь купе с той стороны. Я же, оставляя полукровку вместе с ее новыми знакомыми, отправился дальше по коридору. На самом деле просто хотелось побыть немного в тишине. И к тому же пялиться всю дорогу на глупое лицо Джеймса желания не было. Я прошел почти все вагоны, пока, наконец, к своему приятному удивлению, не обнаружил пустое, никем не занятое купе. — En, nar, — довольно выдохнул я, коснувшись щекой мирно сидевшей на моем плече крысы и входя вовнутрь. — Estolada sinome.