/ Пятью часами ранее /
— То есть, как можно двери открыть только изнутри? — удивляется Чонгук, впервые сталкиваясь с таким явлением. Их план не подлежит изменению, особенно сейчас, когда остаются считанные часы, не говоря о выходе. Дэнни пожимает плечами, правда не зная, каким образом это будет совершено, ведь он только передаёт информацию, которую удалось узнать не так поздно, как могли бы. Да ещё и каким образом узнал: к ним заявился один из служащих офицеров и сказал, что вагоны паровоза будут заперты при перевозке изнутри, во избежание освобождения преступников. Тот офицер не сказал о причине, по которой доложил об этом, не упомянул, кто его послал, но развернулся, как только передал послание, и ушёл. Однако, Дэнни замечает и то, что главарь на удивление свободно двигается, будто ранение его совершенно не беспокоит, и это подозрительно хотя бы потому, как на всё это смотрит Тэхён, у которого глаза немного покраснели от пролитых слёз. Явно не от счастья поправки здоровья он плакал. — Сами Фэрусы вряд ли смогут открыть нам двери, — продолжает молодой альфа, — их руки, как и ноги закованы в цепях. Если дверь открывается изнутри, значит, у них будет сопровождение, которое поедет с ними. Словом, отцепи мы вагон – офицеры могут всех убить, но не дать преступникам сбежать. — Получается, — Чонгук убирает револьвер за пояс, начиная заряжать пулями следующий, — мы должны быть внутри, чтобы без жертв спасти остальных? — Да. — И как ты себе это представляешь? — Моника складывает руки, поднимая одну бровь, потому что мысль правильная, а идея – абсурдная. — Мы должны приехать на посадку, заявить, что хотим прокатиться с преступниками, и зайти в вагон? Во-первых, вход туда только преступникам и офицерам, но офицера нам негде взять… — А преступники есть, — заканчивает Чон, подозрительно перестав заполнять патронный барабан. Моника сейчас пытается понять ход мыслей главаря, у которого в голове творится нечто ужасное и безрассудное. Опиум говорит за него. У альфы расширены зрачки, дыхание постоянно сбито, то он дышит медленно, то слишком быстро, будто ему не хватает воздуха, пальцы рук дрожат, а сознание еле сопротивляется. Он принял такую дозу, чтобы вообще ничего не чувствовать, а вместе с этим и мыслить нерационально. Поэтому Крэг будет целый день рядом, чтобы контролировать его. Из-за этого последний раз Тэхён плакал. Он умолял не повышать дозу, потому что за последние сутки альфа слишком много принял, пытаясь сначала заглушить боль. Его убьёт либо последствие заражения от пули, либо опиум. Третьего не дано. — Чтобы тебя взяли в поездку, надо быть Фэрусом, — начинает объяснять Чонгук, — получается, билет нам заказан. Осталось только сдаться и сесть на наш рейс. — И тебя точно так же закуют в цепи и посадят к остальным, — разбивает, казалось бы, идеальную идею Тэхён. Он злится, это всем видно, но исправить произошедшее уже никто не в силах, и Чонгук никого не станет слушать. Ким понимает, что последнее было необходимостью, но ведь был другой путь. Он был. — Подумай ещё раз. Омега специально так делает. Он заставляет альфу думать, чтобы тот не принимал первое попавшееся решение, которое взбредёт в его голову. У Чонгука сейчас, должно быть, вообще отсутствует чувство страха, он к Вонгу спокойно сможет пойти в одиночку, что говорить о приказах. — Я ещё в своём уме, — намекает Чонгук, стараясь не испортить их и так неудачное расставание. — После того, как закуют в цепи, офицеры успокоятся. Но знаешь, я не один год сам ковал подобные вещи и знаю, что все они делаются под один размер, и где их слабые места. Снять, может быть, и сложно, но не разъединить с цепью: всего лишь нужно немножко подцепить остриём лезвия в одном месте, и руки станут свободными, но тяжёлыми. Чон складывает запястья вместе и дулом револьвера демонстрирует сказанное, будто он действительно видит на своих руках оковы. Конечно, кто, как не кузнец, будет знать о таком лучше всех? — Но любое оружие отберут, — подаёт долю сомнения Дэнни. — Обыщут и лезвия найдут. — Только если они не будут спрятаны в местах, куда офицеры не станут протягивать свои грязные ручонки, — Чонгук поворачивается к Монике, которая наконец понимает, какое задание сегодня будет выполнять она. Тэхён опускает взгляд на ладонь альфы, в которой он держит револьвер и одним пальцем постукивает по рукоятке, и закусывает губу, стараясь не думать о плохом. Всё же, если они со всем покончат, то сразу займутся лечением главаря. Если покончат…/ Сейчас /
