06.09.2007
К завтраку от тумана не осталось и следа. Безоблачное небо обещало отличный день. Каштаны во дворе ещё пламенели багряным золотом. Но лёгкий ветерок всё чаще срывал листья с веток, и они плавно опускались на траву многоцветьем красных, бурых и ярко-жёлтых клякс. Нико и Ведран, оба растрепанные и помятые, сидели на террасе с заиндевевшими бутылками у лба: — Доброе утро, Лукита! Мы тут такое видели… Эй, Модрич! Что с тобой? Лука их уже не слышал. Он бежал изо всех сил в сторону общежития, приговаривая на бегу: «Вот дурак! Вот я дурак!». Затем торопливо постучал в дверь, не дожидаясь ответа, тут же ее распахнул: — Нам надо поговорить! Иван в одних спортивных штанах валялся на кровати, закинув длинные ноги на стену. Слабый луч солнца пробился сквозь стекло и подкрасил светлые волосы, застав их отливать чуть заметной лисьей рыжиной. Если бы Лука был художником, то рисовал бы Ивана (такого прекрасного, точно сказочного принца из волшебной сказки!) всю оставшуюся жизнь. Эта одинокая мысль, к сожалению, была привычна, как и звонкая пустота в голове при каждой встрече с ним. Лука изо всех старался дышать ровнее, но получалось, как обычно, плохо. В Иване всё было слишком прекрасно: слишком гладкая кожа, покрытая ровным золотистым загаром, слишком рельефны красивые сухие мышцы сильных рук, слишком чётко очерчены крепкие кубики пресса на животе. Пальцы покалывало от почти нечеловеческого желания прикоснуться, дотронуться хотя бы разок. Так, стоп-стоп-стоп! Лука заученным движением сжал кулаки. Сердце тоже, по обыкновению, сжалось при виде каждодневной вопросительно-вежливой морщинки меж светлых бровей. — Мы знакомы? — Иван неторопливо потянулся и уселся на кровать. — Хоть это и прозвучит странно, но да, в каком-то смысле, уже давно. — Хорошо. И о чём мы будем говорить? — Иван вытаращился на него, как на сумасшедшего. Но и пусть! Ведь так и есть, Лука давно помешался на этом человеке. — О нас и о наших взаимоотношениях… — Лука некоторое время храбро глядел Ивану в глаза, однако не выдержал и смущённо отвел взгляд, словно обжигаясь об его удивление. — Это какая-то шутка, да? — Иван слегка сдвинул брови. — Я не знаю тебя, и уж тем более, не представляю, о каких, хмм, взаимоотношениях может идти речь. — Нет, я не шучу. И я устал притворяться, что вижу тебя впервые, — Лука взял себя в руки и выровнял дыхание, чтобы произнести слова уверенно и громко. Нельзя позволить себе растеряться. Только не сейчас… Иван нахмурился ещё больше, но ждал пока терпеливо. И Лука заторопился воспользоваться моментом: — Ты только выслушай меня. Я, ей-богу, знаю о тебе почти всё. Ты любишь путешествовать, и хотел бы объехать весь мир. Любишь детей, собак и пиццу с ананасами. Мечтаешь о «Барселоне». Твой кумир Просинечки. Твой папа подарил тебе футболку хорватской сборной. А ты подшутил над ним, сказав, что хотел бы играть за Швейцарию. Ты можешь думать, что я псих, и всё такое… Он выпалил всё это на одном дыхании, увидев, как округлились глаза Ивана. — Я не думаю, но… — Можешь думать всё, что хочешь, — перебил Лука почти умоляюще. — Но всё же попробуй поверить мне, пожалуйста. Горечь бессилия наполнила его горло, когда он увидел, как Иван покосился в сторону телефона. Он перехватил этот опасливый взгляд и внутри всё перевернулось. Какой же он идиот! И на что он только надеялся?! За спиной скрипнула дверь. Лука огляделся, успев заметить мелькнувшую в проёме и тотчас пропавшую бритую голову Петрича. Точно поняв, что он в безопасности, Иван натянуто улыбнулся: — Как ты это делаешь? — Всё равно не поверишь… — По крайней мере, можно же сказать… Допустим, ты многое мог узнать от, например, того же Младена. Лука прикусил нижнюю губу, боясь поддаться эмоциям. Он невольно наблюдал за Иваном и Петричем, и мог бы поклясться себе, что между ними двоими ничего не было. Но почему-то именно сейчас имя иванова швейцарского друга царапнуло ему душу: — Мы с ним не настолько в приятельских отношениях, чтобы он секретничал со мной… — Тогда, откуда? — Видишь ли, я день за днём