***
Злость затуманила его взгляд, но он пытался держать себя в руках и у него получалось. Это, кажется, был первый раз, когда получилось контролировать свой гнев. Микки понимал, что сейчас это ничем не поможет. «Борись. Ты сможешь. Это начало конца!»,— он прикрыл глаза и сконцентрировался на своем дыхании, которое начинало выравниваться. — Короче,— начал Ноа со своей ужасной ухмылкой, которая всегда была на его лице, когда он творил или задумывал какой-то тотальный пиздец,— мы встретились с Липом. Это брат этого пидораса,— он указал на рыжего и взгляд Микки машинально упал на него. Он увидел ужас в его глазах, который мурашками пробрался под кожу брюнета. В эту же секунду он увидел наворачивающиеся слёзы у того на глазах. Йен смотрел прямо на него, прямо в душу. Милкович будто услышал в своей голове его крик. Крик, который разрывал сердце Микки на тысячи мелких осколков. В его мыслях тут же пронесся весь список Галлагеров. Он помнил каждого, о ком ему рассказал Йен. Лип — старше того на два года, его лучший друг и человек, ради которого он бы пожертвовал жизнью. Микки почувствовал весь спектр эмоций. Даже те, о которых уже давно забыл, и это всё из-за взгляда этого парня, сидевшего неподалеку… но Ноа ничего не видел… или ему просто было похуй, как обычно, поэтому он продолжил. — Так вот, мы ему сказали, что его брат-гандон у нас, и если он или ещё кто-то хотят увидеть этого пиздюка ещё хотя бы раз, они должны найти десять штук. У них есть неделя, иначе мы изобьем его до полусмерти и оставим истекать кровью, пока он не захлебнется ею,— он продолжал скалиться, время от времени поглядывая на Даниэля, который всё что делал — это кивал и смотрел на него с восхищением. Микки почувствовал, как ком застрял в его горле, не давая сделать нужный вдох, а сердце пропустило удар… или несколько. Он просто стоял и смотрел на этого амбала со всей ненавистью, которую только имел, даже не пытаясь скрыть её. Конечности начали неметь, а в голове задул ветер, не давая мыслям хоть какой-то порядок, а заставляя кружить их без остановки. Микки почувствовал, как язык начал прилипать к нёбу — настолько сильно пересохло в горле. Он был готов убить его прямо здесь и прямо сейчас. Пусть его посадят, зато он будет знать, что это животное гниет глубоко под землей, а его тело пожирают черви и разные другие насекомые. Пусть он проведет всю свою молодость за решеткой, зато это чудовище никому больше не причинит боли; не сделает своей марионеткой, как это случилось с ним и Игги; не сломает и, самое главное, не убьет никого больше. Будь это морально или физически — это неважно. Почему люди должны бояться выйти или выпустить своих детей на улицу, зная, что там разгуливает монстр, который пожирает человеческие души, словно из самых страшных детских сказок? Зная, что если ему зайдет, он может просто так отпиздить первого попавшегося, будь то подросток, мужик или женщина — ему всё равно. Вот такая у него слава, которая его больше чем устраивает. На него даже боятся посмотреть. Если его видят издалека, то стараются обходить, а если он это замечает, то тогда тебе точно мало не покажется. Сколько людей из-за него пострадало, сколько остались инвалидами и сколько сейчас просто лежат под холодной землей — он и не вспомнит всех. Микки хотел взглянуть на Йена, но он не мог. Он думал, что если увидит лицо этого парня, ему просто снесёт крышу. Он знал, что семья для рыжего — самое важное. Что-то неприкасаемое. Микки знал, что если взглянет на Йена, то обязательно убьет Ноа. Он вспомнил те глаза, которые вчера так светились, когда рыжий говорил; которые, несмотря ни на что, смотрели на него с таким теплом и пониманием, и он знал, что сейчас они наполнены слезами и горечью. И тут он не выдержал. — Какого хуя вы вообще что-то предприняли, не посоветовавшись с нами!?