Счастье в серых тонах (Gray Colored Happiness)

Без толпы людей, со стопками карт приемная казалась пустой. Ветер в этой тишине пробирал до костей. Больничная одежда ни капли не спасала от холода. Обхватив себя руками, я попытался уйти. Мне не нравилось здесь. Я до сих пор слышу смех из триста седьмой палаты. /Видишь, как он счастлив без тебя?/ Мне нужно выйти на улицу. Я мог бы сбежать отсюда прямо через главные ворота, но не стану хотя бы потому, что не желаю оправдать ожиданий ублюдков-АНБУ, которые следят за мной. Знаю, что они наблюдают. Они не единственные, кто делает это. Интересно, а они знают, что знаю я? Глоток теплого воздуха кажется настоящим спасением для моих продрогших костей и затекших мыслей. Здесь было не так много глаз, осуждающих меня или жалеющих, не было и кучек надоедливых приставучих шиноби, которые только и ждали, чтоб подойти. /Ты так разочарован./ Слабый ветер ласкает траву, заставляя ее чарующе покачиваться. Солнце наконец поднялось в зенит и больше не светило так ярко, так осуждающе. Двор больницы был просторным, с зелеными деревьями и кустарниками, которые отбрасывали густые тени; группа детей в больничных одеждах играет и смеется неподалеку. Должно быть, они из педиатрического отделения. Бьюсь об заклад, что ни один из их братьев, их идолов не убил их семей. Они не знают, каково это – вспоминать об этом каждую минуту своей жизни. Сжимаю кулаки и отвожу взгляд. Не хочу думать об этом. Все кончено. Мой брат – предатель, и он понес наказание, которого заслуживает – смерть. Нечего думать теперь. Я не заслужил оправдания, дома, новой цели, которой бы мог следовать. Только бескрайняя пустыня без указателей, в которой я должен найти правильный путь. У меня нет цели. Никакой. Небольшая каменная скамья потонула в тени деревьев, отречённая всеми, забытая. Я направляюсь к ней, чтобы исчезнуть темным пятном ото всех. Поднимаю взгляд на фасад больницы. Там. Она там. Его палата, которая еще недавно была нашей. Теперь это не имеет значения. /Ты видел, каким счастливым они его сделали?/ Мне не нравится, что они забирают его время себе, ведь они его не знают. Не понимают. Никто из них никогда не поймет Наруто. Ненавижу их. И в долю секунды я ненавижу и его. Что-то летит в мою сторону, и я ловлю это рукой прежде, чем понимаю это. Это рефлексы, сохранившиеся до сих пор, и я рад, что хотя бы они у меня остались. Развожу пальцы и вижу маленький глянцевый красный мяч. В тени он кажется почти кровавым. - Эй-эй! Мистер! Сюда! – высоким тонким голоском просит один из детей вернуть ему игрушку, размахивая руками. Смотрю на него, потом на мяч и теряюсь в так и не оформившейся мысли. Осторожно кидаю игрушку, и ребенок ловит ее легко, а яркая, словно солнце, улыбка озаряет его лицо. От этого в груди что-то резко защемило. Никто из них не знает, кто я. Именно поэтому в их лицах нет ни страха, ни ненависти. /Они скоро появятся/. Мне так кажется. Он напомнил мне о Наруто. Птицы весело щебечут в кронах деревьев, наполняя собой теплый воздух. Даже здесь я чужак. Мне некуда идти. Главное, что он будет в порядке. Со всеми этими людьми, которые заботятся о нем – он будет в порядке. Мои пальцы натягивают до боли нитку больничной рубашки. Подушечка пальца синеет от потери крови. Мои руки костистые, бледные, как у мертвеца. Бесполезная груда костей и кожи. Ужасные руки. Ему понадобится не так много времени, чтобы забыть меня. Он всегда смотрит в будущее, а я навсегда застрял в прошлом. У меня нет права жаловаться. И все-таки я ненавижу его. За то, что он делает меня таким. Он