— Можно полегче?! Моника стискивает зубы, ударившись затылком о стену вагона, куда по одному заводят Фэрусов, и взглядом быстро оценивает внутреннее помещение, которое действительно можно отпереть только изнутри. Видимо, это специально придумали именно для случаев перевозки преступников. — Дикари… — Моника огрызается на мерзкий хохот офицеров, зная, что смеяться последней будет она. Затем дверь закрывается, внутри с ними остаются двое офицеров, остальных, как удалось услышать, рассредоточили по двум другим смыкающих преступников вагонам. У Моники была мечта прокатиться на паровозе, но не при таких обстоятельствах и не в вагоне для скота. Однако, услышав протяжный гудок и почувствовав резкий толчок от начала движения, сердце девушки пускается в глухие удары от предвкушения и наслаждения, пусть недолгой, но поездки на железной машине. И сидящий Фэрус на другом конце от второго главаря громко ударяет цепями, заставляя офицеров обратить внимание на него, пока Моника достаёт свои лезвия. Аристократская этика их же и подвела. Чонгук смотрит в подзорную трубу на горизонт, ждёт паровоз, который с минуты на минуту должен появиться, и вдыхает через приоткрытый рот раскалённый воздух. Он чувствует в лёгких небывалую тяжесть, не боль, а просто тянущее чувство, будто они заполнены золотом, что тянет его вниз. Вот только ему это кажется, потому что кобыла, несущая своего хозяина, разницы не чувствует никакой. Альфа устало запрокидывает голову назад – терпение уже на исходе, потому что в мыслях только Вонг, по чью душу он должен прийти. Вонг, старик и вся аристократия. Всё это время Чон был занят косточкой, а теперь может вцепиться клыками в свою добычу и не оставить ни кусочка. Крэг перемещает взгляд на руки главаря, которые нервно постукивают по опущенной подзорной трубе, и вздыхает, надеясь, что Тэхён на эмоциях не пойдёт наперекор альфе. Они расстались не самым лучшим образом, закончив разговор ссорой. — Как бы мы ни оправдали своё имя, всё равно останемся преступниками, — Чонгук снова вытягивает трубу, вспомнив просьбу Мэйсона, который ещё два дня назад хотел добиться справедливости. — Я же лично отправляю всех на тот свет, а убийство – это преступление. — Тогда половину аристократов можно предать повешению по твоим словам, — Крэг замечает на низменности Энди, который появляется вовремя – вдалеке слышится гудок паровоза. — Можно, — соглашается главарь, убрав трубу. — Разница лишь в том, что у меня за душой ни гроша. Чонгук улыбается, достаёт платок, который повязывает на шее, ведь лицо скрывать уже нет никакого смысла, и направляет кобылу со склона вниз. Пора лишать паровоз машиниста. Моника наклоняется чуть вперёд, чтобы посмотреть, насколько далеко ушло её лезвие, которым поочерёдно Фэрусы освобождают себя от цепей по её примеру, и переводит взгляд на играющих в карты офицеров, уверенных в том, что оковы обеспечат полную защиту. Наивные. Паровоз неожиданно даёт гудок, предвещающий о вынужденной остановке, которую по пути не планируется совершать, и сидящие офицеры настороженно переглядываются между собой. У них приказ: не открывать дверь при любых обстоятельствах, пока они не достигнут конечной точки. Затормаживание ощущается всё более заметно, Моника запрокидывает голову на стенку позади и прикрывает глаза. Началось. — Всё в порядке, — доносится голос вне вагона, видимо, офицера, который вышел разобраться с причиной стоянки, — просто кто-то стадо перегоняет. Сейчас поедем. — Не поедем, — тихо шепчет Моника, чувствуя, как ей возвращают её лезвие, а, значит, все свободны. Как остановить паровоз на полном ходу? Энди с радостью расскажет, потому что за его стадом, которое перегоняют с дальних лугов на ферму, сейчас прячутся Фэрусы старшего поколения, ожидая сигнала, когда опасность заключённым не будет грозить. Моника стягивает с запястьев оковы, которые, как правило, все одинакового размера, и не рассчитаны, что будут надеты на маленькую девушку, и обнажает пару лезвий, намереваясь одним движением избавиться от преграды. И Чонгук, направляющийся с другой стороны локомотива, слышит двойной выстрел, что означает начало захвата. Сегодня все поймут, что у Дикарей нельзя отобрать свободу.✩✩✩