— он выкрикнул так неожиданно, что Игги, который стоял справа от него, аж подпрыгнул. Микки сам не ожидал, что выйдет так громко, но ему уже всё равно. — Потому что нам виднее,— не задумываясь, ответил Ноа и Милкович увидел его зрачки и сразу всё понял: они ещё и накуренные,— или ты что-то имеешь против? Мы всегда решаем что делать с похищенными. Он видел, как брат смотрит на него перепуганными глазами. Он помнил это чувство. Помнил очень хорошо: когда ты только начинаешь осознавать весь объем пиздеца, в который ты был втянут практически всю жизнь. Чувство, будто твой мозг снова принадлежит тебе, но ты не знаешь, как им пользоваться самому. Да, он Игги уже не раз предупреждал, но понимал, что тот должен сам это понять, сам прочувствовать. Им слишком хорошо промывали мозги все эти годы, но теперь всё изменится, и Микки знал это. — И кто это так решил, блять? Мы не ваши собачки и… В следующий момент они вдвоем влетели в комнату и ударились о стену. Ноа прижал его к ней, держа сильной рукой за горло, и продолжал скалиться. От парня настолько сильно несло перегаром, что было ощущение, будто он нюхает барный пол. — Да, вы именно наши собачки и вы будете делать то, что мы скажем. Мы будем решать что делать с этим пидорком, а вы будете слушаться. А иначе и вы, и этот рыжий пиздюк, и, само собой, Мэнди, закончите так, как Бен,— его радужку невозможно было разглядеть из-за расширенных зрачков, а эта дьявольськая ухмылка расползлась по лицу. Услышав это, сердце Милковича опять пропустило несколько ударов. «Мэнди, Игги, Йен…», он прокручивал эти имена в своей голове снова и снова. Он не знал, когда к списку важных ему людей добавился ещё и Йен, но за него он волновался не меньше. Милкович знал, что тот не шутит. Он без колебаний выполнит свою угрозу, и на следующий день уже забудет обо всем, найдя себе других щеночков.Год назад.
Бен был одним из их банды. Он был на год младше Микки, но они были чем-то похожи. Чёрные волосы, голубые глаза. У них обоих был ебнутый юмор, который часто кроме них никто не понимал. Бен был на несколько дюймов выше Микки и любил того этим подкалывать. Он был хорошим. Он был как Микки и его брат — жертвой манипуляций. В один день они зависали у Ноа на хате. Накуривались, бухали. Всё было как обычно, хотя нет, не всё. Травка была слишком дерьмовая. Дерьмовее той, что они всегда курили. Он понятия не имел где Ноа её достал, но, видимо, она была дешевая, раз её было реально дохуя. И они всё скурили за раз. Это была очень большая ошибка. Они разговаривали, смеялись. Весь дом был буквально пропитан этим едким дымом, от которого слезились глаза, но на это они внимания не обращали. Тогда же Ноа узнал, что Бен не сделал что-то, о чем он его попросил. Микки уже не помнит что это было. Какая-то мелочь по типу: купить сигарет или передать что-то кому-то… в общем, это уже неважно. Это то, на что обычные друзья не обратили бы внимание, но не Ноа… не в таком состоянии. Это то, что не имело никакого значения в этот момент, но парень знал, что нужно «дрессировать» их, поэтому он без слов просто накинулся на него. Парни даже не успели понять, что произошло, как у того просто сорвало крышу. Их притупленный мозг работал слишком медленно, чтобы сообразить, что он делает. Но Микки, сквозь туман, смог хоть немного ясно мыслить… насколько это было возможно в его состоянии. Он попытался подняться, что заняло слишком много времени, потому что первые два раза не получилось. Брюнет навалился на парня и пытался стащить его с Бена, лицо которого начинало превращаться в месиво, но тот, в порыве адреналина и дурмана, просто сошел с ума и скинул Микки с себя. Он ударился головой об край стола и в глазах потемнело. Кровь начала стекать с его затылка и он понимал, что не сможет подняться. Его тело попросту не слушалось. Младший Милкович перевел свой взгляд на парней, которые тоже не могли