проживаю день сурка, — тяжело вздохнул Лука. — Ты понимаешь, что это звучит очень странно… — Я понимаю, что всё это звучит очень странно… Они произнесли это одновременно и неловко замолкли. Потом Лука с горечью махнул рукой и повернулся, чтобы уйти. Зря он сюда пришел! Он не знал, как объяснить, что с ним происходит, и как при этом не выглядеть сумасшедшим. Да и ни один здравомыслящий человек никогда не поверил в такое объяснение. Иван осторожно окликнул его: — А, вообще, что ты хотел? — Чтобы ты ответил на один вопрос… — голос Луки предательски сорвался на шёпот. — У меня есть шанс тебе понравиться? Иван как-то неопределённо хмыкнул: — Тебе сказать прямо сейчас? — Можешь не торопиться с ответом до вечера, — ирония в глазах напротив задела намного сильнее, чем хотелось бы. — А почему не до завтра? — Потому что, к завтрашнему утру ты снова не вспомнишь меня… — Я и сейчас не знаю, как тебя зовут. Лука неловко перешагнул с ноги на ногу и устало ответил: — Меня зовут Лука. Лука Модрич. Да, ничего нового, всё как всегда. И это значило, что ему пора уходить. — Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд, — насмешкой прилетело ему в спину. Лука даже не обернулся. В другое время он бы первый посмеялся над этим, но теперь у него и впрямь не осталось сил. Не то, чтобы он рассчитывал, что ему сразу поверят. Но где-то глубоко внутри (когда он выходил за дверь) ещё таилась толика надежды, а вдруг… вдруг… Но Иван весь день держался особняком, с ним не разговаривал, шарахался, как от чумы, лишь только Лука делал навстречу лишний шаг. Сидя вечером на знакомой скамейке, Лука кривил рот в горькой гримасе: — Что же, всё предсказуемо. Полутёмный двор, осенняя прохлада, запах прелых листьев и полное одиночество — это то, что ему сейчас было необходимо. А ещё ему нужен лис. Пушистое брюхо, в которое можно зарыться иззябшими руками… Сзади послышались чьи-то быстрые шаги, но он не оглянулся, чувствуя себя полностью опустошённым. — Модрич, что ты здесь делаешь? О, капитан! Да неужели?! Только тебя здесь и не хватало! Принесла, блять, нечистая сила! Лука с вызовом всмотрелся в лицо Ковача: — Режим нарушаю. И что? Нико, подумав, присел рядом: — Чем тебе не угодил Иван? — С чего ты это взял? — Модрич, хватит валять дурака! — Нико начал сердиться. — Я наблюдал за вами двоими. И то, что я видел сегодня, мне совершенно не понравилось. Мозг измученно зацепился за слово «сегодня». — А вчера? То, что ты видел вчера, тебе понравилось? — безразлично уточнил Лука. — Вчера было… — Нико осекся, сжал рот в тонкую полоску, раздражённо поднялся, буравя взглядом, однако сдержался и примирительным жестом похлопал его по руке. — Пойдем, становится холодно. Можно простудиться. — Мне плевать, — вместо того, чтобы встать, Лука откинул голову на спинку скамейки. — И да, соглядатай из тебя хуёвый, Нико… Я не ненавижу Ивана. Я его люблю. Глаза у него были закрыты, поэтому он не увидел непонятного взгляда, брошенного на него Ковачем. Но услышал, как Нико, прежде чем уйти, некоторое время молча потоптался на месте. Однако Луке было действительно похуй на всё. Абсолютно на всё! Он устал, как собака, от затянувшегося навечно четверга, и уже не верил, что когда-нибудь наступит пятница. Может быть, ему надо умереть, чтобы вырваться из изощрённой ловушки? Судя по пропавшему на следующий день шраму, вряд ли получится. Но, вероятно, стоило попробовать… Лука торопливо хлопнул по внутреннему карману толстовки, без малейшего удивления обнаружил там телефон и ключи от загребской квартиры. Отлично! В последний раз оглянулся по сторонам. Рыжего нигде не было видно. Что же, тем лучше. Сейчас Лука хотел только одного — сбежать со ставшей ненавистной базы домой. Благо, квартира совсем близко от стадиона. Странные четверговые перипетии совершенно выбили его из колеи. Слишком мало событий за слишком длинный промежуток времени. А, может, наоборот, слишком много событий за слишком короткий промежуток времени. Пожалуй, и так, и этак было верно, но ясно лишь одно — его нервы на пределе, и никаких идей по поводу дальнейшей жизни у него не осталось. Собственная судьба разом предстала перед ним во всей своей неприглядности — без сердечной привязанности, без семьи, без любимого занятия — напрочь лишённой смысла, нелепой и бестолковой… Он открыл дверь. В нос тотчас ударил спёртый воздух. Сколько же он здесь не был?! Поди, все цветы пропали. Но земля в горшках ещё чуть влажная. Лука с силой сжал виски: он же сам обильно полил их аккурат перед отъездом три дня***