В последний раз пустынный город выглядел не таким, каким предстаёт сейчас перед златовласым Фэрусом. Тэхён помнит его обычным, с размеренным темпом жизни, гуляющими в салуне жителями, которые собираются там ближе к вечеру, и занятыми рабочими. Правда, запах пыли никуда не делся, по-прежнему липнет на кожу, оставляя неприятное ощущение сухости. Раньше омега не переносил грязь, а сейчас совсем этого не замечает. Пустынный город словно ожил: за несколько дней удалось избавиться от развалин, починить разрушенные заборы и двери, привести внешний вид в порядок и постелить дорожку аристократам. Дома приветственно украшены, повешены праздничные флажки и фонарики, пахнет пирогами и сладостями, а дети радуются празднику в честь проложенной железной дороги. Вонг специально устраивает торжество именно здесь, чтобы задобрить поселение и подмаслить им важным вниманием аристократов, не забыв пообещать, что создаст в пустынном городке настоящую цивилизацию, обеспечив их водой и всеми благами. Норвуду, как растущему аристократу, необходимо заручиться поддержкой и вложениями, чтобы он мог создавать свой собственный город, а потом захватить и остальные. Америка не освоена до конца, поэтому Вонг хочет это исправить, присвоив себе и дикие земли. Тэхён присматривается к офицерам, что рассредотачиваются по городу, насчитывая уже третий десяток, что говорит только об одном – Вонг боится Фэрусов. Впрочем, самого зачинщика торжества не видно, хотя господа из аристократии уже прибыли. Омега натягивает шляпу ниже, пряча свои волосы, сворачивает в кузницу и останавливается на пороге. Тут ничего не изменилось, разве что только теперь помимо кузнеца здесь обитает ещё один человек. — Тэхён? Мальчишка не верит своим глазам, узнав того, кто снял с него рабские оковы и подарил новую жизнь. Шинни роняет из рук инструмент и срывается с места, падая в объятья златовласого. — Я так волновался! Но Чон сказал, что с тобой всё хорошо, и ты ещё обязательно вернёшься! — Я тоже счастлив, что с тобой всё хорошо. Тэхён обнимает мальчика, замечая, что его тело окрепло за время его отсутствия, кузнец растит его, как собственного сына. Вот только вместо кузнечного дела, Шинни мастерит что-то из дерева, пойдя по стопам великих изобретателей. Возможно, он сможет изменить этот мир в будущем. Хотел бы и Ким это увидеть. — Шинни, у меня к тебе будет небольшая просьба. — Я всё сделаю! Мальчик завороженно смотрит на присевшего перед ним омегу, который переводит взгляд куда-то за него, увидев кузнеца. И хотя их отношения вначале не сложились, мужчина больше не смотрит на омегу, как на аристократа. — Видел шерифа? — Тэхён получает положительный кивок. — Передай ему вот эту записку, — юноша вручает сложенный лист бумаги в четверо, и накрывает маленькие ручки своими ладонями. — Надо говорить, от кого она? — Шинни смотрит в голубые глаза, обладатель которых должен уже уйти. — Он сам догадается, — улыбается Тэхён, поднимаясь. — До встречи, Шинни. Ким поднимает взгляд на кузнеца и коротко кивает ему в благодарность за то, что не оставил мальчика. Ведь его мальчик уже вырос. Тэхён выходит из мастерской одновременно с Шинни, машет ему рукой и уходит в противоположную сторону, намереваясь закончить свои дела. Он хотел бы видеть, как мальчишка вырастет, приезжал бы к нему с Чонгуком, и они бы проводили тихие вечера в пустынном городке. Ким идёт вдоль по улице, сливаясь с толпой, и замечает Вонга, который стоит в окружении своих знакомых. Тэхён хочет направиться к нему, но его внезапно хватают и тянут в какой-то дом, захлопывая дверь.✩✩✩