приносит только боль и слезы. Возможно, было бы лучше, если бы я убил его. Тогда бы я не чувствовал себя так погано. Его слишком много в моей голове, в моих мыслях, и это отвлекает. Именно он причина, по которой Итачи мертв. Не хочу думать об этом, от этого только хуже. Откидываюсь на скамью и склоняю голову. Солнечный свет пробивается сквозь листву, оставляя крохотные точки света, от которых болят глаза. Опускаю веки. Хочу вернуться в сон, в место, где ничего не происходило. Там, где Наруто так и не проснулся. Но теперь все изменилось. /Ты такой эгоист/. Я уже понял это. Мягкий шорох травы неподалеку подсказывает, что кто-то идет ко мне. Бесполезное свойство организма, но сейчас счастлив и от этого. Если бы я мог различать чакру… Хотя признаться, я не так уж безнадежен. Шорох прекращается совсем рядом, и я почти кожей ощущаю напряжение, витающее в воздухе. Интересно, дети могут чувствовать это? Или они слишком юны? А может быть, эти дети - шиноби? Разве это имеет значение? Существуют вещи, неподвластные даже шиноби. Сакура садится рядом, но я словно каменное изваяние. Разве что новая война, грозящая стереть Коноху с лица земли, выведет меня из этого состояния. Сакура нервная и тревожная, как и все последнее время. Она не знает, как еще можно подойти ко мне. Во всяком случае, все ее предыдущие попытки были тщетными. Я понимаю это. Глаз я так и не открыл, но знаю, что она поняла то, что я догадался. Ее взгляд прожигает меня, но у меня нет желания разговаривать. Чувствую тяжесть на своем колене и с тяжелым вздохом открываю глаза. Взгляд падает на руку на моей ноге. Неудобно. Надо убрать ее, но я не делаю это. Я так устал… В ее больших зеленых глазах трепещут вопросы, на которые она ищет ответы. Мне даже становится жаль ее. Ведь ответов не существует. - Саске, - произносит она так же, как когда-то давно. – Посмотри на меня. Ее вздох сотрясает воздух. Рука стремится вверх, цепляет мой подбородок, и я поворачиваюсь к ней. Ведь мне сейчас все равно. Отвожу взгляд, но различаю свои очертания в ее глазах. Ее губы плотно сжаты и похожи на тонкую бледную линию. - Ты слишком упрям, - пальцы прихватывают кожу, и мне немного больно. – Тебе стоит быть там. Отворачиваюсь. Проблема в том, что я не являюсь частью его счастья. Я человек, несущий лишь боль. Она просто не может понять это. - Не игнорируй меня! – качает головой Сакура, отчего ее короткие волосы разлетаются по лицу. – После того, что случилось, ты просто уйдешь? Меня ничего не держит. - Разве ты забыл, что еще вчера я рисковала доверием к себе и своей жизнью, просто потому, что ты мог быть рядом с ним? А теперь он проснулся, и ты – здесь! Расстроенный и огорченный! – Сакура устало вздыхает. – Не понимаю… Ухмыляюсь про себя и наконец смотрю на нее. Ее лицо казалось таким напряженным. Разве она сможет понять меня, ведь ее место здесь. Встаю. Ее рука медленно соскальзывает с колена; странно, что я забыл о нем. Время еще сильней размаривает меня. Оглядываясь, замечаю, что детей уже нет. Ладонь ложится на шею, и мне кажется, что она не принадлежит мне. Чувствую слабое биение, пульс; немного больно. Знаю, это теперь мое проклятие. После того, что было, даже после смерти Орочимару – оно всегда будет со мной. И скрыть это не удастся. - Все потому, что он не спит, не так ли? – голос Сакуры отрывает меня от размышлений. Я быстро опускаю руку. Теперь меня бьет легкая дрожь. Я слишком много времени уделяю ему. Такой вопрос Сакуры заставляет голову пойти кругом. Еще немного, и я упаду. - Я права, верно? Пока он спал, ты был рядом