Тушка зверя, несмотря на небольшой размер, оказалась неожиданно тяжёлой. Тащить лиса на руках пришлось с остановками, короткими перебежками от одной лавки до другой. И хотя идти до дома не так уж далеко, всего один квартал, ноги скоро стали ватными, а футболка начала неприятно липнуть к спине. — Кто-то слишком много ест… — пропыхтел Лука, поднимаясь по лестнице на свой этаж, одновременно размышляя, не сошёл ли он окончательно с ума. Мало того, что он потерял память, так и ещё, зачем-то согласившись забрать зверя из странного приюта, видимо, растерял и последние мозги. Лис — это не собака, которую достаточно выгуливать два раза в день, и даже не кот, которого можно приучить к лотку. Лис — это лис, лесной дикарь, и, судя по тому упоению, с которым он сейчас грыз завязки на капюшоне его толстовки, тот ещё бесёнок. Лука открыл дверь, вытянул обмусоленный шнурок из лисьей пасти — лис в ответ на это сердито зафырчал — наконец-то поставил зверя на пол, не смог удержаться, чтобы не поцеловать шелковистое острое ухо, стянул потную футболку, швырнув её куда-то на диван. — Не представляю, чем тебя кормить… Холодильник пуст. А все мыши давно сбежали. За спиной раздалось невозмутимое: — Извини, но в таком виде я не ем мышей. Память вернулась мгновенно. Ногти впились в ладони. Сейчас для Луки было главным — устоять на ногах. Не было никакой необходимости оборачиваться — ему знаком этот голос. Однако он всё же оглянулся назад. Надо бы удивиться, но Лука воспринял появление Ивана как должное. Как будто, так и должно было случиться. И совершенно не от чего приходить в изумление. Стало быть, он подсознательно ждал чего-то подобного с самого начала?! А, может, это просто сон?! Он на короткий миг задумался «При чём здесь Ковач?», но тотчас забыл об этом (Потом! Всё это, пока непонятное, потом!), сделал шаг вперед. С мучительной жадностью, бессовестно зашарил глазами по ладной, длинноногой, совершенно обнажённой фигуре. Подумал отстранённо, что вот так, наверное, сходят с ума. Вот так сносит крышу. Капитально и навсегда. Неуверенно коснулся Ивана: вряд ли это может быть реальностью. Нет, под кончиками пальцев кожа тёплая и гладкая. Живая! Скользнул ладонями по груди. Чтобы не сорваться и не застонать, сжал зубы. Не помогло. Сердце отбивало какой-то восторженный оглушительный ритм. Он задохнулся от волнения. Как можно спокойно дышать рядом с ним? Как можно было жить столько лет без этого человека? Иван стоял спокойно и непринуждённо. Можно было подумать, что он на светском рауте и на нем, по меньшей мере, фрак. Стоял, но ничего не говорил. Лука расценил молчание по-своему. Страх на мгновение стиснул сердце. О чём он думал?! Они не любовники, и, разумеется, могут никогда ими и не стать (тут сердце сжалось вновь!) Не друзья. Да, и вообще, люди по природе своей склонны разочаровываться, как только узнают кого-то поближе. Но он тотчас одёрнул себя, напомнив, что они знакомы до смешного мало. Только день! У них ещё есть шанс. Ведь он, застенчивый от природы, рядом с Иваном чувствовал себя на удивление легко и просто. Да и сам Иван… С теми, кто тебе не нравится, не тянет пропускать ужин, в первый же день знакомства засидевшись на сквозняке верхних скамеек «Максимира». Но ведь это же было! Было! Иван облизнул верхнюю губу. Лука жадно уставился на это действо, и мысли его приняли другое направление. Интересно, каковы они на вкус? Он касался их однажды, но уже не помнил. Зато вспомнив, чем всё закончилось, невольно потер щёку и глухо попросил: — Накинь на себя хоть что-нибудь… Хоть покрывало… Вышло слишком