— Джей. Моника забирается в кабину железного монстра, откуда управляется паровоз, и замечает альфу, сидящего на кресле. Чонгук закинул ноги на панель перед стеклом и внимательно слушает машиниста, который дрожащим голосом рассказывает о том, как управляется машина. Взгляд у главаря пустой, казалось, он даже не слушает, находясь где-то внутри себя. — Джей! Альфа поворачивается на голос девушки, наконец заметив её присутствие. Машинист громко сглатывает, не осмеливаясь и двинуться с места перед настоящим главарём Фэрусов. — Времени нет, нам надо уже уезжать! — поторапливает Моника. — У нас куча времени: никого вешать раньше, чем я прикажу, не станут, Моника, уймись, — лениво отвечает Чон, возвращаясь к машинисту, — так, как ты говоришь? На скорости возможно удачно спрыгнуть с паровоза? Глаза у девушки расширяются, поняв, что главарь совсем обезумел. То ли опиум доводит его до рискованных поступков, то ли желание отомстить аристократии застилает пеленой глаза. Моника спрыгивает с машины, глазами находит Крэга и убегает к нему. А Чонгук слушает напутствие машиниста, который, вообще-то, никогда прежде не прыгал с паровоза, да и не развивал скорость, которую запросил главарь, поэтому и ответа точного не имеет. Мужчина что-то лепечет про закон Ньютона об относительности движения тел, на что Чон хмурится и ладонью показывает, чтобы научный трёп закончился. Вся проблема в том, что пустить паровоз сам по себе не получится – нужно управлять его скоростью, иначе он не прибудет до конечной точки. Вот только не хочется отправлять ни в чём не виновного машиниста на верную смерть, а рисковать своими людьми, которых Чонгук уже терял, он не собирается. — Ты что удумал? — поднимается Крэг, которому нажаловалась Моника. — О, ты вовремя, — Чонгук опускает ноги на пол и прогоняет машиниста, сказав ему возвращаться домой. — Веди выходцев к пустынному городу, и мою кобылу прихвати. Давай попробуем наперегонки? Чонгук нажимает на гудок, словно мальчишка, которому дали игрушку не по размерам. — Ты рехнулся? — Будь я не в своём уме, то не разговаривал бы с тобой, — Чон начинает нажимать какие-то кнопки, которые успел запомнить за такое короткое время, и хватается за поручень гудка. — Вы отцепили последние вагоны? Отлично, даю вам фору – встретимся у финиша. Крэг смотрит на главаря, думая, что тот на фоне прекрасного настроения решил неудачно пошутить, но, видимо, это далеко от шутки. Чонгук на полном серьёзе намеревается спрыгнуть с мчащегося паровоза, а если главарь что-то решил, его уже не переубедить. Остаётся только положиться и верить, что всё пройдёт удачно. Чонгук остаётся один, снова тянет гудок и оборачивается, смотря, как Фэрусы седлают лошадей. Да начнётся гонка.✩✩✩
Тэхён на секунду теряется от внезапности нападения на него, но резко достаёт лезвия, успевая вовремя остановиться. Это не враги. — Ты что тут делаешь?! Мэйсон поверить не может, что омега нарушил своё обещание остаться в Северном городе. Тэхён не только ему сказал, что не явится сюда, но и Чонгуку. Что тот, что другой – оба упрямые и делают всё по-своему. — Ты должен мне помочь, — Тэхён берёт ладони Мэйсона, заставая того врасплох. — Позволь мне сопроводить Мустанга. — Что ты задумал? Шериф складывает листочек обратно, прочитав его содержимое, и оглядывается по сторонам, пытаясь найти родное лицо среди горожан и аристократов. Тэхён точно где-то в городе, раз попросил мальчишку передать письмо, содержание которого заставляет ещё раз убедиться, что пора уже закончить начатое. Этот жест не остаётся без внимания Уилсона, что находится поблизости от Вонга, поэтому мужчина передаёт о случившемся Норвуду. Предатель облажался, когда не смог найти главаря Фэрусов в его самом уязвимом состоянии, поэтому Вонг не отпустил его, приказав выполнить несделанную работу сегодня: как только появятся Дикари, Уилсон должен будет избавиться от Джея любой ценой. И всё-таки в нём твердит страх. Шериф убирает записку в карман, поднимает взгляд и встречается с Вонгом, который коротким кивком головы просит подойти к нему. Старик не сопротивляется, хоть подозревает, что их многолетней сделке сегодня может прийти конец. Когда ход игры резко принимает иной оборот, от лишнего балласта принято избавляться. Седовласый заходит в подготовленное для