с ним. Но теперь он очнулся, и ты просто не можешь показаться? Близко. Но не совсем так. Слишком просто, чтобы быть правдой. Сердцебиение учащается настолько сильно, что мне кажется, что Сакура слышит его, а орган выскочит наружу. Такое не должно случиться. Никто не должен знать. Иногда проницательность Сакуры работает не только во благо. Именно поэтому я оттолкнул ее. Мне не нужна чья-то помощь. Мне не нужен никто. Не нужен. Мы стоим во дворе одни, теплый весенний воздух удивительно тих, и разве что щебет птиц возвращает в реальность. - Ты так боишься показаться человеком? – продолжает она. – Знаешь, а он скучает по тебе. Он спрашивал, где ты, сразу после того, как ты исчез. Ведь Наруто действительно имеет для тебя значение, я права? – она берет меня за руку, и ее голос едва надрывается. – Это всегда был Наруто. Она права и не права одновременно. Я должен быть там. Я хочу быть там. Но что-то внутри не дает мне исполнить это: что-то холодное, резкое, напоминающее о моей сути. Сакура едва встряхивает меня, словно заставляя очнуться, или же привлечь внимание – я не уверен. Даже не глядя я знаю, что она улыбается, мягко, обнадеживающе и немного грустно. - Твой стул пустует. Пойдем наверх. Плотно закрываю глаза. /Разве ты не видел? Ты ему не нужен/. Заткнись. Просто заткнись. Мгновение тишины и покоя. Потом рука Сакуры поднимается и мягко убирает прядь с моего лица. - Ты нужен ему. Не они, не я. Ты. Понимаешь? Смотрю на нее безучастно. В ее глазах то же самое, что и в десятках остальных. Как надоело. Но с другой стороны, она права. Собрав все свои силы, я пошел к больнице на ватных ногах. Сакура шла рядом, словно напоминая о своей безмолвной поддержке, но не касалась меня. Всего час назад я ушел отсюда, с пугающей ясностью осознавая, что не нужен здесь. И я никогда не нуждался в ком-либо. Никогда. Но сейчас… Сакура идет медленно, оборачиваясь и с жалостью смотря на меня, чтобы убедиться, что я все еще в порядке. Я не слабый, и эта лишняя суета лишь действует мне на нервы. Предупреждающе кошусь на нее, и она понимает. Мы приближаемся к палате, и я чувствую чужое присутствие. Ирука. С силой облокачиваюсь о стенку рядом с дверью. Сакура вопросительно касается меня. - Все в порядке, - поясняю я. – Я подожду. Вот так. Я могу подождать. Лучше отложить неизбежное. Сакура изгибает бровь, заставляя взглянуть на нее и ее беснующиеся чувства внутри. Знаю. Я сам не свой. Просто наводнение. Она кладет руку мне на плечо, стараясь утешить, а потом тоже облокачивается о стену. Я бы хотел, чтобы она просто ушла. Но она все еще здесь. Скрещивает руки и ноги, а на лбу образовалась небольшая морщинка, означающая ее задумчивость. Несколько медсестер провозят инвалидные коляски мимо нас, но я их не замечаю. Они – лишь белый шум, едва заметные в своих одеяниях средь белых стен коридора. Где-то открывается дверь, и новая медсестра появляется в коридоре. Она шагает прямиком к палате Наруто и без стука заходит внутрь. Он выглядит достаточно хорошо; по крайней мере, ничуть не хуже. Не могу того же сказать об Ируке, но это уже не моя проблема. Мое тело чуть расслабляется лишь потому, что я на мгновенье увидел его. Медсестра занимает все место палаты: проверяя состояние Наруто, списывая показания приборов. Ее пальцы сжимают запястье, а взгляд устремлен на часы. Не похоже, чтобы она обращалась с ним как с живым, а не куклой. Наруто смотрит на нее и улыбается. Свет путается в его взъерошенных волосах. Он выглядит гораздо лучше. Потом он снова смотрит на Ируку, скользя взглядом по месту, откуда за