жалобно. Но Лука был не в силах мыслить трезво. В голове пелена тумана, которая совсем не давала сосредоточиться. Он зажмурился. Тёплые пальцы огладили его подбородок, приподняли, обвели контур губ. Веки отяжелели, не поднять. Вот пальцы сменились губами. Такими же тёплыми… Мягкими… Которые невесомо дотронулись до его рта… — Блять! — Лука ахнул и широко распахнул глаза. Щёки обдало жаром. Сердце лихорадочно заколотилось где-то в горле. Их взгляды встретились, между лицами осталось всего несколько сантиметров. — У меня уже стоит… — глянув вниз, любезно оповестил Иван Луку. — Так, какое покрывало можно взять? Вот это? Он был невозможно серьёзен, но (Лука совершенно отчетливо видел это!) в лисьих глазах плясали черти. Да так, что дрожали длинные ресницы. А член у Ивана был красив: подрагивающий от нетерпения, ровный, перевитый венками. На аккуратной тёмной головке уже выступила небольшая прозрачная капелька. Рот вмиг наполнился слюной от сумасшедшей мысли попробовать губами его бархатистую мягкость. Чувствуя, как потянуло в паху, Лука покосился в попытке пытаясь понять, как Иван отнесётся к тому, что он сейчас упадёт перед ним на колени. Ведь рухнет же, блядский боже, непременно рухнет! Его вело нереально, и ноги были такие ватные, что давно уже предательски подкашивались. Но из-за колебаний Лука упустил момент. К тому же, у него, наверное, был откровенно голодный вид, так как Иван слишком уж поспешно сдёрнул с дивана покрывало и завернулся в него, превратившись в плотный кокон. Лука шумно выдохнул — скулы залило румянцем, когда он увидел внезапно смущённую иванову улыбку — и снова напомнил себе, что они знакомы меньше суток. Его вдруг испугала мысль остаться с Иваном наедине. Квартира у него маленькая, в одну комнату (спальная-она-же-гостиная), если не считать крохотульки-кухни. Один диван, правда, широкий, на котором заснуть вдвоём вряд ли получится. Луку тотчас бросило в краску от двусмысленности фразы. Излишне живое воображение немедленно нарисовало неприличные картинки. И от этого ощущение неловкости усилилось. — Эээ… — нерешительно протянул он. — Может, вернёмся на базу? Иван наклонил голову и забавно хлопнул ресницами. — В таком виде? — с губ его сорвался смешок. — Зачем ты меня вообще сюда притащил? Надо было сразу на место нести. — Но… — Лука растерялся, — разве ты не можешь снова, ну-у, это?.. — Перекинуться?! — любезно подсказал Иван. — Могу, но теперь только рано утром… Лука вдруг вспомнил, что лис всегда успевал исчезнуть за несколько минут до отбоя. — Почему ты такой? — вырвалось у него. — Без понятия. Сколько себя помню, всегда таким был… — Иван беспечно пожал плечами. — Знаешь сказку? В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и было у него три сына… — Ты Иван-царевич? — перебил его Лука. Иван смешливо фыркнул: — Хотелось бы, но нет. Образно говоря, я лягушка. Только в отличие от лягушки, не помню, что делаю в нечеловечьей оболочке. Лука бросил мимолётный взгляд на кончики немного заострённых ивановых ушей, и щёки опять обдало жаром. Иван тем временем продолжал тараторить: — …просто в один прекрасный день понял, что привык… В детстве, правда, родители пытались понять, что со мной не так, по местным колдунам таскали, которые надо мной заговоры всё какие-то шептали и травками поили. Да, как видишь, всё без толку. — А что врачи? — Врачи?! Ну, они-то больше охают-ахают, в затылке чешут, да руками разводят. Единственным здравомыслящим мужиком оказался ваш Немец. Поинтересовался, мол, не мешает ли, и сухо сказал Славену: «Тогда нехуй панику разводить на ровном месте». Лука внезапно рассмеялся: дед Борис у них такой, он ещё и не то сказать может. Немного погодя сообразил: — Постой, а как же игры? Если матч идёт слишком поздно… — …то меня заменяют. Не очень удобно, конечно. Но, кстати, ваш доктор — единственный, кто обнадёжил… Якобы есть вероятность того, что рано или поздно это должно закончиться… — Наш, — на автомате поправил его Лука. — Теперь дед Борис и твой доктор… — На-аш… — Иван протянул слово, как будто