аристократов помещение, в котором они будут обсуждать дальнейшее развитие экономики, достижение нынешних дел, в конце концов приняв решение о финансировании последующих проектов Вонга в освоении диких земель, и встречается с мужчиной с глазу на глаз. Никого в помещении больше нет, даже Уилсона, который ни на шаг сегодня не отходит от аристократа. — У вас появилась какая-то важная информация? — спрашивает Норвуд, хотя вопрос звучит скорее, как утверждение, нежели он не знает на него ответ. — Если под «важной» вы имеете в виду что-то о Фэрусах, то мой ответ – нет, — старик проводит пальцами по усам, разглаживая их, и читает по взгляду собеседника, что ответ его не устраивает. — В записке лишь содержание личного характера. — Извольте же внести ясность, — настаивает Вонг. Мужчина знает, что записка от Тэхёна, и до сих пор не расстался с мыслью присвоить его себе. Его не волнует, что он не получит и каплю взаимности, не останавливает и факт замужества омеги. Всё, что желает Вонг – это заполучить слиток золота и быть могущественным, уважаемым в обществе. Но продолжить разговор не удаётся – двери помещения распахивают и воздух вокруг тут же наполняется сладким запахом вошедшего обладателя. Тэхён сам пожаловал в руки Вонга, пришёл, после того, как сбежал, и на лице мужчины могла бы дрогнуть улыбка от удовольствия встречи, если бы за ним не появился торговец Сонтэ. Тэхён отходит чуть в сторону, пропуская господина, который, опираясь при каждом шаге на трость, проходит внутрь, сталкиваясь со своими давними противниками. Эта встреча будет судьбоносной. — Торжество и правда прекрасно, Норвуд, — Сонтэ достигает мужчин, присоединяясь к узкому семейному кругу. — Должно быть, высокую цену пришлось заплатить, чтобы добиться всего этого. Вонг удивлённо смотрит на омегу, который каким-то образом оказался с торговцем, замечает неравнодушный взгляд шерифа и понимает, что всё это время Мустанг приходил в его дом и знал обо всех планах. Дикарь, что прослыл легендой в этих краях и по словам шерифа не представляет больше никакой угрозы – известный всем торговец? «Люди стареют, им свойственно превращаться со временем в песок. Мустанг уже не тот, что был семнадцать лет назад. Поверь, он будет лишь пылинкой на твоей дороге». Вонг всё ещё пытается найти более достоверные доказательства, ведь этот приход Тэхёна с торговцем может ничего не значить. Они могли просто быть знакомы. Вот только взгляды говорят сами за себя. — Благодарю, — Норвуд опускает взгляд на омегу, который сюда не просто так пришёл. — Какая же дорога привела вас сюда, мой дорогой? — Уже запамятовали? — Тэхён безразлично вскидывает бровью. — На последнем вечере в свете я обещал аристократам прогулку по диким землям. Не сдерживать свои обещания - дурной тон. А ещё омега обещал, что его имя станет именем смерти Норвуда. Это заявление мужчина очень хорошо помнит. Ясно только одно: Тэхён собирается открыть аристократам правду. Сам омега лишь переводит взгляд на старика, которому в записке он передал просьбу уйти, ибо главарь не будет настроен отпускать всем грехи. Расплата уже близко. В помещение начинают прибывать аристократы из столицы, уважаемые и почитаемые гости, которые при соглашении могли бы внести вклад в дело Вонга. Только присутствие Тэхёна и возможного Мустанга намекает, что успешной сделкой встреча не закончится.✩✩✩
Чонгук тянет рычаг до самой последней отметки, закрывает котёл, где температура поднимается до запредельных высот так, что стрелка на паровом манометре колеблется около критической отметки, и смотрит вперёд, завидев пустынный город. Затем сверяется со временем и улыбается – они не опаздывают. Паровоз мчится быстрее, чем лошади, потому что Фэрусы уже появляются в зоне видимости, а значит, главарю пора сходить. Чонгук покидает будку машиниста, выходит наружу, цепляясь за края и перебираясь на тендер – вагон, в котором остаются запасы топлива – и забирается на крышу. Отсюда открывается замечательный вид, на который, увы, нет времени, чтобы полюбоваться его красотой. Раздаётся громкий хлопок, который заметно шатает вагоны, из-за чего Чонгук на секунду