пошевелиться, пока Микки не крикнул что-то неразборчивое. Майкл будто очнулся, вышел из транса, он резко встал и оттолкнул Ноа, наваливаясь сверху. Как бы они не боялись этого урода, позволить так избивать кого-то из своих они не могли… но было поздно. Они не успели. Огромная лужа крови распространялась вокруг головы Бена, и Микки переборол себя и свое ноющее тело, чтобы отодвинуться. Его разум уже понемногу начал приходить в себя и он понимал всё, что случилось. Он уже забыл про то, что из его головы тоже течет кровь, он забыл про всё. Просто смотрел на своего друга, который ещё минуту назад дышал, смеялся… а сейчас просто лежит неподвижно, устремившись в одну точку. Его нос был сломан, разбит в мясо. Лицо полностью залито кровью, поэтому он даже на себя не был похож… В итоге они его похоронили сами… если это так можно назвать. Просто закопали, как собаку. Парни знали, что его искать не будут, так как он не общался с семьей уже два года, а кроме них у него никого не было. Он был так юн, но научился выживать сам на улицах. Они знали, что полицию вызывать нельзя, так как они накурены по самые не балуйся, и алиби нормальное придумать не смогут, поэтому посадят всех. Иного выхода не было. Ноа убедил всех, что это из-за дурмана, что это несчастный случай, что он не виноват. Он убедил их, что если хоть кто-то сунется в полицию, посадят всех, а потом он лично найдет того человека, и он будет покоиться вместе с Беном. Он убедил всех, кроме Микки, потому что тот уже его не боялся, он уже не был под воздействием его «угроз», и он бы пошел в полицию. Он бы сел сам, но он бы засадил это чудовище. Единственное, что его останавливало — брат. Он не мог так поступить с ним. Бен был для него действительно важным человеком. Он был хорошим человеком. Он БЫЛ человеком, и Микки знал это, но уже ничего не изменить…***
Микки понял, что сейчас он не сможет ничего сделать, иначе их убьют на месте. Воспоминания накатили на него так неожиданно, что он просто замер, вспоминая всё, что случилось год назад. Картинки стали меняться у него перед глазами и внезапно у него скрутило желудок. Если бы не рука, перекрывающая воздух, он бы вывернул всё его содержимое. Увидев, что младший Милкович успокоился, Ноа отпустил его и одарил самой ужасной улыбкой. — Итак,— начал он, обернувшись к Даниэлю и Игги, который смотрел на него с выпученными глазами и раскрыв рот,— я думаю, что они ещё не догадываются насколько всё серьёзно, и что поблажек никаких не будет, поэтому мне кажется, нужно их немножко напугать. Для пущего эффекта, так сказать,— он ухмыльнулся и повернулся обратно к Микки, который всё ещё откашливался,— но, так как я тебе уже не могу доверять, ты с Даниэлем останешься здесь. Жаль, что Майкл уехал по делам, он бы нам пригодился. Ну ничего, с ним мы потом разберемся. Микки с Игги переглянулись, но ничего не сказали. Брюнет увидел жуткий страх в глазах брата, он знал, насколько тот сейчас растерян и напуган, но ничего не мог сделать. — Ты,— он указал на блондина,— пойдешь со мной. Итак, нам надо будет зайти ко мне, взять оружие. — Зачем оружие?— воскликнул Микки. В его глазах читался страх. Страх за Йена и его семью. По тому, что он слышал, он понял, что они хорошие, и Милкович не хочет втягивать их в это дерьмо. — Надо, блять. Или ты думаешь, мы ворвемся к ним с пустыми руками и начнем угрожать?