смакуя, улыбнулся тепло и искренне, и от этой улыбки Луку снова пробрала дрожь. Он сглотнул и отвел взгляд. Ну, и ладно, подумал он, даже если сегодня не пойдём на базу, завтра всё равно там окажемся. Ещё лучше. Гостя он положит спать на диван. А для него вроде бы где-то в шкафу есть спальный мешок, в котором он прекрасно устроится на кухне. — Так, значит, это правда?! Младен рассказал мне… Занятый своими мыслями, Лука слегка вздрогнул от вопроса, однако о чём пойдет речь, догадался сразу: — В это трудно поверить, но — да! — Долго? — Не знаю… — Лука давно уже потерял счёт времени. — И почему? — Наверное, это своего рода наказание… — он снова понял с полуслова. — За то, что позавидовал тебе… Признаваться в подобном стыдно, но произнеся это, Лука буквально услышал грохот упавшей с плеч тяжести. Иван недоуменно нахмурил брови, и что-то странное мелькнуло в его глазах, но через мгновение обнял взглядом, небрежно придерживая на себе покрывало, поднялся с дивана, засеменил к нему, шлёпая босыми ногами. А затем — «Господи, зачем ты снова это делаешь!» — обнял уже взаправду. Лука уткнулся ему грудь, по правде говоря, практически не дыша, даже боясь сцепить руки за его спиной. Если бы не глухие удары чужого сердца под ухом, он поверил бы в то, что происходящее — всего лишь очередной сон, фантазия, или просто галлюцинация. Объятия почти невинны. Сейчас в них не было похоти, не было желания, но было нечто иное. Лука больше не хотел думать о том, что они так мало знакомы. Ему хотелось поверить, что это — то самое, настоящее, чему он не в силах подобрать слова. — Почему я не застрял в таком вечере?! — он всё-таки решился обнять Ивана в ответ, мечтательно закрыл глаза, когда чужие ладони притянули его ближе к себе. Действительно, почему? Они бы приручались друг к другу: лежали в обнимку на диване, смотрели кино или болтали обо всём подряд… Чёрт, да Лука бы с радостью жил в каждом таком четверге! — Не хочу, чтобы завтра наступало. Ты снова всё забудешь… — пробормотал он. — Тебе не кажется, что так нечестно? — Иван тихим смехом защекотал макушку, заставив волоски на затылке встать дыбом. — Ты знаешь обо мне всё, а я о тебе — ничего… — Кажется, конечно… — Лука негромко вздохнул. — Но я не знаю, как это всё исправить… Какое-то время они просто стояли молча. Размеренное биение сердца напротив его уха убаюкивало. Он невольно зевнул, вдруг осознав, что устал. Ещё бы, целый день на ногах, и на него сегодня свалилось слишком много впечатлений. Если честно, спать хотелось неимоверно. Лука почувствовал, как его подхватили на руки, как прогнулся под ними двоими диван, как Иван замер, утыкаясь лицом ему меж лопаток. — Тебе надо отдохнуть… — иванов голос доносился будто издалека. — Я буду рядом… Лука кивнул уже в полусне, нащупал его ладонь, поднес к губам и сонно, с небольшой запинкой, прошептал: — Я тебя… люблю. Хотя, какой смысл бояться, если завтра всё придётся начинать с самого начала?! Ладонь в руке вздрогнула. И последнее, что Лука услышал — это короткий судорожный выдох сквозь зубы за его спиной.7.09. 2007
Из сна его вырвал не будильник, а бесцеремонное прикосновение холодного мокрого носа. Лука приоткрыл один глаз. Взгляд с трудом сфокусировался на окружающей обстановке, и сердце моментально совершило кульбит, отдаваясь ударом в груди. Он у себя в квартире. Рядом лис, который в очередной раз требовательно ткнулся в щёку. Лука сначала неверяще моргнул, а потом расплылся в широченной улыбке. Это произошло! Следующее утро наступило! Он подскочил с дивана, подхватил лиса на руки, прижал к себе и пустился в пляс, вопя при этом: — Получилось! Получилось! Соседи предсказуемо затарабанили в стенку, а рыжее чудовище в руках недовольно фыркнуло, и, изловчившись, цапнуло зубами за ухо. Это привело Луку в чувство. Он бросил беглый взгляд на будильник — «Упс, ещё только шесть утра! Ну, теперь понятно, почему они все озверели!» — и снова не удержавшись, со счастливым хохотом повалился на диван. Наконец-то, всё закончилось, и можно вздохнуть спокойно! — Это просто