останавливается, повернувшись и увидев чёрный дым. Всё-таки надо было внимательнее слушать машиниста, когда тот говорил свои заумные вещи. Вот только у альфы отсутствует чувство страха, поэтому он продолжает свой путь до последнего вагона: как посоветовал машинист, если прыгать, то точно не перпендикулярно паровозу, а назад. Чонгук прислушивается к чувствам, оставшимся всё ещё в его власти и отвечающим за омегу. По крайней мере сейчас Тэхён где-то в безопасности, потому что его состояние крайне стабильно и, хотя они закончили разговор ссорой, при которой Чон приказал ему остаться в Северном городе, альфа чувствует, что он где-то ближе. Чонгук обязательно вернётся за ним. Альфа оборачивается, замечая, что паровоз уже начинает обгонять Фэрусов, и спускается в последний вагон, пересекая его изнутри. Открыв дверь, главарь выходит наружу, где внизу мчатся шпалы, заставляя в глазах всё рябить, опирается на железные поручни и смотрит цепь, что предохраняет от падения. Что Чон, собственно, и собирается сделать. Альфа подставляет пальцы к губам и, вобрав побольше воздуха, свистит, подзывая к себе свою лошадь. Заслышав приказ, кобыла резко тормозит, вырывается из рук Крэга и направляется ближе к поезду на зов своего хозяина. Она бесстрашная у него, Чонгук ею гордится. Громко звучит второй хлопок, сильнее предыдущего, из-за чего пламя вырывается из котла, заполнив будку управления. Чон на секунду засомневался, что паровоз прибудет до места назначения до того, как взорвётся, но и этот вариант неплох. Альфа встаёт на перила, зацепившись каблуками сапог и ухватившись за крышу. Ему надо прыгнуть на лошадь, и у него нет права на ошибку. Однако, главарь уверен в удаче ровно так же, как в том, что его пуля найдёт своего хозяина сердца, которое она пронзит. Он давал аристократам выбор, мирный путь разрешения конфликта, но они остались непреклонны. А горбатого исправит только могила. Чонгук видит кобылу, которая мчится параллельно поезду, пытаясь не уступать ему в скорости. Фэрусы уже позади, город в считанных секундах окажется перед ними, и Чон, положив ладонь на карман, в котором лежит нечто ценное, разжимает другую руку, выпуская опору, и прыгает. Не зря индейцы прозвали главаря белоголовым орлом – воплощением свободы, потому что сейчас Чонгук летит. Альфа приземляется в седло, кобыла тут же меняет скорость, чуть присев, чем выручает хозяина, который из-за сопротивления чуть было не переборщил. Чонгук резко поднимает рубашку, проверяя рану, которая не открылась, – всё прошло удачно, и Чон, получив дозу адреналина, улыбается Фэрусам и заматывает поводья на ладони, направляя гнедую бестию прямо к городу. А в это время в помещении, где аристократы собрались для решения предстоящих дел, Вонг частенько поглядывает на часы, ожидая прибытие паровоза с минуты на минуту. Он жаждет открыть вагон и увидеть закованных в цепи Фэрусов, чтобы покончить с ними раз и навсегда. Но взгляд Тэхёна, который сидит рядом с Сонтэ, не даёт мужчине с козлиной бородкой покоя, потому как в нём отражается непоколебимая уверенность. Омега наигранно восхваляет достижения Вонга, упоминая, как трудно должно быть осваивать дикие земли, когда совершенно неожиданно на пути возникло такое препятствие, как Фэрусы. Дразнит. Шериф же, стоя у окна, прожигает взглядом торговца, изредка поглядывая в сторону. Аристократы же весьма довольны работой Вонга, небывалыми достижениями и смелыми действиями в отношении Дикарей. — Собственно, тут ходил слух, — говорит один из уважаемых господ, прерывая беседу о заслугах Вонга, — что главаря Фэрусов так и не удалось поймать. Не говоря уже о Мустанге. — Мустанг – лишь легенда, — заверяет Норвуд, переводя взгляд на Тэхёна. — А если я ошибаюсь, то он не представляет никакой угрозы. — Откуда такая впечатляющая уверенность? — интересуется Сонтэ, пустыми глазами обводя помещение вокруг. Он слышит приближающийся поезд. — Шериф, — Вонг смотрит на старика, который должен выполнить свою часть сделки и заверить, что никакой опасности не угрожает, и Дикий Запад будет обуздан, подобно самому строптивому жеребцу. — Заверьте гостей, как у нас обстоят дела с охраной