— он зашелся своим мерзким смехом, который отдался эхом в голове брюнета. Больше всего он сейчас боялся обернуться. Он боялся смотреть на рыжего, он боялся его реакции на всё это. Но потом Микки понял, что это не то чувство. Ему было стыдно и страшно. Это он втянул его во всё это, и не только его, а и его семью. Он боялся увидеть в его глазах ненависть и презрение. Ему было страшно, что тот больше никогда не захочет с ним разговаривать, даже смотреть не захочет. Из мыслей его выдернул самый мерзкий голос, который он только слышал. Когда он поднял голову, то увидел, что Ноа стоял прямо над ним. — Ключ отдай,— господи, как же от него воняло, но не только перегаром. Было ощущение, что он не мылся месяц. — Блять, останемся же мы, значит он нужен будет нам,— ответил Микки, не отводя взгляд от затуманенных глаз парня. Когда-то он бы сразу послушал, подчинился… без вопросов. Но это было когда-то, сейчас всё по другому. Он уже не был его собственностью, он ему больше не подчинялся, он его больше не боялся. Ноа достал пистолет и навел его на Игги... это был весомый аргумент. Младший Милкович сразу отдал ему ключи и тот, положив ствол обратно, повернулся. — Пошли, ковбой,— сказал он Игги, который перевел взгляд на брата, стоящего у того за спиной. Микки прикрыл глаза, говоря «делай то, что должен», и Игги понял это. Они вышли из комнаты и заперли её с той стороны. Всё… пиздец… они по уши влипли. В комнате остались лишь неповторимая копия Ноа; парень, сердце которого сейчас сжималось и разжималось от одной только мысли, во что он ввязался и ввязал рыжего; и тот самый рыжий, который, потупившись, смотрел в пол, будто даже не дыша. Милкович оглядел Даниэля. Это тот чувак, которого уже не спасти. Он ни за что не откажется от Ноа, он ни за что не поймет, что тот им лишь управляет, дёргая за ниточки заставляет делать то, что он хочет, что ему нужно, вместо этого внушая ему, что этого хочет он. Про него даже сказать толком нечего… просто кукла. Собрав всю свою мужественность в кулак, он всё-таки осмелился взглянуть на Йена. Он ожидал увидеть что угодно, он был готов к чему угодно, но не к этому. Он поморгал несколько раз и прищурился. Парень, рот которого не закрывался, казалось, ни на секунду, сейчас просто спокойно сидел и смотрел в пол. Он не вырывался, не орал, не провоцировал их, не умолял.. он просто сидел и ничего не делал. Микки хотел сейчас подойти к нему, обнять, сказать, что он попытается что-то сделать, что он найдет выход. Вместо этого он просто сел на своё привычное место и прикурил. Без сигареты его мысли бы просто разорвали его голову. Микки было всё ещё немного некомфортно дышать, из-за того, что его душили. Он знал, что там останутся огромные синяки, но его это тоже не волновало. Сигареты помогали ему успокоиться, помогали собрать мысли в кучу, помогали сконцентрироваться на чём-то. С каждой новой затяжкой, она будто забирала часть его боли, переделывая её в жгучий, но такой приятный дым, заполняя его легкие полностью, а потом отправляясь в свободное блуждение по воздуху, исчезая, растворяясь в нём. Она будто приносила с собой спокойствие и умиротворение, заставляя забыться, и отдавала свою жизнь, помогая ему. Даниэль сел неподалеку и Микки приходилось прикладывать нереальные усилия, чтобы не избить его морду прямо сейчас. «Может быть Йен просто понимает, что если он будет вырываться — сделает только хуже? Нет, не в его духе, он бы себя не сдерживал. Когда дело доходит до семьи, то он душу готов продать. Это на него не похоже. Может ему плохо? Но тогда бы он тоже сказал об этом. Или он объявил молчание… Иисусе, было бы намного лучше, если бы он сейчас орал. Почему это вообще меня так волнует? Но это ведь я виноват во всем этом, он меня теперь точно ненавидит.», брюнет вздохнул, мысли просто не могли построиться в очередь, они купами наваливались, заставляя его голову закипать. Он думал про то, что Ноа собирается делать. Он под кайфом, он собирается брать оружие, а там дети, блять. Один совсем малыш и два подростка… ещё Фиона, которая сразу возьмёт весь огонь на себя. Микки не знал почему, но он был уверен в этом. Эта девушка так же, как и Йен, скорее пожертвует своей жизнью, чем позволит кому-то обидеть кого-то из её родных. Он очень надеялся на то, что деньги для Ноа окажутся важнее всего этого "удовольствия".***