потрясающе! — сообщил он лису, быстро поцеловал в остренькую морду, вызвав в ответ возмущённое тявканье. Лука вспомнил, что лис ничего вчера не ел, серьёзно пообещал развести мышей ему на завтрак и на радость соседям. Но видя, как тот сосредоточенно обнюхивал углы, внезапно понял, что отнюдь не отсутствие еды беспокоило сейчас его питомца, торопливо сунул ноги в кроссовки и выскочил из квартиры. Во дворе почти никого. Лишь невдалеке было слышно шорканье метлы по асфальту, да неторопливо прогуливались старичок из соседнего подъезда и его дряхлая раскормленная такса. Лис рыжей молнией сорвался к заинтересовавшему его кусту. Затем с нахальной мордой вернулся на руки, снисходительно закосил глазами на инстинктивно вставшую в стойку собаку, долго возился, устраиваясь поудобнее. Лука зарылся носом в рыжую шерсть и снова засмеялся. Плевать на то, что наступила осень, что тропинки завалены опавшими листьями, что зябко и сыро, потому что ночью шёл дождь, а толстовка, увы, совсем не спасала от холодного ветра. Сегодня самый лучший день! Следующий день его жизни! На территории базы тоже никого. Он этому был страшно рад. Не хватало ещё, чтобы его заметил кто-нибудь из тренерского штаба! А вот полы под ногами в их стареньком общежитии так безбожно скрипели, что могли разбудить и мёртвого. Лука старался идти бесшумно, но с такой тяжестью на руках это не особо получалось, поэтому он не слышал, как где-то на этаже открылась дверь. Младен с привычной кривоватой усмешкой, не моргая, следил за тем, как он с лисом скрылся в номере Ивана. Лука бережно уложил рыжего на кровать, повернулся было, сделал шаг к порогу. Его останавило чуть хрипловатое: — Ведь это правда? То, что ты вчера мне сказал перед сном? Пол ушел из-под ног. — Повернись, пожалуйста… Он резко втянул воздух, жалея, что не успел сбежать. В мозгу вихрем пронеслось несколько возможных ответов. Лука открыл рот, чтобы выдать хотя бы один, наиболее правдоподобный, и нехотя оглянулся. Иван — смешной, растрёпанный, невозможно уютный. Сидел, закутавшись в одеяло, а на лице было написано такое томительное ожидание, что Лука осознал, что просто не сможет остановиться на полпути. Это просто глупо! Какой смысл бояться, если он уже признался?! — Да! — он набрал в лёгкие побольше воздуха, ответил твёрдо и решительно, словно прыгнул в омут с головой. Не отрывая взгляда от глаз напротив и все же испугавшись, на ощупь поискал дверную ручку. — Не уходи… — Иван сбросил одеяло, спрыгнул с кровати — шаг, ещё шаг — рукой обхватил за плечи. — Не смей! — другой заправил за ухо прядь волос, потому что она… Что-о?! Мешала ему целоваться?! Тонкие губы Ивана — персональный рай Луки — прижались к его губам, и в голове стало звеняще-пусто. Последняя мысль торопливо покинула разум, любезно намекнув напоследок, что именно таким и должен быть первый поцелуй: весь насквозь пропитанный несмелой нежностью, и сил стоять не было вовсе, ноги дрожали, а сердце так суматошно билось о рёбра, что, наверное, должно было остановиться. Когда Иван наконец оторвался от него, Лука обессиленно привалился к его груди, тяжело дыша, прошептал: — Теперь точно не уйду… Даже и не мечтай, слышишь? Боже, долго! Как долго я этого ждал! Если бы ты только знал… Иван погладил его щёку большим пальцем, и оттого Лука сделался совсем беззащитным. — Как ты смотришь на то, чтобы в воскресенье сходить со мной на свидание? — У меня в воскресенье день рождения… — Это значит «нет»? — Это значит «да»! — А ты ещё раз пригласишь меня к себе в гости? — Иван выжидающе разглядывал его и в глазах мелькали лукавые хитринки. Лука медлил, нарочито долго изучая его лицо. — Ну-у, если научишься ходить в лоток, как все приличные лисы… Я не готов просыпаться в такую рань… От их громкого смеха чуть ли не затряслись стены. И никто из них не услышал, как от двери бесшумно отошел Младен с телефоном в руках, набрал номер, сначала некоторое время с явным удовольствием выслушивал чью-то гневную тираду, а затем насмешливо перебил: — Выпускай Ивана завтра на поле. У нас всё получилось…