и делами на землях. Шериф Ким ловит на себе не одну пару глаз, но чувствует лишь голубые, родные, как у своей дочери. Что бы она сейчас почувствовала, смотря, до чего опустился родной отец? Что чувствует Тэхён? Сможет ли он простить старика? Шериф поправляет свою шляпу и коротко смотрит на поезд вдалеке, времени совсем мало. Торговец Сонтэ куда-то внезапно уходит, многозначительно положив ладонь на плечо Тэхёна. Кажется, что-то начинается, и этого не смог не заметить Ким. — Господа, — старик обещал не лгать, и хотя бы сейчас он должен сказать правду, от которой зависит жизнь его сына. — По правде говоря, я должен был признаться в этом уже давно… Тэхён задерживает дыхание, понимая, что Ким собирается раскрыть всем правду. Это должен был сделать омега, но старик берёт весь удар от скрытой лжи на себя. Вонг это тоже понимает, поэтому встаёт, намереваясь не дать правде открыться. Она должна быть похоронена вместе с ними. Но договорить не удаётся: за окнами с невероятной скоростью проезжает паровоз, сотрясая целое здание. Паровая машина безостановочно проносится через окраину города, сметая всё на своём пути, заполняя чёрным дымом улицы в округе. Аристократы с испугом смотрят в окна, где локомотив достигает конца железной дороги и сходит с рельс, проезжая по пескам. Его перевешивает, паровая установка заваливается на бок и проезжает с громким скрежетом сталкиваясь с вагонами, пока не взрывается, заставляя аристократов ухватиться за свои сердца. Вокруг возникает паника, никто не понимает, каким образом удалось сотворить такое с паровозом, но все догадываются, чьих рук это дело. Тэхён усмехается, смотрит на Вонга, которому ничего не остаётся, кроме как признать своё поражение. — Господа, нет причин для беспокойств, — уверяет Норвуд, — возможно, это была лишь техническая неполадка… — Или главарь Фэрусов! — Фэрусы не смогут подойти и близко к городу, — мужчина нервно оттягивает галстук на своей шее, — вокруг столько офицеров, ни одна душа не сможет попасть сюда… — Только сам Дьявол, — доносится со стороны входа, отчего каждый из присутствующих поворачивается, узрев главаря Дикарей во всём его обличии. Чонгук громко захлопывает дверь – единственный путь побега, и медленно подходит к столу, останавливаясь напротив Вонга. Вот они и встретились. — Будьте так любезны передать всё ваше оружие, господа дикари. Чон часто дышит, его глаза зверем пожирает присутствующих, пока взгляд не останавливается на омеге. Он тут же меняется, становится ласковым, добрым, передавая чувства, о которых не сложно догадаться. И всё-таки Тэхён не остался в Северном городе. Но внезапно самый смелый из аристократов достаёт револьвер и направляет на главаря, не успев спустить курок, как Тэхён бьёт того по руке, заставив выронить оружие, и хватает мужчину за волосы на затылке, ударив его об стол. От такой реакции больше никто не смеет не подчиниться. — Нежнее, Песчанка, им надо быть живыми, чтобы услышать покаяние. Чон переводит взгляд на старика Кима, который держится за ручку оружия в кобуре, но не достаёт его. Альфа тут же вспоминает, до чего опустился шериф, насколько прогнила его душонка, раз он смог продать собственного внука. — Начнём с тебя, шериф? Тэхён переводит взгляд на Чонгука, гнев которого застилает ему ясность ума. — Не просветишь в требование, которое я выдвигал все эти годы? — Чонгук делает шаг, а револьвер в его руках слегка подрагивает, что выдаёт его состояние. Вонг наблюдает за всем этим, не понимая, как за такое короткое время главарь смог оправиться от ранения и большой потери крови, и присматривается к рубашке, за которой видно перебинтованное место ранения на животе. — Требования преступников не стоят и гроша! — возмущается один из аристократов, поймав на себе взгляд волчьих глаз. — А вы хоть о них слышали? — Чон быстро смотрит в окно, удостоверяясь, что Фэрусы отлично справляются с офицерами, которых оказалось не так много, если кроме выходцев привести сюда и старшее поколение. — Смею заявить, что требование было вполне реальным, — вопреки ожиданиям говорит старик Ким, — и приемлемым, но я от него отказался. Сдвинуть железную дорогу