ним наблюдаю я. Но я успеваю скрыться. Как же глупо всё смотрится. Всё кажется неправильным, неуклюжим, угловатым. Разум заставляет меня повернуть налево и уйти, но я остаюсь. Интересно, быть может, мое состояние – лишь побочное действие каких-то препаратов? Наруто остается ниндзя даже в ослабленном состоянии. Поэтому он наверняка знает, что я здесь. Как глупо. Заглядываю в палату еще раз; вижу Ируку, который едва улыбается и что-то неразборчиво шепчет ему. Ирука почти смотрит на меня, но я успеваю скрыться. Веду себя, словно придурок. Ударяюсь затылком о стенку и вижу разноцветные пятна, плывущие по потолку. Медсестра выходит с палаты, тихо закрыв за собою дверь. Щелкает замок, а девушка оправляет халат и убирает руки в карманы. Со вздохом она смотрит на меня и усмехается, видимо, из-за того, что я что-то бормочу вслух. По-матерински настойчиво цокает языком и уходит. Мой подбородок раздраженно дергается вверх. Сакура чуть слышно хихикает. И это заводит меня еще больше. Она стоит и смотрит на меня, прикрывая ладошкой рот в тщетной попытке скрыть смех. Хмурюсь, смотря на нее, и девушка опускает руку, вздергивает брови. Теперь это походит на злую усмешку, что просто приводит меня в бешенство. Шикаю и отворачиваюсь, делая вид, что мне нет до нее дела. Теперь я лучше прислушаюсь к тому, о чем говорят за дверью. И пусть эти разговоры не для моих ушей, я имею право знать, что происходит. Сакура просто задыхается от смеха: слышу это даже сквозь топот чужих ног и разговоры около регистратуры. Прекрасно. Пусть думает о том, о чем хочет. Мне не до нее. Я занят. - … был здесь каждый день, - говорит Ирука. - Правда? – голос Наруто непривычно мягкий, и мне приходится напрячься, чтобы услышать его. - Правда, Наруто! – Ирука почти разрывается от сердечного смеха. – Он не отходил от тебя даже на сон. Знаешь, это было немного, эм, пугающим, даже для меня. – Я усмехнулся. – Но знаешь ли… - склоняюсь еще ближе к двери, чтобы не пропустить ни слова. – Была причина, по которой я следил за ним. Видишь ли… Когда я услышал, что он уснул, то я чувствовал исходящую от него опасность… Я не говорил ничего подобного! Я позволил ему остаться! Я даже… принял его. Но никто не понимает этого! Никто никогда не поймет! Рука впивается в дверной косяк. - Даже когда вы спали, я чувствовал это. - Значит, Саске был здесь каждый день… - в этой фразе так и не прозвучал вопрос. - Верно, - сказал Ирука чуть громче и яснее. - он что-то говорил о «возвращении». - Ох, да. Думаю, это правильное решение, - голос Наруто стал тише и, казалось, даже разочарованным. Перестаю слушать. Сакура оттолкнулась от стены и направилась ко мне. Видимо, она никогда не слышала о личном пространстве. Склоняя голову, она натягивает улыбку, которая выглядит так, словно ей и смешно и грустно одновременно. - Это многое для него значит, - неловко начинает она, - то, что ты был с ним. Я продолжаю держаться бесстрастным, не позволяя эмоциям обнажиться. - Он выглядел словно загнанный в угол кролик, когда все пришли к нему и завалили вопросами. Его взгляд все равно цеплялся за дверь. Он нервничал и волновался. Ты должен был быть там. Особенно после того, как… - она замолкает, то ли для того, чтобы придать большей драматичности моменту, то ли потому, что не может произнести это вслух. Сердце рвется внутри грудной клетки, но каменная маска так и не треснула. Сакура снова вздыхает. - Особенно после того, как ты прошел через многое, чтобы быть рядом с ним. Не думаю, что именно это она хотела сказать. Упирая руки в бедра, Сакура отходит на шаг и