Прошло уже четыре часа, а Йен так и не подал признаков жизни. Да, он дышал, но это было всё. Казалось, он всё это время смотрел в одну точку, и за четыре часа не отвел взгляд ни на сантиметр, он выглядел как овощ. Микки не понимал, что с ним, блять, не так. Он слышал весь разговор, он знал, что в его дом идут с оружием, идут угрожать, но он не проронил ни слова. Он должен был их проклинать, должен был истерить, молить. Микки смотрел на него, и его душа тянулась к этому парню, его сердце буквально молило подойти к нему, спросить что-то, помочь ему в конце то концов. Но он не мог, блять. Не мог, и это его терзало. Как человек, зная, что его семье угрожают, может так себя вести? Может у него есть какой-то план? Хотя, вряд ли. Микки понятия не имел, что ему делать. Почему их так долго нет то? Может Ноа всё-таки что-то натворил? Он моментально откинул эту мысль, не желая оставлять даже её тень. Ноа не мог такое сделать, Игги бы ему не позволил. Там же дети. За всё это время они с Даниэлем не перекинулись ни единым словом. Тот просто похуистично сидел и играл в какие-то игры на телефоне. Пацану, блять, девятнадцать лет, выглядит на все двадцать два, и залипает в какие-то стрелялки на телефоне. Нет, брюнет понимал ещё в приставку рубиться – это да. Для приставки возраст не имеет значения. Но телефонные игры – это только для детей. Хотя, интеллектуально он дальше и не продвинулся. Ему бы ещё у детей поучиться было бы неплохо. Наконец, он не выдержал всего этого. — Слышь, ты жрать не хочешь?- спросил он Йена первое, что пришло в голову, чтобы хоть что-то услышать от парня. Его желудок моментально скрутило в узел, он жутко боялся ответа. Секунда. Две. Десять. Минута. Тот дальше молчит. Было ощущение, что он вообще ничего не слышал. Микки начинало это раздражать, не может нормальный человек себя так вести. Что с ним, блять? — Хули он молчит всё время?— послышался голос Даниэля где-то сзади,— Пиздец, мутный он какой-то,— Микки не поворачивался к нему лицом. Как бы он не ненавидел этого человека, но сейчас ничего нельзя делать, он всё только испортит, и он понимал это, поэтому ничего не отвечал. — Ты хули, блять, ведешь себя, как больной?— обратился тот уже к рыжему, кладя телефон в куртку и поднимаясь с пола,— Алё, я с тобой, сука, разговариваю. А если я с тобой разговариваю — нужно отвечать,— просто копия Ноа, даже тембр голоса пытается делать таким же. Типо сильно грозный, но без Ноа он никто. Абсолютно. У Йена опять никакой реакции. Это очень разозлило Даниэля, ведь тот привык, что все его боятся до усрачки, что все трясутся, когда он говорит. — Слышь, ты, мудоёб ебаный, отвечай мне!— он в порыве гнева сел на корточки, и поднял лицо рыжего так, чтобы он смотрел на него. Пустые глаза Йена уставились на парня, и Микки пришел в ужас. Тот выглядел так, будто бы его не существует, будто от него осталось только тело, обложка. Ноль реакции, ноль сопротивления. Ему было плевать. Рыжий даже не взглянул на Микки. Казалось, будто он попросту не в состоянии этого сделать. Милкович будто прирос к полу, а его глаза к лицу бледного парня. Он почувствовал горечь во рту, которую не спешил сплевывать. Желудок выворачивало наизнанку. Микки очнулся только тогда, когда услышал удар. Даниэль его ударил. — Ты какого хуя делаешь, блять!?— закричал он, и Даниэль посмотрел на него так, будто он пришелец. — А хули он молчит. Я его ударил, а он дальше в пол уставился,— так и было, Йен попросту вернул свой взгляд в точку, в которую смотрел всё это время,— пугает он меня. Поскорей бы сплавить этого психа,— с этими словами он вернулся на прежнее место и достал телефон, будто только что ничего не случилось. На кофту Микки, которая сейчас была на рыжем, начала капать алая жидкость с порванной губы. «Это ему так просто с рук не сойдёт, он обязательно поплатится. Он ещё не знает, во что ввязался.».