немного в сторону – вот единственное условие Фэрусов. Чонгук переводит взгляд на аристократов, пытаясь понять, кто из них Вонг, потому что он ни разу не видел его вживую, да и картинка в глазах начинает двоиться. Опиум берёт свою долю. Тэхён чувствует, как учащается собственное сердцебиение, ведь состояние альфы меняется на глазах. Долго он так не протянет. — Немного, мать вашу, в сторону! Чонгук пинает по небольшому столику, заставляя его упасть и слететь дорогую вазу, которая разбивается вдребезги. От всех этих дорогих вещей тошнит, а от понимания, что всё дошло до такого, когда был шанс решить всё мирно, заставляет сходить с ума. — Продолжай, шериф, всем не терпится услышать, почему я просил о такой маленькой услуге! — Шериф! — Вонг намекает, чтобы правда ни при каких обстоятельствах не прозвучала в этих стенах, ей нельзя всплывать наружу, и мужчина готов пойти на многое, чтобы тайна о племени индейцев была похоронена. Главарь Фэрусов присматривается к Вонгу, слегка щурится, чтобы увидеть эту козлиную бородку, о которой говорила Моника, и узнаёт мерзавца. Тот, кто все эти годы был слеп, алчен, жаден, непокорен и ведом своему эгоистичному желанию. Тот, кто посмел посягнуть на омегу главаря Дикарей – это была его главная ошибка. Но на удивление мужчина почему-то слишком расслаблен. — Эй, Джей! Чонгук оборачивается, встречаясь с Уилсоном, который направляет дуло револьвера на Тэхёна. Вот, из-за кого Вонг так спокоен. Чон реагирует крайне заторможено, медленно сопоставляет, кто был тем самым предателем, которого всё это время не хватало рядом. — Брось оружие, — проговаривает Уилсон, медленно двигаясь в сторону омеги. Любой неверный шаг и промах могут стоить жизнь. Тэхён поднимает голубые глаза на альфу, заверяя, что он справится. — Избавляйся, — отдаёт приказ Вонг. И в помещении звучат три выстрела. — Уж лучше сгинуть как шериф, который сделал действительно всё, чем как немощный старик от старости своих гниющих костей. — Умереть от пули Фэруса для тебя достойнее, чем прожить дарованную жизнь рядом со мной? Умереть за тебя будет лучшим моим достоинством жизни. Голубые глаза застилает пелена слёз, на фоне суматохи вокруг от убийств, криков аристократов, которые бегут к выходу в панике, на пол падают два тела: одно с двумя выстрелами в грудь, и одно в руки Тэхёна. Омега подхватывает старика, дрожащими ладонями пытается зажать рану у сердца, из которой пульсирует кровь, не веря, что это происходит на самом деле. Шериф Ким успел встать перед единственным, кто придавал его жизни смысл, защитить от смерти, приняв её на себя. Это расплата за все его грехи. — Нет, нет... Тэхён всхлипывает, зажимая рану своей курткой, которая окрашивается в красный, ненавистный цвет. У него холодеют руки, омега не знает, что делать и как можно спасти того, кто вырастил его. Можно ли вообще? — Не закрывай глаза, прошу! Старик медленно смаргивает свою последнюю слезу, касаясь щеки Тэхёна, не заметив, как быстро выросли его дети. Каким стал смелым его Тэхён, красивым и свободным. Он правда пытался сделать омегу счастливым, но для этого стоило лишь отпустить. Жаль, что он понял это слишком поздно. И сейчас старик надеется, что сын его простит. — Пожалуйста живи! — Тэхён рыдает, чувствуя, как тёплая кровь впитывается в его рубашку. — Пап, не оставляй меня! Прошу! Пап! Я был слеп и, кажется, прозрел – Мои глаза забыли солнца свет, Заплутали мысли, попали под прицел Аристократской жизни долгих лет. Мною видан Запад Дикий, Луга песков полупустынь. Там дух свободы, тени́ безликих, Что используют латынь. Их Фэрусами кличат ныне, Они сильны, Мустанг их дух, Что не сломить во веки, и отныне О них не слышал только глух. Их главарь не знает страха, Не чуял поражения гнёт, Но ведо́м ему вкус жизни праха – Раба, чьих жизней есть свой счёт. Мои уста залиты ядом, Душа моя сгнила во лжи. Я забывал о том, кто рядом, Я создал людям миражи. Настало время покаяния: По наши души он пришёл – Главарь воздаст за все деяния, Он заберёт с собой в шеол. За все грехи – своя расплата. Таков предписан мне удел: Прожить всю жизнь аристократа, Но… Я был слеп и, кажется, прозрел…