окидывает меня взглядом. Ни одна мышца не дрогнула на моем лице. Она лишь качает головой. - Ты такой глупец. И трус. Ногти болезненно впиваются в ладони. Она ничего не знает. Какая ей разница? Я ничего не собираюсь объяснять. Резко, со вздохом она цепляется за мое запястье, но я вырываюсь. - Чего тебе нужно? – тут же вцепляюсь я. – Отпусти. Но она хмурится, вздергивает горделиво подбородок и поворачивается к двери. После стука ей никто не отвечает. Проходит мгновение, и она собирается постучаться снова, но двери раскрываются, и появляется Ирука. Нервная неестественная улыбка на его губах смотрится фальшиво. Теперь мы трое стоим в коридоре и обмениваемся многозначительными взглядами. Это смешно. Дергаю свою руку и привлекаю внимание Сакуры, которая сначала выглядит обеспокоенной, а потом улыбается, странно изгибая губы. - Ну что ж, - первым нарушает тишину мой бывший учитель. Улыбка на его губах все такая же натянутая. Он поворачивается к Сакуре, а потом ко мне. – Думаю, вы вернулись вовремя. Наруто ждет. Смаргиваю и чувствую, как мягкое тепло поднимается кверху, концентрируясь у щек. Мне приходится сдерживать его – это пустая трата времени. - А мне пора в Академию. Придется принимать новых студентов. Намучаешься с ними, как и с вами когда-то. С другой стороны, такие хлопоты помогут нам быстрей вернуться в форму, - это тонкое, едва заметное напоминание о том, что сейчас все не так, как хотелось бы. Не знаю, намекает он на что-то, или же слова вырвались у него случайно. Ирука поворачивается и говорит что-то Наруто напоследок. Я не слушаю, о чем именно. Мужчина быстро проходит мимо меня и Сакуры, удаляясь вдаль по коридору. Сакура замирает. Затем, без предупреждения она срывается и быстро обнимает меня. Мне хочется оттолкнуть ее, но все происходит так быстро, что я не успеваю. Думаю, она осознанно воспользовалась этой возможностью, зная, что другого шанса у нее не будет. Теперь, когда Наруто очнулся – все будет иначе. Для всех нас. Сакура быстро поворачивается и бежит вслед за Ирукой, скрываясь за углом. Я остался в коридоре один. Дверь чуть приоткрыта, и я чувствую взгляд, адресованный мне из палаты. Так и стою перед ней, наполовину ошеломленный. Несколько медсестер проходят мимо, увлеченные разговором. Небольшая семья: мать и два мальчика, один из которых несет такую большую корзину цветов, что его едва видно из-за нее. Когда они проходят рядом, слышу, как мать говорит, что пока отец выздоравливает, им нельзя оставаться надолго. Мальчик капризничает, а его старший брат лишь улыбается. Должно быть, это одни из пострадавших. Наши взгляды встречаются. И женщина, секунду назад бывшая счастливой и цветущей, меняется в лице и выглядит ужасно напряженной, что портит ее плавные черты лица. Она хмурится и сжимает руки на плечах обоих детей, подгоняя их идти быстрей. А я не могу оторвать взгляд от того, сколько несчастья приносит мое нахождение здесь другим. Только я знаю истинное положение вещей. Я – чудовище, на которое будут показывать пальцем. Предатель, монстр, неоправданные надежды. Я – худшее в истории Конохи. Но я правда не знаю, как можно собрать остатки своего истинного я и вернуть себе имя. Потому что не важно, насколько хорошо будет залатано мое лицо, оно все равно будет расходиться трещинами. И в этом их правда. Но сейчас у меня нет сил, чтобы думать о подобном. Тем более, когда Наруто смотрит на меня. Было гораздо легче, когда он лежал без сознания. Не надо было смотреть в глаза. Сейчас время пришло. Поэтому сглатываю, делаю глубокий вдох, сжимаю зубы и поднимаю голову. Медленно открываю глаза, подбадривая себя. Я вижу только Наруто, смотрящего на меня; свет играет в его ярко-синей радужке, а на лице – широкая лисья улыбка. Он до сих пор лежит в постели, одеяло собралось у него на коленях, а руки сминают простынь. Не похоже, чтобы он был зол или разочарован. Я не ожидал этого. Как долго он наблюдал за мной? Возможно, я даже не обращал на это внимания. Его губы размыкаются, словно он собирался сказать что-то, но не вырывается ни звука. Выражение лица меняется, но улыбка остается сиять на его лице. Он поворачивается к окну, и в ровных столбах света видно, как пыльные частички, пританцовывая, ложатся на холодный кафельный пол. Они беснуются, кружатся, но все равно умирают внизу. Руки Наруто сжимают простынь. Я не оставлю его, пока в этом нет необходимости. Только сейчас эта мысль ясно формируется у меня в голове. Быть может, это будет недолго, но таков мой выбор. Наруто снова поворачивается ко мне и его улыбка, искренняя и мягкая, словно наполняется особой нежностью. Он открывает рот, и на этот раз произносит слова вслух. - Я дома. Мне с трудом удается устоять на ногах. Все это время он так долго собирался сказать это? - Тск! – вхожу в палату и закрываю за собой дверь. Какой дурак. Смотрю в сторону пустой кровати, так и не тронутой никем, кроме меня. Меня не было лишь пару часов, но я чувствую, как сильно устал, будто вернулся с десятидневной миссии без еды и сна. Хотя в какой-то степени все так и было. Усталость наваливается на меня, как груда камней. - Это мои слова, добэ, - усмехаюсь я, но голос звучит с надрывом. Направляюсь к постели и оставляю обувь в углу. Присаживаюсь на край, чувствуя, как сознание почти отключилось. Шепот, разнесшийся в воздухе, врезается прямо в сердце. - Правда? Я замираю на месте, рука так и сжимает покрывало, готовая вернуть его на место. Я не смотрю на него. Не могу. Я больше не принадлежу этому месту. Это всего лишь игра, правила которой принимаю я. И только я решаю, что, правда, а что нет. Позади меня скрипит матрац и раздается тихий шелест простыни. Солнце еще светит достаточно ярко, а Наруто решил отойти ко сну. Странно, если учитывать, что все предыдущие десять дней он только и делал, что спал. Наверное, в таком случае, он должен был бодрствовать все десять дней. Но мы не подвластны нашим желаниям. Простыни моей кровати тугие и жесткие, чистые и скорее всего, совершенно новые. Я тяну их достаточно долго, чтобы укрыться как можно удобней. Кровать узкая, как раз на одного человека. Но сейчас она кажется пустой и огромной. Чего-то не хватает. И я знаю, чего именно. Но это не значит, что я решаюсь на это. Свет не падает на мою койку, и она словно в тени. Отсюда деревня выглядит почти нормальной: со спешащими куда-то прохожими. Словно ничего и не было. Но это лишь игра тени и света, не более. Кутаюсь в тонкое одеяло, но оно не защищает от холода. Мне не стоило расшторивать окно. Ни звука не доносится с другой стороны комнаты. Часть меня беснуется, но я пытаюсь утихомирить ее. Пальцы сжимают углы одеяла. В палате стоит гробовая тишина; неуютно. Сейчас мне действительно хочется, чтобы проклятое «бип-бип-бип» вернулось сюда. Холодок пробегается по спине. То ли стало прохладней, то ли я себе накручиваю. Воображаемый звук почти успокаивает, когда я представляю его себе. Я так и не ответил. Медленно вздыхаю и выдыхаю. - С возвращением, - в пустоту говорю я. Кровать едва скрипит, а простыни чуть слышно шуршат. Не думаю, что он меня слышит. Скорее всего, он спит. И скоро я последую за ним. В одиночку.